***
Гедиз очень удивился, когда застал Мюге и Дениз, мило воркующих и складывающих салфетки по какому-то туториалу на ютубе, сидя прямо на полу. Он на секунду замирает в дверях, любуясь этой сценой. Его сестра и лучший друг общались так непринужденно и естественно, будто знают друг друга не несколько часов, а несколько лет. Он был прав. Дениз действительно легко вписалась в его семью. — Никогда бы не подумала, что есть так много способов складывать салфетки, — со смехом отзывается Мюге, откладывая в сторону салфетку, свернутую в виде лебедя. — Я столько салфеток за свою жизнь наскладывала, что могу даже с закрытыми глазами тебе что-нибудь из них свернуть, — улыбается Дениз, убирая волосы, упавшие на лицо и закрывающие обзор. — Правда? А где ты научилась этому? — спрашивает Мюге. — У нас на районе часто свадьбы бывали. И мы с мамой всегда ходили помогать соседям с уборкой дома и подготовкой столов. Меня всегда ставили ответственной за сервировку. Вот и научилась умещать на двух крошечных столах приборов на несколько десятков человек, еще и место для салфеток оставалось, — отвечает Дениз. — Веселые, наверное, свадьбы у вас были, — мечтательно тянет Мюге. — Не знал, что ты любишь быть на свадьбах, сестричка. Обычно мы с мамой тебя туда силком тащили, да и то ты пряталась по углам, только бы тебя никто не заметил, — вклинивается в их разговор Гедиз, присаживаясь на кресло рядом. — Ты понимаешь, о чем я говорю. Те свадьбы, на которые папу приглашали его влиятельные друзья, были до омерзения пафосными и скучными, — парирует Мюге, не давая брату смутить себя. — С них даже ты хотел поскорее убежать. — Что правда, то правда, — пожимает плечами Гедиз, соглашаясь с сестрой. — А я любила свадьбы в детстве. Особенно, когда жених приезжал выкупать невесту, — Дениз откидывается на диван, мечтательно улыбаясь. — Меня часто сажали на сундук невесты. Было весело. — На сундук невесты? — спрашивает Мюге. — Ну да. А вас не сажали никогда? — удивленно спрашивает Дениз. Мюге и Гедиз отрицательно качают головами. — Да ладно? — Дениз выпрямляется на полу и садится по-турецки. — Это же самая интересная часть свадьбы. И заодно можно проверить, насколько щедра семья жениха. — Девушка самодовольно улыбается. — Не хочу хвастаться, но однажды я не слезала с сундука, пока жених не вручил брату невесты пятьдесят тысяч лир. А в нашем районе никто не видел таких больших денег. — Да ты оставила несчастного жениха без штанов, — усмехается Гедиз. — Зато родители невесты наверняка были счастливы, — замечает Мюге. — Очень счастливы, — подтверждает Дениз. — А кто будет сидеть на твоем сундуке, Мюге? — Может, ты и сядешь? — предлагает Гедиз. — Посмотрим, сколько денег ты сможешь стрясти с Омера. — Боюсь, если они увидят меня на сундуке невесты, то свадьба не состоится. И тогда я стану самым главным врагом семьи Ишиклы, — шутит Дениз, но тут же становится серьезной. — А если серьезно? Не собираетесь же вы упускать эту возможность? Может еще скажете, что и ворота без выкупа откроете жениху? — Ворота? — переспрашивает Мюге. — Аллах-Аллах, вы же шутите? — девушка вскакивает с пола и встает перед братом и сестрой. — Как вы свадьбу-то планировали проводить? — Ну, за мной просто приехали бы, чтобы увезти из дома, а после мы все направились бы в ресторан, где прошла бы основная часть торжества, — отвечает Мюге. — Скучно-о-о-о, — тянет Дениз, глядя на Мюге. Гедизу очень интересно наблюдать за диалогом сестры и Дениз. Мюге действительно хотела сыграть свадьбу без привязки к традициям и обычаям. Она даже ночь хны не хотела проводить, но мать настояла на своем, и Мюге сдалась под её напором. А теперь, когда Дениз так воодушевленно рассказывала о том, как проходит традиционная турецкая свадьба, Мюге слушала её чуть ли не с открытым ртом. Ему в голову приходит замечательная