В Петербурге мы встретимся вновь

Смеркалось. Улицы были пусты.  Редкие прохожие спешили по домам, кутаясь в тёплые пальто, в надежде укрыться от пронизывающего ветра. Потерянный кем-то темно-синий шарф закружил в вихре снежинок, ловко прошмыгнул под мостом и зацепился за флюгер* высокого здания. Он завозился- задергался, но поняв, что освободиться уже не получится, смиренно повис на пике. В наступающем сумраке могло показаться, что здание обзавелось декоративным флагом. Словно само проведение решило украсить этот дом.    Обширное трехэтажное поместье в стиле екатериненского барокко, с характерной пышностью декора было укрыто снежным покрывалом. Здесь в воздухе витает волшебство, сказочные красоты открываются взору. И сегодня в восемь часов нам будет дозволено окунуться в магию этой сказочной ночи. Ибо особняк достопочтенного князя наконец откроет свои двери для петербургской знати.     * * *    Часы в малой гостиной только-только пробили восемь , а Пётр Андреевич уже встречает первых гостей. Возле парадного входа в плотную друг к другу стояли дорогие коляски и экипажи. Они толпились, сталкивались корпусами. Какая-то лошадь, непонятной масти, под выкрики кучера недовольно брыкалась и, судя по возникшей шумихе, задела таки кого-то копытами. Пётр Андреевич, извинившись, спешно вышел из холла, дабы разобраться в чём дело.      Вернулся он уже в компании весело хохочащего Дельвига.   Хозяин был беззаботен и счастлив, даже не подозревая о том, что где-то здесь, в небольшой комнатке, надёжно скрытой от чужих глаз, готовиться революционный заговор.    На втором этаже, в одной из ниш, есть неприметная серая дверца, что обычно отделяет барский дом от комнат для прислуги. За дверью этой  скрывается кладовая. Да будет вам известно, что кладовая, поистине, - самое волшебное место в доме. Никогда не знаешь, что здесь можно отыскать.  А бывает и так, что волшебная комната преподносит хозяину приятные (или не очень) сюрпризы.     К примеру, был однажды случай, когда в точно такой же кладовой старая ключница нашла целых сто рублей! Их запрятал туда скупой помещик, да и забыл на следующий день. А один боярин, вернувшись через 30 лет в родное имение, чуть не поседел, обнаружив в своей кладовке кедровое деревце. Оказалось, что кедровый орешек провалился в щель меж деревянных досок и милостью Божьей не только пророс, но и, проломив пол, вырвался наружу, согнув могучую крону только под тяжестью крыши.    Но что же спрятано в нашей кладовой? Два стола заставленные коробками, покрытые толстым слоем пыли шкафы, старые поношенные вещи разбросаны по полу и, посреди этого хаоса, высокий мужской силует. В помещении царил полумрак, лунный свет проникал только через небольшое окно, и не было возможности рассмотреть его лицо. Только очертания пышной копны волос на макушке и высокий ворот пиджака.  Неизвестный медленно подошёл к столу. Среди вороха бумаг блеснуло лезвие кинжала.   В пустой доселе комнате заскрипел по паркету, отодвинутый кем-то, стул. В углу мелькнула ещё одна тень. Тихой поступью она приблизилась к окну и в свете луны приобрела очертания человека.       - Всё готово? - прошелестел приятный мужской голос. Предлагаю обозначить его, как «Революционер N»       - Да. Он уже здесь. Можем начинать. Ты.. - замялся, как вы уже могли понять, «Революционер M» -..ты точно уверен,.. что нам стоит.. что дело.. требует столь жестоких мер?  Ведь можно просто заставить их отречься и выслать из страны!..но это.. Это...-умолк он, не смея произнести вслух то, что им предстоит совершить.        - Да ты не страшись, - проникновенно начал Революционер N  - Сам должен понимать: их существование представляет угрозу для нас. Империя изжила своё. Настало время вырвать эту страницу истории. Республиканская Россия станет нашим спасением. Мы избавим от гнёта народ, упраздним сословные порядки, улучшим экономику страны - Россия станет сильнейшим государством на Мировой арене! Нас ждёт Великое будущее! Ради всеобщего блага!  