О тех, кто защищает порядок

Руины заброшенного склада давно лишены дверей и окон. Разрушенные проёмы мёртвыми глазницами взирают на тех, кто находится внутри. Летом здесь воняет мочой и тухлым мясом, а зимой воздух такой же морозный, как и снаружи. Хрупкие змейки облачков пара рвутся прочь при каждом выдохе. Тонкое тело дрожит, но не от холода. В глазах юной бретонки — почти ребёнка — искренний страх. Когда широкая жилистая рука сжимает плечо, она даже не кричит — лишь жалобно всхлипывает, а по бледной щеке стекает крупная слеза. Под грубыми пальцами, сдавливающими кожу, расползаются синяки. — Я не сделала ничего плохого... Гран шагает вперёд. Хруст припорошившего блекло-зелёную траву снега разрывает тишину оглушительным раскатом. Лезвие меча с угрожающим шорохом покидает ножны, но Филида требовательно удерживает за локоть. Напряжённый, словно туго натянутая струна, Гран послушно замирает. Ярость бурлит словно кипяток в наполненной до краёв чаше. Этот явно воспринимает действия стражников как проявления трусости. Осклабившись, вдавливает лезвие кинжала в девичью шею. Вдоль ключицы бегло стекает алая струйка. — Помогите... Несчастная шепчет молитву — но не отвернувшимся Девяти, а пришедшим на выручку легионерам. Гран слышит отдельные слова, и сердце откликается обжигающим вихрем ярости. Рука с силой сжимает меч — лишь неотданный приказ препятствует началу справедливой резни. — Отпусти её, Йорр. Голос Филиды холоден будто скайримский лёд и спокоен как ясное ночное небо. Гран не понимает и не хочет понимать: как можно настолько сдержанно говорить с тем, кто согласно отчётам несколько часов насиловал беспомощную жертву? «Отдайте приказ, капитан — и я украшу стены лентами его кишок; вырежу внутренности и скормлю лесным хищникам — сделаю мир чуточку чище. Только скорее отдайте уже этот грёбаный приказ!» Но приказ так и не звучит. — Положи кинжал и отпусти девушку. Пока не произошло непоправимое, мы ещё можем договориться. Этот хохочет. Его рука дрожит в такт сотрясаемому в истерике телу, и лезвие глубже входит в сочащийся кровью порез. Девушка всхлипывает, и тут же в ужасе задерживает дыхание. Боясь издать лишний звук, она молча плачет. — С вами? Шутишь? Зачем говорить с какими-то шавками, если скоро я стану одним из Её сыновей? Глаза Матери повсюду. Она ждёт, когда прольётся невинная кровь — тогда будущий брат или сестра придёт, чтобы принять меня в настоящую Семью. И не будет больше брехни о добре и милосердии — только настоящая любовь, которая, как говорится, всегда идёт вместе со смертью! Погружаясь в искажённое представление идиллии, этот лыбится во весь рот. Вытаращенные тёмные глаза блестят фанатичным безумием. Гран стискивает зубы. Бессвязная речь психопата, с хаотичным повышением и понижением голоса, добавляет к ярости отвращение. — Чем же хороша та — истинная семья? — тихо спрашивает Филида. Спокойствие его голоса приводит Грана в бешенство: до боли в пальцах сжимающая меч ладонь дрожит. «Хватит заниматься бессмысленной тратой времени! Отдайте уже приказ, и я размозжу его башку Ледяным шипом!» Лоб этого — мишень... то и дело скрываемая головой жертвы. Если рука не дрогнет, если психопат не среагирует, если девушка не повернёт голову, операция завершится в одно мгновение. Однако Филида бездействует, и этот начинает хохотать. Словно зачарованный, Гран следит, как под двигающимся в такт дрожащим плечам лезвием расползается на тонкой девичьей коже рана. — Ты не читал? Ты?! Не читал?! Хохот перерастает в истерику. Филида преображается — прищуром затаившегося в засаде зверя следит за движениями психопата, выжидая, когда тот откроется, чтобы отдать команду. — В настоящей семье братья и сёстры искренни друг с другом. И они не тянут время в надежде, что ближний ослабнет, чтобы нанести по нему удар!!! Когда кинжал перерезает артерию, во все стороны хлещет обрамлённая клубами пара кровь. Последняя — багряная — капля переполняет бурлящую чащу терпения, и несдерживаемый более поток ярости вырывается вместе с протяжным рёвом. — Тварь!!! — мимолётная вспышка удивления — сколько же ярости может быть в собственном