Непредвиденное обстоятельство

Голоса, голоса без остановки терзали его измученный разум… Румпельштильцхен с трудом мог различить сквозь этот гул свои собственные мысли. С тех пор, как он был освобожден из хранилища Темных, что-то в нем изменилось. И не только потому, что последний год он провел в клетке, во власти своей бывшей ученицы, еще одного порождения чрева Коры, и даже не в том, что он стремительно стал сходить с ума из-за того, что поглотил собственного сына, своего глупого мальчика, который не зная всей правды открыл хранилище, открыл, не зная, что придется отдать свою жизнь, взамен освобождения отца. Его освобождения. Его бедный, бедный мальчик… Его Бей. Хмммм… Как же невыносим этот шепот! Такой громкий бесконечный гул!.. Чаще всего он добровольно отдавался безумию, лишь бы отрешиться от знания, что его сын, в конечном итоге, все же погибнет… Лишь бы не помнить, что его мальчик в какой-то мере уже мертв… Его сын… Он не мог вновь его отпустить… Он не видел смысла дальше жить, если его ребенок умрет. Его драгоценное дитя… Ведь все это было лишь для того, чтобы вернуть его, а когда он умрет, какой в этом всем смысл?.. Даже Белла (или Белль?), когда-то столь лелеемая им девушка, чьи черты лица потускнели в его разуме, чей голос, кажется когда-то бывший музыкой для его ушей, стал для него неясной трелью где-то в глубине души, трелью, которую услышь он сейчас, скорее всего не узнал бы… Он даже не мог бы сейчас сказать, какой точно у нее цвет волос или глаз… Были ли ее волосы черны как вороново крыло, или все же они были как шоколадный водопад, ниспадающий до середины спины, или до плеч?.. А глаза?.. Отражали ли они краски неба или были цвета талой воды?.. Или они и вовсе были серыми, как грозовые тучи?.. Он лишь помнил, что они светлые, но на этом все… Хотя нет. Одни глаза он все же помнил кристально ясно. Зеленые. Как темный турмалин, когда нападает грусть или когда съедает злость, а когда они наполняются радостью, что он видел всего пару раз, они сверкают как малахит, сменяя несколько оттенков… Но больше всего, они прекрасны и притягивающее, когда пылают изумрудным огнем от первобытного гнева или… похоти. Последнее он знал, что видел в них лишь раз… Но, ох, как же это было красиво… Чтобы он только не отдал, чтобы увидеть их такими еще раз, а еще больше ему хотелось узнать оттенок этого взора, когда он полон любви… Так же четко, как он помнил эти глаза, он помнил имя их обладателя… Да и как забыть? Когда он писал его десятки раз (недавно или давно?), без остановки, с преданностью тоскующего любовника, не желавшего забыть любимое имя, с благоговением жреца перед своим божеством… перед Спасителем… Имя, которое въелось во внутреннюю сторону его век, будто его выжгли там раскаленным железом… Имя, даровавшее ему освобождение от проклятия… Эмма… Эм-ма… Два простых слога, которые так легко скатывались с его языка, оставляя после себя во рту слабый вкус корицы… Это имя по какой-то причине было именно тем, за что все еще держались остатки его здравомыслия… Это чудесное имя, сверкающее золотом, и Бей. Две последние константы, за которые все еще цеплялся его рассудок. Ни Бейла, или все же Белла? Ни его воспоминания, которые с каждым днем все больше смешивались так, что он с трудом порой мог понять когда то или иное событие происходило… А порой воспоминания и вовсе становились столь тусклыми, что целые куски памяти выпадали из его разума… Ни даже магия, которая теперь стала его врагом… Магия, из-за которой он теперь был лишь марионеткой… Ничего из этого более не было столь сильным и крепким, чтобы он мог за это ухватиться. Только его мальчик и его Спаситель. Кажется, был еще один мальчик, кажется тоже его, но о нем, он помнил лишь то, что его сердце было преисполнено истинной верой… Такой, какой никогда не доставало ему… По крайней мере до момента, пока он не оказался в плену. Теперь он верил как никогда, верил и надеялся, что его Спаситель уже однажды снявший оковы заклятия с его разума, сможет сделать это вновь… И возможно, сможет спасти его ребенка… «Его Бэйлфаера…» Порой, на него наваливалась благословенная тишина и темнота… Он знал, что в те краткие моменты передышки, его мальчик занимал его место… И он только с радостью был готов уступить ему эти мгновения… Ох, было бы это в его силах, он был отдал ему главенство навсегда… А ведь раньше, кажется, он весьма боялся смерти, знал, что прожил больше, чем отмерено многим другим, но все же боялся… Но сейчас смерть была бы желанным гостем, он даже предлагал себя убить, окончить его жалкое существование той женщине (Зелене?), но ей доставляло удовольствие смотреть на его муки… Такая же жестокая, как и ее мать… И такая же вспыльчивая, как сестра… И высокомерная, как обе первых… Ох, как же они кричат, эти голоса!.. Сейчас вновь наступил краткий отдых, но этот раз Румпель знал, был иным… Ах, будущее, будущее, куски и фрагменты… Картинка здесь, фигуры там… Ммммм, почему этот хор вдруг стал таким громким?!.. На секунду в его голове вдруг наступил краткий миг ясности и он понял, что бежит по лесу… Что он здесь делал? Тут его голову пронзила боль и к хору воплей присоединился другой.

