AFS 2020 (№6) "Бог не играет в кости"

Раньше взрывать самолёты было легче. Первый угон самолёта случился в далёком 1931 году – в буйном, но красочном Перу местные революционеры фактически взяли в заложники пилота. Но им было незачем взрывать железную птицу. Взрывать начали через два года в прекрасной Бельгии с её вафлями и замками на каждом шагу. Авиалайнер компании Imperial AW был уничтожен в воздухе в результате взрыва нитроглицериновой бомбы. Виновников преступления так и не нашли. Хотя местные могли поспорить, что трагедия – дело рук анархистов. Или коммунистов. Некоторые обвиняли нацистов, и почти четверть твёрдо верили, что самолёт разлетелся в воздухе из-за националистов. «Чёрт бы их побрал!», – отплёвывались люди, но по радио только передавали число погибших. Подложить бомбу под кресло в тридцатые было проще, чем забрать конфету у ребёнка. У экипажа было меньше забот, да и в аэропортах предпочитали выкурить ещё сигарку, чем рассмотреть повнимательнее багаж вот этой чудной барышни в тугом корсете, подчеркивающем всё самое важное. Самолёты летали. Взрывались. Падали. Европа только училась с этим бороться. А в 50-х гремели взрывы ради мошеннического получения страховки. Однажды американец Джон Грэхем установил динамит в багаж своей матери, чтобы добиться страховых выплат за её смерть. В результате крушения погибли 44 человека. Ужас, скажете вы? Нет, ужас случился 11 сентября. Да, вы уже поняли. 11 сентября 2001 года. В этот день 19 террористов "Аль-Каида" захватили четыре пассажирских самолёта. Два из них были направлены в башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Третий самолёт упал в поле солнечной Пенсильвании: пилоты и пассажиры попытались перехватить управление. Еще один самолёт был направлен в здание Пентагона. В результате катастрофы погибли почти 3 тысячи человек. После нью-йоркской трагедии взрывать самолёты стало сложнее. Но не стоит думать, что люди вовсе прекратили это делать. В продолжение краткого экскурса в мир авиационного терроризма ещё одна история – с локацией в Инчхоне, Корея, март 2020, 12:29. Наверняка, всё бы обошлось, если бы удача в тот день не отвернулась от 98 человек на борту Fokker 100, среднемагистрального пассажирского самолёта, который должен был приземлиться в Токио в 2 часа дня. Наверняка, всё бы совершенно точно обошлось, если бы именно в этот день не случились перебои с электричеством из-за сгоревших трансформаторов на подстанции, если бы именно в этот день не перезаряжались чёртовы генераторы, если бы не тестировалось новое оборудование по проверке ручной клади, если бы старый дурак Шин Инсу не отвлёкся и как следует проследил за этим бледным парнем, незаметно теребившим кольцо на пальце. Заминка на пять минут в огромной махине под названием «Инчхон» и парнишка, прижимавший к боку ручной багаж, проходит на посадку. Вот так сложились карты. Будто Смерть из «Пункта назначения» подстроила каждую мелочь. Будто Бог в этот момент спасал семью в Зимбабве и проморгал надвигающуюся беду. Но Бог не играет в кости. А случаи продолжают случаться. Сехун опаздывает. Грызёт ногти, как обычно, сжимает руль и старается не обращать внимание, что на пассажирском сидении лежит букет. Солнце слепит глаза, превращая тёплый карий в шоколадное масло, и заставляет лепестки нежных сиреневых анемон сверкать в утренних лучах. Сехун переживает. Очень сильно. И уже не думает, что это была хорошая идея – подарить Джун цветы этим утром. К слову, Сехун и Джун поженились на прошлой неделе. Это стоило девяти лет дружбы, пару-тройку истерик, ревностных взглядов и рождественских признаний в любви на кухне, пока друзья разрезали запечённое мясо в гостиной. Сехун хотел жениться сразу, дружба с 15 лет и безудержная влюблённость с 17 давали о себе знать. Джун только улыбалась так, как только она умеет: оголяя очаровательную ямочку на левой щеке, щуря раскосые глаза и сверкая аккуратными чуть крупноватыми