идея. — У меня к тебе деловое предложение, Дениз Гювен, — Гедиз встает с кресла и подходит к подруге. — Я вся внимание, Гедиз Ишиклы, — тут же отзывается Дениз, выпрямляя спину и впиваясь в него взглядом голубых глаз. — Предлагаю тебе доказать свою компетентность в торгах за невесту, — мужчина хитро улыбается девушке. — Не поняла? — хмурит брови она. — Стрясешь с моего будущего зятька деньжат? — предлагает Гедиз. — Прекрасная идея! — поддерживает брата Мюге, вставая с пола и радостно потирая руки. — Встретишь его у ворот? — Что? Я? Нет, нельзя, — тушуется Дениз, растеряв свою браваду. — Почему? — удивленно спрашивает Гедиз. — Как вы себе это представляете? Приехала какая-то странная девушка из Стамбула, заявилась на свадьбу, так еще и с ней за невесту торговаться будут? Нет, невозможно. — Не какая-то странная девушка, а лучший друг и деловой партнер брата невесты. Почему же невозможно? — спрашивает Мюге. — Нет-нет-нет, — качает головой Дениз. — Это неправильно. Ваша мама совершенно точно не одобрит этого. — Что я не одобрю? Все трое поворачивают голову в сторону двери. Госпожа Рефика стоит на пороге и внимательно рассматривает эту троицу, выглядящую так, будто их поймали на месте преступления. Дениз снова чувствует невероятное смущение и неловкость. — Рефика султан! — восклицает Гедиз и быстрым шагом направляется к матери. Он обнимает её, мягко целует в щеку и помогает снять верхнюю одежду. Дениз невольно любуется этой картиной. Для нее удивительно видеть столь трепетное отношение мужчины к своей матери. Парни, которых она знала, никогда не показывали своей любви к матерям. Эти глупые мальчишки почему-то считали проявление чувств к женщине, которая произвела их на свет, слабостью. Дениз же видела в этом силу. И эта сила была в Гедизе. Эта сила была в том, что он никогда не принижал значимость любви. К кому бы то ни было. К сестре, к матери, к друзьям. К любимой женщине. Дениз думает, что Гедиз был одним из немногих, кто действительно знал ценность любви. Он не отказывался от неё. Даже если она причиняла ему боль. Девушка снова вспоминает ту ночь, когда Гедиз излил ей душу, когда его море наконец выплеснулось из берегов и затопило его квартиру в центре Стамбула. Затопило чувствами и яростной, неукротимой болью от любви, которую он так и не смог прожить. От любви, что он до сих пор носил в своем сердце, лелея и защищая её, даже если она его отравляла. — У нас гости? Вопрос Рефики возвращает Дениз из ее мыслей в реальность. Гедиз подает матери руку и ведет её в их сторону. Дениз чувствует, как горячая кровь приливает к щекам. Уже в сотый раз за день она жалеет о своем глупом порыве. — Мама, это Дениз Гювен. Мой друг, моя поддержка, человек, благодаря которому наш бизнес растет и процветает. — Гедиз ободряюще улыбается Дениз. — Дениз, знакомься, это Рефика султан. Самая главная женщина моей жизни. — Очень приятно, госпожа Рефика, — Дениз неловко протягивает руку, сгорая от смущения. — А мне-то как приятно, — женщина энергично пожимает её руку. — Добро пожаловать, Дениз. Мы всегда рады друзьям Гедиза в нашем доме. — Спасибо, госпожа Рефика, — выдавливает из себя Дениз. — Так о чем вы говорили, когда я пришла? Что это я могу не одобрить? — тут же вспоминает разговор своих детей Рефика. — Мы с Мюге хотели, чтобы Дениз торговалась с Омером, когда они приедут забирать невесту из дома. — Гедиз подмигивает девушке. — Мне тут птичка на хвосте принесла, что Дениз в этом очень хороша. — Это замечательная идея! — Рефика мгновенно одобряет замысел сына и дочери, чем очень удивляет Дениз. — Я-то думала, что вы действительно собираетесь наплевать на традиции и сыграть скучную светскую свадьбу. А на сундук тогда посадим дочку Османа. — Айсу? — тут же отзывается Мюге, одобрительно улыбаясь. — О да, она с этим справится. Помнится мне, в прошлый