*
Самуэлю шестнадцать, когда он держит в ладонях бумажный треугольник, буквы на котором медленно растворяются. Он пропитан запахом Северного моря — того, чьи волны ударяются о каменную кладку тюрьмы, где уже четыре месяца гниет его старший брат. Самуэль бережно прячет чистый лист у себя в кармане и поправляет галстук в ало-золотистых тонах. Минус сто пятьдесят баллов Гриффиндору за незаконную переписку с узником Азкабана, Самуэль представляет, как испещренное морщинами лицо Дамблдора бледнеет, когда он узнает о том, что Нано все-таки нашел лазейку и отправил своему младшему брату пару важных сообщений. — Не тормози, Саму! — раздается вдруг совсем рядом бодрый голос, и он оглядывается на своего друга, который опаздывает буквально на все уроки, но в Большой зал на завтрак предпочитает приходить одним из первых. — Я уже чую запах тыквенных пирожков, — довольно произносит он. Чем ближе конец октября, тем чаще на их столах материализуются блюда из тыквы, и Самуэля уже немного тошнит от них, но ближайший поход в Хогсмид еще не скоро, поэтому приходится терпеть. Они с Гусманом наперегонки бегут по каменным лестницам вниз, черные мантии развеваются от их скорости, и перед входом в зал они едва не сталкиваются с несчастным Филчем, который как обычно ищет свою миссис Норрис в столь ранний час. «Проклятые дети, — бормочет он, с неприязнью наблюдая за этими двумя, которые из года в год доставляют ему все больше неприятностей, — когда вы уже закончите эту школу». Самуэль с разбегу падает на скамейку рядом с Мариной и, выудив из кармана чистый листок, протягивает ей. Марина поднимает на него уставшие глаза — наверняка опять зубрит трансфигурационные заклинания; у них с профессором Макгонагалл какая-то взаимная неприязнь. — Что, опять не сделал домашку? — спрашивает она, без интереса разворачивая листок. Самуэль оглядывается по сторонам и, убедившись, что на них никто не смотрит, направляет на него палочку, одновременно произнося заклинание. Буквы снова начинают появляться, и Марина почти мгновенно узнает почерк — ладно, почерк и грамматические ошибки. — Это от Нано, — говорит Самуэль, — пришло ночью. Марина бросает на него благодарный взгляд, и Самуэль понимающе кивает. Она впивается взглядом в листок, тонкие пальцы нервно скользят по строчкам, чтобы ничего не пропустить; на ее щеках впервые за четыре месяца появляется румянец. Дочитав, Марина заставляет буквы исчезнуть и крепко сжимает пустой листок в ладонях. — Можно он будет у меня? — спрашивает она, и Самуэль только кивает, угрюмо подпирая голову кулаком. — Меня бесит, что мы ничего не можем сделать с этим, — признается Марина. Да, его бесит тоже. Бесит, что Нано сидит в Азкабане из-за этой девчонки, а он все равно привычно ищет ее взглядом в Большом зале. Ждет, что она сейчас зайдет и будет делать вид, что не замечает его, а потом в его конспекте по волшебству начнут появляться аккуратно выведенные предложения, и он будет оборачиваться на заднюю парту, и улыбаться, как последний идиот, проглотивший три склянки любовного зелья. А потом они сбегут — в Астрономическую башню, Выручай-комнату, к подножью Гремучей ивы, где их точно никто не будет искать — и он будет сжимать ее холодные руки своими пылающими ладонями, но так никогда и не сможет согреть. Сегодня Карла пишет ему: «В четыре у хижины Хагрида» и, кажется, впервые тянется к нему через парту, чтобы едва заметно коснуться его плеча. У Самуэля в голове мелькают фразы из письма Нано — куда более обрывистые, неаккуратные, неграмотные. Он вспыхивает, до корней своих темных волос, и пишет ей в ответ: «Больше никогда не трогай меня» Карла ловит его холодный взгляд и чувствует, как внутри все покрывается чем-то ледяным — и на этот раз дело вовсе не в ней.1. Больше никогда не трогай меня
22 мая 2020 г. в 21:59
Самуэлю восемь, когда он впервые попадает на платформу девять и три четверти — они с мамой провожают Нано на его первый «Хогвартс-экспресс». В одиннадцать он уже привычно разбегается, чтобы врезаться в кирпичную стену, и по-доброму смеется над своими будущими однокурсниками, которые попали сюда впервые. Перед поездом толпятся взволнованные родители, проверяя содержимое тележек, перекладывая особенно буйные учебники подальше от ленивых кошек и тревожно размахивающих крыльями сов. Самуэль крепко прижимает к себе большую овальную клетку, где мирно дремлет виргинский филин по кличке «Лапушка» (никакой он не лапушка, но маму сложно переспорить).