Или не жаждешь ты блага для Родной страны?         -  Благими намерениями, как известно.. - подавленно пробормотал Революционер M .         - К чему этот разговор? - разазлился N -  Предать нас хочешь? Подставить? Не глупи. Думаешь, так просто всё? Начало уже положено, поздно что-то менять!         - Нет! Никогда бы я не предал вас! Да только..разве правильно это, Мить?     Страх меня одолел... Глаза закрывать боюсь. Веришь? ,.. всё видится мне море кровавое.. Я задыхаюсь, тону в нём! Крест на груди кожу опалил, ко дну тянет. Непосильная эта ноша. Не сдюжу ведь ..    N выслушал всё внимательно. Помолчал. Потом, словно что-то решив для себя, тяжело вздохнул. Хмурое лицо смягчило свои черты. Он медленно приблизился к M, холодной рукой коснулся его лица, провёл пальцами от виска , по скуле, очертил линию подбородка. Тут руку отнял, словно обжёгся. Вновь прикоснулся к лицу, задел чуть кончик уха, схватил цепко за затылок. Лбами соприкоснулись. Стояли друг напротив друга, закрыв глаза, стараясь  отпечатать в памяти краткий миг той отчаянно нежности.      - Сдюжишь, брат. Оба сдюжим. Иначе нельзя. - зашептал тихи-тихо, опаляя дыханием кожу - А крест.. Крест свой мне отдашь. На себя твой грех возьму и крест за нас обоих нести буду. У самого поджилки трясутся. Да только сам знаешь: поздно уже назад поворачивать. Наступит полночь и тогда...      Он замолчал, отстранился решительно и повернул голову к одному из стеллажей. На M не взглянул даже.       - Ну всё, Ступай с Богом.    И тут же сам нервно рассмеялся.    Нет теперь с ними Бога. И никогда уже не будет...             * * *     Когда Фандорин прибыл на место, торжество было в самом разгаре. Ослепляющий блеск, аляпистые украшения, что почему-то считаются изысками; безликие кавалеры в одинаковых чёрных фраках и степенно скользящие по паркету дамы в пёстрых платьях; слащавые, совершенно не искренние улыбки, сплетни и наговоры: Фандорин не любил подобные вечера. Но это было тогда, в прошлой жизни. Сейчас же, он отчаянно желал раствориться в этом безумном вихре ярких красок, не помнить что было вчера и не думать о призрачном "завтра". Забыть о том, кто он есть и кто есть люди его окружающие. Существовать в этот миг, в эту секунду.    С Масой они разминулись у парадного входа: японцу нетерпелось прогуляться по ночному Петербургу. Эраст отлично это понимал, но ужасно жалел, что отпустил Масу так рано. Ни один человек здесь не был знаком ему и Эраста одолела тоска. Он хотел присоединиться к какой-нибудь компании, но не смог выбрать. Казалось, в каждой из них уже царила своя особенная, дружеская атмосфера, которую Фандорин просто не посмел нарушить. Но возвращаться домой не хотелось. На секунду Эраст представил пустую, душную квартиру и его передёрнуло. Он неторопливо пересёк зал, присматривая себе укромный уголок, в надежде провести там этот вечер. Такое место нашлось в правом углу, у окна. Он устроился по удобнее, наблюдая за танцующими парами. Оркестр заиграл вальс.       -  Волшебная ночь, не правда ли? - отвлек его от раздумий тихий голос. Фандорин повернул голову и увидел перед собой молодого мужчину. Средний рост и крепкое телосложение, гордый разворот плеч. На первой взгляд, ему было не больше тридцати. Суровое по природе своей лицо имело аристократические плавные черты. Греческий профиль, тонкие восходящие брови и волевой подбородок делали его похожим на хищную птицу. Большие тёмные глаза при этом выражали добродушие к собеседнику. Облачён в чёрный парадный мундир с двумя рядами золотых пуговиц. Каждая из них представляла собой целое произведение искусства. Тоненькой сеточкой расстилался узор в виде виноградной лозы. На поясе дорогая шпага из чистого золота, что являлась скорее показателем статуса. А на груди сиял орден Святого Андрея Первозванного.     Пару минут они молча смотрели друг на друга.       - Мне показалось, вы нуждаетесь в компании. - наконец зоговорил брюнет.      - Вполне возможно. - лаконично ответил Фандорин - С кем имею честь..?      - Ах, где же мои манеры! Позвольте представиться, Великий князь Михаил Павлович.       Эраст удивлённо посмотрел на него, а затем почтительно склонил голову:      - Ваша Светлость, прошу меня простить. Я не узнал вас. Моё имя Фандорин, Эраст Петрович Фандорин.      - Право, вам не за что просить прощения. Я очень даже рад знакомству с вами, Фандорин. - усмехнулся князь - Но сдаётся мне, я вас уже знаю. Это ведь вам мы обязаны сохранению Черноморья в двадцать первом? Вычислили предателя, переломили исход битвы в пользу России?      - Всё верно, Михаил Павлович.      - Ну так позвольте пожать вашу руку! Они обменялись рукопожатиями.        - Немного шампанского?   Князь взял со стола два бокала; один оставил себе, второй  протянул Фандорину. Эраст немного пригубил прохладный напиток. Крохотный пузырики шипели, перекатываясь на языке; тончайший хрусталь приятно холодил кожу.  Неспешная размеренная беседа стала приятным дополнением к вечеру. Было в князе что-то мрачное и суровое, но не отталкивающее, а наоборот чарующе привлекательное. Михаил Павлович был кладезем всевозможных шуток и острот. Приятным удивлением стало использование князем всевозможных каламбуров. Эраст даже не сразу заметил как светский разговор плавно превратился в откровенный. Но Фандорин успел одернуть себя прежде, чем наговорил лишнего. Эраст Петрович нахмурился. Раньше он не наблюдал за собой чрезмерной болтливости. Видимо князь заметил перемену в настроении своего собеседника, но воспринял это по-своему:      - Отчего вы так грустны? - последовал незамедлительный вопрос      - Настроение такое, Михаил Павлович - поспешил завершить этот разговор Статский советник, но младший Романов оказался на редкость приставуч.      - Ну нет, Фандорин. На всё причина должна быть.   Желая избежать ответа Эраст Петрович схватил с подноса первый попавшийся бокал и залпом опрокинул внутрь. Но быстро понял свою ошибку, ибо хмель ударил в голову с такой силой, что нос и щёки окрасились в алый цвет. Ядрёная жидкость обожгла глотку, медленно обволакивая все внутренности какой-то неизвестной теплотой. Вдруг оркестр затих. В гостиную вошли трое. Кудрявый мужчина во фраке и с тростью, молодой гусар и сутулый юноша в чёрной крылатке. Возможно, студент. Фандорин на секунду встретился с ним взглядом и ему вдруг показалось, что где-то они уже виделись. И, судя по округлившимся глазам студента, он был того же мнения.        - А вот и господин Пушкин - радостно протянул князь, указывая на вошедших.       - Который из них?   Михаил Павлович недоумевающе посмотрел на Фандорина.       - Я не был в России долгое время. Мне ещё не довелось с ним познакомиться. - неловко объяснил тот. В ответ князь улыбнулся.     - Поверьте, мой друг, вы многое упускаете! Я мог бы познакомить вас..      Гости обступили новоприбывших. Каждому хотелось очутиться под лучами Солнца русской поэзии. Пушкин уделил внимание каждому. Он не скупился на объятия и комплименты. Фандорин старался рассмотреть его лицо, но тщетно. Перед глазами всё смешалось.        -.. Но думаю сейчас неподходящий момент для знакомства. - продолжил князь, удивлённо оглядывая Эраста. - Не знал, что вы предпочитаете Шнапс*.    - Здесь становится очень душно. Пойдёмте-ка к террасе, на свежий воздух. - заботливо предложил Михаил Павлович. Сейчас Эраст был очень благодарен ему за это.        * * *     Гоголь едва успел переступить порог, а голова уже кружилась от едкого, тошнотворно-сладкого запаха.  Всевозможные духи и одеколоны перемешались меж собой, не оставляя места чистому воздуху. Лениво-медленно Николай размотал шарф.    