Fais-moi expier ma faute

      Пару дней спустя Эсмеральда снова уговорила поэта сопроводить её и выступить дуэтом. Правда, на сей раз они отправились на Гревскую площадь, ведь запрет на танцы цыганок перед собором никуда не делся, и лишний раз искушать судьбу девушке не хотелось. Представление прошло благополучно, как и в первый раз; к тому же, заработок оказался весьма и весьма сносным.       Плясунья наслаждалась свободой, грелась дыханием воли, с удовольствием растворяясь в прихотливом кружеве танца. Однако с превеликой досадой она начинала осознавать, что уже не в состоянии отдаваться круговерти пляски без остатка, как это бывало прежде: к упоительной сладости незримой мрачной тенью примешивался страх. Красавица сама себе не могла объяснить, чего именно опасается: грамота помилования при ней, законы она не нарушает, её злой гений, чёрный монах, из безликого призрака обернулся вдруг любящим мужчиной. И, тем не менее, какой-то животный ужас, трепет загнанного зверька притаился на периферии сознания, готовый пожрать в любую секунду, стоит лишь дать ему волю. Даже прогулка до рынка становилась для бедняжки испытанием, а уж собирать вокруг себя толпу – триумфом и пыткой одновременно. Если прежде Эсмеральде неведома была боязнь выступлений на публике – напротив, ей льстило внимание и восторг зрителей, – то теперь к удовлетворению примешивался страх – иррациональный, беспричинный, с которым вполне можно было бороться усилием воли, но который всё же безнадёжно отравлял радость от любимого дела.       И вот в следующее воскресенье, когда полуденный жар начал спадать, а свободные от трудов горожане наводнили парижские улицы, плясунья мужественно решила вступить в бой с собственной слабостью и отправилась на Гревскую площадь в одиночестве. Она намеренно не стала обращаться ни к Гренгуару, ни к Жеану, желая остаться со своими страхами один на один и в упрямой борьбе постараться избавиться от них.       Привычно расстелив цветастый ковёр, девушка подхватила бубен и, стараясь сосредоточиться только на танце, со всей страстью отдалась любимому делу. Водоворот пляски подхватил её, словно щепку, заставив позабыть обо всём на свете. Но вот пришло время собирать плату, и Эсмеральда едва находила в себе силы смотреть зрителям в глаза: ей казалось, что те же люди видели её в одной рубахе, с верёвкой на шее, стоящей на коленях перед порталом Собора Богоматери; и прелестнице было стыдно за тот свой невольный позор.       Вдруг в толпе аплодирующих взор плясуньи выхватил статного зеленоглазого мужчину с ярко-рыжей шевелюрой, черты которого показались ей смутно знакомыми. Взгляд её задержался на лице красавца чуть дольше обыкновенного, и пока Эсмеральда разглядывала его, тот улыбнулся и ловко подбросил монетку. Золотой экю огнём блеснул в воздухе и, пролетев футов десять, безошибочно приземлился точно в подставленный бубен.       Девушка изумлённо рассмеялась; незнакомец шутливо приподнял в приветственном жесте ярко-красную плоскую шляпу, украшенную богатой вышивкой и фазаньими перьями.       Пройдя по кругу с бубном, красавица вернулась на середину ковра и запела. Впервые она делала это на людях после годичного перерыва. Конечно, дома она частенько позволяла себе напевать, и весьма недурно, но здесь голос внезапно изменил бедняжке. От непривычного волнения стало не хватать воздуха; лившиеся ручьём слова вдруг обернулись отрывистыми фразами. Закрыв глаза, плясунья спокойно и глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.       Следующую песню она начала вполголоса, пробуя свои силы, выбрав неспешный и тягучий, будто бы плачущий мотив. Однако по мере нарастания мелодии тело, словно по волшебству, вспоминало утраченные было навыки: выдыхаемый воздух свободно заструился ровным потоком чужеземных слов. Голос окреп и зазвучал более уверенно, чтобы разлететься на верхних нотах осколками звонкого хрусталя, поражая слушателей чистотой и мощью звучания.       - Гром и молния! Ты что же, до сих пор в Париже, ведьма?! Да ещё и смеешь появляться на площади! Маленькая поповская шлюха!..       