***
Гермиона не могла дождаться окончания ужина, чтобы наконец-то оказаться в своей комнате в тишине. На столе горела лампа, с трудом разгонявшая темноту ночи. Девушка прохаживалась из стороны в сторону, волосы ее уже были распущены и волнами спускались по спине. Голова, как и всегда, была переполнена всеми вселенски важными вопросами, поэтому между бровей залегла привычная вертикальная морщинка. Наступил январь, уже семь месяцев она живет в этом чуждом мире. Но был ли он таким уж сторонним? Нет, теперь Гермиона с еще большим ужасом вспоминала девяносто восьмой год, который казался далеким кошмаром. Могла ли она представить себе, что окажется здесь, в безопасности и сможет строить планы на будущее не только для всех остальных, но и для себя. Все это выглядело как самое настоящее чудо. Но Грейнджер знала, что в мире волшебства ему нет места, как бы противоречиво ни звучало. Впереди еще были тысячи испытаний, с которыми придется справиться, чтобы все воздушные замки обрели прочный фундамент. И Гермиона чувствовала в себе столько силы, что, казалось, готова работать на эту цель и пять, и десять, и пятнадцать лет. Она не одна и уже никогда не будет. И если кто-то посягнет на то, что ей дорого, то расплатится по самой высокой цене. К врагам она больше не будет знать пощады: Петтигрю за решеткой Азкабана — тому доказательство. Думая о нем, девушка уже начинала просчитывать его и свои действия после освобождения. Не должно быть места непредсказуемости: этого человека нельзя выпускать из виду и списывать его со счетов. Но все же куда больше она волновалась не о нем. Регулус Арктурус Блэк. Р.А.Б. Человек, который предал Темного Лорда и отправился на безрассудное испытание, чтобы лишить его самого главного — шанса на бессмертие. Гермиона снова и снова гадала о том, что же так повлияло на него в другой временной линии, которая была уже перечеркана и стерта. Почему он изменил свои взгляды и как решился на такой поступок, зная, что из пещеры, вероятнее всего, живым не выберется? Наверное, она уже никогда этого не узнает. Но в ней жила уверенность, что, если так случилось один раз, то случится и второй. Только теперь нужно было уберечь его от глупостей и необдуманных поступков. Гермиона остановилась у окна, от которого несло морозным воздухом. С затянутого тучами неба вновь спускались снежные хлопья. Год назад она мерзла на дежурстве, сидя у дерева под пледом, ощущала подступающее отчаяние, но целиком отдавалась эфемерной надежде на лучшее, на то самое чудо. Дверь осторожно приоткрылась, но девушка даже не обернулась, только на лице заиграла улыбка. Тихие шаги позади. Его ладонь легла на живот, носом он зарылся в волосы, вдыхая знакомый запах. Гермиона прикрыла от удовольствия глаза, чувствуя, как же скучала все последние дни без него. Она повернулась, и тут же руки Сириуса притянули ее ближе к себе. Он поцеловал ее с каким-то нетерпением, с жадностью касаясь ее губ вновь и вновь, ладони его блуждали по хрупкой спине, отчего по телу как будто пробегали разряды тока. Близость пьянила, и с каждой секундой их накрывало от этого ощущения все больше. С неимоверным трудом Гермиона вынудила себя упереть ладони ему в грудь и заставить отстраниться. Оба тяжело дышали, но были счастливы вновь оказаться рядом. — Нам не помешало бы быть осторожнее, — сказала она. — Будет совсем не кстати, если кто-нибудь нас увидит. Тогда тебя исключат, а меня со скандалом уволят. — Не придется сдавать ЖАБА, — ухмыльнулся Блэк, все же отходя на шаг. — Значит, без диплома об окончании школы сядешь на мою шею, свесив ножки? — возмутилась Грейнджер. — Не волнуйтесь, мисс, денег в моей ячейке достаточно для безбедного существования еще лет пять, — он оперся спиной на подпорку кровати и с улыбкой вновь осмотрел девушку с ног до головы. Она лишь покачала головой, попыталась пригладить волосы, но в итоге, махнув на это рукой, прошла