свой приезд она похвасталась мне, что выучила большой стих, рассказала мне его, а после протянула руку и сказала, что за увиденное представление я должна ей сто лир. — Мы там Омера действительно без штанов оставим. Дениз выудит у него деньжат, потом Айсу, и будешь ты женой бедняка, сестричка, — шутит Гедиз. — Сплюнь! — восклицает Рефика, тянет себя за левое ухо, причмокивая губами, и стучит по деревянной спинке дивана. — Я пошутил, мама, не волнуйся так, — Гедиз примирительно поднимает руки. — Ну что, тогда решено. Дениз, поздравляю, теперь ты официально стала частью этого свадебного кошмара, которые однажды какой-то глупец назвал приятными хлопотами. Дениз вымученно улыбается другу, мысленно давая себе подзатыльники за свою несдержанность.***
Гедиз медленно идет через комнату, неся в руках поднос с горячим чаем и большой тарелкой со свежими булочками. Дениз тут же подбегает к нему и помогает донести это все до небольшого столика на балконе. Вечерний ветерок немного прохладный, поэтому Дениз радуется, что надела одну из старых папиных рубашек с длинным рукавом вместо легкой пижамной футболки. «Кто бы мог подумать, что однажды я останусь ночевать в доме у Гедиза», — мелькает в голове мысль. Она действительно не собиралась оставаться тут. Да что там говорить, она и приезжать в Муглу не собиралась. Но новость, которой огорошила ее собственная мать, была слишком ошеломляющей для того, чтобы она могла здраво мыслить. Все произошло как в тумане. Вот она выбегает из квартиры с наспех собранным чемоданом с вещами, вот ловит такси до аэропорта, вот проходит регистрацию на рейс «Стамбул — Бодрум», и вот она уже у ворот дома Гедиза. После странного, но от этого не ставшего менее приятным знакомства с семьей Гедиза, она собиралась извиниться, отговорить Гедиза от затеи со свадьбой, переночевать в каком-нибудь отеле и улететь ближайшим рейсом обратно в Стамбул. Кто бы мог подумать, что все карты спутает не Гедиз, а госпожа Рефика. — Что? Какой отель, дочка? — возмущенно сказала Рефика, сложив руки на груди. — Не будет такого, чтобы друг семьи Ишиклы оставался в отеле вместо того, чтобы остаться в моем доме. И думать забудь об этом. — А я знал, что так и будет, — довольно улыбался Гедиз. — Тебе не отвертеться, Дениз. Хочешь ты этого или нет, но ты теперь наш дорогой гость, и ты в полной мере испытаешь всю мощь гостеприимства семьи Ишиклы. И Дениз испытала его. Гедиз пошел выгружать её вещи из машины, а Мюге отвела её в гостевую комнату, где тут же застелила постель свежим бельем, показала, где находится ее ванная и почти сразу же утянула на ужин. Несмотря на все еще присутствовавшую неловкость, ужин прошел замечательно. Конечно же все разговоры были о скорой свадьбе. Дениз и до этого знала, что Гедиз принимал самое активное участие в подготовке, но она все равно была удивлена тем, насколько сильно он был вовлечен в этот процесс. Найдется совсем немного мужчин, которые были бы так заинтересованы в благополучном исходе подобного мероприятия. И Гедиз был одним из этих особенных мужчин. Дениз думает, что Рефике и Мюге очень повезло с таким сыном и братом. А Гедизу повезло с матерью и сестрой. Дениз садится на плетеный диванчик, накрытый толстым мягким пледом, подтягивает под себя ноги и устремляет взгляд на горизонт. Гедиз садится рядом с ней, копируя её позу. Между ними тишина, которую, кажется, можно потрогать руками. Дениз знает, что ей придется рассказывать о причине своего приезда, но хочет оттянуть этот момент. — Бьюсь об заклад, что ты совершенно не ожидала, что твой приезд закончится тем, что тебе придется торговаться с женихом за мою старшую сестру. Гедиз начинает разговор издалека, чтобы не давить на Дениз. Он ждет, когда она сама откроется, ждет подходящего момента. — Это совершенно точно не то, чего я ожидала, — улыбается