— Побереги-и-ись! — раздается сзади чей-то звонкий голос, и Самуэль едва успевает посторониться, пропуская странную парочку. Мальчишка его возраста, с ежиком каштановых волос на голове и в рваных джинсах (дырки здесь явно не дизайнерская задумка), на скорости летит вперед, толкая перед собой тележку, в которой вместо необходимых для первокурсника вещей сидит рыжеволосая девчонка, уже успевшая нацепить черную мантию, и хохочет во весь голос.
— Гусман, Марина! — Вслед за ними в панике бежит средних лет мужчина — видимо, несчастный отец. — Я кому говорю, остановитесь! — Он тяжело дышит, пробегая мимо Самуэля, а стоящий рядом Нано довольно усмехается:
— Хороший набор будет в этом году. Тебе повезло, мелкий! — Он с силой хлопает младшего брата по плечу, и тот слегка морщится, но мужественно терпит и продолжает с любопытством оглядывать детей вокруг, стараясь угадать, кто на какой факультет попадет. Сам он, конечно, твердо уверен, что на его шее скоро будет висеть ало-золотой галстук, как у старшего брата, который последние четыре года уверял его, что все, кто не в Гриффиндоре — отстой.
Вот девочка в светло-голубом хиджабе, из-под которого выбиваются аккуратные черные кудряшки, явно будет в Когтевране. Самуэль в этом не сомневается, потому что она уже десять минут не отрывает взгляд от страниц какой-то толстенной книги, а Нано говорит, что в Когтевране одни заучки. Еще один темноволосый кудряшка, который за это время успел оббежать весь перрон, вернуться и услышать окрик от своей (видимо) сестры «Валерио, прекрати шататься туда-сюда, иначе получишь от папы!», наверное, тоже будет в Гриффиндоре. А может, в Пуффендуе. Или вообще в Слизерине. Ну, точно не в Когтевране.
Самуэлю быстро надоедает эта игра, и он уже собирается спросить у брата, когда двери «Хогвартс-экспресса» наконец откроют, но что-то вдруг происходит. Поначалу он не понимает, почему гул стихает, а температура на перроне будто резко снижается. Самуэль чувствует, как его обдает холодом откуда-то изнутри, и слышит обеспокоенный мамин шепот:
— Что они здесь забыли?
На платформе словно бы из ниоткуда появляются две фигуры, облаченные во все темное. За ними следуют еще несколько человек, тоже в черных одеяниях — они везут перед собой тележки, нагруженные учебниками, чемоданами и новейшими приспособлениями для учебы. Самуэль завистливо вздыхает, замечая внутри блестящий котел, который пытался выпросить у мамы во время закупки на Косой Аллее, но ему так и не удалось — он стоил, как все его учебники, плюс сова, плюс палочка («плюс моя почка», — добавила тогда мама, выталкивая его из магазина «Котлы Потаж» и мысленно пересчитывая оставшиеся после такого грандиозного шопинга синкли).
— Кто это? — требовательно спрашивает Самуэль, дергая старшего брата за длинную мантию. Тот наклоняется к его уху и доверительно сообщает:
— Семья Росон. Видишь мужчину? — Самуэль автоматически кивает, и Нано продолжает: — Его зовут Теодор. Говорят, он в шайке Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть, но прямых доказательств ни у кого нет, — Самуэль ежится после этих слов; в их доме не принято говорить о таких вещах. — Ходят слухи о том, что он был Пожирателем Смерти, а чем занимается сейчас, вообще непонятно. Но ясно, что ничем хорошим.