к письменному столу и взяла приготовленную увесистую папку. — Как и обещала, — Гермиона протянула ее Сириусу, сев на кровать и потянув за собой и его. Вмиг юноша стал серьезным и сосредоточенным, открывая предоставленные материалы. — Изучи их. Все, что мне известно — здесь. Только проследи, чтобы никому другому не пришло в голову взглянуть на содержимое. Я, конечно, защитила каждый лист чарами, и все попросту сгорит, как только окажется в чужих руках, но лучше этого не допускать. Лишь на секунду на лице Блэка прочиталось удивление. А Гермиона отвела взгляд, вспоминая, как применила похожее заклинание на букет белых роз, подаренных Регулусом. Сириус листал записи о крестражах, смотрел на зарисовки кольца Мраксов и медальона Слизерина и возможные места их нахождения. Затем, под конец, он наткнулся на рисунок, подписанный как «Диадема Кандиды Когтевран», и вопросительно посмотрел на Гермиону. — Создается впечатление, что он повернут на реликвиях основателей. — Это моя основная гипотеза, не хотелось бы, чтобы она оказалась ошибочной. Я точно знаю лишь о медальоне Слизерина, но мы предполагали еще тогда, что он вряд ли стал бы мелочиться при выборе предметов, в которые помещал осколки своей души. Сейчас у нас есть реальная возможность узнать о диадеме и, возможно, о ее местоположении. — Но она же была утеряна, — нахмурился Сириус, с непониманием вновь взглянув на рисунок. — Так и есть, — кивнула Гермиона. — Но ведь он мог ее найти. — У кого же ты спросишь про диадему, о которой не слышали несколько столетий, а некоторые и вовсе не уверены, что она существовала? — спросил Блэк, откладывая папку. — Эванна Розье дала мне дельный совет. Никто из ныне живущих не видел ее, это правда, но ведь можно поговорить с тем, кто умер, — хитрая улыбка растянула губы. — Призрак башни Когтевран, Елена, она дочь Кандиды. Кому как не ей знать о диадеме матери? — Думаешь, получится ее разговорить? — с сомнением произнес он. — О, я умею быть убедительной, мистер Блэк. Или вы сомневаетесь в моих способностях? — в деланном подозрении прищурилась она. — В тебе я уже никогда не стану сомневаться, — усмехнулся Сириус, но за короткое мгновение на него набежали тучи, и он заметно помрачнел. Гермиона коснулась его ладони. — Он выглядит просто отвратительно. Как будто его в дьявольские силки забросили, — наконец высказал он то, что мучило его все это время. — Как он? — Справится, — уверенно сказала Гермиона. — Регулус — хороший человек, хотя очень хочет казаться кем-то другим. Он сейчас злится и не понимает, как поступить, но после того, что он узнал, он не сможет вернуться к прошлой жизни. — Он ведь из-за своей гордыни может и не прийти к тебе, — напряженно заметил Сириус. Грейнджер тоже думала об этом, но все же надеялась, что он однажды вечером постучит в ее дверь с долгожданным разговором. — Главное — безболезненно вытащить его из ловушки, в которую он попал из-за всеобщего заблуждения. Я уже говорила и скажу это снова, — она взяла его лицо в ладони, разворачивая к себе, — я буду защищать его так же, как защищала бы любого близкого мне человека. Ты мне веришь? Вместо ответа он обхватил ее запястья и вновь поцеловал, но на этот раз не торопясь и вкладывая в каждое касание все чувства. Это была благодарность, которую он не сумел бы выразить словами. Порой ему казалось, что он совсем ее не заслуживает. Эту неземную храбрую девушку с кудрявыми волосами и полюбившейся фамилией Грейнджер. Но сейчас она была рядом с ним, с трепетом отвечая на поцелуй и поддаваясь его рукам. И он думал, что учебный год, вероятнее всего, будет куда сложнее, чем он предполагал, ведь он не сможет не думать о ней даже на уроках.***
