Навстречу Тьме

      Кощею пора выходить в Явь. Как и прежде, но отныне иначе. Не ночным всадником на костяном коне, не воеводой рати чёрной — волхвом. Вестником Чернобожьей силы. В руке его не меч сверкающий и острый — гладкий еловый посох с выжженными чёрными рунами. Кощей покорно облачается в платье, так похожее на ризы монахов людских, расшитое красным орнаментом. Вдали, за алым пламенем Смороды, брезжит голубоватым сиянием Явь.       Знакомая дорожка иными шагами. Кощей поправил ритуальный кинжал, намертво примотанный к голени жёсткой тканью, и с уст почему-то слетело:       — Я и не думал, что придётся вернуться.       — Вернуться? — мелодично вопрошает Морана и тонкими пальцами накинула ему на плечи чёрную волчью шкуру. — Возвращаются туда, откуда уже уходили однажды. Теми, кем уходили. Или совсем иными. Отчего же ты… Возвращаешься?       — Сам… Не ведаю, — морщится Кощей и поправляет широкие рукава одеяния.       Ведает. Когда-то — ведал.       Взгляд скользит по шрамам на предплечьях, бледных, сглаженных. Застарелых. Не то в битве, не то в пытках, не то в молитвах они получены были; боли не причиняют — только раздражающе щекочут мысли.       Кощей хмурится, массируя переносицу, и мотает головой. Ему незачем ворошить прошлое — он отрубает его у несчастных исстрадавшихся душ.       Явь встречает его неприветливо. Всюду деревянные кресты, гулкие усыпляющие песнопения и тошнотворный запах ладана. Этим зловонием пропиталась как будто вся Русь: деревянные избы, льняные одежды, даже волосы и голоса людские.       Кощей ходит по деревням, и видит, как безжалостно валят чуров. Могучие деревья-исполины, взирающие на людей очами божественными, падают в грязь, сгорают в «очищающих» кострах под завывание золочёных отцов (так они себя называют). Кощей глядит на это, но не верит своим глазам. Не хочет верить.       Почести, требы, мольбы и ритуалы теперь не ему с Чернобогом и даже не Правьим богам — каким-то самозванцам.       От этого в голосе Кощея ещё больше угрозы и отзвуков громового раската, когда он ходит волхвом по селениям и предрекает беду. Потрясая посохом и звякая мешочками, набитыми рунами, Кощей провозглашает:       — Покайтесь! Раскайтесь! Оборотитесь! Беда грядёт большая. Трагедия, каковой вы не ведали ранее и не изведаете более, если смелость обретёте в очи истинным богам взглянуть.       — Посмотрите, кому вы доверились! — так кричит Кощей на пороге деревянного храма единобожников. — Кому поклоняетесь, оглянитесь! Как верите тем, кто собственного бога жестоко кроваво убил? Как смеете поклоняться орудию убийства бога? Самим не страшно? Что сотворят с вами те, кто убил своего бога?..       Кощей вещает о смерти, ибо знает: люди её боятся. И это действует: многие пятятся подальше от маковок церкви, от золотых крестов, запечатлевших страдание. Однако находятся и иные. Злые, несчастные, испуганные выбором. Они кидают камни, идут с серпами и косами — родным Кощеевым оружием — на него самого.       С бравадным смехом они, храбрясь, кричат ему:       — Они хотя бы видели бога своего. А что до Чернобога, Перуна и прочих божеств, о которых ты вещаешь? Разве они хоть раз спускались к нам? Разве хоть раз они одаряли нас своей благодатью?       Кощей раскатисто смеётся в ответ на их упрёки и зловеще сверкает глазами. Никому не разглядеть в них небывалое величие и переплетение людских судеб. Тонкие нити тянутся от сердец и расползаются далеко по Яви разноцветным, разнотканным полотном.       Кощей не перестанет его видеть, даже если все люди вдруг позабудут о них. Так же, как Морана не перестанет выходить в Явь, приносить зиму и тонким серпом вспарывать нити, а Чернобог не перестанет радушно принимать души в Нави. Им не нужна людская вера, чтобы быть. Никому не нужна. Они были до людей. Они останутся и после них.       Однако… Скучно будет жить в мире, где все люди подчиняются лишь одному богу; тоскливо будет бродить по Яви неузнанным и всюду натыкаться на кресты, подковы и ладан; голодно и неприветливо будет без людских ритуалов и треб. И люди как будто бы понимают это. Не все, но многие перестают проклинать прежних богов и тайком, под покровом ночи, думая, что их никто не увидит, совершают старые ритуалы. А вся тьма стекается к Кощеевым рукам и шуршит ветром в чаще: «Простить? Иль мстить?»       Властными жестами в ночи Кощей наставляет своих слуг, своё царство.       Громкими возгласами днём Кощей наставляет людей, слепых и запутавшихся.       В очередной раз увернувшись от камней и палок нетронутым, Кощей взмахивает полами одеяния и легко вскакивает на коня. Он кажется щуплым, костлявым и готовым испустить дух.       Но мгновение — и нет уже ни коня, ни всадника там, где они были. Только тёмное облако пыли, пахнущее погребальным костром.       И в стуке копыт коня никто не услышит бряцанье человечьих костей. Кощей несётся, подгоняя его, по Руси. Чернобожий посланник.       Его верный волхв.