— Я где-то слышал его фамилию, — задумчиво говорит Самуэль.
Нано усмехается, но как-то невесело, и треплет его густые темные волосы.
— Конечно, слышал, мелкий. Это одна из самых старинных чистокровных семей волшебников. Не то, что мы, — он улыбается, потому что его не заботят такие вопросы. Они с Саму полукровки, их долбанный отец-магл кинул маму, как только узнал о ее способностях (ох, сколько же его тогда пришлось искать, чтобы стереть память). Но Нано уже четырнадцать, у него есть друзья-маглы, и он понимает, что далеко не все простые люди плохие — уж точно не хуже Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть. — Только не пойму, что они тут забыли, — добавляет он озабоченно, но загадка разрешается уже в следующую секунду.
Мужчина и женщина в черном расходятся, и из-за их спин выходит светловолосая девочка одиннадцати лет — ее локоны аккуратно собраны в высокий хвост на затылке, она одета в легкое платье, а на руках у нее сидит маленький черный котенок, прячущий нос в собственной шерстке. Девочка рассеянно гладит его свободной ладонью и явно высматривает кого-то в толпе. На мгновение ее взгляд останавливается на Самуэле, и он почему-то приветливо улыбается ей навстречу. Девочка непонимающе морщится и продолжает осматривать людей на перроне дальше, а Самуэль вспыхивает и отворачивается, едва сдерживаясь, чтобы не наподдать ногой по своей тележке.
— Карла! — раздается рядом голос, и беспокойная атмосфера вдруг рассеивается, шум становится громче, родители снова возвращаются к наставлениям. (Видимо) сестра Валерио подбегает к светловолосой девчонке, и они радостно обнимаются, но так, чтобы не задавить насторожившегося котенка у нее на руках.
Карла, проносится в голове у Самуэля, и это имя отпечатывается у него где-то на подкорке.
— Чертова элита, — бормочет Нано, наблюдая за двумя девчонками в платьях, за которые его матери явно пришлось бы отдать свою годовую зарплату.
В Хогвартс Самуэль прибывает уже не в одиночестве — он оказывается в одном купе со странной парочкой, от которой едва смог увернуться на перроне, и они быстро находят общий язык. Девчонку зовут Марина, а ее брата — Гусман. Самуэль тут же интересуется, близнецы ли они, хотя и не видит между ними ни единого сходства. Те весело смеются, но прямо на вопрос не отвечают. Марина много болтает о том, сколько интересных секретных ходов есть в Хогвартсе, а Гусман признается, что мечтает побывать в Запретном лесу — и обычно осторожный Самуэль приходит в восторг от их идей. Перед входом в Большой зал Хогвартса они уже разрабатывают первый план побега и едва ли слушают профессора, которая традиционно рассказывает первокурсникам, как нужно вести себя во время распределения.
— Вы, трое! — в конце концов, не выдерживает она, резко направляя свою палочку на болтающих детей. Самуэль резко замолкает, потому что по рассказам Нано знает, что это — профессор Макгонагалл, и ее лучше не выводить. Он втягивает голову в плечи под ее суровым взглядом и принимается усиленно изучать шнурки на своих потрепанных кроссовках. — Может, сами расскажете мне про Церемонию распределения?
Троица потерянно молчит, и вдруг в воздух взмывает чья-то рука. Профессор Макгонагалл удивленно взирает на будущую первокурсницу и вкрадчиво спрашивает:
— Да, что вы хотели?
Девочка слегка смущается от обращения на «вы», но быстро берет себя в руки и бойко отвечает:
— Я могу рассказать про Церемонию распределения, я читала! — В ее карих глазах блестят озорные искорки, и сама она выглядит так уверенно, словно преподает в Школе Чародейства и Волшебства как минимум лет сорок. На ней та же скрывающая всю форму мантия, что и на остальных, но на голове у нее красуется яркий серебряный ободок с маленьким бантиком, который сразу притягивает внимание.
