Навстречу Тьме

      Зала залита колыханием свечей, рубиновым сверканием вина и перезвоном божественного смеха. Столы ломятся от яств, принесённых подругами; стены гостиной пропитались жаром крепкого вина, припасённого специально для таких событий.       Приглашения достигли своей цели. Сегодня в Нави большое торжество. Сегодня в Нави божественная жизнь. Сегодня в Нави весело и тепло.       — Вот… — Девана залихватски опрокидывает в себя ещё вина и с удовольствием закусывает копчёным мясом. — А я даже сказать ничего не успела. Он как на меня посмотрел, так такой: «Нихрена себе белочка…»       Девана заливисто смеётся, так что золотом переливаются косички из-под медвежьего капюшона. Морана усмехается и переводит взгляд на вторую гостью. Паляндра откровенно кривит губы и лениво потягивает вино из кубка, а потом саркастично встревает, словно давая отрезвляющую пощёчину:       — Так ты у нас больше не богиня охоты, а богиня алкоголиков?       — Кто бы учил… — беззлобно отзывается Девана. — Богиня-непойми-чего-о-которой-ничего-нет.       — У меня есть своё царство. В отличие от вас. Делите Навь одну на двоих со своими русичами. А у меня свои славяне есть. И я для них и Кощей, и Мара.       Морана закатывает глаза и усмехается. Пригласить на пиршество Паляндру, сестру Кощея, едва не сорвавшую свадьбу брата с Мораной, было рискованно. Но Морана ничуть не жалеет. С Паляндрой всегда интересно. Хотя и не без раздоров. Голос у Паляндры зычный, металлически-твёрдый. И черты лица у неё Кощеевы. Так что Морана боится однажды ошибиться и уйти в царство Паляндры. Стать её помощницей.       Но есть кое-что, чего Паляндра не умеет делать так, как Кощей.       Л ю б и т ь.       — Пустое, — выдыхает Морана, жестом повелевая мавкам подлить ещё вина. — Человек совсем не тот пошёл. Совсем.       — Но тем интересней за ним наблюдать, — хищно усмехается Паляндра, и в полумраке свечей её тёмно-серые глаза сверкают древним обжигающим серебром.       — Не так ли?       Девана подхватывает полный кубок и рывком поднимается. В глазах её воинственная решимость, а загорелые щёки налиты румянцем:       — За нас, девочки. За тех немногих богинь, кто способен коснуться мрака Нави и остаться весёлой. Кто способен властвовать над миром, а не просто выращивать цветы. Кто способен управлять мужчинами.       — И справляться без них, — коварно добавляет Паляндра и величаво поднимается, приглаживая струящуюся тёмно-фиолетовую ткань своего платья.       — На брудершафт? — улыбается Морана.       На ней — новое белое платье, ослепляюще сияющее во мраке Нави. На щеках её жгучий румянец, а в сознании — лёгкая дымка опьянения.       Кубки сталкиваются звучным колокольным перезвоном. Вино льётся сладким привкусом. Губы касаются губ.       У Деваны губы обветренные, грубоватые, вкуса соли и крови. А пахнет от неё лесом.       У Паляндры губы нежные, холодные, горьковатые от вина. И пахнет от неё влажной землёй и кровью.       — Ну как? — пальцы Паляндры замирают на запястье, перебирая золотые нити узоров на манжете. — Братец лучше целуется?       — Опять? — Морана хмурится; дымка опьянения развеивается. — Паляндра, я люблю Кощея. Так что для меня его никто не переплюнет.       Только эти слова для Паляндры — пустое. В её зрачках горит пламя азарта, которое нужно вовремя погасить. Иначе оно вырвется прочь и обрушится огненным дождём на головы всех присутствующих.       — Хочешь проверить? — Морана выгибает бровь, скрещивая руки на груди.       — Спорим, после меня ты на брата даже смотреть не захочешь?       Протянутая рука усеяна тонкими кольцами. Толстая чёрная коса спускается до самого пола, обласканная сиянием свечей. Глаза сверкают коварством. Морана подмигивает оживившейся Деване и легко пожимает руку Паляндре. Мозолистая рука Деваны легко разбивает пожатие.       Морана не успевает сообразить, как Паляндра властно привлекает её к себе за предплечье, невесомым касанием заправляя за ухо локон. Смотрит Паляндра заворожённо, поглощая чернотой широких зрачков, а потом резко целует.       Ей не хватает Кощеевой нежности, конечно. Но Паляндра горит страстью. Она целует Морану так самозабвенно, горячо, упоительно, что при всей резкости поцелуя нельзя на него не ответить точно так же. За спиной удивлённо хохочет с присвистыванием Девана.       Шуршит по полу дверь. Холодный голос вливается в сердце жаром смущения и страха:       — Здравствуй, милая!       Морана спешно пытается отпрянуть от Паляндры, но Кощеева сестрица столь же напориста и своенравна, сколь он сам, поэтому её тонкие пальцы впиваются в плечи Мораны, не оставляя ни шанса. Морана сочувствующе косится на супруга с глиняным запечатанным кувшином, стараясь вложить в этот взгляд простой обвинение: «Надо было раньше приходить!»       Паляндра разрывает поцелуй неторопливо, нежно опаляя дыханием холодную кожу, а потом, вызывающе облизнув губы, оборачивается к брату. И голос её, звонкий и твёрдый, пропитан ядовитой иронией и коварным торжеством:       — Здравствуй, брат ты мой прекрасный! Я тоже рада тебя видеть!       — Я обращался к супруге, — Кощей смотрит каменно-тяжело, и пальцы Мораны, обводящие края кубка, невольно подрагивают. — Но и тебе не хворать, сестрица. Что ты тут делаешь?       — Я позвала подруг! — громко объясняет Морана.       Морана отворачивается от стола и смотрит на Кощея. Горделиво, властно, самоуверенно. С любовью. Два шага до Кощея — что длинный путь души до Нави: тяжёлые, уверенные, долгие.       Ладонь накрывает металлическую застёжку на меховом плаще на одно плечо. Нос касается колючей щеки. Обоняние щекочут ароматы людей, больницы и горький запах смерти. Морана прикрывает глаза; под пальцами щёлкает застёжка; вторая ладонь скользит по острым скулам супруга; уста шепчут:       — Потому что в Нави без тебя одиноко… И х о л о д н о.       Ледяная стена гнева в бессилии обрушивается под напором Мораниных чувств. Холодная ладонь мужа скользит по тонкой талии; пальцы перебирают позвонки; рывок — и Морана прижата вплотную к Кощею. Губы его, сухие, но такие желанные, касаются виска ласковым шёпотом:       — Я гостил у Аида. Взял вина. Чтобы было т е п л е е.       Морана быстро целует супруга в уголок губ, а потом берёт за руку и ведёт к накрытому столу, приглашая присоединиться к пиршеству под коварное сверкание малахитовых глаз Деваны и холодно-ревнивый взгляд Паляндры. «Извини, милочка, — улыбается взглядом Морана, прижимаясь к супругу, — но я л ю б л ю Кощея. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я».       Губы Паляндры искажает горькая гримаса, похожая на усмешку. А в глазах читается досада: «Понимаю… Братец выиграл».       Паляндра залпом опрокидывает в себя древнегреческое вино.