Пушкин избавился от пальто и, вдруг, ни с того, ни с сего,  бросился к залу. Лермонтов, не глядя сбросил шинель и поспешил за поэтом, стараясь не упускать его из виду   Гоголь успевший лишь отряхнуться от снега, оставил в передней шляпу и быстро побежал за ними, мысленно гадая что же такого могло произойти. Кровь бурлила, в предвкушении скорых приключений. А воображение подсказывало образы новой нечисти. Но, к его разочарованию, не оказалось ни полчища ведьм, ни стаи оборотней. Пушкин со смехом налетел на какого-то мужчину. Тот, не ожидая такого подвоха, чуть не повалился на пол, но его придержал другой, стоящий рядом молодой человек. Все трое улыбались и дурачились, обнимали друг друга. Гоголь встал рядом с Мишелем непонимающе наблюдая за этой картиной.     -  Слева - хозяин поместья, князь Вяземский, а рядом с ним - Антон Антонович Дельвиг - шёпотом пояснил Лермонтов.   Он старался держать себя в руках, но подрагивающие кончики пальцев и закушенная губа выдавали его волнение. Николай заметил, что он не отводит взгляд от Дельвига.     - Ах, друзья мои! - вспомнил наконец о них Пушкин - Позвольте вам представить, Николай Васильевич Гоголь, начинающий писатель и мой хороший друг. А это Лермонтов, Михаил. Очень талантливый молодой человек. И, должен заметить, тоже увлекается литературой. - поочерёдно указал на них Александр.     - Наслышан, да-с. Очень рад нашему знакомству, Николай Василич. Мишель. Я ведь могу вас так называть? Прекрасно. - Тогда и я буду обращаться к вам по имени. - гордо подняв голову сказал Лермонтов. - О-каков! - засмеялся в ответ на дерзкий выпад Антон Антонович - Мне нравится ваша прямолинейность, юноша! Однако, простого "Дельвиг" будет достаточно.   Улыбка, нет сомнений, очень молодила любого человека, но с Антоном Антонычем выписывала такие пируэты, что, казалось, он перенёсся в далёкие времена лицейской юности. От него исходила какая-то особая, живая энергетика. Глядя на на добродушное лицо Гоголь сам почувствовал как уголки губ растянулись в улыбке.   Внешности Антон Антонович был незаурядной. Ростом он превышал Николая на полголовы, но смотрел не с высока, а как бы на равных. Тело его не имело лишних изгибов, спина натянута, словно тетива лука. Чёрный парадный мундире у ворота обрамляли золотые колосья, эполеты визуально расширяли его плечи, а плетёный аксельбант вкупе с орденами на груди добавляли ещё большего шарма. Волнистые светло-каштановые волосы были уложены в аккуратную причёску. Узкие бакенбарды подчёркивали овал лица, проникновенные голубые глаза лучились добродушием, густые прямые брови, красивый вогнутый нос, тонкие губы, над ними небольшие усики. На безымянном пальце правой руки поблёскивало обручальное кольцо. Про таких людей говорят: "Благородство на лице отражается". Дельвиг произвёл впечатление честного и отзывчивого товарища.   Пётр Андреевич же наоборот, имел вид грозный и хмурый. Однако же нельзя было отрицать его притягательности. Волосы, темно-русые с пепельным отливом, находились в творческом беспорядке, а чёлка постоянно падала на левый глаз, мешая взору. Тонкие угловатые брови; серые глаза с зелёными крапинками, что, казалось, видели людей насквозь. Темно-зеленый мундир с алым воротом подчеркивал статную фигуру. Вяземский сложил руки на груди, принимая защитную позу. На первый взгляд, Вяземский был скрытным, недоверчивым, однако такого верного и надёжного друга как Пётр Андреевич нужно было ещё поискать. Пожимая крепкую руку, Николай мог с уверенностью сказать, что не хотел бы иметь такого человека во врагах. * * *   Зал стих. Все взгляды были прикованы к ним, но даже среди такого количества людских глаз, Гоголь смог выделить ясные голубые омуты. Их обладатель - высокий стройный господин во фраке, имел мягкие черты лица: густые брови, чуть  вздернутый нос, пухлые губы с тонкими подкрученными усиками. Чёрные аккуратно причесанные волосы имели странную особенность - серебрились на висках.  В нём чувствовался внутренний стержень, при этом он был очень хрупок и чувствителен. Черты лица этого господина были знакомы Николаю, однако сейчас он просто не был способен обратить внимание на что-то кроме глаз. Она надолго отпечатались в его памяти. Эти ясные голубые омуты. Что-то было в них знакомое, близкое ему. Гоголь так и не успел понять причину этого чувства. Неизвестный господин скрылся из виду. Потеряв его взгляд в толпе, Николай покачнулся, словно от удара, и завертел головой в попытке возобновить контакт. Но было уже поздно.   