Собрать по осколкам

      В гостиной Гриффиндора было как никогда тихо. Даже первокурсники и те сегодня предпочли скрыться в своих комнатах или, шепчась, сидеть в дальних углах за домашней работой. Седьмой курс разместился у самого камина на придвинутых креслах и диванчике. Марлин и Кэсси напряженно сидели на мягкой софе, Ремус оказался в кресле, на подлокотник которого подсел Сириус. Еще одно кресло занял сконфуженный Питер, а Джеймс лежал на полу, подогнув колени, отпуская и снова ловя свой золотой снитч. Между ними повисло тягостное ожидание, не позволяющее хоть что-то сказать, оно постоянно возвращало их к одним и тем же мыслям, пугающим до безумия.       Но вот в гостиную из-за открывшегося портрета вошла Алиса Стоун. Ребята тут же обернулись в ее сторону, подавшись туда всем телом, впились взглядом в лицо девушки, пытаясь прочесть по ее мимике ответы на свои вопросы. Алиса оглядела друзей и кивнула. В ответ на это все радостно выдохнули. Девочки обнялись, вытирая слезы счастья, на лицах парней отразилось облегчение. Стоун прошла к камину и присела на место, которое уступил ей вежливый Люпин. Подтянув к себе колени и проведя по коротко стриженым волосам руками, она подняла глаза на ожидавших ее рассказа гриффиндорцев.       — С ней все в порядке, — начала она. — Мадам Помфри сказала, что такого заклинания никто из них знает, и что по своей силе оно очень опасно, — это заявление отозвалось закушенными губами у девочек и сжатыми челюстями у парней. — Но сейчас — никакой опасности для ее здоровья. Она очень ослабла из-за потери крови, неделю полежит в больничном крыле для восстановления, — проговорила она тихо, кивая. — Дамблдор сказал, что очень повезло, что профессор нашла способ помочь Лили. Если бы не она, то ее бы сейчас было не спасти.       — Иронично, не находите? Если бы не она, то Лили вообще не понадобилась бы помощь, — бросил Сириус, но без намека на язвительность или веселость.       — Что? — спросила, повернувшись, Доркасс, с лицом недоуменно-возмущенным. — Ты сейчас пошутил так?       — Что ты, Кэсс, — хмыкнув, начала Марлин. — Это же Сириус, черт его побери, Блэк. Он считает, что он всегда прав; только он знает, кто виноват, а кто нет; только он обладает достаточным интеллектом, чтобы просветить всех нас.       — Марлин, не надо, — предупредительно сказала Алиса.       — А что, Алиса? Я не замолчу. Не сегодня, дорогие, — поджав губы, продолжила она. — Вы, видимо, привыкли, что я не особо-то вмешиваюсь в ваши дела, но сейчас я скажу, скажу, что я об этом думаю. И знаешь, что я хочу сказать конкретно тебе, любимый? Ты просто удивительный идиот. Не вина Гермионы, что в школе есть столь мерзкие люди, которые без зазрений совести могут кидаться заклинаниями непонятного происхождения в спину. Эта подлость не на ее совести. Она хотела спасти Джеймса. Кто мог предвидеть, что заклинание попадет в Лили? В любом случае сегодня бы кто-то переселился в больничное крыло.       — Лучше бы я, — тихо вставил Сохатый.       — Не смей винить в этом ее, Поттер. В любом случае без нее, возможно, кто-то бы вообще сегодня погиб, — голос ее на последнем слове дрогнул, и она повернулась в сторону пышущего жаром огня.       — Он винит не Гермиону, Марлин, — тихо сказал Рем.       — Проясню, Маккиннон, без нее этого бы и не случилось, — зло начал Сириус. — И для тебя конкретно разъясню. Странным не находишь то, что ни Дамблдор, ни Помфри, ни другие преподаватели ничего об этом заклинании и не слышали, а она каким-то образом с ним знакома, причем моментально поняла, что это за проклятие при невербальном его использовании и тут же подобрала контрзаклятие. Вопрос таков: как наша милая учительница узнала заклинание, использованное Пожирателем смерти? М?       — Для начала, что ты сказал? Повтори-ка еще раз! Без нее этого бы не случилось? Ты больной, Блэк? — вскочив, спросила девушка, бурно жестикулируя. — Не случилось уроков, на которых нас учат сражаться и защищать себя? Лично я хочу заниматься с Гермионой, хочу знать все то, что знает она, чтобы в случае чего суметь помочь близкому мне человеку. Вы знаете, что я не тот человек, который днями и ночами корпит над домашними работами, волнуется об учебе, но это другое, я согласна с ней. И твои обвинения столь же беспочвенны, сколь и твоя ненависть к ней. Мерлин упаси, если ты еще раз при мне упрекнешь ее хоть в чем-нибудь. А если ты не можешь всего этого понять, то мне тебя жаль. Возможно, действительно, тебя забросила сюда Распределяющая шляпа по ошибке. Тебе самое место в Слизерине, с такими как ты.       — Не смей, — сквозь зубы прорычал Сириус, стремительно оказавшись лицом к лицу с девушкой. — Закрой свой рот, Маккиннон.       — Сириус, Марлин, успокойтесь сейчас же, — грозно сказала Медоуз. — Сядьте на свои места. Никому не нужны сейчас эти разборки.       — Как благородно, — протянула брюнетка, глядя на Блэка. — Аристократ чертов. Может, ударишь или тоже кинешь в меня закл…       — Хватит! — крикнул поднявшийся Джеймс, ударяя кулаком в стену, заставив Марлин тут же сесть на свое место рядом с Кэсси, а остальных студентов в гостиной обернуться в их сторону.       — Чего уставились? — спросила Медоуз. — Занимайтесь и дальше своими делами!       Ремус попытался силой посадить дернувшегося Бродягу, но тот развернулся и ушел к окну, опершись руками на подоконник. Его грудь тяжело вздымалась, а костяшки пальцев побелели оттого, как сильно он вжался ими в каменную поверхность. Со стороны можно было подумать, что он смотрит куда-то вдаль, но на самом деле он глядел будто бы в пустоту. Джеймс уселся обратно на пол, спиной опираясь на стену, и закрыл глаза.       — Алиса, а к ней можно? — спросил Ремус, садясь скрестив ноги на ковер к камину.       — Нет, до завтра не пустят точно. Тем более скоро уже отбой. Мне тоже не разрешили, просто сообщили о ее состоянии и дальнейших действиях. Ей нужен покой, — ответила Стоун.       — А что сказали по поводу?.. — продолжил Люпин, кинув взгляд в сторону Джеймса.       — Сегодня никаких разборок. Завтра, насколько я знаю, будет какое-то обсуждение среди преподавательского состава по поводу дальнейшей судьбы Снейпа и… — поджав губы, она сделала паузу, — и профессора Дрейер.       — Прости? — повернувшись, сказала Марлин.       — Марлз, — прошептала сидящая рядом с ней Кэсси, заставив ее фыркнуть и вернуться к рассматриванию ворса на ковре.       — В любом случае вам тоже достанется за драку, — обреченно закончила Алиса, рассматривая потрепанных Джима и Сириуса.       — За драку? Боюсь, Дамблдор собьется со счету, когда начнет считать все последующие избиения сальноволосого ублюдка, — вставил оживший снова Сириус. — Я пойду поболтаю с ним еще разок.       — Нет, — одновременно с Ремусом сказал Джеймс, — нет. Сейчас мы пойдем не туда, — посмотрев на недоуменного друга, он пояснил: — Лили мы сейчас этим не поможем. А Снейпу, — губы его сложились в тонкую линию, — успеем показать, что значит причинять вред гриффиндорке. Мы пойдем в больничное крыло, — закончил он решительно, поднимаясь на ноги.       — Ладно, — сказал Бродяга, подходя ближе. — Луни, Хвост, вы?       — Конечно, — тут же ответил Ремус. — Одних я вас не отпущу.       — Д-да, — заикаясь, ответил Пит.       — Ремус, ты же староста! — возмущенно сказала Марлин, вскакивая. — Вы никуда сейчас не пойдете!       — Прости, пугливая овечка, мы не боимся ходить ночью по замку, — усмехнувшись, ответил на этот выпад Блэк.       — При чем здесь страх, Сириус? — проговорила Алиса. — Мы беспокоимся о ее здоровье. Хотя, мне все равно. Делайте, что хотите. А я до чертиков устала от ваших перепалок. Как будто сейчас для этого время. Это отвратительно, — закончила она и быстро направилась в женскую спальню.       Марлин хотела еще что-то сказать, но Доркас взяла ее за руку и потянула вслед за подругой. Громко хлопнула дверь наверху, а парни замерли в тишине.       — Я просто хочу убедиться, что с ней все не слишком плохо, — сказал Джим.       — Мы понимаем, Сохатый, — ответил Ремус. — Сириус, тащи мантию и карту.

