Dear Anne

«Дорогая Энн, Я искренне желаю, чтобы вы как можно чаще испытывали наслаждение, наблюдая, как ваши фантазии претворяются в жизнь. Я был благословлён иметь счастье, что девушка из моих снов, с веснушками и прекрасными рыжими волосами, превратилась в чудо, коим являетесь вы...»

***

Энн проснулась ровно за четырнадцать секунд до того, как петух залился громким криком на всю Эвонли. Солнце согревало её кожу, заставляя веснушки искриться, будто не иначе как солнечный утренний лучик целовал её лицо. На секунду Энн приоткрыла глаза и начала вяло разглядывать окружающие предметы, прежде чем снова зажмуриться и спрятаться от проникшего в её комнату без приглашения солнечного света. Но затем мысль, яркая, точно свет рампы, вспыхнула в голове девушки, и Энн мгновенно села на кровать, отбросив одеяло. – Уже сегодня, — прошептала она, чувствуя, как сладостный поток энергии тут же пронзает каждую часть тела. Энн соскочила с кровати и бросилась к окну. Подняв беспокойными пальцами деревянную оконную раму, девушка высунула голову в колючий мартовский воздух. Это было холодное утро, но ведь это только конец зимы. Первый весенний день наступит через несколько недель, а вместе с ним и блаженный расцвет новой жизни. Вскоре на полях Зелёных Крыш на месте коричневой травы возникнет бирюзовый океан, а голые кусты хризантем зарумянятся, знаменуя начало цветения. Это будет картина жизни, возникшей снова; и романтика смены времён года заставляла трепетать сердце, так что Энн чуть не упала в обморок от овладевшего ею восторга. – Доброе утро, Снежная Королева! — сказала она вишне, приветливо улыбающейся своей кроной за её окном. Серые глаза сверкали, отражая тёплый солнечный свет. — Ты можешь поверить, сегодня наконец наступило? Наконец-то. Мне шестнадцать! Энн хихикнула, слушая, как её голос эхом разнёсся по всей ферме, представляя коров в хлеву, сон которых прервался от её радостного крика. – Я просто уверена, что этот день будет прекрасным. Ведь даже утро началось так чудесно, — сказала она себе, убеждённая, что этот день рождения будет особенным. А разве он может быть другим? Каждая девочка мечтает о дне, когда ей исполнится шестнадцать. Наконец малышка Энн твёрдо встанет на путь становления женщиной, и сейчас ей не терпится начать такую загадочную, но, безусловно восхитительную, новую главу её жизни. Подойдя к туалетному столику, Энн взглянула на своё отражение. Веснушки и рыжие волосы всё ещё были с ней, но время определённо повлияло на её отношение к этому вопросу. Девочка всё ещё будет молиться каждую ночь, чтобы проснуться с незапятнанной кожей цвета слоновой кости и волосами, точно густая кофейная гуща. Но поскольку Бог не отвечал на её молитвы, Энн предположила, что у Всемогущего есть какая-то причина оставлять её в таком простецком виде, поэтому будет лучше принять свою неутешительную внешность, чем сводить себя с ума. Кроме того, Энн казалось, что её шестнадцатилетие всё же повлекло положительные изменения. Она была уверена, что её подбородок за эту ночь потерял детскую округлость, и на его месте возникли тонкие очертания челюсти юной девушки, вставшей на путь к женственности. Её нос приобрёл более чёткую форму, и Энн немедленно захотелось увидеть свой профиль, представляя, каким изящным стал её силуэт. Затем глаза, серые, жидкое серебро, мерцающие, точно поверхность озера Сияющих Вод. В них таилась мудрость, которой Энн с радостью бы поделилась с любым, кто жаждал утолить своё любопытство на берегу этих серых озёр. – Ах, моя милая Кэти, — вздохнула она, размышляя так, будто она гордая мать, которая смотрит на свою повзрослевшую дочь, — взгляни на себя, ты уже такая взрослая. Улыбнувшись себе в отражении, Энн начала готовиться к школе. Сначала ей нужно было позаботиться, конечно же, о волосах. Распутывая то, что осталось от её косы после сна, Энн усердно расчесала запутавшиеся узелки и начала заплетать густые рыжие локоны в две длинные косички. Поскольку за шестнадцать лет она натренировалась делать это с завязанными глазами, Энн быстро справилась, позволяя своим глазам бегать по столику возле зеркала. Она чувствовала, как сердце сжимается от радости всякий раз, когда в поле зрения попадало одно из её сокровищ. Здесь был и небольшой флакон с землёй, взятой у подножья ступенек Зелёных Крыш (как память, — она украла эту землю три года назад, когда думала, что Катберты могут вернуть её в приют); и трио из перьев — голубой сойки, филина и северного дятла, связанные друг с другом