In Time. Once in New Greenwich

Вы расположились на мосту. — Защищаешь систему, — протянул Саймон почти унизительно и в очередной раз пренебрежительно болтнул ногой, сидя на самом краю. И если он сидел на краю перил, то ты уже одной этой беседой сидел на краю системы. Впрочем, это обстоятельство никак не мешало казаться тебе в его глазах психом, одолжившим ему час лишь ради того, чтобы поговорить о вечном. У тебя впереди еще целое дежурство, а на счету уже меньше суток. Ты упираешься руками в камень, чувствуя скользнувший по ладоням холод, и усмехаешься. Похоже, тебе правда не мешало бы наведаться к психиатру. — Чушь, — в это время хмыкает Саймон и достает из кармана зажигалку. — Причем полная, — закуривает. Ты хмуришься. — Мне это надоело. Дай сюда, — сделав резкое движение, Раймонд выхватил у друга изо рта сигарету, не слишком обращая внимания на протестующие возгласы. — Если хочешь травиться сам, прошу тебя, только не в моей машине. Тебя и так здесь быть не должно. — Но ведь я есть, — поганец, изначально недовольный воспитательными процедурами, явно снова почувствовал себя в своей тарелке, услышав последнее предложение. — Смирись! — С твоим присутствием — пожалуй, но не твоей дурной привычки, — хранитель, явно не собираясь уступать оппоненту, бросил быстрый взгляд на приборную панель, сверяя показатели. Несмотря на то, что пока все было тихо и мирно, и беды якобы ничего не предвещало, за шесть лет службы в управлении он хорошо усвоил урок, что внешность бывает обманчива, какой бы положительной она ни казалась. — Леон, не злоупотребляй своими должностными полномочиями, — и чьей бы она ни была. Внешность — это первое впечатление, внешность — это идея. А идеи бывают заразны. — Я бы ответил, чтобы ты не злоупотреблял положенной тебе по возрасту наглостью, но не хочу опускаться до твоего уровня. Мой ее лимит давно исчерпан. — А я думал, вам ее так, как премиальные выдают вместе с суточными за отличные успехи, — Салас, устраивающийся по-комфортнее на заднем сидении (чтобы при случае не привлекать к себе лишнее внимание), самодовольно осклабился, и, откинувшись на его спинку и заложив руки за голову, с вызовом заглянул в расположенное на лобовом стекле зеркало заднего вида. Он думал увидеть там отражающееся лицо друга, как обычно — и так редко — криво усмехающееся его шутке, но не вышло. И его встретил там колючий взгляд серых глаз, абсолютно серьезных и холодных, чтобы быть его. Чтобы быть глазами его идеи. Раймонд, ничего не ответив, молча завел мотор. — У тебя никогда нет на меня свободного времени! — в ярости восклицает она и оглушительно хлопает дверью. Но единственная ваза, оживляющая аскетичное жилище, больше не разбивается вдребезги о пол. Теперь она из дешевой керамики, а не хрусталя, и стоит как можно ближе к центру журнального столика. Взаимоотношения — это просто. Особенно когда ты знаешь, что свободное время на них найдется у твоего коллеги, с которым очередная любовь твоей жизни спит по понедельникам, средам, пятницам и иногда воскресеньям, если ты вдруг решишь превратиться в образцового трудоголика. С тобой случается, за месяц вашего сожительства она успешно усвоила данные этой статистики. Усвоил и ты. Усвоил и твой коллега. Ты равнодушно пожимаешь плечами и лезешь в стоящий при входе шкаф-купе, чтобы найти забытый где-то в кармане пальто ключ, дабы запереть дверь, словно заперев свое прошлое, и стараешься быть оптимистом. Теперь это сделать намного проще, чем в первый раз. Парадигма была бесчувственно сломана, словно рождественское печенье. Теперь уже практически не больно. Едва придя, наконец, к такому нелегкому решению, как начать дышать, ты снова замираешь на полувдохе, вместо ключа нащупывая что-то очевидно слишком геометрически верное, слишком квадратное, слишком не вписывающееся в твою жизнь и слишком похожее на изъятую у Саймона пачку сигарет. Увы? Теперь уже практически не страшно.