***

      Гермиона сидела в коридоре, перед дверью в больничное крыло, уронив голову на ладони. Она вдруг ощутила такую уязвимость. Как будто за секунду она стала такой беззащитной, что при малейшем легком касании может рассыпаться, сломаться. Что-то внутри, дающее возможность чувствовать и ощущать, раньше окруженное нерушимой стеной, сейчас оголилось, позволяя любому заставить испытывать ее то, что приносит боль. И так хотелось уйти в пустоту, туда, где не нужно чувствовать вину, горечь, обиду, страх; где не нужно сдерживать слезы, потому что там их не существует. А еще хотелось ненавидеть себя за свою слабость и немощность, жалость. И теперь вновь это холодное одиночество. Она так нуждалась в ком-то, кто хоть на мгновение заставит ее забыть, просто забыть, представить себя просто девушкой.       Когда она бежала по коридорам вместе с бессознательной Лили, в висках стучала кровь, дыхание сбилось, и слезы подступали к глазам. Ей было тяжело. И никто никогда не узнает, почему произошедшее с Лили оставит неизгладимый шрам в душе девушки. Только Гермиона смогла ощутить весь глубокий смысл картины, на которой лежит истекающая кровью, слабеющая студентка. Последняя капля потерянной крови, последний ее вздох значили бы для нее не одну смерть, а две. За гибелью Лили для Гермионы последовала бы и гибель Гарри, который даже не успел еще появиться на свет. От этого становилось так жутко. Поэтому остальные не поймут, за что винит себя Грейнджер.       Оставив девушку в надежных руках школьной медсестры, она, пересилив себя, абсолютно спокойная объяснила ситуацию примчавшемуся директору. Он оставил в лазарете обеспокоенную Макгонагалл и поспешил вместе с другими учителями разбираться с наверняка разбушевавшимися старшекурсниками, великодушно отпустив Гермиону, которая на грани нервного срыва потом шла, опираясь на стены, до своей комнаты. И лишь одно слово вертелось в голове: «терпеть», еще немного потерпеть. Заперев дверь, она сползла на пол, потеряв последние крохи самообладания. Но не было истерик, слез, беззвучных рыданий. Она просто замерла, забыв как дышать, видеть, существовать, чувствовать, быть сильной. И впервые самопроизвольно потеряла контроль, поддерживающий маскирующие чары. Ей мог хоть отчасти помочь лишь один человек. Но сначала ей нужно было еще раз самой убедиться, что Лили жива, что это не ее бред.       — Мисс Дрейер, — положив ладонь на плечо девушки, не услышавшей его прихода, тихо позвал Дамблдор.       За ним спешно вышла из лазарета Помфри и направилась в сторону своей комнаты, оставив директора с девушкой наедине, не заметив как в не успевшую закрыться дверь прошмыгнули четыре мародера под мантией-невидимкой. Гермиона осторожно подняла на директора голову, поджав губы, медленно поднялась, проклиная свою растерянность и невнимательность. Опять дала слабину.       — Не стоит винить себя, — мягко улыбнувшись, сказал он. — Сейчас с ней все в порядке благодаря вам.       — Я могла не допустить этого с самого начала, — усмехнувшись, покачав головой, ответила грустно девушка. — Но сейчас уже ничего не изменить, ведь так?       — Кто знает, мисс Дрейер.       — В любом случае, не все солидарны с вашим мнением, директор. Что меня будет ждать? — серьезно посмотрела она на Дамблдора.       — Завтра коллеги обсудят дальнейшую вашу судьбу в данном учебном заведении. Я буду надеяться, что за это время в Хогвартсе вы больше полюбились, чем вызвали обратное чувство. Не хочется потерять такого специалиста из-за досадного, не зависящего, как я считаю, от вас происшествия. Но как бы все ни сложилось, к сожалению, уже завтра весь замок будет полниться новыми слухами и сплетнями, — сказал волшебник, усмехнувшись в длинную бороду.       — Сплетни меня волнуют меньше всего. Они, как обычно, выветрятся со временем под натиском новых событий, послужившими причиной для них. Не впервой.       — Я просто хочу сказать, мисс Дрейер, что все будет зависеть от того, как вы смотрите на произошедшее, а не как видят его остальные, — проговорил Дамблдор, разворачиваясь, чтобы уйти. — А сейчас вам лучше отдохнуть, нас всех ждет нелегкое воскресенье.       — Директор, — окликнула его, наконец решившись, Гермиона. — Можно мне зайти к мисс Эванс? — спросила она с мольбой в голосе.       — Боюсь, она еще не пришла в сознание, — нахмурившись, ответил профессор.       — Все равно. Я обещаю не тревожить ее. Пять минут. Мне очень нужно это. Пожалуйста, — закусив до крови губу, попросила девушка.       — Что ж, не вижу смысла запрещать вам, мисс, но советую уйти вам раньше, чем придет закрывать двери мадам Помфри, — кивнув, ответил директор. — И постарайтесь внимательнее всматриваться в темноту ночи, — закончил он, блеснув веселыми искорками в глазах.       — Спасибо, — тихо проговорила Гермиона, осторожно направляясь в сторону двери, ведущей в больничное крыло.