чем-то вроде бечёвки; и кружевная салфетка сомнительной формы (она была вполне функциональна, пусть и далека от идеала). Самые дорогие сердцу сокровища Энн хранила в рамке зеркала: фотокарточку от тёти Жозефины, которую она заказала для Энн, Дианы и Коула; рождественскую открытку от Джерри, и карточку из Торонто, которую прислала ей мисс Стейси прошлым летом. Была ещё одна ценная реликвия, осторожно припрятанная у масляной лампы, стоявшая специально так, чтобы когда глаза Энн останавливались на маленьком сокровище, она могла не торопиться переводить взгляд. Мягкий курсив с изящными завитками, которые так не любил мистер Филлипс. Почерк, который был невероятно знакомым теперь. Гилберт всегда приукрашивал свою «т», добавляя ей завиток, который напоминал Энн кошачий хвост. И его заглавная «Э» была настолько совершенной, что иногда это сводило Энн с ума от восхищения, особенно если она замечала её в начале своего имени. Когда Гилберт написал ей из Тринидада, её настолько очаровало слово «мисс» перед своим именем, что Энн потребовались недели перечитывания, прежде чем она заметила прекрасную и уверенную «Э» в начале её простого имени. И даже несмотря на то, что Гилберт давно вернулся в Эвонли (на самом деле, она видела его каждый день), Энн хранила письмо на своём столике, иногда разворачивая коричневую бумагу, чтобы прочитать вновь слова, которые она прекрасно помнила. У неё было чувство, что это письмо – такая же часть её комнаты, как кровать или шторы. Зелёные Крыши Энн были бы пустыми без этого письма. Интересно, помнит ли Гилберт, что у неё сегодня день рождения? – Так, хватит, – сказала она тихо себе. Энн уже не в первый раз приходилось наставлять свой ум перестать задерживаться на кудрявом соседе; это становилось разочаровывающей мысленной болтовней в последнее время. Энн закончила переодеваться, выбрав на сегодня наряд поновее: это было тёмно-зелёное платье с изысканными пуфами, блестящими пуговицами из тёмной древесины сзади и полосами вдоль юбки в оттенке шалфея. Сверху был надет накрахмаленный передник с рюшами. Энн зашнуровала ботинки и побежала вниз по лестнице. – Чудесного доброго утра, Зелёные Крыши! – пропела она, спрыгнув с последних трёх ступенек, и её юбка взлетела до колен. Мэттью, уже сидящий за столом, скрытно захихикал, в то время как Марилла неодобрительно махнула руками. – Ты заставляешь нас страдать от твоего театрального искусства так рано утром, Энн? — проворчала женщина. – Но это не просто утро, — возразила Энн, сев рядом с Мэттью. – О, не так ли? — дразнила Марилла. Её ясные голубые глаза озарило мерцание, которое говорило о переменах, произошедших с девой с тех пор, как Энн Ширли стала Энн Ширли-Катберт. – С днем рождения, Энн, — мягко произнес Мэттью, с любовью сжав руку, которую протянула девушка. – И для именинницы полагается особенный завтрак, — анонсировала Марилла. Её тон был довольно официальным, но улыбка, несомненно, сияла на лице, когда она вернулась из кухни с подносом, на котором красовалась гора горячих блинчиков. Когда поднос был торжественно возложен на центр стола, Энн даже не пыталась сдержать радость и визжание. Не пожалев черничного варенья и кленового сиропа для своих порций, Энн и Катберты с великим удовольствием принялись за еду, наслаждаясь компанией друг друга и обсуждая планы на грядущий день. – Теперь ты пообещаешь мне, что не будешь разочарована, если мы присоединимся к твоему праздничному ужину? — спросила Марилла, начиная убирать грязную посуду. – Конечно нет! — уверенно воскликнула Энн. – Хотя, я должна признать, сначала я расстроилась, когда девочки сказали, что не могут присоединиться к нашему вечеру, и что Гилберт и семья Лакруа вынуждены задержаться по их делам. Но я немного подумала и решила, что провести день рождения с родителями на самом деле прекрасный способ отпраздновать. Вы – мои самые дорогие люди в мире, так с кем мне ещё нужно быть сегодня? Наблюдая, как Мэттью раскраснелся, а Марилла пыталась всем видом не показывать гордость после такой сладкой речи Энн, девочка не могла сдержать улыбки. Ей нравилось говорить Катбертам, что они – самые лучшие родители, о которых только можно мечтать. В такой день тем более ей хотелось напомнить о глубине уважения и привязанности, которые она испытывала к ним. – Ты опоздаешь в школу, — сказал краснющий от недавней похвалы Мэттью, и Энн быстро чмокнула старика в щеку, а затем, напевая, выбежала из дома (не заметив, впрочем, загадочные и интригующие переглядки своих стариков).