Было еще только раннее утро, и небо не подавало ни единого намека на близкий тусклый рассвет. Привычная темнота, отрезвляющий холод — все, что было сейчас ему нужно. Регулус проснулся в своей кровати, еще несколько минут просидел, не двигаясь и цепенея от ужаса. За ним придут, не одни, так другие. Она наверняка рассказала обо всем Дамблдору, а Темный Лорд, если узнает о том, что его маленький секрет раскрыт, не поленится прикончить Блэка. Ему снились кошмары, от которых не помогала ни одна настойка, ни одно зелье. Но за липким страхом непременно шло отвращение и презрение. Сначала — к себе за такую трусость, ведь как мальчишка трясся от каждого лишнего звука. А потом — и к человеку, которого называл своим Лордом. Да какой же он, к черту, Лорд? Зазнавшийся грязнокровка и только. А они, чистокровные отпрыски, были готовы чуть ли не жизни отдавать после его лозунгов и цветастых речей о великом будущем. Нужно было проветриться, да и вряд ли бы Блэк смог уснуть снова, поэтому бесшумно выскользнул из спальни и на удивление быстро оказался вне замка, так и не встретив на своем пути какое-либо препятствие. Зима успокаивала его и его мрачные и едкие мысли, позволяя вновь рассуждать рационально, без лишних эмоций. Он делал выводы, исходя из россказней Дрейер, но он не доверил бы ей и сумку подержать. Регулус зацепился за эту мысль. Ему следует проверить все, разузнать, а не впадать в истерики как третьекурсница. Что ж, если все подтвердится, то возникнут и другие проблемы, но их он будет решать уже по мере поступления. Ветер с остервенением налетел на него, пока он спускался с холма в направлении к Запретному лесу. В конце концов, ему великодушно отвели время, чтобы разобраться со всей навалившейся дрянью, и не закидывают извещениями с просьбами дать скорейший ответ. Наверное, Дрейер прекрасно понимала, что в данный момент жизни у него было только одно желание: послать всех к черту. Регулус едва ли поспал больше трех часов за последние двое суток. Сон нельзя было назвать его избавлением, потому что от себя же не укрыться. Вот бы окклюменция могла помочь не слышать этот внутренний гомон. Стоило лишь Кикимеру заглянуть в комнату молодого хозяина, вернувшегося из Литтл-Хэнглтона, он тут же был с криком выгнан и потом с виноватыми всхлипами собирал осколки чашки, чай из которой при падении выплескался домовику на руки. Уже через секунду Блэк пожалел бедное существо за такое отношение, тем более что не мог припомнить, когда позволял себе подобные вспышки. Да и не только в сторону эльфа, но и в целом. Никогда раньше он не был так растерян, встревожен и зол. Сравниться с этим днем могло только утро, когда Сириуса не оказалось в доме. «Сбежал! Неблагодарный мальчишка!», — кричала в исступлении мать, пытаясь отодрать многочисленные плакаты с мотоциклами и полуголыми девицами, но безуспешно. Отец тогда за несколько дней постарел на десяток лет, он смотрел на Вальбургу с молчаливым отчаянием. А Регулус? Он как наивный ребенок надеялся, что брат вдруг выскочит из маминого гардероба и выкрикнет: «Шутка!». Он ведь так часто пугал их до ужаса своими выходками. Но на этот раз такого не произошло, комната Сириуса оставалась пустой и нетронутой, постепенно покрывалась пылью, которая таким же слоем глушила мечтательные мысли о том, что брат одумается и вернется. Но он все так же сиял своей безбашенностью и весельем, гуляя по коридорам Хогвартса со своими друзьями. «Нет, Реджи, и ноги моей в этом доме больше не будет. И не смотри на меня так, будто расплачешься, большой уже. Если опять покажется, что в темноте пень-зубоскал, придется с Кикимером в обнимку спать». Это раздражающее «Реджи», эта манера превращать все на свете в шутку. Он как будто и вовсе не жалел, что бросил их, бросил своего брата, будто теперь его жизнь была в тысячу раз лучше. И не помнил он детства в особняке дедушки Поллукса, где когда-то они дни напролет вместе с кузинами проводили время, не помнил собственных рассказов, которые придумывал на ходу впечатлительному Реджи, и не отгонял от его кровати разъяренного пня-зубоскала. Он уже не мог