Дениз. — Я думала, ты охренеешь, увидев меня, и отправишь обратно в Стамбул, чтобы я не мешалась под ногами. Потому что работы, как я вижу, было очень много. — Ты просто не представляешь, как много ее было, — согласно кивает Гедиз. — Я уже молюсь на то, чтобы все это как можно скорее закончилось, и я забыл это как страшный сон. — Главное, чтобы сестра Мюге не услышала это, — шутит девушка. — Она сама об этом мечтает, поверь. От нервов даже спать нормально не может. Приходится ей ромашковый чай заваривать, чтобы она расслабилась и уснула, — отвечает мужчина. — Мда, — коротко произносит Дениз. — Что «мда»? — спрашивает Гедиз. — Да так. Просто в очередной раз убедилась в том, что ты идеальный брат. — Ты слишком хорошо обо мне думаешь. — Нет, ты просто идеальный. Они улыбаются друг другу. Гедиз решает, что это подходящий момент. — Ну. И что же заставило Дениз, которая ни лиры зря не потратит, приехать в черту на куличики, потратив прорву денег на авиабилет и аренду машины? — спрашивает он, глядя на девушку. — Ты не отстанешь, да? — Дениз умоляюще складывает брови домиком, но Гедиза это не трогает. — Ты же от меня тогда не отстала. Настала моя очередь слушать тебя, — мужчина немного поворачивается, чтобы смотреть Дениз прямо в лицо. Дениз молчит. Она тянет руку к кружке чая, делает долгий глоток и сжимает кружку, пытаясь согреть внезапно похолодевшие пальцы. Она знает, что выглядит сейчас глупо. По сравнению с тем, что пережил Гедиз, её история была не такой душераздирающей. Ей хочется отмотать время назад и остаться в Стамбуле. Дениз не хочет взваливать на Гедиза, который и без того вот-вот развалиться от груза проблем, еще и своих тараканов. — Неужели я недостоин того, чтобы ты открылась мне? — нарушает тишину мужчина. — Ты же знаешь, что я доверяю тебе больше всех на свете, — тихо произносит девушка. — Тогда почему ты молчишь? — Потому что не хочу нагружать тебя своими проблемами. Гедиз закатывает глаза и устало трет переносицу. Как объяснить этой несносной девчонке, что видеть её мучения для него уже в тягость? — А разве я тебя своими проблемами не загрузил? — спрашивает он. — Разве не я кричал морю, что ненавижу его? Разве не тебе излил то море, которое разрывало меня изнутри? Разве я не был зол, выплескивая тот мрак, что сжирал меня, как неизлечимая болезнь? Разве не на твоем плече рыдал, словно маленький ребёнок? — Гедиз протягивает руку и сжимает ладонь Дениз. — Разве я не могу теперь сделать то же самое для тебя? Дениз опускает взгляд на его руку. Предательские слезы собираются в уголках глаз. Она ненавидит в себе это. Свою способность расплакаться так легко. Она поднимает голову к потолку, как будто бы от этого слезы исчезнут. Девушка быстро вытирает глаза и глубоко вздыхает. Ей нужно рассказать это. Иначе эти слова сожгут её изнутри. — Мама выходит замуж, Гедиз. Гедиз удивленно хлопает глазами. Он ожидал чего угодно. Невзаимной невозможной любви, известия о какой-то неизлечимой болезни матери или сестры, предательства какого-нибудь друга, но не этого. Мужчина абсолютно растерян. Впервые у него не находится слов. — Кажется, я опять сломала Гедиза Ишиклы, — даже в такой момент Дениз находит в себе силы шутить. — Просто у меня в голове не укладывается, — Гедиз нервно проводит рукой по волосам, взъерошивая и без того лохматые кудри. — Что моя Дениз, которая и мухи не обидит просто так, Дениз, которая дарит столько любви всем людям вокруг себя, Дениз, которая готова в лепешку расшибиться за счастье своей семьи, может не желать счастья своей родной матери? — Гедиза внезапно осеняет. — Что кроется за этой женитьбой? Твоя мама выходит замуж за того мужчину, которого мы видели в тот день в ресторане? Я ведь еще тогда спрашивал тебя, видел твою реакцию. — Вопросы формируются в его голове с огромной скоростью и он выстреливает ими