зубками. Она просила времени, чуть кокетливо и абсолютно мило. «Хотя бы до марта, солнце». И как тут запротестуешь? Королева согласилась сделать его королём. Март так март. Свадьба случилась 19 числа, и О Сехун стал самым счастливым человеком на земле. О Джун даже взяла его фамилию, хотя в Корее это совсем не обязательно. И вот, сегодня, 26 марта они летят в Токио – на их двухнедельные каникулы и по совместительству медовый месяц в любимом городе. А потом домой, обратно в Сеул и к любимой работе – Сехун за ноутбук и проекты IT-компании, Джун – за дизайнерские заказы. Их жизнь только набирает обороты, впереди путешествия, какао в постель, фильмы по выходным, секреты, поделённые на двоих, и безграничное доверие. Наверняка, эта история станет самой счастливой на свете. Но она не станет. – В Японии уже начинают готовиться к ежегодному цветенью сакуры. Предположительно, в этом году столица соберёт рекордное количество туристов, так как погода этой весной располагает к самому бурному цветенью за последние десять лет… – диктор по радио задорно зачитывает новости, и Сехун невольно делает громче, улыбаясь и снова кидая взгляд на букет. Чтобы забрать его, мужчина действительно потрудился. Любимые Джун цветы оказались только в соседнем районе, и желание порадовать новоявленную жену победило лень. Сехун снова смотрит на анемоны и тихонечко выдыхает, в абсолютном блаженстве чувствуя, как подрагивают кончики пальцев. Он уже видит, как охнет легонько девушка, как заалеют её молочные щёки и в уголках глаз появятся трогательные морщинки. Он так любит свою жену, что порой сердце заходит бешеным ритмом просто от взгляда на неё. И если любовь – это болезнь, то Сехун на последней стадии. Припарковав машину, он буквально взбегает в их квартиру в Мапхо и старается аккуратно вбить пароль на двери, чтобы звуков было практически не слышно, но дверь открывается слишком резко и у О снова лёгкие закрывают клапаны – дышать абсолютно нечем. Воздух будто наполняется разрушительной венерианской кислотой и газом, глаза щипает и сердце пропускает удары. Невозможно так сильно обожать, боготворить, превозносить. Любовь это или помешательство? Но вот перед ним его королева, венерианская кислота оказывается запахом нового геля для душа, а сердце перестаёт тормозить, напротив, резко набирает скорость своих «туков», когда Джун хихикает и переносит вес на правую ногу, хитро блеща глазками. Она не высокая, едва достаёт макушкой ему до носа, у неё белёсый шрам на правом колене, созвездие Овна на щеке, разбросанные родинки, и чуть вздёрнутый нос. У неё мягкий животик и испорченные постоянными покрасками волосы. Сехун всё это видит, но всё равно считает Джун самым красивым человеком, которого он когда-либо встречал. Она продолжает хихикать. – Солнце, – ласково проговаривает и дотрагивается до его тёмной чёлки. – У тебя тут застрял лепесток, выглядишь прелестно, прямо как лесная нимфа. Лепесток соскальзывает вниз и этой секунды хватает, чтобы отогнать наваждение и снова научить мозг функционировать. Иногда девушка напоминает Снежную королеву, то замораживает на месте, то заставляет бежать что есть мочи – только не от неё, а к ней. – Пойдём в дом, я мёрзну, – обезоруживающе улыбается она, поворачиваясь и шлёпая босыми ногами. Только сейчас Сехун замечает, что жена вышла из душа, а из одежды на ней только его поношенная футболка Simple Plan с фирменным значком у воротника. Он сжимает за спиной букет и проходит в дом, аккуратно прикрывая дверь. – Я позвонила Бэкхёну, он согласился присмотреть за домом, если ты разрешишь ему играть в FIFA. Я ему пообещала, но ты всегда можешь спрятать приставку в ящик с моими эскизами – Бэк ни в жизни не найдёт, – Джун снова хихикает и снимает турку с плиты. – Потом Мирин позвонила по скайпу, поблагодарила, что мы забираем её мужа на две недели из дома, а то он уже достал со своей опекой. Бэкхён переживает даже больше, чем сама