узнать о том, как мать, думая, что никто ее не видит, подолгу сидела на блеклой кровати в гриффиндорских тонах, а потом в каком-то полусумасшествии стискивала до боли ладони Регулуса и повторяла: «Ты же не станешь таким как Сириус? Не опозоришь нашу семью?». Уже большой. Видимо так. Видимо, его брат так и остался в воспоминаниях кривляющимся мальчишкой, дразнящим его и прикрывающим, если тот разбил антикварную мамину вазу. Он остался там. А Регулус теперь здесь, погружается в новый кошмар. Неужели это все правда? Это не было бредом в лихорадке или чьим-то насланным мороком? Мир пошел трещинами и был готов обвалиться и придавить его своей тяжестью. Вырезать бы себе сердце, которое с такой тяжестью давило, оплетаясь нитями из размышлений, сомнения, страха, разочарования. Регулус с досады подопнул сугроб и резко выдохнул облака пара, растворившиеся в морозном воздухе. Лес был настороженно тих, как будто присматривался к странному гостю. Юноша тоже замер, прислушиваясь. Ему показалось, словно рядом, в паре десятков шагов, слышен скрип снега. Неужели кого-то тоже принесло в такую рань на прогулку? Или же это слежка? Пальцы обхватили лежавшую в кармане палочку, и он с осторожностью последовал за подозрительным звуком. В тишине его шаги казались особенно громкими, прямо-таки оглушительными, но едва слышимый шум не утихал, а лишь становился явственнее по мере приближения. Регулус вышел на небольшую заснеженную поляну, открывшийся лунный свет придавал ей особую загадочность и какое-то зловещесть. Но она была пуста. Блэк внимательно осмотрелся, все еще крепко держа в ладони гладкое древко. И звуки тоже вдруг затихли. Отлично, наверное, он уже сходил с ума, и палата в Святом Мунго уже плачет по нему в ожидании. Но едва Регулус подумал об этом и расслабился, скрип возобновился буквально в метре от него. Сердце исступленно забилось в грудной клетке. И палочка была направлена в темноту, пока глаза судорожно искали хоть что-то. Нервы были и так на пределе, и игры в невидимку мало добавляли спокойствия. — Кто здесь? — твердым голосом спросил он, поворачиваясь вокруг себя. — Хватит пряток. Шаги послышались еще ближе, прямо перед ним, и все внутри похолодело. Свет на конце палочки дрогнул и опустился на снег, на котором вырисовывались следы вовсе не человека. Это были отпечатки копыт, последние были в полуметре. Вновь все подернулось пугающей тишиной, Регулус старался на шевелиться. Но ладонь опалило чье-то горячее дыхание, вырвавшееся из темноты, и через секунду кожи коснулось что-то холодное. — Что за черт, — прошептал он, боясь, что это нечто непременно кинется на него, если он сделает хоть шаг, хотя по-хорошему нужно было уносить ноги. — Не бойся, — отстраненный голос прозвучал подобно взрыву, и палочка оказалась направлена на замершую возле дерева девушку. Белые волосы, рассеянный вид и проницательный взгляд голубых глаз. Копаться в памяти и подыскивать образу имя было некогда. — Кто ты такая? Тебя отправили следить за мной? — грубо спросил он, оглядывая, нет ли поблизости кого-то еще. — Меня зовут Эванна, — спокойно ответила девчонка, — Эванна Розье. Теперь он вспомнил ее, родственницу Эвана, который порой не отказывал себе в удовольствии подтрунить над ее полоумными повадками и манерой говорить, нараспев растягивая гласные. — Я не знала, что найду здесь кого-то еще, — продолжила девушка. — Но это здорово, что ты познакомился с ними. — О ком ты, черт возьми? — все еще не опуская палочки, уже без прежней самоуверенности произнес Регулус. — Фестралы, — просто ответила она. Блэк вновь посмотрел в пустоту, где минуту назад кто-то коснулся его ладони. — Ты видишь их? — с каким-то суеверным трепетом вновь заговорил он, вглядываясь в темноту. — Да, после смерти мамы, — и впервые в равнодушном голосе послышались нотки горечи. — Но ты интересуешь их куда больше. Протяни руку, он прямо перед тобой. Регулус