как пулеметной очередью, не в силах остановиться. — Что с ним не так? Он убийца? Насильник? Деспот и тиран? Расскажи, Дениз. — Кажется, кто-то слишком много сериалов пересмотрел. Откуда такие страсти? — Дениз фальшиво улыбается, а Гедизу кажется, что её лицо сейчас разойдется по трещинкам от того, насколько натянутой эта улыбка была. — Дениз. Гедиз вкладывает в её имя всю свою серьезность. Он прекрасно знает, что она сейчас делала. Скрывает свою боль за шутками. Закрывается от мира, растягивая губы в лживой улыбке. Он знаток таких вещей. Фальшивая улыбка и глупые шутки для него давно стали самыми верными спутниками. Губы Дениз дрожат, не в силах выговорить страшные слова. Она впивается ногтями в ладонь и выдавливает из себя одно предложение. — Моя мама изменяла папе с этим мужчиной еще когда отец был жив. Гедиз останавливается на вздохе, шокированный сказанным. Дениз накрывает рот ладонью и со свистом втягивает воздух сквозь пальцы. Она сделала это. Она сказала эти мерзкие, гнусные слова. Ей должно стать легче. Только вот легче не становится. Наоборот. Она чувствует себя запачканной. Грязной. Как будто этими словами она унизила не только свою мать, но и себя. Дениз не может поднять взгляд на Гедиза. Ей страшно. Страшно увидеть в них презрение, брезгливость или разочарование. Чертовы слезы снова накатывают, и их уже не удержать. Они капают на ее руки, которыми она вцепилась в мягкую ткань пижамных брюк. «Дура, дура, дура», — звучит в её голове. Гедиз не знает, что сказать на это. В голове пустота. Поэтому он не придумывает ничего лучше, чем обнять Дениз. Она вздрагивает от неожиданности, когда чувствует его руки вокруг себя. Гедиз прижимает её к себе, совсем как она прижимала его в ту ночь. Дениз плачет бесшумно. Это удивляет Гедиза. Всегда громкая и шумная Дениз плакала молча. Ее выдают только трясущиеся плечи и редкие всхлипы. Гедиз обнимает её, а сам думает о том, насколько же больно ей было. Дениз боготворила своего отца. Она прошла через настоящий ад ради его памяти, положила на алтарь свою беззаботную молодость, только бы спасти семью, вверенную ей отцом, от нищеты. Теперь все становится на свои места. Нелюбовь Дениз к разговорам о матери, её холодное отношение к ней. Гедиз вспоминает реакцию Дениз на его слова о том, что Эбру досталась ей как частичка любимого отца. В голове всплывает страшная догадка. Неужели… Гедиз отбрасывает эту мысль, решив дождаться, пока Дениз сама не расскажет об этом. Дениз прекращает всхлипывать. Она аккуратно высвобождается из его рук и, наконец, поднимает на него взгляд. И её затапливает волна облегчения. В его взгляде она видит лишь поддержку, заботу и сочувствие. Становится чуть легче. Гедиз встает с дивана, уходит в комнату и через минуту возвращается с пачкой бумажных салфеток. Дениз благодарно кивает ему и громко сморкается, вызывая у Гедиза улыбку. — Ну вот, завтра буду со страшной опухшей рожей пугать всю твою родню, — говорит она, комкая салфетку в руке. — Они уже привыкли к моим страшным похмельным рожам, так что твое милое опухшее лицо совсем их не напугает. К тому же, примочки из использованных пакетиков зеленого чая и тертый огурец помогают снять отек. — Часто прибегал к этому? — Порой приходилось. Друзья улыбаются друг другу. Между ними снова воцаряется молчание. Только на этот раз оно уютное и привычное. — Твой отец знал об этом? — спрашивает Гедиз. — Я не знаю. Он тогда очень много работал. Очень. По двенадцать часов. Он приходил домой измученный. Его хватало только на то, чтобы поесть и лечь спать. Но даже тогда он находил время на меня и мои проблемы. А потом родилась Эбру. Для отца это было большой неожиданностью. Но и большой радостью, — Дениз улыбается воспоминаниям. — Папа тогда очень обрадовался. Говорил, что Аллах сделал ему подарок на старости лет. А мама без зазрения