голосе! — тонет в непроницаемой ненависти. Мир окрашивается в багрово-алый. Мышцы напрягаются, мечи покидают ножны. В ушах лишь грохот собственного сердца да хрипы невинной — умирающей только потому что так захотелось очередному маньяку. — Стой! — Филида рядом, но его голос звучит откуда-то из другого мира. Гораздо ближе ухмылка урода, которая будет срезана вместе с верхней половиной черепа. Ощерённым мечами зверем Гран прыгает на свою добычу. Ведомый лишь жаждой крови, он будет кромсать эту тварь на куски — пока та не издохнет, пока собственные руки, онемев от усталости, безвольно не повиснут вдоль тела. — Стоять!!! Перепачканный кровью психопат закрывается бьющейся в агонии жертвой. Гран лишь ухмыляется. Острие его меча входит в верхнюю часть кожаного сапога и дробит стопу. Этот ревёт, инстинктивно пытается отдернуть ногу. Гран готов поклясться, что слышит, как расползаются вдоль кости тонкие трещины. Швырнув мёртвую девушку словно мешок с песком, этот неловко отступает назад и влево. Увернуться, ударить подошвой ботинка сначала по колену, затем — в низ живота — натренированное тело знает, что нужно делать. Болезненные крики врага звучат сладкой симфонией, дарящей настоящее удовлетворение. — Немедленно прекрати! Его судьбу должен решать суд, а не ты! «В Обливион суд!» — собственное тело трясётся от гнева. Наступив на перепачканную кровью грудь убийцы, Гран плавно переносит вес на ногу, мечтая выдавить из лёгких воздух, а вместе с ним — саму жизнь. Лезвием меча касается пульсирующей жилки на шее, прикидывая: получится ли отсечь голову одним ударом? «Вполне». Этот ухмыляется — радуется непонятно чему, бормочет, что материнской любви хватит на всех. Гран скалится в отвращении. Давая ярости вырваться вместе с животным рыком, он замахивается для последнего удара. — Хватит. — Нет!!! С громким свистом меч взрезает воздух и вонзается в стылую землю. Ноги перестают держать, и Гран падает на колени. По щекам текут слёзы бессилия, а тело продолжает трястись, но уже не от ярости. Гран не помнит, как наносит удар и тут же читает заклинание — не смертельное, лишь погружающее на какое-то время в беспамятство. Тело вздрагивает от неожиданного прикосновения. Рука рвётся нанести удар, но пальцы разжимаются. — Тише, хороший, тише. Когда Филида обнимает за плечи, становится теплее. Уткнувшись носом ему в шею, Гран всхлипывает словно потерявшийся ночью мальчишка, который, не в силах что-либо разглядеть в кромешной темноте, едва не свалился в пропасть. — Зачем вы меня удержали? Почему нельзя... так? Он ведь всё равно будет приговорён к смерти, з-зачем усложнять? — собственный голос дрожит и заикается, но оглушённый вихрями эмоций Гран этого не замечает. — Затем, что ты — не он. — Филида говорит тихо, но чётко проговаривает каждое слово, при этом крепко прижимая к груди как родного сына. — Причём тут это? — Почему ты хотел его убить? Что тобой двигало? Гран резко выдыхает. В голосе звучат рычащие нотки — заснувшая было злость пробудилась вновь. — То, что мир необходимо избавить от такой твари, как он. Само существование этого... Йорра... меня в бешенство приводит. — Так твою руку вела мысль о том, что Йорр — угроза, которую необходимо ликвидировать, или порождённое смертью этой девушки бешенство? Гран дёргает плечом. Об этом он не думал. — И то, и то. Филида постукивает пальцами по защищённой кожаной курткой спине: сквозь плотную ткань Гран чувствует поочерёдные ритмичные прикосновения. — Ты игнорировал мои приказы. Гран молчит: а что можно сказать, когда ты не прав? Но воцарившаяся тишина угнетает, требует заполнения. Филида даже пальцами по спине прекратил стучать. — Простите, я... я был вне себя от злости. — Гран не знает, что сказать, и говорит как есть. — Значит, всё-таки злость? Затянувшееся молчание подтверждает правоту наставника. — В этой войне без убийств не обойдётся. Таких как он... — Филида делает паузу. Гран предполагает, что наставник кивает на обездвиженного Йорра, — ...