Эсмеральда смолкла и испуганно обернулась. Капитан Феб де Шатопер не поленился слезть с коня и протолкнуться вперёд, презрительно глядя на плясунью.       - Я слышал, что твой любовник архидьякон вытащил тебя из темницы прежде, чем его успели изобличить. Но не думал, что ты настолько глупа, чтобы оставаться во Франции. Ждёшь Преображения? Имей в виду, если до этого времени ты не уберёшься из города, я буду рядом, провалиться мне на этом месте!       - Господин Шатопер, вы забываетесь! – огненно-рыжий красавец в кумачовой шляпе угрожающе шагнул вперёд. – В данный момент у вас нет ни единого законного основания хоть в чём-то обвинять эту девушку.       - А, господин Демаре! Клянусь телом господним, и вы тут, - офицер вызывающе улыбнулся и зло сощурился. – Ведь это по вашей милости я остался в дураках! Не потрать я на поиски столько времени, этой ведьме успели бы развязать язык.       - Вы оскорбляете неповинную в вашей тупости малютку. Снова, - спокойно произнёс Ренар, кладя руку на эфес шпаги.       - Что?! – взревел капитан. – Что ты сказал, чёртов наёмник?!       - Ваша глухота не оправдывает отсутствие манер, - хладнокровно ответил тот.       - Клянусь папой, ты поплатишься за свои слова, проклятый бретонец!.. – вскричал Феб, скидывая плащ и выхватывая шпагу. – Что, тебе эта колдунья тоже затуманила мозги? Ну, так я быстро исцелю тебя от её ворожбы: пара дырок в твоей дешёвой шкуре, и единственной твоей любовницей на веки вечные станет безносая старуха! Обнажай же оружие, трус! Сейчас, здесь!       - Не сейчас и не здесь, - противник покачал головой. – Завтра на рассвете, если угодно. Я буду ждать вас на острове Богоматери, в северной его части.       - Отлично! – де Шатопер одним движением вложил шпагу в ножны. – Если поторопитесь, до рассвета как раз успеете вырыть там могилу.       - Надеюсь, хлопоты о вашем погребении возьмёт на себя ваша очаровательная супруга, - сухо парировал Демаре. – Да и не годится человеку вашего положения быть похороненным в безымянной могиле на маленьком острове. Поэтому – увольте, могилу я вам копать не собираюсь.       Побледнев от негодования, королевский офицер, поняв, что в словесной дуэли верх ему точно не взять, резко развернулся и, звеня шпорами, быстро направился к смирно стоящему на прежнем месте вышколенному коню. Через минуту он уже скрылся с площади.       - Позвольте предложить вам руку, красавица?.. – Ренар приблизился к дрожащей девушке; та машинально опустила ладошку на мужское запястье. – А теперь пойдёмте отсюда, я провожу вас.       На ходу подняв забытый бубен, галантный спутник повёл плясунью прочь с Гревской площади. Глазевший на ссору даже с большим интересом, нежели на танцы, народ расступился, не решаясь ещё разбредаться, провожая пару любопытными взорами и перешёптываниями.       - Разрешите узнать, куда вас проводить, сударыня?.. – скрывшись за углом от навязчивых взглядов, наёмник решился прервать молчание.       - Я живу на улице Тиршап, - тихо ответила плясунья, всё ещё не в силах унять дрожь.       - Не бойтесь, малютка: впредь этот невоспитанный индюк не оскорбит вас своим наглым видом, ибо завтра окажется нанизанным на мою шпагу, как гусак на вертел.       - Не надо! – тихо вскрикнула прелестница. – Ведь он служит королю; вас накажут.       - Не беспокойтесь обо мне, дитя, - отмахнулся Демаре. – Он сам вызвал меня, и тому найдётся сотня свидетелей. Нанесённое оскорбление не должно оставаться без ответа. Вы женщина и не можете сами за себя постоять. Значит, рядом должен быть кто-то, кто сделает это за вас. Клянусь честью, пролить кровь за столь прелестное создание – значит послужить самой Афродите!       Эсмеральда не ответила. Пара вышла на улицу Сент-Оноре и двинулась в сторону Крытого рынка.       - Скажите, почему Феб обвинил вас… я не совсем поняла, в чём именно, но это определённо связано с моим арестом, - спросила девушка, когда до дома оставалась всего пара кварталов.       - А, долгая история. И, увы, выставит меня в ваших глазах в самом невыгодном свете, - мужчина ослепительно улыбнулся, будто ему льстила репутация беспринципного авантюриста. – Впрочем, если вы настаиваете, не смею отказать такой красавице! Меня нанял пару месяцев назад ваш добрый знакомый, капитан Шатопер.       - Нанял?..       - Я должен был раздобыть информацию, компрометирующую господина архидьякона Жозасского. Кажется, у них с офицером какая-то старая вражда…       - Да… Старая, - пробормотала плясунья.       - Так я и вышел на вас.       - Вы!.. Это вы как-то заглянули ко мне после ухода Жеана! Дней за десять до того, как меня схватили.       - Вы правы, сударыня, именно я. Позвольте представиться: Ренар Демаре, - наёмник чуть насмешливо склонил голову в изящном полупоклоне.       - Это по вашей милости меня чуть не отвели в застенки! – девушка ловко отскочила от своего провожатого и опалила его презрительным взором.       - Клянусь душой, прекрасная Эсмеральда, что это не так! – возразил мужчина, прямо глядя в глаза разгневанной красотке. – Едва я узнал, что де Шатопер намеревается опорочить мэтра Фролло, отдав вас под суд, я отказался принимать участие в этом деле. Увы, я успел разболтать, что вы скрываетесь во Дворе чудес – дальше капитан действовал самостоятельно. Я не выдавал вашего убежища.       - Что ж… - плясунья задумчиво наморщила лобик. – Если бы вы и впрямь выдали моё убежище, меня схватили бы гораздо раньше, и поп со своим помилованием опоздал бы. Я верю вам, сударь. Мы почти пришли, дальше я доберусь. Удачи в завтрашнем поединке!       - Не могу позволить столь очаровательной юной особе так быстро ускользнуть! – Ренар подхватил было прелестницу под локоток, однако та резко вырвалась, успев прежде дёрнуть свой бубен из чужих рук. – Вы сделаете меня самым счастливым человеком, если разрешите проводить вас до дверей.       Девушка пренебрежительно фыркнула, но последовать за собой всё же позволила, хотя руки уже не подала.       - Вот я и дома, - у дверей Эсмеральда обернулась. – Я буду молиться, чтобы Бог был завтра с вами.       - А я буду молиться, чтобы со мной было твоё благословение, малютка, - и, прежде чем та успела скрыться в доме, ловко поймал маленькую ладошку и чуть коснулся губами поспешно выдернутой ручки.       - Прощайте, мессир Демаре! – дверь хлопнула прямо перед носом довольно улыбнувшегося хитреца.       - До свидания, маленькая дикарка, - прошептал тот и, задумчиво нахмурившись, зашагал прочь.       ***       Эта встреча вызвала у Эсмеральды неоднозначные эмоции. Красивый, храбрый, щеголеватого вида господин, вступившийся за неё, никак не мог произвести на девушку отталкивающее впечатление. Но его манера обращения невольно напомнила плясунье цветастые комплименты, некогда щедро расточаемые капитаном королевских стрелков, под яркой мишурой которых не было ничего, кроме сиюминутной прихоти и самодовольства. А невольная симпатия, испытываемая по отношению к Ренару, скорее напугала прелестницу, чем обрадовала. Она не могла поверить, что благородное лицо, пара красивых жестов и любезных фраз могут вновь заставить её сердце биться чаще. Это глупость, безумие! Но именно так и обстояло дело.       Эсмеральда почти не спала в эту ночь, беспокойно ворочаясь, раз за разом прокручивая в голове вчерашний вечер: выступление, блеснувший в лучах закатного солнца экю, злобную речь бывшего возлюбленного, смело вставшего на защиту незнакомца в алой шляпе, его предложенную руку… И чем больше она думала, тем более великодушным казался этот храбрый жест, привлекательнее становились его резкие черты. Под конец плясунья так измучилась и разволновалась, что вскочила ни свет ни заря и начала мерить беспокойными шагами озарённую первыми солнечными лучами комнатку. Больше всего ей хотелось броситься на остров Богоматери и лично удостовериться, что с господином Демаре всё в порядке, но понимая, как превратно будет истолковано её беспокойство, заставляла себя оставаться на месте.       