***

      Сквозь большие окна проскальзывал мягкий свет убывающей луны. Он падал на пустые койки больничного крыла, добираясь до самой дальней, закрытой белой ширмой. Бледное осунувшееся лицо лежавшей на этой кровати девушки чуть ли не сливалось со скучными больничными простынями. Недавно яркие губы сейчас поблекли и потрескались. Даже переливающиеся до этого огнем волосы, казалось, потеряли свой цвет. Длинные ресницы едва трепетали, выдавая жизнь в ней. Ведь со стороны она выглядела пугающе мертвой. Увидев Лили, мальчики на минуту замерли. Все это было до ужаса неправильным. Она не должна быть такой. Их добрая, светлая, смелая, ответственная, веселая Лили, так любящая злиться на них. И осознание этого факта вытеснило все предыдущие мысли о мести или гневе. Сейчас единственным желанием для трех мародеров было защитить, оградить ее, такую слабую и хрупкую, чуть не сломавшуюся.       — Прости, цветочек, но выглядишь ты просто ужасно, — грустно вздохнув, сказал Сириус, садясь на стул у изголовья кровати. — Ты как, Сохатый?       — К сожалению, лучше, чем Лили, — серьезно ответил он. Все его лицо было напряжено, а на скулах заиграли желваки.       — Так не должно быть, — выдохнув, сказал Джеймс.       — О чем ты? — спросил Питер, которому вовсе не в радость было вместо теплой кровати в гриффиндорской спальне шастать по замку под самым носом у Дамблдора.       Честно говоря, он вообще не понял, зачем они отправились сюда сегодня ночью, и если уж пошли, то почему было не подождать, когда Дрейер вместе с директором уйдет подальше от больничного крыла. Ему было невдомек, что вряд ли мадам Помфри закроет двери на ночь с помощью стандартного заклинания. И это была единственная возможность попасть сейчас к Лили.       — О чем? Да обо всем, что сейчас происходит. В школе и за ее стенами. Здесь она чуть не погибла, а что же тогда может произойти там, где надеяться можно лишь на себя? Где не будет учителей, которые вовремя подоспеют; лазарета со всеми лекарствами, и банально нет времени, — развернувшись в сторону окна, с горестью в голосе сказал Джим.       — Кажется, у нас гости, — тихо проговорил Сириус, беря в руки мантию.       — Помфри? — спросил Рем, подходя ближе к парням, чтобы быстро спрятаться под мантией.       — Нет, — протянул Блэк, — эту походку я узнаю из тысячи других. Давайте в тот угол!       И ребята поспешно скрылись в темноте противоположной части больничного крыла. Когда последняя нога стала невидимой, и воздух в этом месте перестал колыхаться, Гермиона подошла к ширме, за которой лежала пострадавшая Лили.       Девушка, выдохнув, остановилась на секунду и едва слышно прошла к кровати, присаживаясь на самый ее край. Проведя ладонями по лицу, она заправила кудрявые пряди, которые давно уже растрепались в привычную пышную копну из бережно уложенной с утра прически, за уши.       — Если бы ты знала, — прерывисто вздохнув, начала Гермиона, — как мне жаль, что все так вышло. Но ты никогда не узнаешь, в чем я перед тобой так сильно провинилась. Перед тобой и Джеймсом. Из-за меня вы могли потерять самое ценное, что когда-либо будет в вашей жизни. Вы этого пока не знаете, но когда обретете то, о чем я говорю, согласитесь со мной, — Грейнджер горько улыбнулась. — Чувствую себя невероятно глупой, потому что поступаю очень опрометчиво, а это никогда не было моим качеством. Но сколько бы я всего ни знала, я не могу распланировать все и успеть везде, хотя мне бы очень этого хотелось. Особенно потому, что пришла сюда только ради того, чтобы вам жизнь сохранить и сделать ее хоть на толику лучше, — закусив губу, продолжала она. — Но в этой ситуации лучше всего вы поможете, если будете оберегать друг друга и не подвергать лишней опасности. И еще можешь пожелать мне удачи, хоть она редко бывает на моей стороне. И живи, пожалуйста, живи, Лили Поттер, — закончила она едва слышимым шепотом.       