— Что вы говорите? — без тени улыбки переспрашивает профессор Макгонагалл. — Что ж, это похвально, но если вы так много читали, то должны знать, что прерывать преподавателей — дурной тон. Вам повезло, что вас еще не распределили, иначе ваш факультет лишился бы сейчас десяти баллов.
Самуэль думает: ну все, сейчас она разревется. Однако девчонка только фыркает — настолько тихо, чтобы это не донеслось до профессора, но долетело до ушей ее будущих однокурсников — и гордо замолкает. Самуэль замечает открытый от удивления рот Гусмана и мысленно усмехается.
В Большом зале уже сидят все остальные ученики Хогвартса, но первое, на что обращают внимание новички — огромный потолок-небосвод, усеянный огоньками-звездочками. Такой глубокий и манящий, что сложно сразу оторвать взгляд. Профессор Макгонагалл торопит их, и Самуэль старается передвигать ноги быстрее, все так же пялясь на звездное небо. Он, конечно, спотыкается, потому что дети рядом тоже с любопытством глазеют по сторонам и не смотрят под ноги. Случайно хватается за холодную ладошку рядом и, думая, что это Марина, неловко шепчет: «прости». Она резко вырывается, и Самуэль наконец переводит взгляд с небосвода на девчонку, стоящую около него. «Это не Марина», — услужливо сообщает внутренний голос.
— Больше никогда не трогай меня! — говорит она, с неприязнью смотря на него. Самуэль смущенно отдергивает руку, а внутри снова становится холодно, но теперь он знает имя этого холода — Карла. Она красивая, и он, кажется, впервые думает о девчонке в таком контексте.
На Церемонии Самуэля вызывают одним из первых, и он нервно ерзает на табуретке, пока Шляпа что-то бормочет, восседая на его голове. От ее движений становится щекотно и хочется засмеяться, но он сдерживает себя и терпеливо ждет оглашения результата. В надежде смотрит вдаль, пытаясь найти взглядом Нано, и старший брат не подводит — поднимает сразу обе руки с оттопыренными вверх большими пальцами. Самуэль широко улыбается ему навстречу, и в этот момент Шляпа безапелляционно сообщает:
— Гриффиндор!
Ученики в красно-золотых галстуках взрываются аплодисментами, и громче всех кричит Нано вместе со своими друзьями. Самуэль облегченно выдыхает, усаживаясь на скамью уже родного факультета, и с любопытством смотрит за церемонией дальше. Девчонка в голубом хиджабе и правда оказывается в Когтевране, и он мысленно хвалит себя за сообразительность. Следом на табуретке оказывается мальчишка, успевший оббежать весь перрон раз пятнадцать. Его зовут Валерио, и он явно не парится насчет того, куда попадет — вальяжно располагается на месте и нагло подмигивает кому-то в толпе. «Мне бы его уверенность», — невольно думает Самуэль.
— Слизерин! — сообщает Шляпа немного устало, словно он измотал ее за эти сорок секунд, и Валерио шутливо раскланивается перед толпой, прежде чем убежать к своим новоиспеченным однокурсникам. На его место приглашают девочку с серебряным ободком, и Самуэль наблюдает за ней с интересом. Ее зовут Лукреция, и она тоже держится вполне себе уверенно, только слегка кусает губы, потому что Шляпа сидит на ее голове дольше обычного. — Столько амбиций, — бормочет она, — эти амбиции нельзя просто взять и закопать.
Лукреция довольно улыбается, когда слышит это.
— Но все-таки… все-таки… Когтевран! — объявляет, наконец, Шляпа, и лицо Лукреции вытягивается от разочарования. «Ага, она хотела в Слизерин, — понимает Самуэль и мысленно усмехается: — Ну, может, тогда следовало поменьше читать и побольше выпендриваться».
Следом за ней идут Марина и Гусман — Шляпа едва касается голов обоих и тут же кричит: «Гриффиндор!». В их случае это почему-то звучит как ругательство. Самуэль встречает ребят с объятиями, и вот они уже втроем тихо делятся впечатлениями, игнорируя оставшуюся часть Церемонии.