Девушке вдруг подумалось, что Феб – военный и наверняка неплохо управляется со шпагой. О своём же неожиданном заступнике она не знала почти ничего. А вдруг он будет убит?.. Убит по её вине, потому что вступился. Ах, ну почему она не сообразила попросить известить её об исходе поединка?! Как же теперь узнать, чем закончилось это дело?       Когда ближе к обеду плясунья уже решилась отправиться на рынок и попытаться разузнать что-нибудь от местных сплетниц, в дверь постучали. Она кинулась открывать в надежде увидеть живого и невредимого Ренара, но на пороге стоял незнакомый мальчишка:       - Вы госпожа Эсмеральда? – спросил он; девушка молча кивнула. – Вы знаете грамоту?       - Немного. Но я не понимаю…       - Вам записка от господина Демаре. Он просил передать, что ранен, на случай, если вы не владеете грамотой. Нет-нет, мне ничего не нужно! – поспешно открестился гонец, заметив, что хозяйка полезла в шкафчик. – Сударь Ренар уже дал мне соль и обещал добавить ещё шесть денье, если обернусь за час. Так что я побежал, госпожа!       - Постой! – торопливо окликнула та; мальчишка нехотя вернулся. – Он серьёзно ранен?       - Шпага пронзила левый бок. Ну и кровищи было, скажу я вам!.. Господин бодрится, но я слышал, как врач говорил, будто дело худо. Ему трудно дышать. Если хотите знать больше, приходите в трактир «У Брийе», что на Сен-Мартен. Простите, мне нужно торопиться!       Бездумно проследив, как посланец скрылся за поворотом, Эсмеральда вернулась в дом и развернула написанную нетвёрдой рукой записку в три строчки.       «Феб мёртв, и вы можете спать спокойно. К сожалению, прежде чем отправиться к праотцам, он успел ранить меня, чем лишил удовольствия сообщить вам эту новость лично.       Навеки сражённый вашей красотой, Ренар».       Девушка опустилась на постель и в волнении прикусила губку. Весть о смерти некогда любимого ею капитана мало взволновала плясунью, в отличие от новости о ранении рыжего храбреца.       Эсмеральда колебалась недолго: четверть часа спустя она уже была на пути к названному трактиру.       - Чёрт возьми, красавица, как ты здесь оказалась?! – морщась от боли и тщетно стараясь скрыть истинное положение вещей, хрипло проговорил наёмник, когда в комнату без стука вошла плясунья; врач обернулся и смерил нежданную посетительницу строгим взглядом.       - Я получила ваше послание, сударь, - комкая в руках записку, гостья уставилась на больного и сделала шаг к постели. – Мальчишка сказал, я найду вас в этом трактире; хозяин указал мне комнату.       - А, значит, этот маленький пройдоха Пьер выдал меня! Он сын Жюля, хозяина заведения. Славный мальчуган, - раненый вымученно улыбнулся. – Но вам не следовало приходить, моя дорогая: я сейчас не в лучшей форме и едва ли смогу даже предложить вам стул.       - Господи, как вы бледны! – воскликнула Эсмеральда, подходя ближе. – Скажите мне правду, сударь: насколько опасна нанесённая рана?       - О, это сущие пустяки, малютка! – бретонец попытался приподняться, но вместо этого сморщился от боли, глухо застонал и раскашлялся; на платке, которым он прикрыл рот, Эсмеральда успела разглядеть следы крови.       - Доктор, скажите же, он поправится?.. – девушка молитвенно сложила руки и обратилась к сидевшему в кресле подле пациента медику.       - Не уверен, сударыня, - старый врач покачал головой. – Я сшил края раны, но, кажется, задето лёгкое. Шпага прошла по касательной, поэтому дышать он всё ещё может. Однако потерял много крови, и, мнится мне, уже начинается заражение. Взгляните сами: его лихорадит, а рана опухла и горит. Я послал за священником для несчастного – боюсь, это всё, что я ещё могу для него сделать. Помолитесь, госпожа, если вам дорога жизнь этого храброго мужа, и Господь, быть может, внемлет вашей мольбе.       Ничего не ответив, плясунья вылетела из трактира и поспешила во Двор чудес. Где-то там, в старом домике, ещё оставалось немного толчёной ивовой коры, чтобы снять жар… Ох, если бы только священник уже вернулся в Париж!.. Он бы наверняка придумал, как спасти несчастного!       