***

Свежий мартовский воздух покалывал щеки, маленькие облака тумана возвышались над рыжей макушкой, когда Энн шла по тропинке через Лес с Приведениями. Каждый шаг давался с хрустом, и маленькая женщина прокручивала в голове экспедицию Южного Креста, за которой она с жадным интересом следила по заимствованным у мисс Стейси экземплярам «Вестник Галифакса». Хрупкие листья ломались под подошвами ботинок, и они напоминали Энн антарктические ледяные плиты, разбивающиеся о мощный нос корабля. Эта мысль была совершенно уместна, потому что утром Энн почувствовала, что она – капитан пиратов, отправляющийся в путешествие к неизведанным водам своего будущего, и её сердце отважно стремилось показать миру, каким человеком она хотела стать. И каким же будет первый приказ королевы пиратов? Очевидно, ей нужно найти своего первого подданного. Энн ускорила темп и помчалась по хорошо известной ей тропе, вскоре уловив вторгающееся эхо аналогичного взволнованного шага. Справа синяя юбка бежала навстречу, мелькая сквозь деревья, все ближе и ближе, пока обе девочки не столкнулись друг с другом. Диана и Энн отбросили свои школьные вещи на присыпанную снегом землю, чтобы поймать друг друга в крепкие объятия. – Энн! — пламенно закричала тёмноволосая девочка. – Милая Диана! — отвечала Энн с той же теплотой и радостью, что и Диана. – Как я буду жить без тебя?! – Еще сто восемьдесят дней до нашей разлуки, — трагически добавила Диана. – Пожалуйста, не уезжай в Париж! – Пожалуйста, не уезжай в Куинс! – Сколько утонченных, интересных и восхитительных людей ты встретишь после окончания школы! Ты забудешь про заурядную меня. – Ты будешь в колледже вместе с другими, изучая столько прекрасных и удивительных вещей для твоего будущего призвания, и я исчезну из твоей памяти будто туман. Едва сдерживаясь, чтобы не упасть в беспорядочное отчаяние, две девочки глубоко вдохнули и соединили свои мизинцы. Так они делали это с начала той осени, когда им сказали, что Диана не будет продолжать учебу в Эвонли. – Клянусь, ты моя единственная лучшая подруга. Одно письмо в день и не меньше, — клялись они друг другу, а их свидетелями были открытое голубое небо и покрытые ледяной коркой березы. Обе девочки широко улыбнулись, когда слова клятвы были произнесены, и Энн подала Диане руку. Подняв книги с земли, две подруги неторопливо направились к школе. – С днем рождения, Энн, — сказала Диана, чмокнув подругу в щеку. — Мне так жаль, что я не могу присоединиться к вашему ужину, но мама настаивает, чтобы я практиковала Шопена до тех пор, пока мои пальцы не отвалятся. – Диана, уверяю тебя, всё в порядке. В этом мире немного сил, которые, как бы я сказала, несокрушимые, и воля Элизы Барри определенно одна из них. Как бы я хотела найти способ, чтобы убедить её отправить тебя в колледж. Нет! Я не позволю себе думать о плохом. Сегодня мой день рождения и я отказываюсь говорить о печальных вещах. Давай лучше поговорим о другом – нам обеим шестнадцать! Наконец я догнала тебя. – Я позволю себе напомнить, что мой день рождения будет через месяц, и тогда я снова превзойду тебя, став мудрейшим старцем в нашей дружбе, — ответила Диана, бросив идеальную имитацию того самоуверенного кивка её матери, так что Энн не могла перестать смеяться до конца пути. – Что ж, мудрейшая из Диан, расскажи мне, как идут дела с твоей колонкой «Знакомство-с-тобой». Ты закончила? – К сожалению, да, — ответила Диана, и остановилась на углу школьного двора, чтобы поставить бутылку с молоком на лед. В её голосе звучали нотки отчаяния. – Все настолько плохо? — поинтересовалась Энн. – Все просто ужасно! — внезапно выкрикнула Диана, отчего стая скоп разлетелась по своим гнёздам в камышах. Решительный протест её лучшей подруги удивил Энн. Опередив вопрос Энн, всё ли в порядке, молодая женщина с тёмно-кофейными волосами дала волю потоку решительных слов. — Ты когда-нибудь слышала о Уилльяме