— Карла Росон! — вызывает профессор Макгонагалл, и Самуэль невольно вытягивает шею, переводя взгляд на Карлу, которая медленно приближается к табуретке, осторожно усаживается на самый краешек, выпрямляет спину и хлопает ресницами, словно отдавая приказ, чтобы Шляпу опустили ей на голову. Самуэль следит за ней, затаив дыхание. Он знает, куда она попадет — да вся школа знает — но все равно не может оторваться.
— Хм-м-м, — тянет Шляпа, и Самуэлю на мгновение кажется, будто ее рот изгибается в издевательской усмешке. — Ну у нас ведь нет выбора, правда? — Он переводит взгляд на Карлу и вдруг замечает, как крепко она сжимает ладонями края табуретки — так, что костяшки ее пальцев резко белеют. — Слизерин, — сообщает Шляпа совсем не так радостно, как все предыдущие разы. Карла не спеша идет к своему столу, а кудрявый Валерио уже подпрыгивает на месте и свистит, приветствуя ее на факультете. Его (видимо) сестра закатывает глаза и недовольно фыркает из своего сине-серебряного уголка.
— Саму… Саму… просыпайся! — доносится откуда-то издалека, а потом ему вдруг резко прилетает подушкой по лицу. Он в изнеможении открывает глаза, пытаясь понять, что происходит. Над ним нависает радостное лицо Гусмана. Они уже две недели в Хогвартсе, и за это время успевают неплохо освоиться. Самуэль охотно делится с новыми друзьями информацией, которую почерпнул от старшего брата — о том, что на занятия по трансфигурации лучше не опаздывать; что профессор Снейп будет в любом случае придираться к ним, потому что у него какая-то врожденная неприязнь к гриффиндорцам; наконец, что в команду по квиддичу редко принимают первокурсников, но попытаться всегда можно (Гусман и Марина оба грезят этой игрой).
Гусмана пока мало интересует учеба, но Самуэль быстро замечает его «живой ум» — он схватывает информацию на лету, просто ленится ее отрабатывать. Марина успевает заработать почти минус пятьдесят баллов для факультета, потому что вечно отвлекается и витает где-то, пока преподаватели объясняют основы своих дисциплин. Самуэлю нравятся уроки, но не нравится находиться на них с другими факультетами. Пуффендуйцы еще ничего, а вот с когтевранцами приходится сложно. Особенно с Лукрецией, которая еще на первых занятиях успевает попросить всех «называть ее просто Лу». Кажется, будто за лето она прошла программу первого курса и знает ответы на все вопросы.
— По-моему, флаги в конце этого года станут сине-серебряными, — с тоской прислушиваясь к бойкому ответу Лу на зельеварении, шепчет Самуэль Гусману. Тот только беззаботно пожимает плечами:
— Какая разница? Снейп хотя бы не бесится из-за того, что никто ничего не знает.
— Минус десять баллов Гриффиндору, — чеканит Снейп, прожигая болтающих мальчишек взглядом. Их однокурсники недовольно шумят, но делают это не слишком громко — уже знают нрав этого профессора.
Однако еще большую тоску на Самуэля навевают совместные уроки со слизеринцами. Не он один замечает холод, который появляется вместе с Карлой. Он совсем не метафорический — все чувствуют легкую дрожь внутри, когда Карла заходит в класс или проходит мимо. Он довольно быстро исчезает, но в первые секунды всем становится как-то не по себе. Профессора то ли не замечают, то ли не говорят ничего из вежливости. Дети просто немного боятся и предпочитают держаться от странной девчонки подальше. Карла общается только с Лу, поэтому когда уроки слизеринцев проходят не с когтевранцами, она сидит одна.
Самуэль часто оглядывается — Карла всегда занимает последнюю парту — и украдкой наблюдает за ней. Ее, кажется, не заботит собственное одиночество. Она спокойно слушает преподавателей, иногда тянет руку, чтобы ответить (видимо, только когда реально знает ответ; не пытается угадать, как любит делать Самуэль).
