Море внутри меня

      Гедиз допивает очередную кружку кофе и вновь возвращается к отчетам по ресторану в Измире, которые для него составила Дениз. Стол заставлен бесчисленным количеством чашек, и Гедиз раздумывает над тем, чтобы попросить Мераль принести еще кофе.       Гедиз не спал нормально с того самого дня, как Нарэ безапелляционно заявила, что не нуждается в его помощи. В ту ночь он напился до беспамятства, напугав утром следующего дня несчастных мать и сестру своим ужасным видом. Ему было стыдно за свою слабость, за то, что он вновь и вновь подводит своих близких, но он ничего не мог с этим сделать. Мюге и Рефика и слова не сказали, лишь поинтересовались, в порядке ли он. Гедиз соврал, что с ним все хорошо, и принялся готовиться к вечеру. Искупался, подстриг бороду и принялся устранять следы похмелья. Даже выбритый и пахнущий ароматным гелем для душа, он выглядел паршиво. Поэтому вместо чашки кофе с утра он заварил себе ромашковый чай, а после пролежал несколько минут с холодными использованными пакетиками зеленого чая на глазах и растертым огурцом на лице. Мюге тогда рассмеялась и даже сделала фото на память. Но все эти косметические процедуры не прошли зря. Припухлость и красные пятна исчезли с лица, и Гедиз больше не напоминал пропитого алкаша, чему сестра и мать очень обрадовались.       Сватовство прошло прекрасно. Мюге немного нервничала, но тут же успокоилась, увидев сияющего от счастья Омера, пришедшего к ним вместе со своей матерью, сестрой и дядей. Гедиз нервничал не меньше Мюге, ведь ему предстояло вести все разговоры с семьей Омера. Но он справился. Все нужные слова были сказаны, а действия — сделаны. Мюге и Омер еле сдерживали улыбки, когда Гедиз перерезал ножницами красную ленту, связывающую их обручальные кольца. Рефика не сдержала слез радости, когда Мюге целовала руку своей будущей свекрови. Гедиз обнимал будущих родственников, радуясь тому, что Мюге станет частью достойной семьи.       Свадьбу назначили на конец июня. Обе семьи решили, что удобнее будет провести свадьбу в ресторане, куда можно будет пригласить всех родственников, только забирать невесту будут из её родного дома, поэтому Гедизу еще предстояло подготовить его к проводам невесты. Но это уже были мелочи, которые он спокойно мог решить, даже не находясь в Мугле.       Он вернулся в Стамбул на следующий день. Гедиз не мог находиться в Мугле, зная, что его любимая женщина сознательно выбрала жизнь с людьми, которые причиняли ей только боль. Он прилетел вечерним рейсом, отправил свой багаж в квартиру курьером, а сам до поздней ночи сидел на набережной и смотрел на море. В тот вечер море было слишком спокойным. Ни волн, ни малейшей ряби. Гедиз завидовал его спокойствию. Он хотел, чтобы море внутри него тоже было таким же безмятежным. Хотел перестать захлебываться в своих чувствах и боли, хотел, чтобы его шлюпку прибило, наконец, к гавани, где он смог бы найти покой. Но море внутри, словно издеваясь, продолжало штормить. И Гедиз не знал, сколько еще он сможет выдерживать этот вечный ураган.       Следующую неделю Гедиз почти целенаправленно доводил себя до истощения. Будучи не в состоянии нормально заснуть, он напивался, а следующим утром проводил часы под ледяным душем, смывая с себя последствия пьянки. А после шел на работу и проводил весь день за отчетами, анализируя данные, выискивая новые пути развития ресторана, выбирая новых поставщиков и партнеров. Словом, делал все, только бы его мысли были постоянно заняты.       Гедизу было страшно смотреть на себя в зеркало. Щеки впали еще сильнее, а скулы грозились вот-вот прорвать тонкую кожу лица. Круги под глазами стали темно-фиолетовыми, будто его основательно избили в какой-нибудь подворотне. Морщины на лбу и у рта выглядели так, словно их кто-то вырезал ножом по старому пергаменту. Он замечает беспокойные взгляды персонала, никогда не видевших своего начальника в таком состоянии. Но они ничего не могут сказать ему, боясь задеть его.       