Отыскав заветный пузырёк, Эсмеральда развела огонь и поставила кипятиться воду. Ложку толчёной коры на четыре стакана… Этого должно хватить на два дня, а к тому времени монах уж точно вернётся и поможет больному. Он ведь, конечно, не захочет, чтобы погиб честный человек, вставший на её защиту и убивший Феба де Шатопера.       Памятуя, что отвар должен настаиваться шесть часов, девушка оставила на углях глубокую глиняную миску с разведённым порошком, а сама отправилась в башню, заменявшую бродягам кабак – ту самую, где едва не повесили Клода и где простился с жизнью Безносый Поль. Здесь красавица узнала от болтливых знакомых, что, действительно, пара лодочников, доставивших дуэлянтов на место поединка, стали свидетелями кровопролитной схватки, в ходе которой красивый офицер оказался заколот насмерть, а его нахальный рыжий противник потерял столько крови, что по пути даже лишился сознания, и лодочник уж было решил, что привезёт на Правый берег закоченевший труп. Однако тот благополучно пришёл в себя, расплатился за провоз и даже сумел самостоятельно взобраться в повозку какого-то торговца, вёзшего на рынок товар. Куда доставили впоследствии раненого и кем был этот загадочный тип – об этом никто не знал.       Когда к вечеру плясунья вернулась в трактир «У Брийе», доктор уже ушёл. У постели господина Демаре дремал Пьер. При виде Эсмеральды он только грустно развёл руками, показывая девушке, что надежды больше нет. Ренар метался в горячке, с пламенеющими щеками и бледным лбом, белизна которого казалась особенно отчётливой на фоне яркой шевелюры.       Сморгнув непрошенную слезу, гостья мужественно плеснула из принесённого кувшинчика полстакана отвара и, попросив о помощи доброго мальчишку, влила больному в рот лекарство.       - Это должно помочь снять жар, - объяснила она. – Пожалуйста, Пьер, дай ему ещё полстакана отвара перед сном, а уж завтра поутру я сама буду здесь.       - Хорошо, госпожа, - кивнул тот. – Сделаю, как вы сказали, да только, боюсь, толку от этого будет немного. Доктор говорит, рана загноилась. Скоро начнётся заражение крови, и бедняге не поможет и сам Иисус.       - Всё равно. Мы должны попытаться, - упрямо сказала плясунья и вышла, чтобы не расплакаться.       Она медленно побрела домой, погружённая в собственные мысли. Феб мёртв… Как странно. Эта мысль не вызывает в ней никаких эмоций. Ни горя, ни ликования; ни сострадания, ни злорадства. Словно бы ей сообщили о гибели совершенно постороннего человека. Да так оно, в сущности, и было. Интересно, успел ли он оставить после себя наследника?.. А, впрочем, не всё ли равно. Феб мёртв, но Ренар жив. Пока жив. И ему нужно помочь, вот только как…       - Эсмеральда, чёрт побери, где тебя носит?! – накинулся Клод, не успела девушка прикрыть за собой дверь. – Я мчусь в Париж, лечу сюда, не успев стряхнуть с туфель дорожную пыль, и только для того, чтобы просидеть три часа кряду в гордом одиночестве!.. К слову, пару часов назад заглядывал Жеан – и он тоже понятия не имел, куда ты могла подеваться! Может, расскажешь, где ты гуляла? Только не говори, что ходила выступать: вот твой бубен; да и одета ты не для танцев.       - Ах, как я рада, что вы вернулись!.. – плясунья пропустила мимо ушей град упрёков и, подбежав к опешившему архидьякону, взяла его за руки и заглянула в глаза. – Мне нужна ваша помощь. Точнее, не мне, а больному. Но это всё равно, что мне, потому что его ранили на дуэли, причиной которой явилась я. Кстати, этот господин заколол сегодня на рассвете Феба де Шатопера, но речь не о том. Врач говорит, задето лёгкое, но не пробито насквозь; рану он ушил. У больного жар, я дала ему отвар из ивовой коры – у меня оставалось немного порошка после выздоровления матушки. Пойдёмте, прошу вас! Он весь горит. Вы один сможете помочь, я знаю!       - Какой ещё больной? Дитя, о чём ты говоришь?.. – пожатие маленьких ручек настолько обескуражило священника, что тот с трудом понимал, о чём речь. – Шатопер убит?! Постой, красавица, я ничего не успел толком понять. И где ты, наконец, была?       - Я ходила во Двор чудес, за порошком ивовой коры, чтобы сделать лекарство. Потом отнесла отвар в трактир «У Брийе» – это не слишком далеко отсюда. И сразу вернулась домой. Но там остался один человек; медик отказался от несчастного, ему нужна помощь. Вы ведь врач!       - Я не врач! – отрезал Фролло. – Как ты сказала? «У Брийе»?.. А позволь узнать имя этого раненого господина.       - Его зовут Ренар Демаре. Он вступился за меня, и Феб вызвал его на дуэль. А теперь он при смерти, из-за меня! Пойдёмте скорее, прошу вас!..       - Нет, - нахмурился мужчина, высвобождая пальцы из желанного плена смуглых ладошек и отворачиваясь.       - Почему?!       - Я не силён в медицине. Особенно в открытых ранах, - глухо проговорил монах, складывая руки на груди и медленно подходя к очагу. – Кроме того, у него наверняка уже началось заражение крови, а здесь я бессилен, как и любой другой.       - А если нет? Прошло только двенадцать часов. К тому же, ему быстро оказали помощь, нашли доктора…       - Вот пусть он и лечит этого неумёху-бретонца! Не надо размахивать шпагой, если не умеешь ею орудовать.       - Я ведь говорила, он вступился за меня! Вы, значит, знакомы с ним? Тогда тем более должны помочь!       - Нет. Этот мерзавец следил за мной. Это по его милости ты снова оказалась во Дворце правосудия! Думаешь, он прекрасный рыцарь в сияющих доспехах? Да этот Демаре – просто нахальный выскочка и ловкий пройдоха, который за толстый кошель возьмётся за самую грязную работу! Господь воздал ему по делам его, и не мне вмешиваться в праведный Божий суд.       - Вы ошибаетесь, преподобный, - Эсмеральда неслышно приблизилась и тронула Клода за плечо; тот вздрогнул и обернулся. – Он всё рассказал мне об этом деле. Ренар отказался выдать меня правосудию, хотя имел на это полное право. Если он служит только собственному кошельку, почему предпочёл пренебречь наградой и бросить это дело? Послушайте, в конце концов, именно его порядочности я обязана тем, что по-прежнему жива, а вы – своим незапятнанным именем.       - Да если бы он не совал свой длинный нос, куда не следует, этот болван Шатопер ни в жизнь не нашёл бы тебя! – взорвался священник. – И твоя матушка была бы сейчас в добром здравии, рядом с тобой!       - Он раскаялся. И разве Христос не учит нас прощать? Или эта добродетель неведома вам так же, как и целомудрие, святой отец?!       - Как ты смеешь, девчонка?! – архидьякон резко развернулся и поймал дерзкую прелестницу за руку, не позволяя ей ускользнуть. – Ты будешь говорить мне о целомудрии – ты, которая отдалась грязному солдафону?! Не думай, что я забыл об этом!       - Пусти! – девушка отчаянно пыталась высвободиться, изворачиваясь, словно дикая кошка, и гневно глядя на монаха. – Пусти меня, мерзкий поп!       - Ты говоришь мне о прощении, о милосердии – ты, кого я тщетно на коленях молил о капле сострадания!.. – яростно продолжал мужчина. – Ты и сейчас не простила меня – никогда не простишь! Я исцелил твою мать, я добыл для тебя помилование, я готов оставить ради тебя родину, мой дом, мою должность, мой сан. Я всё бросаю к твоим ногам – а у тебя не находится для меня ни единого доброго слова! И ты будешь учить меня прощению, ведьма?!       Плясунья всхлипнула: скорее от бессилия, нежели от боли, хотя зажатое как в стальных тисках запястье невыносимо саднило. Не произнося ни слова, она продолжала сверлить оппонента яростным взором увлажнившихся чёрных глаз.       - Ну, давай, расскажи, как сильно ты ненавидишь меня! – исступлённое бешенство начало сменяться отчаянной грустью, стоило Фролло заглянуть в тёмные колодцы бездонных очей. – Скажи, что я противен тебе. Что я стар и некрасив. Помнишь, ты когда-то даже хотела убить меня?.. Что ж, давай, убей! Соверши для меня эту последнюю милость и избавь наконец от страданий!       С этими словами Клод подошёл к столу, таща за собой упирающуюся девушку, взял нож и вложил в её дрогнувшую ручку.       - Давай же, чего ты медлишь!.. Ведь я чудовище, убийца. Твой кошмар наяву! Покончим же с этим, покончим сейчас – освободи себя и меня от этих тяжких оков! А потом иди, куда вздумается: беги к своему Демаре, пляши с Гренгуаром, читай труды Цезаря с моим братом… Пронзи уже это сердце, как ты пронзила душу! Добей то, что и так мертво без твоей любви.       Архидьякона колотила страшная дрожь. Приоткрытые губы побледнели, глаза расширились, зрачки мерцали в полумраке безумным, тёмным блеском; грудь вздымалась от частого, прерывистого дыхания, перемежающегося короткими, сухими всхлипами. Усталость долгой дороги, три часа беспокойного ожидания и неприятно поразившая просьба прорвались наружу нервным срывом.       Напуганная этой истерикой, Эсмеральда первая взяла себя в руки. Она аккуратно положила нож обратно на стол, внимательно посмотрела на стоящего перед ней со сжатыми кулаками, судорожно глотавшего ртом воздух монаха. А потом подошла близко-близко, взглянула прямо в глаза и крепко обняла. Минула минута или две, прежде чем сотрясавшая мужчину дрожь унялась; руки его сомкнулись на спине прильнувшей девушки.       - Прости меня. Прости меня, дитя! – священник начал покрывать чернявую головку короткими, страстными поцелуями. – Я не должен был этого говорить. Я… наверное, я просто устал.       - Вы просто снова ревнуете, - тихо ответила плясунья, уткнувшись лицом в широкую грудь.       - Да. Да, ты права. А у меня… у меня есть повод ревновать?       - Он проводил меня до двери всего лишь. А сегодня после поединка слёг в горячке. Вот и вся история. Мы покидаем Париж к тому же, помните? Я просто хочу помочь этому человеку, пострадавшему, отчасти, по моей вине. Разве это причина для ревности?       - Нет, конечно, нет, - согласился Фролло, хотя подозрение по-прежнему терзало раскалёнными щипцами. – И он ведь убил этого осла Шатопера – за одно это я готов пожать руку достойному господину Демаре.       - Так вы поможете ему? – спросила красавица.       - Я попробую. Но я не всесилен, я могу лишь попытаться.       - Вы сможете, я знаю, - Эсмеральда подняла сияющие очи, напоминающие блестящие осколки обсидиана.       Повинуясь непреодолимой силе, Клод склонился и нежно тронул губами чуть раскрывшиеся ему навстречу уста. Запустив пальцы в смоляные локоны, он поглаживал затылок покорно принимавшей его ласки прелестницы. Вскоре мужчина почувствовал осторожное прикосновение маленьких пальчиков к своей небритой щеке; вторая ручка уверенно легла ему на грудь. Не прерывая поцелуя, священник, быстро поднял девушку на руки и неспешно понёс к кровати. Уложил часто задышавшую плясунью на колючее шерстяное покрывало и устроился рядом. Опершись о локоть, коснулся смуглой щёчки, полных губок, прочертил пальцами изгиб шеи… Наконец, завладев хрупкой ладошкой, снова припал к медовым устам.       - Святой отец, пожалуйста, - тихо шепнула Эсмеральда, когда горячие поцелуи спустились с шеи на грудь, - раненый очень нуждается в вашей помощи. Ведь мы совсем скоро покинем столицу и будем путешествовать, как муж с женой. У нас ещё будет время насладиться плотской любовью. Но сейчас – сейчас, заклинаю вас, пойдёмте со мной!       Фролло с грустной улыбкой взглянул на трепещущую девушку и кивнул:       - Хорошо. Я пойду к нему. Но один. Твоё присутствие ни к чему. Я бывал в этом трактире, так что дорогу найду. А ты лучше готовься к отъезду. Через пару дней я проведу тебя в монастырь Христовых невест: встретишься с матерью, а на следующий день вы с Жеаном покинете город. Договорились, моя маленькая колдунья? – он шутливо поцеловал острый носик.       - Как скажете, - плясунья смиренно опустила ресницы. – Но поторопитесь, прошу вас. Боюсь, рана очень серьёзна.       - Уже ухожу, - монах нехотя поднялся с постели и, обернувшись в последний раз, решительно направился к выходу.       Когда хлопнула входная дверь, Эсмеральда облегчённо выдохнула и села на низком ложе. Беспокойные мысли тут же вернулись к рыжему красавцу: как он там, держится ли, борется?.. Сумеет ли поп помочь ему? О, только бы в ближайшие три дня ему стало лучше!.. В противном случае уехать из Парижа будет означать обречь себя на многодневную пытку неизвестностью!