Ри. Но его можно понять, малыш появится совсем скоро. Слушай, может, привезём ей какие-нибудь полезные японские вкусняшки, что скажешь? Это будет мило. Джун щебечет, как воробушек, разливая свежезаваренный кофе по разрисованным чашкам, как вдруг поднимает голову и закусывает лукаво пухлую губу, разглядывая прислонившегося к двери мужа. – Знаешь, что это значит? – Что мы должны взять ещё одну сумку, потому что только вкусняшками это не обойдётся? – мягко улыбается Се. – Нет, это значит, что я всё утро провела то с телефоном, то с ноутом, а тебя не было. И куда ты от меня сбежал? Сехун видит искорки в миндальных глазах своего счастья, чувствует, что королева снова с ним играет, как кошка с мышкой, и парень вдруг осознаёт, что совсем не против побыть жертвой. – Джун, – зовёт он. – Это тебе. И протягивает букет. Просто. Без всяких причин. Долгие годы давно доказали, что на каждое её «почему» она и была его «потому что». – Анемоны, – расцветает она. Они обнимаются на кухне, прямо как полгода назад, превращаясь из друзей во влюблённых, и становится понятно, что счастье живёт прямо здесь – их квартире в Мапхо. – Солнце, я люблю тебя. Сехун только утыкается ей в макушку и мурлыкает что-то несвязное. Сеул, Корея, март 2020, 09:36. ххх – Что это у тебя на голове? – бурчит Бэкхён и кривит мордашку, когда на него обращают внимание. Он всё ещё имитирует обиду. – Прекрати дуться, Бэк, – устало вздыхает Сехун и сверяет время на часах с табло. – Венок, – пожимает плечами Джун и поправляет анемоны в своих тёмных волосах. Сехун вдруг ловит себя на мысли, что, наконец, корона его королевы обретает форму. – Нахера? – скептически приподнимает бровь парень и тот же ойкает, когда Сехун заряжает ему лёгонький подзатыльник. – Лучше бы приставку дал погонять, ирод! – В прошлый раз ты разлил на неё пиво. – Это было один раз и случайно! Инчхон с лёгкостью топит в себе ругань парней (уже давно мужчин, 24 наступило раньше, чем пройденная GTA: Vice City), разгоняет самолёты и пускает их в небо, оставляя на земле разлуки, встречи, обещания. Тут даже воздух искрит по-особенному, пахнет новенькими чемоданами и духами из Duty Free – ароматом перелётов. – Всё взяли? – вяло спрашивает Бэк и почёсывает висок, пытаясь сделать вид что вопрос задан чисто из вежливости, а не потому что он, блин, уже начал скучать, когда они там вернутся из своего обожаемого Токио. – Всё, – блистательно улыбается Джун, и даже Бэк попадает под её очарование. Она такая лёгкая, воздушная, но при этом от неё так и веет грандиозностью, величием и совершенством. Она, словно добрые короли из диснеевских сказок, несёт успокоение и веру, что лучшие дни обязательно случатся. Бэкхён ловит взгляд Сехуна, обращённого на свою королеву, и ручается больше не называть его подкаблучником. Потому что Джун явно не носит каблуки, она сделана из облака – её просто жизненно необходимо носить на руках. – Ты иди, Бэк. Мирин, наверное, уже ждёт, когда ты заберёшь вещи на две недели, – тихо говорит Сехун, поглаживая плечо жены. – Мирин уже отправила мне кучу сообщений, – тут же расплывается в улыбке парень. – Она хотела прийти, до док сказал никаких долгих поездок. – Док прав: ей рожать уже совсем ничего, – сочувственно вздыхает Джун. – Спасибо, что всё равно согласился приглядеть за домом. – У неё будет лучший папа, – Сехун по-доброму усмехается и кладёт ладонь на плечо друга. – И лучшие дядя с тётей, – смущённо вторит Бэк, – кстати, когда и мне надеяться стать дядюшкой? Молодожёны переглядываются и тут же опускают взгляд, будто подростки, которые впервые услышали как появляются дети. – Мы это ещё не обсуждали, – красная, как помидор, мямлит Джун и хватается за подол рубашки мужа в поисках поддержки. – Если будет мальчик, назовёте моим именем, – непреклонно говорит Бэк, делая строгое лицо. Сехун забавно морщится и уже хочет колко ответить, как объявляют о посадке. Народ начинает двигаться и Джун