Герберте? Возможно, ты можешь знать о заслуженно врученном ему звании Графа Пембрука, которым его наградил Король Генрих VIII за блестящий успех в дипломатии, потому что он заключил кратковременное соглашение о мире между Англией и Шотландией в 1530-х годах. Он мой родственник по материнской линии. – Диана, это же великолепно! — ответила Энн, не понимая, почему её подруга выглядела такой растерянной. – Иметь такое благородное происхождение – это ведь то, чем можно гордиться, разве не так? – Но не в случае, если родословная создала цепи, удерживающие меня от людей, которых я люблю, – отчаянно ответила Диана. Она выглядела такой разбитой, что Энн не могла дотронуться до руки подруги, опасаясь, что она рассыпется на тысячи частиц. – Диана? Ты не расскажешь мне, что на самом деле тебя беспокоит? — не в первый раз умоляла Энн. После рождественских каникул Энн заметила, что что-то поменялось в Диане. Как минимум, её настроение постоянно металось между двух крайностей. Были моменты, когда её подруга казалась настолько наполненной радостью и возбуждением, что светилась, точно луна. Но, бывало, она становилась тихой, нет, не меланхоличной, но задумчивой, как будто дух покидал её тело, уносился прочь туда, где никто не мог его застигнуть. В такие моменты Диана могла быть раздражительной, как в это утро. И тогда одна её гримаса заставляла людей создать широкое пустое пространство вокруг неё. Энн чувствовала, что с её подругой что-то не так, и она просто хотела знать, что так ужасно беспокоило Диану. – Ничего особенного, — отвечала Диана, и это расстраивало Энн каждый раз (хотя она и не позволяла Диане это увидеть). – Пойдем, мы же не хотим опоздать. Когда подруги вешали их куртки и шляпы в гардеробе, несколько одноклассников поздравили Энн с днем рождения. К тому времени, когда девочки подошли к их парте, настроение Дианы немного улучшилось. Прежде чем занять своё место, Энн заметила восхитительное спелое яблоко, расположенное на её столе с картинной точностью. Там не было записки или открытки, но факт того, что на всем острове Принца Эдуарда был только один сад, который выращивал сорт этих сладких и маленьких, похожих на клубнику, яблок, дал Энн понять с абсолютной точностью, от кого этот подарок. Улыбнувшись, она спрятала яблоко в карман и посмотрела на переднюю часть класса, где обвиняемый в преступном подарке стоял у классной доски рядом с мисс Стейси. Гилберт Блайт почти не изменился за последние полтора года, разве что немного вытянулся. И его кудряшки стали более непослушными. И его глаза стали более проницательными и интеллигентными. И его подбородок… впрочем, Энн не знала, можно ли так описывать подбородок мальчика, но он определенно завораживал. Она наблюдала за ним с почти научным интересом, когда Гилберт разговаривал с их учительницей; её серые глаза следили за сильными линиями его челюсти и, вероятно, тогда она впервые заметила маленькую ямочку слева от уголка его рта, когда он улыбался… – Энн! – Я не…! — решительно отрицала рыжая, утверждая, что она не делала, но не могла сказать что именно. К счастью, Руби, которая стала причиной замешательства Энн, не стала требовать разъяснений, потому как давно отбросила надежду однажды понять эксцентричность своей подруги. – С днем рождения! — сказала блондинка, вручив Энн милую открытку, эмоционально извиняясь за то, что не может присоединиться к её ужину в честь дня рождения. Её семья ещё несколько недель назад запланировала поездку в Кармоди на выходных, чтобы купить несколько нужных вещей на весенний сезон. Как и Диану, Энн твердо заверила подругу, что в её сердце нет ни капли обиды, и что прекрасная открытка Руби и черновик её любовной истории, вложенный в открытку, с лихвой восполнит отсутствие Руби на праздничном ужине. – Ты будешь гордиться мной. В этот раз я дала своему герою поистине уникальное и рыцарское имя: Гуилдберт Храброе Сердце! – Руби… – Нет, Диана, мне