их будет ещё много. Они будут лить кровь, ты будешь лить кровь. Как бы мы ни хотели, но без этого не обойтись. Здесь главное — понять, что тобой движет. Чувство справедливости? Желание отомстить за невинную жертву? Ты едва не лишил жизни человека, Граниус. Почему ты это сделал? — Разозлился.... Понимаете, я мог бы сейчас сказать, что хотел ликвидировать угрозу, н-но это неправда. Я хотел утолить свою ярость... и не думал больше ни о чём. Гран думает, что, наверное, пора отстраниться — но не может. Стыд давит, выжигая изнутри. Облачив позорные, но искренние мысли в слова, Гран понимает, что не годен для этой работы. — Завтра напишу рапорт о переводе обратно в часовые. Таким как я лучше... ну... не заниматься этим. Филида громко фыркает. Недоверчиво подняв голову, Гран щурится, пытаясь понять: что не так сказано на этот раз? — Думаешь, мне нужен часовой-психопат? Гран резко отстраняется. Неловко поднимается — ноги затекли и не очень-то слушаются. Бросает взгляд на Йорра, но тот всё ещё выведен из строя заклинанием. — Сегодня ты доказал, что моя вера в тебя не напрасна. И всё же, надеюсь, ты навсегда запомнишь разницу между убийством во имя необходимости и следованием слепой ярости. Гнев, обида, жажда мести — ненадёжные советчики. Слишком часто ошибаются, а последний любит давать лживые обещания успокоения. Прежде чем браться за клинок, слушай разум, Граниус. Да, иногда на принятия решения у тебя будет лишь пара мгновений, но даже в этих ситуациях лишь его голос должен отдавать команду руке. — Самоконтроль? Кивнув, Филида поднимается на ноги. Недовольно оглядевшись, стряхивает со штанов перемешавшуюся со снегом пыльную землю. — Именно. Не каждый способен обуздать свой гнев так, как это сделал сегодня ты. Хочется верить, что сегодняшняя ночь станет примером на будущее. Уж не сомневайся, ситуаций, где придётся проявить чудеса самоконтроля, будет у тебя немало. Но пойдём уже, наша снежная принцесса приходит в себя. Позволим ей отогреться в нашей уютной тюрьме. Когда Йорру заламывают руки и надевают оковы, он вновь твердит про любовь матери и смотрит то на Филиду, то на Грана. В безумных глазах при этом отчётливо виден интерес. Гран выталкивает психопата на улицу и ёжится: бездействие на морозе коварно. Пальцы ног едва ощущаются, а тело дрожит от холода, и это у норда! Йорр что-то говорит о Пустоте. Филида приказывает остановиться, и от души врезает кулаком — судя по искажённой гримасе и оглушительному вою, он только что сломал Йорру челюсть. — Достал. Филида усмехается. Гран идёт рядом — ведёт преступника, гадая, как и когда именно придётся использовать отточенный сегодняшней ночью навык самоконтроля. Молодому легионеру ещё не ведомы особенности животного разума: когда отброшены все условности и правила; когда общественные установки теряют ценность, остаются лишь законы природы. Гран прочувствует это на себе лишь спустя некоторое количество лет.

***

Ложь, корысть, подлость — вервольфу не знакомы эти понятия, а вот звериная ярость — часть его вольнолюбивой натуры. Когда плечо, грудь, другое плечо одна за одной пробивают три стальные стрелы, вервольф рычит не столько от боли, сколько от злости. Одним прыжком преодолев расстояние до молодого патрульного, чьё тело дрожит словно листок на осеннем ветру, сверхсильным ударом зверь выбивает лук из его руки. Тут же из горла вырывается протяжный вой: слишком резкую боль причиняет каждое движение. И виновник перед глазами. Дрожащей рукой патрульный выхватывает меч. Вид оружия окончательно выводит из себя — вервольф хватает юношу за грудки и швыряет в траву. В свете полных лун блестят огромные когти, что острее любого ножа... «Прежде чем браться за клинок, слушай разум, Граниус. Лишь его голос должен отдавать команду руке». ...Когда патрульный открывает глаза, истекающий кровью вервольф всё ещё стоит рядом. Руки его опущены — вместо того, чтобы разорвать причинившего боль, монстр скрывается в лесной глуши. Кровь невинного так и не проливается. И несмотря на то, что такое решение чревато: у Имперского легиона достаточно сил и ресурсов, чтобы в кратчайшие сроки отыскать и прибить одного вервольфа, Гран доволен. Из войны со звериной яростью, что сгубила разумы многих обратившихся, он вышел победителем.