Вот и сегодня Гедиз сидел за ноутбуком, анализируя показатели прибыли и рентабельности филиала в Измире. Цифры должны радовать его, но ему почему-то все равно. Он достает телефон и просит Мераль принести еще чашку кофе. Через несколько минут раздается стук в дверь. — Войдите, — говорит он, не отрываясь от экрана.       Мераль заходит в кабинет с подносом, загруженным едой. Гедиз вопросительным взглядом окидывает еду. — Госпожа Дениз сказала, чтобы мы принесли вам нормальной еды, если вы попросите еще одну кружку кофе. — Мераль быстро освобождает место на рабочем столе и раскладывает еду. Опустошенные пять кружек кофе оказываются на пустом подносе. — Пить столько кофе очень вредно, господин Гедиз. Мехмед заварил для вас специальный травяной чай из своих тайников. Он сказал, что этот чай приводит в порядок нервную систему. А еще Мехмед сделал свою фирменную долму и суп-пюре. Поешьте, пожалуйста, господин Гедиз. — Спасибо, Мераль. Передай благодарность и Мехмеду тоже. Я обязательно поем, — обещает Гедиз. — Хорошо, — с облегчением улыбается девушка. — А где сама Дениз? — спрашивает мужчина. — Я думал, она сама принесет мне еды, а после нахлобучит поднос на мою глупую голову. — Она сегодня в ресторане не появлялась, — отвечает Мераль. — Как не появлялась? — настораживается Гедиз. Дениз никогда не пропускала работу без уважительной причины. — Вы ведь сами вчера ей разрешили не приходить, когда она вас попросила. Не помните? — удивляется Мераль.       Гедиз задумывается. А после действительно вспоминает, как Дениз просила его дать ей выходной. — Можешь идти, Мераль. Спасибо за еду. — Если все же будете искать госпожу Дениз, то она все равно тут. — Где тут? — Я видела её на набережной полчаса назад. Она сидела и смотрела на море. Совсем как вы это делаете. Думаю, она все еще там. — Хорошо. Еще раз спасибо.       Девушка кивает и уходит. Гедиз откидывается в кресле и тяжело вздыхает. Ему уже начала отказывать память. — А чего ты ожидал? Ты ведь напиваешься каждый вечер, как животное, — думает он про себя.       Гедиз принимается за еду, чтобы отвлечься от пагубных мыслей. Он почти не чувствует её вкуса, размышляя о том, зачем Дениз нужен был выходной, раз она проводила его не с семьей, а на набережной совсем рядом с рестораном. Чай Мехмеда действительно был замечательным. Аромат трав успокоил ноющую головную боль, а его тепло согрело его изнутри. Гедиз встает и выходит из кабинета. Проходит через черный ход и оказывается на улице. Он вглядывается в толпу людей на набережной, выискивая знакомую темную макушку. Гедиз находит Дениз не на лавочке, а сидящей на краю бетонной аллеи, отделяющей море от города. Мужчина быстро переходит дорогу и подходит к Дениз. Её туфли стоят рядом с ее сумкой, а босые ноги болтаются в воде. Гедиз не может сдержать улыбки. Только Дениз могла вот так беззаботно сидеть у самой воды, барахтая ногами и дергая за ниточку бумажный кораблик, качающийся на волнах. Он снимает туфли и носки, закатывает штанины и присоединяется к подруге. Море было теплым. Вода мягко и нежно обнимает голую кожу. Дениз поворачивается и смотрит на него долгим взглядом.       Дениз хочет расплакаться. Из последней поездки домой Гедиз вернулся совсем другим. До неё он улыбался, смеялся и радовался. Выглядел живым. Сейчас же от него осталась только бледная тень. Да, он и раньше был сломан. Но тогда Дениз была уверена в том, что он сможет исцелиться. Тогда он был весь в трещинах, грозящихся разойтись и развалить его на части, но он, как мог, склеивал их попытками шутить и редкими радостными моментами, которые мог разделить с ней. Этого хватало, чтобы он не развалился. Но не сейчас. Дениз смотрит на почти черные круги под его глазами, морщины, изрезавшие лицо на части и ставшие еще глубже, потухший взгляд, и чувствует себя до отвращения беспомощной. Дениз не имеет ни малейшего понятия о том, как исцелять сломанных людей. Люди — не мотоциклы. Она не может разобрать человека на винтики и гайки, заменить заржавевшую или стершуюся деталь на новую и собрать