кажется, это замечательное имя, — настояла Руби, прежде чем её подруга могла начать спор. – Хорошее имя или нет, но оно всё еще вдохновлено тем же человеком, что и все остальные твои герои, — сказала темноволосая девочка. – Ну, нет, это не так, — твердо заявила Руби. – Для начала, У Гуилберта Храброе Сердце есть усы. Так что… Ох, девочки! Я подумала, Гилберт бы выглядел сногсшибательным красавчиком с усами! – Точно таким же, как если бы Чарли и Муди отрастили усы, — колко заметила Диана. – Муди пошла бы борода, — сказала Руби немного задумчиво, быстро взглянув на своего одноклассника. Парень был так увлечён, строя глазки ничего не подозревающей блондинке, что его рубашка едва не загорелась, когда он подошёл к камину. – Внимание, класс. Я думаю, настало время начать наше путешествие в страну знаний! — объявила мисс Стейси, и все ученики тихо заняли свои места за партами. В момент, когда Энн складывала свои бумаги в ровную стопочку, краем глаза она бросила взгляд на Гилберта; парень уставился на неё с таким удивлённым и непонимающим выражением, которое он часто изображал, если был пойман они встречались взглядами. Улыбнувшись, она молча поблагодарила его за подарок, похлопав по карману, в котором лежало яблоко, и затем перевела взгляд на учительницу. Мисс Стейси с нетерпением была готова начать урок. Время летело в стремительном потоке истории (они остановились на Серебряном Юбилее королевы Виктории), английского (цитировали и проводили анализ «Bingen on the Rhine»), математики (алгебра была обременительной, но все же нравилась Энн больше, чем геометрия) и естествознания (мисс Стейси на примере растения объясняла удивительную теорию о строении клетки). Последний час в школе был посвящен доработке статей для их школьной газеты. В сентябре прошлого года мисс Стейси приобрела сломанный печатный станок, который при помощи Мэттью удалось отремонтировать. Она спрятала его в небольшом помещении школы для своих учеников, чтобы они со всей страстью взялись за проект, который пойдет на пользу не только им, но и всему Эвонли. В деревне никогда ранее не было газеты, и хотя это нововведение поначалу не вызывало доверие у горожан (впрочем, как и все нововведения в небольших городках), но уже совсем скоро все ждали воскресенья, чтобы после церковной службы встретить молодых ребят, предлагающих им горячий выпуск «Вестей Эвонли». Газета стала настолько популярной, что многие жители стали предлагать свои статьи, и именно так появилась рубрика «Знакомство-с-тобой». После того, как Диана рассказала пугающую и одновременно впечатляющую историю своей семьи, мисс Стейси объявила, что на следующей недели Энн возглавит эту колонку. – Ох, но мисс Стейси, — говорила Энн, — мне не нужна неделя, чтобы провести исследование моей истории. Я могу рассказать её прямо сейчас по памяти. – Энн? — спросила учительница, когда заявление рыжеволосой девушки привлекло внимание всех ребят в классе. – Я сирота, и не знаю ничего о своих родственниках. Я – загадка… окутанная неразгаданными тайнами. Конец. – Ох, Энн… – Все нормально, мисс Стейси, честно, — сказала Энн прежде, чем её учительница могла извиниться за то, что не причинило Энн никакой боли. — Возможно, раньше загадочность моей истории огорчила бы меня, но теперь, когда я в Эвонли, меня удочерили и я стала частью этого острова, я решила, что буду думать о себе прошлой, настоящей и будущей только как об Энн из Зелёных Крыш. Оставшаяся часть дня была посвящена внесению финальных правок в газету, после чего учительница отпустила ребят и пожелала им хороших выходных. Как обычно, Энн и Диана пошли домой вместе, взявшись за руки, по дороге обсуждая самые разные темы: школу, домашнюю работу, планы о встрече после церковной службы в воскресенье с самой незатейливой целью вместе поесть булочки после обеда. – Энн, ты прочитала рассказ Руби? Она, не сомневаюсь, захочет поговорить о нём в понедельник, и