Приди ко мне Темный. Румпельштильцхен!

Нет! Он не хотел слушать этот ненавистный голос! Не мог более слышать шипение этой зеленой гадюки!.. Бежать, пока можешь! Бежать!.. И вновь темнота овладела им. В следующий раз он пришел в себя лишь отчасти. Чувствовать мог и в какой-то мере видеть, но воли был лишен. …как похитили? — вскричал голос сына из их общей глотки. Тут образ белокурой женщины вспыхнул перед его глазами (перед их глазами?). Свирепой и прекрасной. И украденной. Тут его охватила такая злоба и ненависть. «Кто посмел тронуть мою Спасительницу?!» — бушевал он про себя. Что-то важное еще он услышал, что-то очень… желанное, но что?.. Эта вспышка эмоций была такой сильной, что лишила его всех сил, и уже привычная пелена тьмы накрыла его. В этот раз свой вопль сдержать он не смог. Он опять оказался в лесу, а какофония криков в его голове буквально разрывала его разум. «Как же больно!» Стенала ведьма, у которой был его кинжал, кричал Бей, дрожащий от страха за кого-то, вопил и он сам. — Дед! Дедушка!.. — вдруг ворвался в этот шум еще один голос, от которого, к его удивлению, затихли остальные, включая его собственный. Дымка перед его глазами немного рассеялась и он почувствовал, как на его руки, которыми он сжимал голову, легли маленькие, холодные на ощупь ладошки. Детские. Он медленно отвел собственные руки от лица и проследил взглядом по тонким запястьям, рукавам куртки, и наконец посмотрел на испуганное, бледное личико мальчика, с которого на него смотрели темные, широкие от страха и беспокойства, глаза. Глаза Бейя. Его глаза. Румпельштильцхен неожиданно ярко почувствовал, что его колени упираются в холодную землю, почуял запахи леса, ощутил легкую влагу в воздухе. «Он может заболеть», — вдруг мелькнула в его голове (их голове?) мысль, когда он увидел что мальчик тоже, как и он, сидит на земле. Бей об этом подумал или он — разобрать было трудно. — Дедушка?.. — тихо позвал ребенок, кажется уже не в первый раз. Румпельштильцхен растерянно моргнул и резко вспомнил… имя. — Генри?.. — сорванным голосом прошелестел он, с трудом узнав его со стороны. Теперь он вспомнил ребенка, который сидел перед ним. «Его внук, с сердцем преисполненным истинной верой. Мальчик Бейя. Его мальчик. Его погибель. Его продолжение…» Он робко вытянул руку и едва ощутимо коснулся щеки ребенка. «Так похож на Бейя…» — Да, это я, — все так же тихо ответил… Генри. Мальчик смотрел на него с некой опаской, будто он был зверем. А он им и был. Загнанным побитым зверем, которому давно уже было надо испустить дух, как и всем зверям, чей вид уже вымер. Как и всем Чудовищам, которые не заслужили спасения. «Спасения…» Румпельштильцхен резко схватил мальчика за плечи и с отчаянием спросил: — Где Эмма? Где его Спасительница?! — Эй! Голд! А ну отпусти моего сына! — рявкнул откуда-то сбоку женский голос. «Не твой! Это мой(наш?) мальчик!» Из-за ближайшего дерева выбежала женщина (Реджина?), которая, вероятно, как раз кричала и наколдовала огненный шар в руке. Следом за ней примчался высокий блондин с пистолетом в руке. — Голд… — угрожающе протянул мужчина, направляя на него пистолет. — Отпусти Генри… Не навреди ему, он твой внук, помнишь? Сын Бейлфаера… «Навредить? Я не собирался никому вредить… Я просто хочу, чтобы пришел мой Спаситель…» — Она пропала, — негромко сказал ребенок, вновь привлекая его внимание к себе. В глазах мальчика, в отличии от тех двоих, не было страха, скорее… сочувствие. «Мой мальчик… Моя погибель…» — Эмма, — пояснил Генри, аккуратно положив свои руки на его предплечья. — Мы тоже ее ищем. «Украли, похитили, забрали…» — металось в голове Румпельштильцхена, где вновь стал нарастать невыносимый гул. — Мы думаем, что ее забрала Злая Ведьма Запада, — поразительно спокойным голосом продолжал говорить Генри, стараясь не спугнуть проблеск ясности в лихорадочно блестящих глазах деда. — Ты знаешь кто она, верно? Это ведь она держала тебя в заперти? «Зелена», — подумал Румпельштильцхен, чувствуя, как у него в груди грохочет полный злобы рык. Он даже не сомневался, что эта дрянь похитила Эмму. «Мою Эмму!» Он открыл было рот, чтобы произнести ненавистное имя своей пленительницы, но тут его голову вновь пронзила боль и все потемнело. — …разъедините нас, — прошептал голос его сына из их горла, который вновь занял главенство в их едином сосуде. — Мой отец вам сейчас нужнее. Нет! Бей, глупый мальчишка! Не делай этого! — Но ты умрешь! — горестно воскликнул детский голос. Генри!.. Мальчик Бейя. Его мальчик… — Прости, малыш, я так не хочу тебя оставлять… … как это сделал я. Старый, трусливый дурак!.. — …но это, возможно, единственный выход, чтобы спасти твою мать и сестру. Сестру?! — Разъедини нас! Нет!!!