его заново. Гедиз был поломан везде. В сердце, в душе, даже в разуме. А у Дениз, к сожалению, не было в сумке инструментов, чтобы заменить их. Это раздражало её. Поэтому все те дни, что Гедиз проводил в своем кабинете, она безуспешно пыталась разговорить его, вытрясти из него правду, заставить прекратить терзать самого себя. И каждый раз натыкалась на глухую стену безразличия. Не к ней, а к самому себе. Гедиз словно не желал исцеляться. Дениз почти ненавидела его за это. И при этом отчаянно хотела ему помочь. — Мераль напомнила мне о том, какой же я идиот, — говорит Гедиз, эвглядываясь в горизонт. — Надеюсь, ты не собираешься увольнять её за правду? — спрашивает Дениз, наблюдая за бумажным корабликом. — Нет, как я могу? — усмехается Гедиз. Он поворачивается к ней. — Зачем ты просила выходной, если не хотела провести его с Эбру и матерью? — Сегодня день смерти папы, — коротко отвечает Дениз. — Я просто хотела провести день с воспоминаниями о нём. — Прости. — Гедиз чувствовал себя полным дураком. Не хватало только нарушать скорбь Дениз своими глупыми страданиями. — Я тогда не буду тебе мешать. — Нет! — Дениз хватает его за руку, не давая встать с набережной. — Не нужно уходить. Ты мне совсем не мешаешь.       Гедиз возвращается на место. Дениз отпускает его руку. — Сколько лет прошло? — спрашивает он. — Уже шесть, — отвечает она.       Гедиз впервые задумывается о том, какой маленькой была Дениз, когда умер её отец. Всего семнадцать лет. В семнадцать лет на плечи ребенка была возложена ответственность за мать и маленькую сестру. Гедиз смотрит на Дениз и представляет её юным подростком, берущимся за любую работу, которую ей предлагали. Дениз рассказывала ему, что она помогала старым друзьям отца очищать и потрошить пойманную рыбу; выезжала из Стамбула в сельскую местность в сезон сбора урожая, чтобы помогать с уборкой полей; работала в барах, кафе, ресторанах, парикмахерских. Везде, где только подворачивалась работа, на которую могли взять несовершеннолетнюю девочку. Дениз рассказывала, что платили мало, но это хватало на то, чтобы оплачивать аренду дома и не голодать. После её мать нашла работу и проработала чуть больше года. Дениз тогда присматривала за сестрой и одновременно училась на заочном отделении одного из небольших вузов Стамбула. Гедиз вспоминает, что Дениз говорила, что тогда весила всего сорок шесть килограммов, так как все свободное время она тратила на учебу, отказываясь от сна и еды. С горем пополам получив диплом, Дениз снова принялась устраиваться на работу, только в этот раз ей платили чуть больше, так как корка диплома что-то да значила. Она часто говорила, что если бы не встретила Гедиза, то однажды точно умерла бы от усталости и истощения. В такие моменты Гедиз даже радовался тем событиям, что заставили его оставить Муглу и приехать в Стамбул. Ведь тогда он не встретил бы Дениз. Тогда у него не было бы подруги и помощницы, поддерживающей его во всем. Не было бы человека, который хоть немного, но мог успокоить бурю внутри него. — Как ты все это выдержала? — Гедиз смотрит на Дениз, улавливая её реакцию. — Было тяжело. Очень. — К его удивлению Дениз лишь улыбается. — Я забыла, что такое нормальный сон и отдых, мне иногда хотелось лечь ничком и умереть. Но потом я вспоминала отца. Вспоминала, как он читал мне сказки и выслушивал все мои рассказы о школе, даже когда он был безумно уставшим. Вспоминала, как он соглашался покатать меня на спине, хотя был готов развалиться после двенадцатичасового рабочего дня на заводе. И понимала, что не имела на это права. Отец доверил мне мать и сестру. Он верил в то, что я не подведу его. — И ты не подвела, — подтверждает Гедиз. — Твой отец тобой гордился бы. — Ну, ты ведь тоже помог мне. Без тебя я, наверное, так и работала в том баре, получая жалкие копейки. — Я появился в твоей жизни меньше года назад. Ты пять лет обеспечивала себя и свою семью без посторонней помощи. И я уверен, что ты рано или поздно открыла бы в себе талант организатора мероприятий и обогатилась. Из нас двоих я даже больше в выигрыше от нашего знакомства.       