Осторожно поднявшись на ноги, Гермиона взяла какую-то бумагу со стола, не являющуюся чем-то важным, и легкими взмахами палочки невербально трансфигурировала ее в прекрасную желто-оранжевую лилию. Таким же образом получила изящную вазу из хрусталя, наполнила ее водой, опустила нежный цветок. В последний раз взглянув на лежащую девушку, она поправила ее волосы, разметавшиеся по подушке, и, быстро развернувшись, направилась вон из лазарета.       Захлопнулась дверь, и послышался гулкий стук каблуков удаляющейся девушки. Парни сдернули с себя мантию и недоуменно переглянулись. У каждого слова Гермионы вызвали какую-то растерянность. Ведь, в самом деле, кто она такая? И правда ли пришла, чтобы защитить их?

***

      За неделю Аурелия вновь познала вкус собственного одиночества, пытаясь втянуться в скучную рутину французского Министерства магии. За два месяца она очень привыкла к обществу Гермионы, но ей было сложно признаться даже самой себе в том, что она порядком соскучилась. Легче, чем ломать собственные принципы самодостаточности, было убедить себя в том, что это общение просто стало привычкой и за долгое отсутствие англичанки она от нее избавится. Потому что, честно говоря, осознавать то, что она одинокая старушка в свои сорок три, было выше ее сил. Просто привыкла, просто отвыкнет.       Порой Лия ловила себя на мысли о том, что новоиспеченной Дрейер там тоже, наверное, несладко, ничуть не легче, чем ей. А она ведь еще не просто работает, влача скучнейшее существование, выполняет задание, рискует жизнью. С одной стороны ведь не позавидуешь, а с другой — завидовать хотелось. Лурье чувствовала себя такой бесполезной пустотой. Она, конечно, во многом помогла Гермионе, но сейчас та вполне справляется сама. Но целый год ожидания. Нет. Достаточно француженка засиделась на своей скучной работе, в своем обычном, ничем не отличающемся от остальных доме. И пора бы вспомнить о том, как в таких ситуациях поступает истинная Лурье. Она берет себя в руки и начинает действовать, а не растекается лужицей слез у камина. Тоска и уныние точно не ее качества характера. Позволить завладеть собой значит сделать лишь хуже.       Первая рабочая неделя осени пробежала быстро, но точно уж не незаметно. И Аурелия решила провести воскресный вечер, как подобает благовоспитанной чистокровной барышне, которая в ней еще осталась. Придвинутое к самому камину кресло, заумная книжка, которыми раньше Лурье зачитывалась целыми часами. Но, похоже, чем взрослее она становилась, тем больше в ней появлялось непоседливого ребенка. Переборов себя, она важно, закинув ногу на ногу, выпрямив спину, села в дорогое кресло, раскрыв книгу. Изящно, аристократично. Хоть портрет пиши. Блики играющего пламени озаряют изгибы красивой фигуры, придавая образу загадочности. Не чудо ли? И если художник уже достает кисти и краски, его ждет огромное разочарование.       Раскрытая книга отброшена подальше, а сама девушка уже, раскинув в стороны руки, улеглась на ковер. Что бы сейчас сказала ее матушка? Наверное, в неодобрении покачала бы головой и напомнила в очередной раз о манерах и воспитании. Но Аурелия никогда не воспринимала эти замечания в детстве всерьез. Куда уж там манеры, светские посиделки с ужасно скучными дамами и их детьми, когда всегда можно пойти к брату, с которым куда веселее, которого не особо обременяют всем этим ненужным мусором. Но так было, пока брат не отправился в школу и стал отсутствовать по полгода, забывая про свою младшую сестренку.       