Веселая жизнь 10-А

Объяснительная №105 На имя директора КУ «НСОШ №13» Кордионовой Александры Антоновны 10-А класс нарушил школьный порядок, что привело к срыву уроков на двух этажах школы, потому что… Нет, положительно этот день обещал быть чудесным. Лена, улыбаясь, шла по школьной лестнице, медленно и с осознанием собственной важности перешагивая через ступеньки. Солнце, проникающее сквозь большие витражи, нежной прозрачной яркостью окрашивало стены. Мягко блестели вытертые до блеска перила. Вокруг царила тишина. Вообще, учитывая то, что после звонка прошло уже больше десяти минут, Лене следовало бы поторопиться. Но торопиться ей не хотелось. Настроение сегодня было какое-то лениво-радостное. Девушка еще шире улыбнулась и свернула в коридор третьего этажа, немного ускоряя шаг. Одна, вторая… Лена отсчитывала двери классов. Вот, шестая. Артемьева привычно толкнулась в дверь родного кабинета. – Ой. Здрасте, – от неожиданности выпалила Лена, внезапно оказавшись под взглядами совершенно незнакомого класса. Сидевшая за столом завуч неодобрительно кашлянула, заставив Лену вздрогнуть и перестать бессмысленно пялиться на занятые парты. Буркнув невнятное: «Извините», Артемьева выскользнула из класса, и недоуменно перепроверила номер на двери. Да, ее родной кабинет. Время всешкольной беседы, 8:10, а значит, 10-А должен быть здесь. И что здесь делает (судя по некоторым узнанным мордам) 9-Б? – Извините, – чуть громче и нахальней повторила Лена, снова заглядывая в класс (и опять, видимо, прерывая учителя). – А где десятый, не подскажете? – Подскажу, – завуч недовольно поджала губы. – Кабинет химии, четвертый этаж, сорок шестой кабинет. – Пасиб, – на автомате отозвалась Лена, закрывая дверь и озабоченно закусывая губу. Что же все-таки происходит? Впрочем, этот вопрос волновал не только ее. Встревоженный гул голосов на секунду затих, когда 10-А вопросительно уставился на приоткрывшуюся дверь, но появление еще одного недоумевающего лица возобновило шум с новой силой. – Народ, что за фигня происходит? – с порога громко вопросила Лена, мгновенно отметив отсутствие в классе учителя. «Народ» дружно подтвердил, что «фигня» таки происходит, но какая именно, пока неясно. Лена в удивлении подняла брови, и, секунду подумав, поманила к себе Валю. Если кто и мог выдать Лене всю доступную на данный момент информацию (всю нужную и даже немного совершенно левой), то это она. Кругленькая Жижова с готовностью засеменила навстречу. – Колись, – потребовала Лена, едва приблизившись к информатору на расстояние метра. В общении с социумом она любила придерживаться девиза «Краткость – сестра внятности». Валя вдохновлено тряхнула изрядно отросшей челкой. – Помнишь, вчера у нас последний отменили? – спросила она, и, не дожидаясь утвердительного кивка, зачастила. – Ну, вот, я домой уходила, видела – наша Лидия Григорьевна к директрисе направлялась. И нервная какая-то была, несобранная. Даже меня не заметила, представь! Лена насторожилась. Не заметить Валю, с ее привычкой громогласно здороваться со знакомыми не то что на другом конце школьного коридора, а даже на улице через четырехполосный проспект, было крайне сложно. – Нет, ну ты знаешь, она обычно такая, когда директриса из-за нас вызывает, но в этот раз что-то другое было, иначе бы она нас не отпустила, а для разборок оставила, верно? Вот я и говорю… Дальше Валя предсказуемо, но все равно неуловимо ускользнула на другую тему – что она, мол, недавно читала книжку по психологии, и там что-то про мимику было… И если посмотреть с трактовок этой книжицы на черты лица биологички в тот момент, то получается, что… К счастью, что там получается у книги и черт лица Лидии Григорьевны, Лена так и не узнала по причине прихода в класс владелицы вышеупомянутых черт. Пришлось, к немалому облегчению Артемьевой и искреннему огорчению Вали, разойтись. Лидия Григорьевна зашла нервной. Ну, может, не совсем нервной, но напряженной настолько ощутимо, что класс, против обыкновения, быстро и практически молча расселся по местам, выжидательно уставившись на учителя. – Хотите знать, что происходит? Вернее, уже произошло, – с легкой примесью горечи поинтересовалась биологичка, рассеянно прислоняясь к столу. – Вас увольняют? – в том же