Дениз благодарно улыбается ему. Гедиз думает о том, а смог бы он в одиночку, без образования и денег держать семью на плаву и не дать ей умереть от голода. Он не находит ответа на этот вопрос. Он не Дениз. Они прожили совершенно разные жизни, делали каждый свой выбор, формируясь как личности, и встретили друг друга уже взрослыми, осознанными людьми. Поэтому Гедиз перестает размышлять о том, смог бы он прожить жизнь Дениз. Дениз же с её несколько наивным, детским, идеалистическим взглядом на жизнь, вряд ли смогла выжить в том клубке змей, которое из себя представляет жизнь богатых людей. — Ты иногда напоминаешь мне папу, — прерывает поток его мыслей Дениз. Гедиз удивлен неожиданным заявлением подруги. — Он тоже всегда находил правильные слова, чтобы заставить человека поверить в себя, он умел придавать каждому слову и действию значимость и ценность. — Дениз окунает ладонь в воду, а после смотрит за тем, как капли стекают с неё, отражая блики заката. — А еще он, как и ты, любил море. — Я догадался об этом по твоему имени, — шутит Гедиз. — Да, ты прав. Папа рассказывал, что он долго выбирал между «Дениз» и «Дерья». Море или океан. Но выбрал море, потому что море более мягкое и менее пугающее, чем океан. Море ближе, роднее, теплее. Вот я и стала Дениз, — рассказывает девушка. — Твой отец сделал правильный выбор. А ты полностью оправдываешь своё имя, — Гедиз треплет её по плечу. В горле внезапно встает комок. — Ты — море, в котором нельзя утонуть. Ты — море, которое охладит в летний зной. Ты — море, которому можно петь свои песни, не боясь, что они останутся без ответа. Ты — море, в котором однажды чья-то истерзанная штормом шлюпка найдет свою родную гавань. — Но не твоя шлюпка, да, Гедиз? — шепотом спрашивает Дениз. По её смуглой щеке стекает одинокая слеза. — Человек, который мог стать для тебя гаванью, сейчас далеко, да? Он там, дома, откуда ты возвращаешься с каждым разом все более сломанным. Почему твоя лодка не может причалить к берегу, Гедиз? Потому что ты сам не даешь ей это сделать или потому что тот человек, который может успокоить шторм внутри тебя, не хочет этого делать? Расскажи мне, Гедиз, — просит она, сжимая его руки в своих ладонях. — Потому что человек, который мог бы успокоить шторм внутри меня, разбит настолько, что не может помочь даже себе, — хочется ответить Гедизу. Но вслух он говорит совсем другое. — Потому что уже слишком поздно, Дениз, — отвечает мужчина. — Потому что тот человек уже сделал свой выбор. — А ты свой выбор сделал? — спрашивает девушка. — Или ты решил плыть по течению, отдаться волнам и утонуть в беспросветной тьме моря? — Ты о чем? — непонимающе поднимает бровь Гедиз.       Дениз яростно стирает слезы с лица, а после шарит руками по земле, выискивая маленькие камешки. Одной рукой она хватает веревку, привязанную к бумажному кораблику, а во второй зажимает горсть камней. Дениз понимает, что Гедиз не расскажет ей все откровенно, поэтому решает говорить о море, потому что только так она могла заставить его говорить правду. — Знаешь, что это? — спрашивает она, указывая на кораблик. — Кораблик? — неуверенно отвечает Гедиз, чувствуя себя идиотом. — Нет, Гедиз. Это ты. Это твоя шлюпка. — Дениз двигает ногой под водой, вызывая мелкие волны, от которых кораблик начинает раскачиваться. — Это море внутри тебя. Оно беспокоится, хочет потопить твою лодку, спрятать тебя в своих глубинах и никогда не выпускать.       