вдруг толкает проходящий мимо юноша, в спешке задевший её плечо. – Ой, простите, – кидает нервничающий парень и уносится вперёд. – Аккуратнее, молодой человек, – в спину кричит Сехун и прижимает к себе жену. – Ты в порядке? – Он не сильно, – улыбается она и игриво щёлкает по носу. – Посадку только объявили, а он уже бежит, – фыркает Бэк и пожимает руку другу, – удачного полёта, ребятки, будьте послушными. Или не будьте. Короче, сами разберётесь, не маленькие. Джун смеётся и притягивает парня в объятья. – Спасибо, что проводил, не забывай нас и звони почаще. – Да идите уже, – хмыкает Бэкхён и машет рукой. – Как приземлитесь, дайте знать. Я не усну, пока вы не скажете, что всё пучком! Сеул, Корея, март 2020, 11:00. ххх Бэкхён только успел доехать до Мапхо как стало известно, что рейс ST 609* «Сеул-Токио», вылетевший из Инчхона в 11:40 и планирующий сесть в японской Нарите ровно в два часа дня, потерпел крушение на 49 минуте полёта. Бледный парень стал ошибкой, которая могла произойти с вероятностью один к десяти миллионам. И она случилась. Это потом станет известно, что подрывник двадцати лет отроду был наркоманом, залезшим в огромные долги у очень нежелательных людей. Что он заложил своё обучение, квартирку, все деньги, дом родителей в Тэгу, одним словом, своё будущее. И когда отец попал в больницу избитым в критическом состоянии, нужно было что-то делать, иначе грёбаные колёса заберут не только его, но и непричастных стариков. Предложение пришло также неожиданно, как и первая сига в тринадцать – есть дело, крупное дело, очень выгодное кому-то наверху. Если всё прогорит, то от него и его семьи навсегда отстанут. Только вот парень только потом понял, что гореть придётся в прямом смысле. На борту самолёта было 93 пассажира и 5 членов экипажа. Выжило 46 человек. Взрыв случился в хвосте, 200 грамм тротила разорвали всю заднюю часть и обломки полетели в море. Только вот мало кто знает, что взрыв должен был случиться уже на подходе к Токио, а обнаружила подрывника Джун с венком на голове, выпутавшаяся из объятий мужа в бизнес-классе (это же должен был быть идеальный медовый месяц) и просто шедшая в туалет. Погибли бы все, но японские морские силы вовремя помогли тем, кто не погиб в воздухе и кто не утонул в холодной воде. Сехун пережил два взрыва. Первый, когда погибла его жена, и второй, когда он узнал об этом после двух месяцев реабилитации. «Не повезло», – говорили люди, качая головой в слова телевизионщиков. Но дело вовсе не в везении, ведь именно так начинается история длиной в три жизни. ххх Жизнь – это мозаика. Это наш выбор, нелепые ошибки, катастрофы, недоразумения, подстроенные события и события, которые никто не ожидал. Но никак не случайности. В них не верил и Эйнштейн. Именно он сказал, что Бог уж точно не играет в кости. А ещё в это не верил Эдвард Лоренц, один из основоположников «Теории хаоса». Вы когда-нибудь слышали о «Теории хаоса»? Если верить этой теории, то все события в нашей жизни, кажущиеся никак не связанными и абсолютно случайными, заключают в себе порядок, который можно описать математически. То есть хаос – это не лестница. Хаос – это порядок. И когда он наступает в жизни О Сехуна, нужно только найти строгий алгоритм, чтобы понять, как склеить сердце вслед за костями. Это случается в субботу. Бэкхён снова приходил. На счету девятый визит за последние полтора месяца в сеульской больнице, когда Сехуна перевезли из токийского военного госпиталя. Сломанные рёбра быстро шли на поправку, металлический штифт в бедре вместо искрошенной кости прижился, а головные боли перестали мучить ещё на прошлой неделе в отличие от кошмаров. Но впустить друга, у которого не так давно родилась дочурка, Сехун так и не смог. Не помогают ни часовые разговоры с психологом, ни сутки в гробовой тишине. Он похудел, поблёк, сосуды и венки гудят изнутри, не выдерживая давления, лопаются. Сехун напоминает сам себе полководца