напряженном молчании голосом Кати Носовой предположил худшее класс. – Хуже. Если судить по загробному тону, предложенный классом вариант «самого худшего» по сравнению с оригиналом выглядел бледным подобием. – Нас переселяют… – со вздохом сказала Лидия Григорьевна. – Хотя нет, не так. Нас уже переселили. – Это куда? – подала голос Лена. Учительница посмотрела на нее очень усталым и долгим взглядом. И продолжила смотреть, пока Лена неверяще обводила глазами кабинет. – Только не говорите, что сюда… – наконец очень тихо произнесла она. В наступившей тишине медленный кивок Лидии Григорьевны раздался почему-то с отголоском похоронного звона. – В самую ж… засунули! – эмоционально, но не слишком вежливо отозвалась на новость одна из парт третьего ряда. Как можно было судить по отсутствию замечаний, реплика как нельзя лучше отражала текущее положение дел. Кабинет химии венчал своеобразный столбик угловых «предметных» кабинетов – 26-й кабинет физики на втором этаже, 36-й – биологии на третьем и, наконец, пресловутый 46-й на четвертом. Он-то, последний, и был среди них самым холодным и Богом (в отсутствие Бога – директрисой) забытым местом. Хотя последнее, может, и было хорошо, но термометр, уже с ноября стабильно показывающий 14 градусов по Цельсию, вряд ли компенсировал это обстоятельство. А еще если прибавить к своеобразному микроклимату своеобразное же расположение – за три этажа над столовой, за два – над туалетами, и с размещением всех более-менее важных объектов на другой стороне длинного коридора… Да, определение было просто невероятно отвечающим действительности. – Но почему нас, хим-бим, выселяют из родного биологического и засовывают в… – В химический, – поспешила продолжить Лидия Григорьевна, пока импульсивная Горнякова еще раз не уточнила, куда их засунули. – А сюда потому, что, как ты и сказала, мы химико-биологи, и использование кабинета химии оправдано хотя бы названием. – И все-таки, – Катя решительно поднялась – не столько чтобы обратить на себя внимание, а сколько поправить юбку. Но вышло внушительно. – Из-за чего переезд? – В этом году в школе создано три первых класса, а кабинеты есть только на два. Освобождать решено было кабинет физики, как самый большой из доступных. Малышам ведь еще кровати нужны, игровое пространство… – Чего?! – искренне и громко возмутился Макс. – Игровая, кровати? Не жирно ли им будет? Мы, – гордый тычок в сторону класса, – в свое время и без подобного обходились. Без кроватей и игрового пространства! И ничего, выросли!.. – Ну и посмотри, кем, – насмешливо оборвал одноклассника Гриша, недвусмысленно на него кивая. – Чего?! – на этот раз возмущение Макса было направленно на язвительного товарища. – Так, подождите, – нетерпеливо оборвала обоих Катя. – Если 26-й отдали малышне, то наши физики-математики, одиннадцатый, должны были куда-то переехать. – Лидия Григорьевна кивнула. – Вопрос, почему они переезжаю в наш кабинет, а мы, соответственно, в химический, если нас вообще могли не трогать? Зачем менять местами три класса вместо двух? – Прихоть директрисы. – Ну наконец-то ответ, объясняющий все! – воскликнула Юля. Класс поддержал ее согласным гулом. – Ладно, ребят, – Лидия Григорьевна вздохнула и поднялась, мельком глянув на часы. – Я пыталась что-то изменить, но это бесполезно. Александра Антоновна нас просто не слышит и не желает слушать. Нам ничего не остается, кроме как просто сменить кабинет. – Подождите! – внезапно встрепенулся Игорь Горохов, единственный случайно затесавшийся любитель логики среди дубов–естествонаучников. Неудивительно, что именно рационально настроенный будущий экономист и вспомнил о немаловажном факторе. – А наш ремонт? – Действительно?! – протяжно, с набирающим силу возмущением протянули «дубы», в едином дружном порыве поворачиваясь от Игоря к классной руководительнице. – Как же наш ремонт? Слегка запоздавший тоненький фальцет обиженно дополнил: – И наша новая зеленая доска! – И новая зеленая доска?! – с готовностью подхватил многоголосый и пугающий в своей согласованности хор. – Да, – обреченно кивнула Лидия Григорьевна. – Я помню, что к этому учебному году мы заменили двери, поставили доску, переклеили обои, перекрасили пол и побелили потолок. Я помню, что тот кабинет мы