совести позволяла отцу думать, что Эбру его дочь. Он верил в это до самой смерти. — А как ты узнала о том, что отец Эбру — это тот мужчина? — Мама сама рассказала мне. Этот ублюдок еще тогда предлагал ей развестись с отцом и выйти за него, чтобы он мог воспитывать свою дочь. Мама и отцу хотела рассказать. Она собиралась пойти к нему на работу и признаться во всем. — Но не призналась? Что помешало ей? — Я помешала. Я не знаю, что на меня тогда нашло. Я побежала на кухню, достала нож и начала резать себе руки. Дениз с горькой усмешкой закатывает широкие рукава рубашки, показывая бледные тонкие шрамы на внутренней стороне локтя. Гедизу всегда было интересно, откуда они взялись в таком странном месте. Теперь он узнал. И почти жалеет об этом. — Мама тогда чуть не сошла с ума. Крови было так много, что даже я испугалась. Я просто не могла дать маме это сделать. Если бы она рассказала это отцу, он не выдержал бы. Он всегда говорил, что семья — это единственный якорь, который привязывал его к жизни. А мама хотела отобрать у него этот якорь. Поэтому я и сделала первое, что пришло в голову, — девушка обнимает саму себя руками, будто становясь меньше. — И что случилось потом? — Гедиз уже догадывается, что конец этой истории не будет добрым и радужным, но ему хотелось в это верить. — А потом домой пришли люди с папиного завода и сказали, что он умер. Сердечный приступ. Ему было всего сорок три года. — Руки Дениз начинают дрожать. Гедиз накрывает их своими и крепко сжимает, пытаясь унять дрожь. — На вскрытии сказали, что организм просто не выдержал нагрузки. Отец умер из-за того, что из кожи вон лез, чтобы обеспечить нашу семью. Гедиз снова молчит. Если Дениз кричала на него в ту ночь, щипцами вытаскивала из него слова признания, то он не мог сделать так же. Потому что боль Дениз была другой. Её боль была родом из прошлого. Его же боль есть сейчас и продолжится в будущем. Гедиз знает, что никакие его слова сожаления не смогут собрать разбитое сердце девочки, в семнадцать лет лишившейся самого главного мужчины в своей жизни. Поэтому он только подсаживается ближе, обнимает Дениз одной рукой и кладет её голову на своё плечо. Дениз по-детски прижимается к его боку, все также продолжая обнимать себя руками. Гедиз не знает, сколько времени они так сидят. Чай уже давно остыл, а булочки заветрились на свежем воздухе. Он решается продолжить разговор. История Дениз не была закончена. — А после смерти твоего отца? Почему этот мужчина не взял на себя ответственность за семью своей любимой женщины? Почему тебе пришлось отказаться от детства и взвалить на себя эту ношу? — у Гедиза в голове не укладывается то, что мужчина мог оставить в нищете свою женщину и её детей, пускай один из них был не от него. — Из-за меня, — Дениз почему-то прячет взгляд. — Из-за того, что ты не его дочь? — удивленно спрашивает Гедиз. — Нет. — Дениз яростно вытирает мокрые дорожки слез на щеках и глубоко вздыхает. — После смерти папы он сразу пришел к нам и сказал, что обеспечит нас, что не может оставить нас на произвол судьбы… — Дениз обрывает предложение. — Но? — подталкивает её мужчина. — Я не дала ему этого сделать, — отвечает девушка. — Почему? — не понимает Гедиз. — Потому что он не имел на это права! — почти кричит Дениз, вскакивая с дивана. Она нервно расхаживает по балкону перед ним. — Он влез в нашу семью, позволял женщине обманывать своего мужа, позволил моему отцу верить в то, что Эбру его дочь, а сам удосужился разорвать этот порочный круг обмана только когда Эбру уже год исполнился. Папа укачивал Эбру по ночам, несмотря на то, что безумно уставал на работе, успокаивал её, когда она плакала, называл её своим маленьким сокровищем и безумно любил. И мама позволяла ему это делать, хотя знала, что она не его дочь. И этот ублюдок это тоже знал. А после смерти