Очередная попойка Атоса

— Тварь! — очередная выпитая бутылка разбилась об стену, осколки из-под которой регулярно выметал верный Гримо. Атоса знобило, но он и не думал прекращать своего занятия, методично опустошая запасы вина. Эта попойка начиналась, как многие другие — уставший от скуки граф заперся у себя. Первые два дня пролетели достаточно спокойно и даже заходивший д’Артаньян не испугался вида своего друга. К вечеру третьего дня, когда молчаливый слуга принес новую партию выпивки, в дворянине что-то в который раз сломалось. Чего ему не хватало? Отец. Воплощение рыцарства, щедрый хозяин, верный муж, достойный слуга короны. Мать. Атос помнил, что именно её силами в поместье все было так ухожено и организовано. Владениям могли позавидовать и герцоги. И что? Привезти в дом эту суку, эту лживую потаскуху… Очередная бутылка полетела в стену, а в дверях снова показался Гримо с метлой. Тогда, когда он увидел это клеймо на охоте, мир рухнул. Оливье с горечью понимал, что отец умер очень вовремя — не пережил бы позора, если бы узнал, С КЕМ связал себя его сын. — … Атос! Да откройте же, черт вас дери! — в дверь снова забарабанили. Мушкетер припоминал, что кто-то уже добрый час мешается за прочной дубовой створкой, но сейчас это было неважно. Затуманеный винными парами мозг упорно возвращался туда, назад во времени. Что мешало забыть, пережить, найти свое счастье? Перед глазами вставало оскаленное лицо той, что клялась ему в вечной любви. Атос не хотел верить, думал, что это что угодно, ошибка, наваждение, но никак не… не… Сознание отказывалось закончить фразу. Это не могло быть правдой. Но он поверил, когда очнувшаяся «жена» сумела броситься на него с ножом. Очередная бутылка полетела в стену. Да, тогда в молодом дворянине что-то надломилось. До отъезда на службу он успел пожить в своих владениях. Было все — танцы, в которых не участвовал, беседы, которые не поддерживал, охоты, на которых просто ездил верхом, ища одиночества. Зачем? Так было нужно. Атос не мог подвести своего отца снова. Видел и улыбки местных дворянок, но за каждой вставал оскал белокурой фурии. Постепенно пришло и убеждение, что от женщины в его жизни не будет пользы. Очередная бутылка со звоном разбилась об угол. Мысли Атоса остановились на д’Артаньяне. Что он мог про него сказать? Славный малый, в общем-то, был ему симпатичен. Наверное, мушкетер видел в нем самого себя. Молодого, горячего, еще не успевшего понаделать ошибок. Юнцу нужно было всего лишь вовремя подсказать, указать нужный путь, и, кто знает… Парень не промах, в один прекрасный день может стать и маршалом. Оливье только хмыкнул, представляя себе своего знакомого с заветным жезлом, но тут же, несмотря на крайнюю степень опьянения, себя одернул. Его друг уже успел проявить себя достойным бойцом и надежным товарищем. Атос даже пристыдился своей иронии — если гасконец продолжит в таком же духе, то достигнет больших высот. Если не спутается, как сам Атос, со всякими… Новая пустая бутылка разлетелась веером бриллиантовых осколков. Да, у матери был бриллиант… Голова сама упала на руки, и мушкетер завыл. Бриллиант в кольце. Бриллиант. Который, вместо матери, стало носить это исчадие ада, эта бестия. -…да разрази вас гром, дорогой друг! Мы сейчас выломаем дверь, если вы сами не откроете! — если раньше в неё колотили кулаком, то теперь удары стали более мощными и глухими, будто крупный человек пытался высадить створку плечом. Мутный взгляд Атоса упал на лежавший на столе пистолет. Дальше его тело работало само — рука с оружием нацелилась в сторону двери. Грянувший выстрел милосердно лишил мушкетера последних проблесков сознания.

***

-…и представляете, любезный, стоило мне только выдвинуть шпагу на пару дюймов, как тот бросил свою и сдался, — разум возвращался, словно нехотя. Голоса? Да, действительно, два человека сидели в комнате и беседовали. — Ну-ну, Портос. И чем же дело закончилось? — второй голос был куда более мягким и не сопровождался звуками поглощаемой еды. Замычав от похмелья и с трудом открыв глаза, Атос обнаружил в своей комнате самую живописную картину — Портоса, расположившегося у заставленного самой различной снедью стола, и сидящего в углу за чтением Арамиса. «Пробуждение» самого мушкетера не осталось незамеченным. Портос, приветствуя возвращение своего друга, лишь просалютовал обгладываемой костью, а подошедший к Арамис с сомнением оглядел лежащего Оливье. — Любезный друг, ну и заставили вы нас поволноваться. Пожалуй, не будь ваша дверь такой прочной, мы бы сейчас и не говорили. Мы пожили эти сутки у вас, чтобы приглядеть за вами. Как вы себя чувствуете? Мне послать за врачом? — сил на членораздельный ответ у Атоса пока еще не было, а засохшие губы выдали только одно слово — «Гримо». Появившийся слуга не в первый раз видел своего хозяина в таком состоянии и точно знал, что нужно делать. На столе оказалась пузатая бутыль с рассолом, а успокоившийся д’Эрбле вернулся к чтению. Портос же, никогда не теряющий аппетита, вернулся к своему занятию. Ни один из двух друзей и не подумал сказать о том, что граф кричал во сне и несколько раз произносил слово «жена».