Гедиз завороженно наблюдает за тем, как Дениз шлепает руками и ногами по воде, заставляя одинокий кораблик подпрыгивать на волнах. Именно так он чувствует себя, когда его сердце переполняют противоречивые чувства, разрывая его, грозясь затопить огромной волной боли. Именно это с ним произошло после тех колких, острых слов Нарэ. — Гедиз, что удерживает кораблик на поверхности? — отвлекает его от мыслей Дениз. — Веревка в твоей руке, — отвечает он, переведя взгляд на руку Дениз, крепко сжимавшую конец веревки. — Правильно. — Кивает Дениз. — Папа всегда привязывал кораблик к веревке, а веревку вручал мне и наказывал крепко-крепко держать её. Говорил, что кораблик — это он, а рука, держащая кораблик на плаву — это я, мама и Эбру. Говорил, что мысли о дорогих ему людях, их смех и улыбки — это неразрывная связь, которая никогда не даст ему утонуть. — Но у меня ведь тоже есть эта веревка, — возражает Гедиз. — Мама, сестра, ты… — Но у тебя есть еще кое-что, Гедиз, — качает головой Дениз. — Что же? — Якорь. — Но разве якорь не нужен для того, чтобы дать кораблю немного спокойствия, позволить команде на нём перевести дух, собраться с силами? — Гедиз не понимает, к чему клонит Дениз. — Папа говорил, что самые счастливые люди — это люди, у которых якорь и веревка от корабля находятся в одних руках. — Дениз чуть ослабляет веревку, позволяя кораблику отплыть на волнах чуть дальше от набережной. — Он говорил, что в нас он находил силы и желание плыть по волнам дальше, — тут Дениз снова натягивает веревку, и кораблик замирает на месте, — и что в нас он находил спокойствие и умиротворение, когда сил продолжать путешествие не оставалось. — А что не так с моим якорем? — спрашивает Гедиз. — Твой якорь вместо того, чтобы дать тебе уверенность и силу и позволить перевести дух, тянет тебя на дно. — Дениз тянет веревку на себя, пока кораблик снова не оказывается у её ног. Она кидает в него камешек. Затем еще один и еще один. — Смотри, Гедиз. Чем тяжелее якорь, тем больше он тянет тебя вниз. Если ты не хочешь утонуть, ты должен избавиться от этого якоря.       Дениз продолжает безжалостно забрасывать кораблик камнями. От их тяжести вода переливается за бумажные бортики и затапливает его. Гедизу становится тяжело дышать. Слезы, скопившиеся в уголках глаз, нещадно стекают вниз и падают в соленое море. Ему кажется, что он тонет вместе с этим корабликом. — Хватит! — Гедиз подрывается, разбрызгивая вокруг себя воду.       Он встает и вцепляется руками в голову, пытаясь избавиться от шума моря внутри себя, грозящегося разразиться штормом. Он закрывает глаза, пытаясь забыть картинку тонущего кораблика. Гедиз слышит, как Дениз встает вслед за ним. — Посмотри на меня, Гедиз, — срывающимся голосом просит она. Гедиз разворачивается к ней. Её лицо блестит от слез, которые безостановочно текут из глаз. — Смотри сюда!       Дениз поднимает руку, в которой она сжимала веревку. Гедиз с опаской подходит к ней и заглядывает в воду. Кораблик удерживается на поверхности только благодаря Дениз, держащей конец веревки. — Вот что случается, когда якорь неисправен, Гедиз. — Голос Дениз дрожит от сдерживаемых слез. — Корабль тонет. Он проигрывает морю и исчезает в толще воды. Что же сейчас удерживает его? — Веревка, — только и выдавливает Гедиз. — Да, веревка. Это твоя мама, сестра, даже я. — Взгляд Дениз смягчается. — Мы будем держать тебя на плаву, Гедиз. Мы будем делать все, чтобы ты не утонул, не растворился в своем море. Но разве сможем мы это делать вечно?       Дениз немного ослабляет пальцы. Веревка повисает, а кораблик скрывается под водой еще больше, придавленный тяжестью камней. — Однажды, эта рука может ослабнуть, Гедиз. Она может устать или вовсе исчезнуть. Веревку больше некому будет держать.       Дениз отпускает веревку. Гедиз с ужасом наблюдает за тем, как белый кораблик стремительно уходит на дно. Он впервые так четко осознает всю плачевность ситуации. Дениз была права. Ни она, ни Мюге, ни мать не смогут вечно удерживать его на поверхности. Как бы они его не любили, любому терпению рано или поздно настанет конец. И тогда он уйдет на дно. Его затянут туда его сожаления, неправильные решения, боль, отчаяние, беспомощность. Если он не избавится это этого якоря, то совсем скоро потеряет себя. Гедиз вздрагивает, когда Дениз хватает его обеими руками за предплечья. Слезы на её лице почти высохли. — Гедиз, каждый человек нуждается в близких рядом с собой. Ты, я, твоя сестра, моя мама. Всем нам нужен кто-то, кто будет держать