Он смотрит на ее бледные ладони и думает, бывают ли они когда-нибудь теплыми. Может, после активной пробежки по коридору (хотя он никогда не видел, чтобы она бегала) или долгого сидения у камина в гостиной Слизерина.
— Что, запал на Белую Колдунью? — смеется Ребекка, однажды заметив, как Самуэль пялится на последнюю парту, где Карла аккуратно выводит что-то на листе пергамента. Самуэль вспыхивает до корней волос — его вообще очень легко смутить — и с трудом отводит от нее взгляд.
Ребекка тоже на Гриффиндоре, единственная в этом году из семьи маглов, поэтому ее приводит в восхищение буквально все вокруг — от привидений, бродящих по пустым коридорам, до меняющих направление лестниц. Самуэлю нравится, что Ребекка не смущается своего происхождения. Она с гордостью рассказывает своим волшебным однокурсникам о том, как ее папа работает на стройке, как они катаются на метро, какие классные жвачки продают в их магловских магазинах. Самуэль невольно думает, что, может, его отец тоже трудится на стройке, гоняет в «подземке» на работу и жует мятные жвачки после обеда. Но потом быстро избавляется от этих мыслей, потому что они вгоняют его в уныние.
— Ни на кого я не запал, — бормочет он, утыкаясь в учебник.
— Вот и правильно, — замечает сидящая рядом с ними Марина. Пока профессора Макгонагалл нет, она позволяет себе закинуть ноги на парту и, привалившись к плечу брата, сомкнуть веки. — Говорят, она проклята, — добавляет она доверительным шепотом, хотя шептать вовсе не обязательно — в классе так шумно, будто в кабинет ворвалась стая пикси (нет, это просто разгоряченные после полетов на метлах первокурсники).
— Глупости! — резко качает головой Гусман.
— Да, ну и почему тогда она такая? — закатывает глаза Марина.
— У вас что, еще и проклятия бывают? — с любопытством спрашивает Ребекка, и Самуэлю становится максимально неловко. Он оборачивается в надежде, что Карла погружена в свой конспект и никого не слышит, но она смотрит прямо на них, и Самуэль тут же ловит на себе ее ледяной взгляд.
— Ребята, давайте не будем, — поворачиваясь к друзьям, обеспокоено говорит он. Но мысль о проклятии не дает ему покоя. Самуэль знает, что проклятия — это что-то из темной магии, и вряд ли им будут рассказывать об этом на первом курсе. После трансфигурации он впервые врет своим новым друзьям о том, что ему нужно срочно передать кое-что брату, а сам идет в библиотеку и просит у мисс Пинс «что-нибудь о проклятиях». Она окидывает его подозрительным взглядом и отрицательно качает головой. Нет, первокурснику ни за что не выдадут такую литературу — эту тему проходят только на последних курсах. Самуэль пытается схитрить, называет имя старшего брата и заверяет, что это для него, но мисс Пинс указывает ему палочкой на дверь. Самуэль тяжело вздыхает и уходит ни с чем.
Так, две недели проходят в учебе и знакомствах, и только сейчас Гусман вспоминает о том, что они вообще-то собирались посетить Запретный лес. Вчетвером они договариваются выбраться ночью — к их трио как-то незаметно примыкает Ребекка — но мальчишки немного просыпают и вбегают в гостиную Гриффиндора, когда девчонки уже готовы свалить спать.
— Простите, еле разбудил этого! — Гусман пихает Самуэля в бок, и тот зевает, еще не до конца придя в себя.
— Очень умно было напялить форму, — шепчет Марина и крутит пальцем у виска. Только сейчас мальчишки замечают, что они с Ребеккой одеты в обычные джинсы и толстовки. — Если нас поймают, можно попытаться сказать, что мы не имеем отношения к Хогвартсу, — поясняет она свою идею.
— Конечно, — фыркает Гусман. — Как будто преподы не знают нас в лицо. А вот если вас застукают без формы, то у нас опять отнимут баллы! — сердится он.
— Если нас застукают в Запретном лесу, то на форму всем будет плевать, — вмешивается Ребекка. — Так что расслабьтесь и погнали уже.
