История пиратки

Эпиграф Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку? За дверью бессмысленно все, особенно — возглас счастья. Только в уборную — и сразу же возвращайся. О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора. Потому что пространство сделано из коридора и кончается счетчиком. А если войдет живая, пасть разевая, выгони не раздевая. Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло. Что интересней на свете стены и стула? Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером таким же, каким ты был, тем более — изувеченным? О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, босса нову в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу. В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной. Ты написал много букв; еще одна будет лишней. Не выходи из комнаты. О, пускай только комната догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция. Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция. Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были. Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели, слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса…

Книга упала на пол, и Настя наклонилась, чтобы поднять её. Зашелестели страницы, и показалась обложка. На ней был нарисован всадник. Настя встала, вышла из каюты и направилась на палубу. *** Настасья стояла на палубе и наслаждалась пьянящим свежим воздухом. Воспоминания всплывали одно за другим. Вот она стоит с отцом перед польским двором… А вот они плывут на переговоры к туркам… А здесь английский король Яков приглашает посмотреть колонии… Последнее, пожалуй, было самым мрачным. Если бы она не поехала с отцом, то ничего бы этого не было. Сейчас он на Барбадосе, волнуется за её судьбу. «Возможно даже считает меня погибшей», — проскользнуло в голове. Погибшей. А что, если это правда? А вдруг отец не перенесет её мнимую смерть? А если он умрет?.. Об этом думать не хотелось, тем более сейчас. И Настя старательно пыталась отогнать от себя такие мысли. Но они все равно были… Стрелецкое восстание. Тогда погибли два родственника царевны, Нарышкины. Настя помнила, как рыдала царевна. И как злорадно тогда улыбалась Софья… Её сделали регентшей несмотря на явное неудовольствие бояр. Отец тогда не поддержал восстания, и приближенные Софьи его хотели казнить. Но сама регентша сказала, что увидела в нем ценного человека… Благодаря царевне Софье Россия заключила мир с Польшей и торговое соглашение с Китаем. Хотя Настя ненавидела её и всей душой желала, чтобы царевичи свергли её с престола. Пусть уж лучше она умрет. Но Настя никогда не забудет эту улыбку, с которой Софья смотрела на смерть родственников матери царевичей. Никогда. Настя оглянулась. Матросы лениво двигались по палубе, разморенные дневной жарой. Капитан Блад стоял на юте и отдавал какие-то указания. Рядом с ним был дон Диего. Встретившись с ним взглядами, Настя стыдливо опустила глаза. Возможно, он был прав… Это было лишь сборище воров и пиратов, в которое она случайно попала. Отец бы этого никогда не одобрил. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Капитан Блад вместе с доном Диего подошел к Насте. — Можно полюбопытствовать, чем вызвано ваше, я бы сказал, стремительное бегство, дорогая сестра? Или вам не нравится общество моих офицеров? — Все нормально, правда, я плохо себя почувствовала, — Настя решила использовать ту басню, которую она наскоро придумала. — И да, мне сейчас лучше. — Отлично, — капитан Блад повернулся на каблуках. — Дон Диего, я бы хотел удостовериться насчет курса. Настя при этих словах вздрогнула. Все вокруг как будто давило на неё, она жутко устала и не успела еще оправиться от предыдущих обмороков. Но дону Диего она не доверяла — она прекрасно понимала, как относиться к бывшим заключенным, и что он готов на любую подлость, лишь бы вернуть свободу себе и своему сыну. Насте казалось, что Питер Блад слишком наивен. Как можно было всецело доверять человеку, которого едва знаешь, и у которого ты тем более что-то взял? Если налет на Барбадос был и правда из-за мести, то Блад взял нечто большее, чем корабль. Он отобрал победу — самое главное. И Настя чувствовала, что здесь все не так, как нужно. — Можно я пойду вместе с вами? — Зачем? — притворно удивился капитан Блад. — Вы никогда не слышали о женском любопытстве? Оно абсолютно безгранично и интересуется всем, что происходит вокруг него. — Если вы настаиваете, дорогая сестра… — Да, я настаиваю, — Настя нахмурила брови. — Дон Диего, вы не будете против общества моей сестры? Дон Диего, который до этого молча наблюдал за разговором, прищурился и посмотрел на капитана. — Абсолютно ничего против не имею. — Тогда, если вам интересно, можете следовать за нами. Настя рассеянно кивнула и пошла следом за Бладом. За то время, которое они шли, она лихорадочно пыталась вспомнить всё то, что ей рассказывал отец. Они вошли в помещение, и Настя подумала, что это рулевая или штурманская рубка. Здесь были карты Нового Света, разнообразные приборы, и в том числе секстант и компас. Дон Диего подошел к карте, лежащей на столе, и начал что-то показывать капитану Бладу. — Сейчас мы находимся вот здесь, — дон Диего указал на точку на карте. — Кюрасао находится на 12°06′30″ северной широты и 68°56′ западной долготы. Если ветер не изменится, то мы будем там через три дня. Скоро, капитан Блад, вы увидите землю, — испанец улыбнулся. — Отлично, дон Диего. Значит, через три дня? — Да. — Клянусь, у вас, испанцев, все