облагораживали почти неделю на практике и что сидели там с восьми утра до пяти-шести вечера. Но, как я вам объяснила, я ничего сделать не могу. – А если?.. – И вы не можете. Даже если «если…» Так, все. Звонок с беседы уже был. Продолжать разговор дальше не имеет смысла. Следующая у нас биология, я вам дам ключи, и в начале урока перенесете наши вещи. – И парты, – мстительно добавила Катя. Биологичка серьезно кивнула. – Да, и парты. – А давайте… – поворачиваясь к классу, кровожадно и предвкушающе усмехнулась Оля. – А давайте мы заберем все вещи, сорвем обои, ободрем пол, обрушим доску, сломаем карнизы и поперек зеркала красной помадой напишем что-нибудь в достаточной мере доброжелательное и эпичное. – «На зеркале» – это на том, которое не снимается? – деловито уточнила Лена. – Ага. У меня сегодня с собой помада, прям как чувствовала! – Держите ключи, – Лидия Григорьевна на секунду замолчала и, на всякий случай, добавила: – Оля, прошу, без «эпичного». Мне еще разборок с математиком не хватало. Оля мысленно представила разборки худенькой и аккуратной биологички с классным руководителем одиннадцатого – высоким математиком, мрачно и загадочно матерящимся геометрическими и/или алгебраическими терминами (понимал его из класса только Игорь, но переводить застенчиво отказывался), и решительно забыла помаду в классе. 10-А пошел. Спускались они недолго (всего-то на этаж вниз), но зрелищно. Еще наверху растянулись по ширине лестницы (по четыре человека в ряд), и двинулись – дружно, красиво, с одной ноги, с прямой спиной и невозмутимым выражением лица, заставляя бегущих навстречу опаздывающих ошарашено замирать и вспоминать (крайне внезапно) о срочном деле на этажах пониже. В конце концов, до родного класса можно было добраться и по другой лестнице. Строй нарушился только на входе в кабинет. – Ни предмета захватчикам! Принцип выжженной земли! – грозно рявкнул голосистый Илья Пантов, с ходу запрыгнувший на кафедру, и по-боевому огляделся. Потом более буднично уточнил: – Что брать-то будем, ребят? – Зеркало! – Часы! – Табуретку! – Еще зеркало! – Стенгазету! Вразнобой отзывались одноклассники, в соответствии со своими словами хватающие предметы и потихоньку собирающиеся у входа. Последним, с двух сторон бережно поддерживаемый под горшок девчонками, к двери поплыл метровый фикус Вася. – Все забрали? – Илья напоследок с важным видом осмотрел теперь сиротливо-необжитый кабинет, нежно прижимая к себе любимую герань Дашу и чувствуя себя ответственным за эвакуацию. – Молодцы! Начать отступление! На команду класс пренебрежительно фыркнул, но выходить начал, чем Пантов вполне удовлетворился. Подниматься, следуя обычной логике, десятому было тоже недолго – на один этаж вверх, но, нагруженные и взбудораженные, они шли чуть ли не в два раза медленней и в три раза громче. – Что тут происходит? – из только что минованного кабинета выглянула сердитая англичанка. – Уроки решили сорвать? Восторженный, но придушенный писк за ее спиной подсказал, что несчастные шестиклашки такому повороту были бы рады. Лена с сочувствием подумала, что у детей, наверняка, контрольная. Мрачный рявк обернувшейся туда женщины подтвердил догадку. На рявк ли, или на поднятый оправдывающимся десятым ропот, но из дверей других кабинетов тоже начали выглядывать учителя. Тишина на третьем этаже ушла из зоны действия сети и стала временно недоступна. …потому что бедный, несчастный класс просто-напросто бессердечно был выселен с мест прежнего обитания. Как депортированному населению, нам было позволено взять личные вещи и унести тех, кто не мог уйти сам (фикус Василий и герань Дарья). Дабы не подвергаться насмешкам бывших соседей, было решено выносить вещи малыми группами и по ночам. В связи с принятым в данной местности времяисчислением за ночь было решено считать время уроков. К сожалению, во время завершающей стадии эвакуации наша группа была обнаружена и едва не понесла ощутимые потери, чего удалось избежать лишь появлением старшего командующего эвакуацией Лидии Григорьевны. Виноватыми себя не считаем, так как находились в неадекватном (а следовательно, неподсудном состоянии). Наказать нас больше, чем вы уже наказали, не представляется возможным. С Уважением, будущие сосульки. (10-А)