Они вскрывают дверь общей гостиной с помощью простого «алохомора» — Самуэль оттачивает некоторые заклинания под присмотром Нано еще летом — и бредут по пустым коридорам, то и дело оглядываясь по сторонам. Хогвартс погружен в сон, и они чувствуют себя одновременно легко и тревожно — предвкушают будущее приключение, но боятся, что их прервут в самый неподходящий момент. Из-за поворота вдруг раздается шум, и они прячутся за ближайшую колонну, молясь Мерлину, чтобы это были такие же нерадивые студенты, как они, а не мистер Филч со своей верной спутницей миссис Норрис. Гусман затыкает рот Марине, чтобы та случайно не вскрикнула — знает ее эмоциональную натуру — и тут же морщится, потому что в глаза им бьет резкий свет, исходящий от чьей-то палочки.
— Расслабься, это всего лишь гриффиндорцы, — слышат они знакомый голос, и палочка опускается.
— Вы?! — удивляется Самуэль. Перед ними стоит всезнайка Лу — неудивительно, что у нее срабатывают световые чары — и Карла. Девочки крепко держатся за руки и с интересом осматривают их компанию.
— Ну и куда держите путь? — вкрадчиво спрашивает Лу. — Разве ваш факультет еще не в минусе? Наверное, впервые за всю историю Хогвартса, — добавляет она язвительно.
— Дорогая, твой факультет скатился в Ад, когда на него поступила ты, — тут же вмешивается Ребекка, которой палец в рот не клади. Марина хихикает и незаметно дает «пять» своей новоиспеченной подружке.
— Что такое Ад? — спрашивает Карла. Она не в мантии, хотя Самуэль привык к ней именно в таком виде. На ней короткая юбка — кажется, короче, чем принято школьным уставом — и теплый бежевый свитер, который явно не относится к их форме.
— Это дурацкие магловские понятия, я тебе потом объясню, — торопливо отвечает подруге Лу. Она наоборот в мантии, которую, наверное, не снимает даже во сне.
— Ад — это где очень жарко и живет Дьявол, — не собирается останавливаться Ребекка. — Как этот ваш… блин, как же его… Волде… Воланд… нет, Волан-де-Морт! — радостно вспоминает она и замечает страх в глазах остальных. — Да вы чего, это же просто имя, — Она закатывает глаза. — Имя не может вам ничего сделать.
— Не говори о том, чего не знаешь! — вдруг резко обрывает ее Карла, и все снова чувствуют ледяную дрожь, исходящую от нее. На этот раз она почему-то гораздо сильнее. Самуэлю кажется, будто у него внутри что-то лопается, нет, раскалывается, как тонкий слой льда на озере под тяжестью человеческого веса. Он беспокойно прикладывает ладонь к груди, словно проверяя, стучит ли еще сердце, и наваждение тут же спадает.
— Какого черта ты делаешь? — не выдерживает Ребекка, смело смотря на Карлу. — Что это такое? Этот холод… откуда он?
Карла не успевает ответить — если вообще собирается — потому что позади них раздаются шаркающие шаги, и уже через несколько мгновений они видят перед собой разозленное лицо профессора Макгонагалл. Она разочарованно выдыхает при виде этой шестерки и только качает головой.
— Вы знаете, что выходить за пределы общих гостиных в ночное время запрещено? — сухо спрашивает она.
Они молчат. Даже Лу не решается ответить на это.
— Минус двадцать пять баллов Гриффиндору, Когтеврану и Слизерину, — выносит суровой приговор профессор Макгонагалл. — Живо по комнатам!
Ребята бросаются к лестнице, и Гусман оборачивается к Самуэлю набегу:
— Походу, ты ошибся. В этом году флаги явно будут желто-черными, потому что только пуффендуйцы спят в этой школе по ночам.
Самуэль усмехается и невольно смотрит вслед убегающей к подземельям Карле — туда, где находится гостиная Слизерина. В эту секунду он почему-то думает, что даже после такой пробежки ее ладони не станут теплыми.