завтра, завтра, а этого завтра никогда не наступает. — Я вас уверяю, капитан Блад, что это завтра обязательно наступит. — Будем надеяться, дон Диего, будем надеяться. Капитан Блад вышел, и Настя осталась одна вместе с испанцем. — Забудьте все, что я вам говорил во время нашей встречи, — медленно сказал дон Диего. — Я был тогда не в себе. Вы обещаете, что забудете? — Я постараюсь, — окружающее пространство все сильнее давило на девушку, появилось ощущение опасности. Заболела голова. — Я, пожалуй, пойду. — Я вас не задержу. Настя пошла в сторону выхода. Хотелось убежать, запереться в своей каюте и больше никогда оттуда не выходить. Никогда. — Вам плохо? — Нет, со мной все нормально. Настя уже мысленно прокляла свою гордость, потому что ноги налились свинцом. Стало тяжело двигаться, и девушка уже подумала, что она упадет в обморок. Но этого не произошло. Пережитое давало о себе знать. Голова ужасно болела, и ей стало душно. Настя оперлась о дверной косяк. — Ваша гордость меня просто ужасает, сеньора Анна, — сказал дон Диего, смотря на Настасью. «Анна? Какого лешего… Ах, да, я же теперь сестра капитана Блада. Надо же быть такой баламошкой*. Главное, не ляпнуть чего про отца и про русских. А то небось поймёт еще, кто я». Настасья вышла из рубки, кое-как доковыляла до своей каюты и, не раздевшись, упала на кровать. Сон мягким одеялом укутал девушку, и она заснула. Девушка шла по хлебному полю. Пахло сеном и пшеницей. Мягкие колосья касались ладоней, и по телу разливалось какое-то тепло… То самое тепло, когда увидел что-то родное в чужом краю… Березу или рябину… Настя зажмурилась. Солнце так и норовило залезть в глаза. А когда она их открыла, рядом с ней стояла её служанка Прасковья. — Боярыня!.. Как я вас рада видеть живой и невредимой! — Прасковья! Я так по тебе соскучилась! Ты просто не представляешь, что мне снилось… А где отец? — Да вон он, там, рядом с Ермошкой, под деревом. Разговаривают о чем-то. Настя побежала в сторону силуэтов, попутно срывая цветы и делая венок. Добежав до дерева, девушка увидела своего отца. Боярин Михайло Федорович отсчитывал Ермошку, пастуха, шуточно грозя ему пальцем. — Отец! — Настя подбежала к боярину, надела венок и обняла его. Михаил Федорович лишь рассмеялся. — Знаешь, мне снился такой странный сон… Как будто я плыву на корабле и притворяюсь сестрой какого-то англичанина. Или, кажется, ирландца. Но это не важно. Как же я рада тебя видеть, отец. Михаил Федорович наклонил голову набок, обдумывая что-то. — Это был не сон. Сердце девушки как будто упало в большую и глубокую пропасть. — Значит… Значит, я не на Руси? — Нет. Ты на самом деле на корабле, а я тебе только снюсь. Я — только сон. Девушка плюхнулась на траву и зарыдала. Венок слетел с волос и приземлился около боярина. Тот взял его и покрутил в руках. — Этого не может быть! — всхлипывала Настя. — Ты — настоящий. Ты не можешь быть сном! Почему ты покинул меня? — Как так? — удивился Михайло Федорович. — Я всегда с тобой. Я всегда есть в твоём сердце. Боярин прикоснулся к плечам своей дочери. Та подняла голову, и он улыбнулся. — Отец… Это Ростовский уезд? — Да, дочка. Мы были тут с тобой, когда тебе не было и пяти годочков. Ты помнишь это? — Немного, — призналась Настя. — Но этот запах сена и пшеницы… Я никогда его не забуду. А помнишь, когда мне было не больше семи, мы ездили в Киев? — Помню. — А еще мы были в Речи Посполитой, и на Запорожской Сечи, и в Англии, а теперь и в Новом Свете. — Ты забываешь самое главное, — Михаил Федорович ухмыльнулся себе в бороду. — Что же? — Настя с удивлением воззрилась на отца. — Мы были на Руси… Разве такое забудешь? — И то правда, — Настя хихикнула. Михаил Федорович посмотрел на безоблачное лазурное небо. Солнце светило во все стороны. — Тебе пора возвращаться, — хмуро сказал он. — Но отец… Я так мало побыла здесь. Я хочу остаться! — Остаться в воспоминаниях и во снах? Надо жить там, где ты есть, в реальности. А не здесь. — Я хочу, чтобы ты был всегда рядом со мной! — закричала девушка. Дорожки слез побежали по щекам. — Почему? Почему это не так? — Я же говорил тебе, — боярин посмотрел на дочь как на капризное дитя. — Я всегда с тобой. В твоем сердце. И помни — даже маленький человек сможет передвинуть даже горы, если он захочет! Поле начало растворяться, и все поплыло, как будто в дымке. — Отец! Знакомые черты лица начали незаметно таять. Их уже было почти не разглядеть. — Отец! Пейзаж почти растворился, но было ещё видно, как Михаил Федорович на прощание улыбается ей. — Отец, прошу, не уходи! — Помни, что я тебе сказал! Помни! И прощай!.. — прошептал голос отца в тишине. «Прощай…» Настя проснулась, но глаз не открыла. Её щека возлежала на чём-то мягком, но девушка поняла, что это не трава. И пахло не так — вместо запаха травы, сена и пшеницы был запах… шоколада! — Ммм… Шоколад, — пробормотала Настя. Она открыла глаза и увидела перед собой поднос, а на нем большую чашку с горячим шоколадом. По неприличному её схватив и сделав большой и жадный глоток, Настя огляделась в поисках того, кто мог принести ей этот вкусный напиток. Но её ждало разочарование — комната была пуста. Допив содержимое чашки и поставив её обратно, она встала, подошла к окну и одернула шторы. В комнату ворвались яркие солнечные лучи. «Сколько же я проспала? Наверное, сейчас часов десять», — Настя уперлась руками в бока. — «Какая же я соня! Столько проспать и даже не заметить». Девушка заправила постель после сна, привела себя в порядок и вышла на палубу.