Тяжело вздохнув, Гоголь присоединился к друзьям.     Пушкин мастерски справлялся  со своей ролью. Александр был обаятелен и учтив: шутил, смеялся, рассказывал различные истории, стараясь уделить время каждому. За ним тенью следовал Лермонтов. Все веселились и танцевали.    Гости замолчали лишь когда по лестнице со второго этажа спустился молодой мужчина значительно высокого роста. Они не были знакомы, но почему-то Гоголь сразу узнал его. Цепкий взгляд, скрытый стёклами очков, просто не не мог обмануть.      .. Баратынский... Откуда-то сзади послышалось раздраженное рычание Мишеля, когда мужчина твёрдой походкой направился в их сторону. Пушкин приветливо раскинул руки для объятий, но был жестоко проигнорирован. Евгений просто пожал ему руку. А вот Лермонтов не был  удостоин даже кивка головы. Потом тот повернулся к Николаю и в глазах промелькнуло узнавание:       - А вы, стало быть, Гоголь. - одобрительно кивнул сам себе "критик"* - Должен отметить, что ваша слава бежит впереди вас, Николай Васильевич. А это в нашем нелёгком деле не всегда есть хорошо. Гоголь был искренне изумлен его словами, что тут же и высказал лично. - Боюсь, Евгений Абрамович, что вы можете ошибаться. Я ещё не приобрёл известность в литературных кругах. - Николай Васильевич, - снисходительно, словно объясняя малому начал Баратынский - речь идёт о совершенно ином нашем общем увлечении. Любой правильно подобранный артефакт сможет опознать вашу истинную личину. Вот. Мои очки, к примеру - Евгений снял очки в чёрной оправе и только сейчас Гоголь заметил что с ними было что-то не так: стекла имели неестественный голубой оттенок с переливами на синий и фиолетовый тона. Когда-то Николай уже встречал в своей жизни обладателя подобных очков, потому сейчас испытывал незнакомое доселе чувство Deja Vu.   - А что.. - Николаю стало противно от того, как жалко прозвучал сейчас его голос - что представляет собой этот артефакт?   Баратынский как-то понимающе хмыкнул и протянул Николаю очки. - А вы попробуйте, Николай Василич. Лёгкая недоверчивость отразилась на лице молодого писателя, однако интересующий его предмет он всё таки взял. Николай поднёс очки к лицу и попытался рассмотреть пространство вокруг через голубые стёкла. Сначала глаза пронзила острая режущая боль, но, стоило чуть привыкнуть, и Гоголь уже не смог сдержать изумленного вздоха. Ото всех его знакомых исходило странное потустороннее сияние. У каждого оно различалось. Свет Вяземского был тусклым, как затухающая свеча. Александр Сергеевич, что неудивительно, имел сияние схожее с солнечным светом. Лермонтов же удивил Николая странным контрастом хмурого лица и исходящего от него ясного сияния, ничуть, между прочим, не уступающего свету Пушкина. Видимо, что-то такое отразилось у Гоголя на лице, ибо Баратынский насмешливо улыбнулся и сказал: - Михаэлю никогда не нравился тот факт, что я вижу его насквозь. И сколько бы он не старался казаться бесчувственным, я всегда буду знать, какой он есть на самом деле. - И какой же он на самом деле? - осторожно поинтересовался Николай. - А вы, что же, не видите? Гоголь не ответил. Ему вдруг стало стыдно за своё праздное любопытство. Ведь если Михаил не хочет открываться, у него наверняка есть на это особые причины. Он влезает сейчас во что-то личное для Лермонтова, словно действительно видит насквозь. Теперь были понятны столь нелестные отзывы о Баратынском. Кому же понравится быть открытой книгой? Гоголь молча протянул Евгению очки, тем самым давая понять, что он не желает возвращаться к этой теме. Николай неосторожно коснулся руки Баратынского и почувствовал, что кто-то настойчиво тянет его назад. Он потерял равновесие и полетел вниз, но вместо болезненного удара об пол почувствовал как проваливается в Межмирье.