папы он пришел в наш дом, хорохорясь как напыщенный индюк, в костюме, и с сияющей улыбкой сообщил, что наши беды закончились и все будет совсем по-другому. У меня глаза красной пленкой затянуло. — в глазах девушки на секунду сверкает усмешка. — Я тогда набросилась на него с кулаками и начала душить. Я хотела убить этого урода собственными руками. Хотела, чтобы он умер, а папа вернулся. Чтобы моя семья снова была со мной. Я столько дерьма тогда натворила, Гедиз. Убегала из дома, доводя маму до истерик. Прокалывала с мальчиками с района колеса его машины, царапала ее двери гвоздями, выбивала стекла битой. Один раз даже убежала с годовалой Эбру, потому что он приехал к нам в дом, сказал, что заберет свою семью к нормальный дом, а я могу катиться хоть на дно ада. — Голос Дениз подрагивает. — Пока мама ссорилась с ним, я убежала с Эбру через окно. Я пряталась с ней у подруг, кормила её смесью, купленной в магазине, укачивала, когда она плакала. Я не хотела отдавать её ему. Он не сделал для неё ничего. Её отцом был не он, а мой отец. Наш отец! Когда они нашли меня, я взяла с матери обещание, что этот ублюдок исчезнет из нашей жизни. Ей пришлось поклясться на могиле отца, что он уйдет, потому что я пообещала ей, что в противном случае я заберу сестру, и она больше никогда нас не увидит. — Дениз вытирает слезы с щек рукавом рубашки и грустно улыбается. — Вот такая вот твоя Дениз, Гедиз бей. Неожиданно, правда? Дениз замолкает и поворачивается к Гедизу спиной. Она не может смотреть на него. Не хочет видеть, как теплота в его карих глазах сменится разочарованием. Она показала Гедизу самое темное, самое некрасивое, что было внутри неё. Свой эгоизм, свою незрелость, несдержанность. Ей стыдно за то, как она вела себя в прошлом. И стыдно за то, как она ведет себя сейчас. Но она ничего не может с этим поделать. Ненависть к этому мужчине, презрение к собственной матери сильнее неё. Она смотрит на ночную Муглу, вдыхает прохладный соленый воздух и раздражается от того, что снова хочет плакать. Гедиз тяжело вздыхает. Он и не знал, что за широкой улыбкой Дениз пряталось столько боли. Очевидно, она была лучшей актрисой, чем он. Или же он был худшим другом, чем она. Гедиз не позволяет себе задуматься над этим. Над своими человеческими качествами он подумает чуть позже. Не сейчас, когда Дениз нуждается в поддержке. — Почему не смотришь на меня? — спрашивает он, пытаясь поймать взгляд девушки, упорно всматривающейся в горизонт. — Не хочу видеть твое разочарование. Твоя Дениз, которая и мухи не обидит, с завидным упорством отравляла жизнь своей матери. Это ли не лучший повод для разочарования? — Дениз тяжело сглатывает, смаргивая слезы с ресниц. Гедиз закатывает глаза, встает с дивана и становится прямо перед Дениз в паре шагов, закрывая ей весь обзор. Так она не сможет спрятаться от его взгляда. — И в чем же я должен разочароваться, подскажи? — Гедиз пожимает плечами. — В том, что семнадцатилетняя девочка, узнав о предательстве матери и смерти любимого отца, повела себя как ребёнок, а не взрослый, умудренный опытом человек? Ах, действительно, какой весомый повод для осуждения! — Гедиза раздражает то, насколько строга к себе Дениз. Она продолжает прятать взгляд, пялясь на свои босые ноги. Мужчина подходит к ней слишком близко, чтобы не обратить на это внимания. Дениз поднимает на него глаза. Гедизу больно видеть в этих голубых глазах страх быть отвергнутой. — Ты была ребёнком, девочка. Ребёнком, понимаешь? Ты потеряла папу, разочаровалась в маме и осуждаешь себя за то, что возненавидела человека, который стал косвенной причиной развала твоей семьи? Коришь себя за то, что захотела удавить человека, который погрузил твою жизнь в обман и извратил все хорошее, что в ней было? Браво! Просто браво, девочка моя! Дениз удивленно хлопает ресницами, глядя на него. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ничего не может из себя выдавить. Вот так просто? Она рассказала ему то, что точило её изнутри словно червь, а он вот так просто её оправдал? — Что за удивление, госпожа Дениз? — спрашивает Гедиз, складывая руки на груди. — Чего ты ждала от меня после своего рассказа? — мужчина не может унять своего раздражения. Не потому что его возмутила история Дениз или же её поведение. Просто у него в голове никак не могло ужиться то, что кто-то в этой жизни корит себя за малейшие ошибки, съедает себя изнутри сожалениями и стыдом, как Дениз, тогда как другие люди ломают и рушат целые судьбы и не испытывают никаких угрызений совести. Он делает глубокий успокаивающий вздох, берет Дениз за плечи и легонько тормошит её. — Посмотри на меня. — Дениз послушно поднимает глаза. — Тебе нечего стыдиться. Тебе не в чем винить себя. Тебе было больно. А боль заставляет нас совершать порой очень глупые поступки. И никто, слышишь, никто не смеет осуждать тебя за твою боль! Ты переживала её как могла. Выкарабкивалась из этой ямы как могла. — И ты не разочарован во мне? Я ведь творила ужасные вещи, — Дениз сложно поверить в то, что Гедиза не оттолкнула эта её сторона. — И? — спрашивает Гедиз, разводя руками. — Что мне теперь сделать? Поругать тебя? Сказать, что ты была очень плохой? Дениз, пойми, это часть твоей жизни. Ужасная, некрасивая, но часть. И она сделала тебя такой, какая ты сейчас. Эта часть твоей жизни подарила миру Дениз, которая пожалеет спивающегося идиота в смокинге, которая запомнит этого бедолагу и не оставит его на произвол судьбы на улице, а вызовет ему такси и отправит в теплый номер в отеле. Дениз, которая заметит в другом человеке боль и поможет сделать её меньше. — Гедиз мягко сжимает её плечи, и Дениз невольно улыбается. — Мне жаль только, что меня тогда не было рядом. Что тебе пришлось проходить через это одной. Но теперь ты не будешь проходить через это одна, поняла меня? Что бы там не придумали твоя мама и этот идиот, мы справимся с этим вместе. Наша команда будет бороться со штормом вместе, да, капитан? Гедиз повторяет слова Дениз, сказанные ему на набережной Стамбула. Дениз широко улыбается и кивает, подтверждая его слова. Гедиз раскрывает объятья, и Дениз радостно обнимает его. Ей становится невероятно легко. То, что столько лет душило её, столько лет вызывало штормы и ураганы внутри, так легко исчезло от слов Гедиза и той уверенности, что она увидела в его глазах. Холод, который так давно сковывал её изнутри, исчезает, оставляя вместо себя теплый летний бриз и ощущение свободы. Дениз давно не было так легко дышать. — Знаешь, по нашим жизням можно было бы снять охрененный сериал, — Гедиз улыбается этой глупой мысли. — С кучей сюжетных поворотов, излишней драмой и душераздирающей музыкой. У него точно были бы высокие рейтинги. — Возможно, когда мы станем слишком старыми для того, чтобы суетиться с делами ресторана, мы напишем сценарий, сорвем куш и будем до конца жизни почивать на лаврах, — поддерживает его идею Дениз. Друзья смеются шутке. Они выпускают друг друга из объятий. Гедиз треплет её по волосам. Ему тоже стало легче. Как будто тот груз, который несла в себе Дениз, давил и на него. — Думаю, надо попытаться все же заснуть. Завтра нас ждет сложный день, — говорит Гедиз. — А разве наши дни когда-то были легкими, Гедиз бей? — спрашивает Дениз, хитро поднимая одну бровь. — Ты права, права, — кивает Гедиз. — Тогда остается только пожелать тебе спокойной ночи. Потому что день точно не будет спокойным. — Спокойной ночи, Гедиз. И спасибо. — За что? — За всё. Гедиз шутливо щипает её за щеку, улыбается и выходит из комнаты, оставляя её одну. Возможно, столь насыщенный событиями вечер позволит ему не думать о Нарэ и о том, насколько он жалок. Он очень на это надеется.