Горсть песка

      Все тайны мироздания хранит песчинка, которая и породила мир. Мир ширится, растет и развивается, чтобы однажды, достигнув полного расцвета, вернуться в состояние песчинки — обратиться в первородный прах. В Пустыне Вечности мириады таких песчинок, но все тайны мироздания незыблемо хранит одна. А число искателей, охочих до мудрости Вселенной, скоро сравнится с числом песчинок, но никто из людей еще не удостоился благосклонности Пустыни; все путники либо сгинули на подступах к пескам, либо были поглощены ими. И если ты, жаждущий раскрыть все тайны, отчаялся найти верную дорогу, радуйся: Пустыня сжалилась и милостиво сохранила тебе жизнь, так воспользуйся с умом этим бесценным даром и поверни назад, пока смертельная тропа сама не развернулась под ногами.       Тахир упустил свой шанс повернуть обратно. Он преодолел тропу, ведущую к Пустыне, и теперь блуждал в песках — целый, невредимый и одинокий. Но и он мог возблагодарить судьбу за то, что ему позволили ступить на священные земли, которые, впрочем, станут ему могилой. Жизнь — достойная плата за проход в колыбель мироздания, но Тахир, как и каждый, кто здесь сгинул, мечтал о большем. О том, что ему удастся отыскать ту самую песчинку среди бескрайних дюн.       Он утратил счет и времени, и преодоленным шагам: пустыня стирала каждый человеческий след, и солнце не двигалось — пройти могли как секунды, так и века, а то и вечность, частью которой и ощущал себя Тахир, не задетый ни голодом, ни жаждой, ни жарой, ни живой душой. Он брел и брел, но никого не встречал, несмотря на то, что в Пустыню стремилось бессметное множество таких же искателей песчинки.       Никого.       Но если весь мир стремится однажды стать песчинкой, то и каждый человек тянется к тому же. Значило ли это, что каждому охотнику за тайнами вселенной суждено обратиться в песок и слиться с Пустыней? Не своих же товарищей топтал Тахир, преодолевая дюны? Не за тем же самым он сюда пришел — за тем, чтобы раствориться в песках вечности?       Тахир остановился. Окруженный бескрайней, могущественной пустыней, и оглушенный ее тишиной, он и правда казался себе песчинкой, — а пустыня, наверное, видела его и того меньшим. Крохотным, жалким существом, бросившим вызов самому мирозданию и закономерно проигравшим. Но даже самое жалкое существо стремится к изначальному состоянию, к слиянию с вечностью и песком, и достижение этого высшего стремления — тоже частичная победа.       Скоро он растворится и присоединится к тем, на чьих телах стоял, и такие же страждущие путники однажды пройдутся по нему, прежде чем сами сольются с песком.       Но стоило Тахиру смириться и отдаться воле Пустыни, как тут кто-то подкрался к нему сзади. Он вздрогнул и обернулся, не веря собственным глазам: его настигла маленькая девочка, когда он давно отчаялся кого-то встретить. Ребенок. В пустыне, куда добирается и не каждый взрослый — и где каждый взрослый гибнет.       «Откуда ты здесь, дитя?» — рвался вопрос с губ, но они не разомкнулись, а лишь слабо дрогнули в улыбке.       Первый человек за вечность пути. Даже если это и мираж, Тахир был безмерно ему счастлив.       — Не останавливайся, — широко улыбнулась девочка и подтолкнула его вперед. — До сердца пустыни еще идти и идти.       И Тахир, так и оставшийся безмолвным, но нашедший в себе силы, вновь зашагал по бескрайним пескам, а по пятам за ним следовала смеющаяся девочка.