нашу веревку, не давая буре поглотить себя. Но кто может гарантировать, что эти люди всегда будут с тобой? Что их руки не устанут, что они не уйдут, оставив тебя на растерзание волнам? — Никто, — бесцветным голосом отвечает Гедиз. — Верно. — Соглашается Дениз. — Но всегда есть один человек, который никогда не оставит тебя. — Кто же это? — спрашивает Гедиз. — Ты, — просто говорит Дениз. — Ты не убежишь от самого себя. Не оставишь, даже если очень сильно захочется. Тебе нужно только приручить свое море. Не бороться с волнами, не противостоять ревущему ветру, а стать им другом. Понять, почему они рвут тебя на части вместо того, чтобы защищать тебя. Тогда ты сможешь сам взяться за конец веревки, привязанной к твоей шлюпке, и однажды причалишь к тому берегу, где тебя будут ожидать спокойствие и умиротворение. — Как же мне это сделать, Дениз? — Гедиз умоляюще смотрит на подругу. — Как же найти в себе силы не развалиться на заржавевшие куски и не утонуть? — Тебе нужно понять себя. Найти тот якорь, что удерживает тебя. Сделать так, чтобы он перестал утягивать тебя вниз. Только тогда ты перестанешь захлебываться в волнах. — А ты смогла это сделать? — с надеждой в голосе спрашивает Гедиз. — Ты ведь сам сказал, что я море, Гедиз. — Дениз снова хочется расплакаться от детской наивной надежды, звучащей в вопросе лучшего друга. — Мой отец назвал меня морем, чтобы мне не пришлось мучиться с якорями и веревками. Он научил меня держать свое море в узде, научил дружить с ним и понимать его. Папа вложил мне веревку в руки и сказал держаться на плаву самой, потому что только я сама знаю себя лучше всех. Ты должен сделать то же самое. — Предлагаешь заняться самокопанием? — горько усмехается Гедиз. — Так в этом я и без того профи. — Нет! — обрывает его Дениз. — Не ищи в себе проблему, Гедиз. Прошу, — девушка отпускает его предплечья и берет за руки. — Никто из нас не совершенен. Если искать в себе ошибки и неисправности, то легче уже сразу лечь в могилу и захлопнуть крышку гроба. Я не это имела в виду. — А что, Дениз? Я ведь не море, милая. — Гедиз улыбается сквозь слезы. — У меня не было отца, который держал бы мою веревку, пока я учился управлять своим корабликом. Не было отца, который научил бы меня дружить с моим морем. — Но у тебя есть ты сам! — Дениз повышает голос, чтобы не дать волю слезам. — Внутри тебя есть не только сломленный и разбитый Гедиз. Где-то там, глубоко внутри, прячется мальчик Гедиз, который помнит, как смеяться и радоваться жизни. Этот мальчик знает и помнит, как пускать кораблики по морю, чтобы они не уплыли слишком далеко и не утонули. Тебе надо только найти этого маленького Гедиза. Найти и снова подружиться с ним. И он тебя всему научит. Напомнит, как взять веревку в руки, как обойти все препятствия и остаться на плаву. Только найди этого мальчика в себе, — почти шепотом просит Дениз. — А если я не смогу? — спрашивает Гедиз. — Если этот мальчик слишком сильно обижен на меня и не захочет учить меня? Что мне тогда делать? Кто будет держать веревку моего кораблика? — Ты сможешь. Даже не думай о том, что не сможешь. — Дениз заставляет свой голос звучать твердо и уверенно. — Твоя лодка найдет свою тихую гавань. Твои волны станут мягкими и послушными. А ледяной ветер перестанет свистеть меж ребер и станет теплым летним бризом. По-другому и быть не может. — Обещаешь? — Гедиз смотрит на неё своим пронзительным взглядом. Дениз видит в его темных глазах проблеск надежды. — Ты поможешь мне?       Дениз крепко обнимает его. Она хочет подарить ему тепло и поддержку, в которых он так нуждался сейчас. А еще не хочет, чтобы он увидел страх в её глазах. Она не имеет права обещать ему то, что от неё не зависело. Но сейчас ей плевать. Она позволяет единственной слезинке скатиться по щеке и упасть на пиджак Гедиза. — Обещаю, — произносит она слова, за которые ей в будущем, как она надеется, не придется отвечать.       Если её обещание окажется ложью, Гедиз разобьется окончательно. А Дениз никогда себе этого не простит.