И было обидно, до слез обидно. Бежать не к кому, прятаться негде. И мать взяла все в свои руки, лепя из Аурелии то, что ей было нужно; то, на что не стыдно было бы смотреть ни ей, ни остальным. Лия помнила, как после очередного приема встала перед зеркалом и оглядела себя скептическим взглядом. Невыносимо серая и скучная. Она превращалась в тех, от кого раньше воротила нос. В отражении была не она, в это не хотелось верить. А родители были счастливы, что у них растет такая маленькая леди. От одного этого слова становилось тошно. И много ссор было после и слез, и брошенных друг другу презрительных, обидных, обжигающих слов, наказаний. Было тяжело до определенного момента, после которого Лия смотрела на мир уже совсем другими глазами.       Зачем она опять это вспоминала? Эти призраки прошлого и так немало изводили, а сейчас были совсем некстати, портя и без того кислый вечер. Аурелия протянула ладонь ближе к жарким языкам пламени. И как можно любить огонь, палящее солнце? Ей по душе была гроза, сверкающие молнии, ливень, падающий стеной, затянутое тучами небо и прохлада. Рулетиком она откатилась подальше от камина и оказалась на холодном полу. Легла на живот, положив голову на бок, и закрыла глаза. Слышно, как сердце бьется. Так осторожно. Ту-тук, ту-тук.       За тихим убаюкивающим биением собственного сердца Лия едва услышала, как кто-то постучал в дверь. Она открыла глаза, недовольно дернув носиком и нахмурив брови. Может, послышалось. Не похоже. Опять стучат. Девушка разочарованно простонала. Никогда она не любила незваных гостей. Но в голове на секунду задержалась мысль: а что если… Лурье быстро поднялась, отряхнувшись, не надевая на босые ноги балетки, поспешила посмотреть, кто же этот поздний гость, по пути беря в руки палочку. Чуть приоткрыв дверь, она вгляделась в темноту ночи.       На крыльце стояла бледная как полотно, едва держащаяся на ногах, Гермиона. Худая и растерянная, в глазах непонятный страх, руки закрыты, на шее шарф, из-под которого виднеется знакомый длинный шрам. Нервно заламывает пальцы и закусывает уже и так истерзанную губу. Все это напомнило вторую их встречу, случившуюся в начале июля. Неужели опять приступ?       — Гермиона? — еще сильнее нахмурившись, испуганно спросила Лия. Она, словно хамелеон, подстроилась под обстоятельства, став опять серьезной и напряженной.       — Можно? — дрогнувшим голосом сказала девушка.       — Конечно, проходи, — тихо ответила она, запуская Гермиону и закрыв за ней дверь.       Грейнджер сбросила с себя туфли, размотала шарф, стоя к огню лицом.       — В студентку попали заклинанием, а я так испугалась, — начала она, разворачиваясь. — Потом они спали, я ненадолго смогла вернуть, а больше не могу их держать, — сказала она, показывая взглядом на испещренные шрамами руки, не замечая, как задрожала нижняя губа.       — Эй, тише, тише, — прошептала Лия, протягивая к ней руки.       И Гермиона, всхлипнув, подалась вперед, попадая в теплые объятия француженки. Она наконец позволила слезам солеными дорожками пробежать по ее лицу и намочить ткань платья Аурелии. Лурье одной рукой гладила девушку по дрожащей спине, а другую положила на ее голову, проводя ей по кудрявым волосам.       — Успокойся, птичка, — тихо проговаривала она. — Сейчас я приготовлю тебе самый вкусный в мире чай, такого ты еще не пробовала. Ладно? А потом расскажешь мне, что случилось. А я помогу, чем смогу, — сказала Лия, дожидаясь ответных кивков Гермионы. — Ты же сильная. Ты справишься. Просто устала. Все пройдет. Вот увидишь.