хотел рассмеяться или фыркнуть или бросить обидную шутку в сторону Розье. Ведь сущее идиотство: стоять здесь с ней и рассуждать о невидимых полумертвых конях, которых, к счастью, ему не довелось увидеть. Но вместо этого он опасливо протянул свободную руку. Ладонь объяло морозным воздухом, пару секунд он простоял не двигаясь. Наконец вновь то же ощущение: животное уткнулось мордой и, кажется, подошло еще ближе. На лице появилась нервная улыбка, и рука заскользила по торчащим позвонкам длинной костлявой шеи, пока в голове вырисовывался образ, который он видел на картинках в учебниках. — Ты ему нравишься, — проговорила Эванна, вновь напомнив о себе. — Они хорошо чувствуют человеческие кошмары. Регулус посмотрел на свою руку, которая продолжала гладить пустоту, хотя пальцы ощущали выпирающие ребра фестрала. — И еще от тебя пахнет отчаяньем и смертью. Теперь Блэк не удержался и расхохотался, причем вполне искренне. Все же она и правда немного не в себе. — Значит, за мной попятам ходит смерть? — не сдержав насмешливой ухмылки, спросил он. — Я не могу этого знать, — честно ответила девушка. — Но преданнее не будет питомца для того, кто отберет чужую жизнь. Любой намек на улыбку стерся с лица Регулуса. Он взглянул на неподвижно стоящую у того же дерева Эванну. Ладонь его соскользнула с загривка и легла в карман. И в особенно ярком свете луны он смог рассмотреть пар, вырывающийся из глотки животного. Сказанные только что слова сбросили всю пелену, которая уже было позволила ему расслабиться и даже почувствовать себя человеком. — Мне пора, — зачем-то посчитал нужным сказать он, а Розье в ответ спокойно кивнула. Блэк развернулся вокруг себя и широкими шагами направился подальше от этой заснеженной поляны. Какого черта он вообще пошел туда? Надо было просто бросить все и сразу же отправиться куда-нибудь дальше. Проклятое любопытство и никакого благоразумия. Еще эта странная девица со своими сказками. Регулусу стало неимоверно душно несмотря на живительный свежий воздух. Отнять чужую жизнь? Приближалась война, он уже участвовал в сражении и понимал, что когда-то ему придется убить. Направить палочку на человека и произнести заклинание, которое зеленой вспышкой ударит в грудь и остановит сердце, вырвав последний вздох. Он говорил себе, что это будет вынужденной мерой, необходимостью, и что вина целиком будет лежать на идиотах-магглолюбцах, которые просто не хотят признавать чужую правоту и вынуждают действовать агрессивнее и решительнее. Сейчас же в голове набатом стучал вопрос: а сможет ли он это сделать и потом не мучиться, продолжая рассуждать о великих целях? А если перед ним окажется его безмозглый братец, который уже находится по другую сторону баррикады? Они будут врагами. И что же? Регулусу тоже придется действовать жестче? Нет. Как бы он всегда ни злился на Сириуса, мысли о том, что он когда-то убьет его собственной палочкой, доводили до безумия и тошноты. А если это будет приказ, от которого невозможно отказаться, который не подлежит обсуждению? Тогда ему проще будет и вовсе удавиться. Почему он не думал об этом раньше? Когда с жадностью слушал речи о чистой крови, пока брат паясничал и кривлялся за спиной матери, а потом нашептывал, что все это ерунда, и грязная кровь ничуть не хуже. Регулус все знал, но предпочел закрыть глаза, безрассудно встал на колени и протянул руку на клеймение человеку, в котором теперь даже не мог быть уверен. Идиотом здесь был только он. И ради чего все это? Ради амбиций? Уважения и власти? Одобрения родителей? Или чтобы мать больше до боли не сжимала его ладони, вспоминая о Сириусе и упрашивая не предавать ее любовь, как он? Мысли взрывались от потоков новых осознаний, новых вопросов. Настолько ли важны их взгляды, что за них стоит убивать? Регулус уже не понимал, но с ясностью осознал, что всем сердцем желает никогда не видеть пугающих животных в лесу.