поверженной королевы, готовый пойти вслед за ней. Он ведь даже не может её похоронить. Май на улице будто издевается. Солнце светит, птички поют, кто-то из пациентов постоянно хохочет под окнами и где-то далеко за воротами бурлит жизнь: машины сигналят, из ресторанов доходят ароматы, люди работают, отдыхают, гуляют. Только у Сехуна мир остановился. Он всё ещё помнит последний её поцелуй в щёку там, на высоте тысяч метров. Слёзы снова жгут глаза. Сегодня он впервые за долгое время решает выйти в больничный дворик с палисадником и цветочным садом, где обычно встречаются «пижамные» больные с посетителями. Чёлка заметно отросла и уже мешает глазам, но Сехуну плевать, он не обращает ни на что внимание уже долгое время. Проходя по рядам цветочных кустов, он вдруг останавливается и закусывает губу, пока она не немеет. Там, среди россыпи полевых ромашек и фиалок, растут яркие сиреневые анемоны. На лепестках сверкают капли воды из поливочной системы, тонкие стебельки прогибаются и опускают крупные цветочные головы ниже к земле. Сехун бредёт прочь, вглубь яблонь, на ветках которых только-только набухают плоды. – Без тебя сложно, – шепчет он, рухнув, словно мешок, на скамью, скрытую за кустами сирени. – Без тебя так сложно, Джун. Он хватается за рубашку и мычит, сдерживая желание зарыдать в голос. В последний раз истерика накатывала месяц назад, когда приехали журналисты и пытались расспросить о катастрофе. Тогда их отогнали сотрудники больницы и мама Се, всё время сидевшая с сыном, позволяя себе только по выходным ездить домой и отдавать свой пост Бэкхёну. Но сегодня боль явно мутировала, она проникает в вены, распыляя своё токсичное влияние на всё тело. Дышать становится физически невозможно. Сехун, правда, пытается держаться. Но его силы уже давно на нуле, в любую секунду готовые заморгать красным знаком SОS. Он достаёт из кармана фотографию девушки, солнечно улыбавшейся и объектив и прижимавшей к себе сонного Сехуна. Бумажка подписана аккуратным женским почерком «Я и моё солнце» в углу. Это фото, которое принесла по просьбе матушка, стало его реликвией, с которой он каждый день засыпает и просыпается. – Джун, как мне тебя вернуть? Как мне до тебя добраться? – Сехун почти завывает и задыхается, он хрипит, рычит, жалостливо хнычет. – Как, скажи мне, как? Он соскальзывает со скамейки, падая на колени и всерьёз решает выпрыгнуть из окна, когда вернётся в палату. Терпеть отсутствие жены, которую он превозносил, больше не получается. И не получится. Сердце не печень, оно не может отрастить себе половинку. Вдруг фотография подрывается с места и несётся по воздуху в сторону, к клёнам и пушистым хвоям, среди которых виднеется полуразрушенная дорожка. Сехун вскакивает, тут же шипя от прошившей рёбра боли, и следует за кочующей вперёд фотографией, даже не замечая истерзанным сознанием, что никакого ветра нет. Мужчина ловит себя на мысли, что что-то не так, когда ряд деревьев замыкается за спиной больше напоминая какой-то лес, чем палисадник, дорожка постепенно расширяется, а фотография не спешит останавливаться. И это начинает по-настоящему пугать, особенно когда здравый смысл шепчет, что эй, вообще-то территория больницы должна была закончиться ещё где-то шестьсот метров назад. Сехун уже останавливается, не на шутку перепуганный, пока не замечает дверь прямо на дороге. Белую, деревянную, обитую диким виноградом. Фотография делает свой последний пируэт в воздухе и плавно опускается перед порогом. Брюнет думает, что это галлюцинации из-за недоедания, но всё равно подходит к загадочной двери, будто выдернутой из какой-то комнаты десятки лет назад. Слёзы на глазах сохнут, он ступает крайне осторожно и проглатывает ком в горле. Здесь так тихо, что слышно только своё дыхание. Сехун аккуратно кладёт ладонь на ручку и нажимает вниз. Дверь гостеприимно щёлкает. Примечания: *Рейс и другие авиационные составляющие выдуманы. Все совпадения случайны.