мне нужно прочитать его раньше. Иначе, я боюсь, не смогу выбрать правильную реакцию. Хотелось бы мне уметь лучше притворяться, что её глупости не расстраивают меня. – Её влюбленность в Гилберта действительно плохо влияет на рассказы, — прокомментировала Энн, и остановилась, чтобы найти в карманах пальто её открытку. – Всё, о чем думает Руби – это Гилберт, это так глупо, — выпалила Диана. – Я честно удивлена, что это тебя не беспокоит. – Почему это должно меня беспокоить? — быстро проговорила Энн, и её голос съехал на высокие ноты. Девушка тут же поймала проницательный взгляд Дианы, и это заставило чувствовать себя некомфортно, будто Диана могла видеть её секреты, о существовании которых не знала даже сама Энн. Решив не обращать внимание на всезнающее выражение подруги, Энн отвернулась и продолжила искать в карманах рассказ Руби. Когда её пальцы наконец поймали что-то в кармане, она вытащила странный листок. Энн не помнила, что прятала его. Она развернула записку с неподдельным любопытством и быстро прочитала. – Энн? Что это? — спросила Диана, потянувшись к своей подруге, чтобы рассмотреть записку. – Я забыла его! — воскликнула Энн. Она повернулась к Диане, схватив обеими руками её плечи, скрывая записку. – Рассказ Руби. Я, наверное, оставила его в школе. Мне нужно поспешить, может быть, мисс Стейси ещё не ушла. – Но Энн… — окрикнула Диана, когда её подруга помчалась к школе, не оглядываясь назад, и таким образом совершенно не замечала маленькую победоносную ухмылку на лице Дианы, которая от радости устроила небольшую танцевальную вечеринку на одного в самом центре леса. Казалось, всё идет по плану. – Могу ли я присоединиться к Вам, мисс? — спросил бархатисто-мягкий голос, когда Диана уже почти затерялась в головокружительном танце победительницы. Остановившись, Диана увидела, как высокий, долговязый мальчик выходил из чащи. Он был в своей рабочей одежде, сено прилипло к его куртке, однако Диана заметила, что Джерри потратил некоторое время, чтобы отмыть свое лицо и руки. Но даже если бы лицо и руки были запачканы, Диана, она была уверена, не возразила бы, потому что любила душу, приложенную к этим руками и лицу. – Месье, — она сделала реверанс, ожидая чего-то с застенчивым блеском в её тёмных глазах. Продолжая их небольшую шуточную игру, молодой парень протянул руку, и когда Диана её приняла, он притянул её, и они вместе побежали по лесу, предаваясь беззаботному танцу. – Джерри! Все идет по плану! – Я вижу, — сказал восемнадцатилетний парень, кружа Диану в танце, — Энн не с тобой. – Нет, серьезно, — настояла она, — я понятия не имею, что написал ей Гилберт, но она так торопилась! – Нам тоже нужно торопиться, если ты всё ещё хочешь помочь мисс Катберт, — сказал Джерри, остановив их кружение. Он поднес руки Дианы к своей груди, давая ей почувствовать, как быстро бьётся его сердце, когда он рядом с ней. Со своей стороны, Диана была слишком увлечена тем, насколько выразительны глаза парня, их кремовый оттенок древесных плодов напоминал ей горячий какао, который тетя Жозефина пила каждую ночь. Глядя вверх на эти глаза (потому что Диане буквально приходилось задирать голову вверх, если они стояли лицом к лицу с Джерри), Диана Барри чувствовала… блаженство? Это было чувство, которое осторожно подкрадывалось к ней в течение долгого времени, и сейчас, под тенистым навесом деревьев, тёмноволосая красавица из Эвонли была уверена, что ни один мужчина не заставит её чувствовать себя столь почитаемой и любимой, как это делал Джерри Байнард. – Mon coeur, — вздохнула девушка, проведя ладонью по теплой щеке, желая, чтобы его лицо было грязным, и, испачкав свою перчатку, Джерри мог бы быть с ней в течение всего дня таким способом. Как будто чувствуя её милый порыв, парень взял запястье девушки, и с умиротворением, знакомым, пожалуй, только сельскому фермеру, начал гладить пальцы её руки, чтобы потом поцеловать каждый кончик, и в конце подарить поцелуй всей руке, заключённой в кожаную перчатку. Смелое движение заставило Диану тяжело выдохнуть, и Джерри воспользовался моментом, когда рот девушки слегка был приоткрыт, чтобы украсть страстный поцелуй у этих прекрасных губ. Это не первый их поцелуй. Изящество их флирта говорило о многих свиданиях, в течение которых они научились целоваться с таким наслаждением и страстью. И всё же, в объятиях друг друга они чувствовали, как трепещут их сердца в предвкушении первой любви, как будто они еще не открылись друг другу в своих чувствах. Но всем этим исследованиям было необходимо подождать ещё несколько дней. – Пошли, Диана. Нам нужно идти, — сказал Джерри, неохотно заканчивая поцелуй, но зная, что они пожалеют, если не успеют вернуться в Зелёные Крыши. Освободившись от объятий, восемнадцатилетнему парню удалось создать несколько дюймов расстояния между ними, прежде чем Диана запрыгнула ему на руки. Откинув ноги в воздух, красавица поцеловала Джерри так, будто это был их последний раз (а учитывая растущую бдительность родительских глаз, была вероятность того, что она не сможет поцеловать Джерри в течение нескольких дней или даже недель). Закончив глубокий, страстный поцелуй, Диана увидела ошеломленное лицо её возлюбленного, и сдержать хихиканье сейчас казалось просто невозможным. Девочка чмокнула парня в нос, прежде чем опустить ноги на землю. – Ну, что ж, — начала она, поправив помявшуюся юбку, — идём в Зелёные Крыши. – Именно, — сказал Джерри, едва успев оправиться от чарующего поцелуя Дианы, прежде чем последовать за ней обратно на ферму Катбертов. — Энн это точно понравится, — довольно сказал парень, представляя, как удивится его подруга, когда вернется домой. – Да. Будем надеяться, что у Гилберта получиться осуществить свой план, — добавила Диана. – Ему нужно отвлечь её только на час. – Ему стоит спросить её про книжки. Она никогда не заткнется, если спросить её о книжках, — сказал Джерри. – Полагаю, книги – это один из прекрасных способов, которым красивый молодой человек может занять прекрасную юную леди, — дразнила Диана. – «Мы будем монстрами, которых отрезали от всего мира… » – Звучит знакомо, — дразнил Джерри в ответ, вспоминая день, когда он подарил девушке свой экземпляр «Франкенштейна», и все последующие дни, когда они тайно встречались, чтобы обсудить сюжет книги. Возможно, именно тогда и зародилась их любовь – еще задолго до признания и поцелуя. Но независимо от того, что свело их вместе, Джерри был рад знать, что его чувства взаимны. Джерри знал её доброе и страстное сердце. Джери знал, что это не выбор Дианы – держать дистанцию, когда они подходили ближе к Зелёным Крышам. Он знал, что не она хотела идти спереди него, не оглядываясь, притворяться, что они едва знакомы. Он знал, что как только они окажутся в доме, то потеряются в мучительной рутине подготовке ко дню рождения вместе с соседями, и они будут притворяться, что не смотрят друг на друга, находиться в разных частях комнаты. Он знал, но каждый раз, когда это происходило, что-то щемило внутри. Будто все, что между ними происходило – это сон, и сейчас он проснулся в мире, где Диана и Джерри – двое незнакомцев. Потому что вдали от убежища, которое давал им Лес с Приведениями, они больше не Диана и Джерри, которые придавались энергии расцветающей любви. Здесь была только Диана Барри, дочь самого богатого мужчины в Эвонли, и Джерри Байнард, шестой ребенок в бедной акадской семье из тринадцати детей, которая жила в трёхкомнатной хижине на окраине города. Если бы Энн только знала о чувствах своих друзей, она могла бы глубоко вздохнуть, поразившись невозможной трагедией романа Джерри и Дианы. Но, в любом случае, их любовь хранилась в секрете. Они оба прекрасно могли представить реакцию Энн, но не хотели слушать патетическую речь о трагичности их любви. Неужели кому-то действительно по нраву грустные концовки?