Неоконченное дело

Джек Рэкхем не верил в призраков. Вера в духов, проникающих сквозь разделяющую мир живых и мир мертвых завесу и возвращающихся назад с того света, основывалась на предположении, что тот свет существовал, что для него, капитана Рэкхема, подразумевало некую могущественную сущность, наделенную властью решать, кому прийти, а кому уходить. Бога. А Джек Рэкхем не верил в Бога. Он оставил свою веру в церкви, когда хоронил отца. Во что Джек верил, так это в то, что род людской жил в страхе с первого момента, когда человек познал смерть и дал ей имя, а человеческий ум изобрел Бога и дьявола как сосуды, чтобы вместить все свое благоговение и весь свой ужас. Джек понимал этот порыв. Кроме того, он знал, что это противоречит здравому смыслу. Желание верить, что часть его продолжит существовать, когда от его тела останутся лишь кости в песке, ничего не исправляло. Он знал это слишком хорошо, и оттого особенно тяжело было, когда появилось это ощущение. Это не было что-то, что он мог бы потрогать пальцем. Это было — ему ужасно не хватало конкретного слова — присутствие. Он сидел один в их с Энн палатке — или каюте, если они были в море, — но в то же самое время каждый нерв его тела кричал, что он не один. Что, если он обернется, там будет некто, просто ожидающий, пока его заметят. Вскоре Джек немало наловчился оборачиваться быстро — просто на всякий случай, вдруг он сможет хотя бы мельком разглядеть то... что бы это ни было. Просто на случай, если кто-то в самом деле взялся столь изощренно его дурачить . Некто, кто мог неслышно пройти через стену или запертую дверь, в тот самый момент, когда Джек в очередной раз поворачивался вокруг своей оси. Он никогда никого не видел. Он чувствовал это и когда был с Энн. Иной раз, когда они ночью сидели у костра близ деревни и пили ром, ему казалось, что кто-то третий стоит за границей круга света, готовый шагнуть внутрь и присоединиться к ним. Как если бы этот кто-то — кем бы он ни был — думал, что они будут рады ему. Джек не желал называть имени того, кто, как он думал, это был. Чарльз был мертв, и дело с концом. Шли дни, и становилось очевидно, что когда Джек впервые обдумывал вопрос, он упустил из виду две причины того, почему человеческий ум мог бы убедить себя, что призраки и духи бродят по земле. Первой была скорбь. Никогда прежде Джек не испытывал столь острого желания верить, что мертвые не уходят совсем, даже после смерти отца. Он начал понимать, как те, кто менее рационален, могут убедить себя, что их близкие не в земле или на дне моря, но с рядом с ними, невидимые, но ощутимые. Второй причиной было чувство вины. Пусть он злился на Элинор Гатри, устроившую казнь Чарльза, пусть он ненавидел Роджерса, факт оставался фактом: Чарльз умер, спасая его, потому что он, Джек, решил вернуться в Нассау, хотя был свободен и при деньгах. Чарльз был бы жив, если бы не он, и вес этого знания, возможно, был достаточен, чтобы заставить его вообразить, что Чарльз все еще здесь, с ним, что его собственное легкомыслие не разделило их навеки. Единственной проблемой с этим объяснением было, что Энн тоже ощущала это присутствие. Он знал это — не потому, что они говорили об этом (он не был готов признать, что развлекался такими нелепыми идеями после того, как в свое время во всеуслышание утверждал нечто противоположное), но потому что она начала время от времени по вечерам оставлять немного рома и щепотку табака в кисете рядом со своим местом у огня. Когда она делала это первый раз, она посмотрела на него, как бы предлагая сказать что-то, но он только пожал плечами и промолчал, втайне испытывая облегчение, потому что не он один чувствовал это присутствие, облегчение даже большее от того, что Энн не вынуждала его говорить об этом. В первые присутствие этой сущности (Джек по-прежнему отказывался называть её Чарльзом) проявилось в чем-то большем, нежели молчаливое наблюдение, во время захвата корабля. Капитан и команда сдались, и Джек с корабельным гроссбухом в руках обшаривал корабль в поисках тайников, где могли быть спрятаны неучтенные ценности. Он основательно прочесал капитанскую каюту и собирался двигаться дальше, когда споткнулся о собственную ногу. По крайней мере, это было единственное логическое объяснение. Признать это ранило его гордость (он не обладал грацией Энн или силой Чарльза, но законченным неловким идиотом он все-таки не был...или обычно не был), но, судя по всему, это было мгновение неуклюжести. На его пути ничего не было, и он был один в каюте. Не было никого, кто мог подставить ему подножку, хотя ощущалось именно так. Как если бы кто-то хотел, чтобы он споткнулся,, чтобы глаза его зацепились за неестественно выглядящий сучок в дереве балки у пола. При нажатии на него открылся потайной отсек, в котором капитан припрятал жемчуг, драгоценные камни и немного золота. Это был богатый улов, из тех, что могли немало добавить к средствам на ведение войны. И Джек упустил бы его, если б не споткнулся. — Спасибо за это, — прошептал Джек пустой каюте перед ним, прежде чем захлопнуть дверь и отправиться показать другим свою находку. Еще больше причин быть благодарным у Джека появилось, когда неделей позже он обнаружил себя посреди жестокой схватки. Кто-то (Джеку нравилось винить Роджерса) оказался достаточно умен, и солдаты тихо прятались в укрытии до тех пор, пока пираты не решили, что овладели кораблем — только для того, чтобы быть внезапно вовлеченными в ближний бой с морской пехотой. Джек не был бойцом. Он знал это. Все это знали. «Кому — ум, кому — меч», — сказал он Чарльзу одним давно прошедшим днем, когда языком пытался проложить дорогу в его команду. Именно эти слова Чарльз припоминал ему, когда Джек жаловался на нехватку мускулатуры. (Энн, в свою очередь, по большей части только хмуро поглядывала, как если бы его желание не зависеть от защиты друзей было личным оскорблением её способностям). Но Чарльз был мертв, Энн сражалась на другом конце корабля, и Джек пялился на штык морского пехотинца, выглядевшего если и не столь же дремуче заросшим, как Тич, то по крайней мере таким же высоким и крепким. Если загнать тебя в угол, ты дерешься, как ощетинившийся кот, напомнил он себе. Так сказала ему однажды Энн, однако лучшее, на что он мог надеяться в этом углу — со всей силы вмазать порождению Сатаны по носу, прежде чем оно сомкнет свои челюсти на его шее и вытряхнет из него жизнь. Нет, лучшее, на что он мог надеяться — это не дать себя заколоть до тех пор, пока остальная команда узнает о заварушке и придет на помощь. Джек уклонялся, и блокировал, и подныривал так хорошо, как только мог, пытаясь учесть вторую половину того, что Энн тогда сказала ему. Не пытайся выделываться. Просто оставайся в живых, пока я не подоспею. Пехотинец, похоже, почуял, что берет верх, и сильно его теснил. Джек отступил еще и спиной ощутил дерево. На мгновение он прямо-таки увидел перед собой неодобрительное лицо Чарльза. «Ты позволил противнику прижать тебя к стене», говоришь. А куда мне было деваться? То, что случилось затем, произошло очень быстро. Пехотинец, давно сменивший штык на меч, сделал выпад, намереваясь сделать Джека еще одной жертвой господства Британской Империи в Карибском бассейне. Но удар так и не достиг цели. Вместо этого Джека был вытолкнут из-под него буквально ничем. Там не было ничего и никого. Любой другой человек в команде был слишком занят, сражаясь за собственную жизнь, чтобы уделять затруднительному положению Джека много внимания, к тому же это не ощущалось как человеческая рука или тело, столкнувшееся с его, — скорее как стена воздуха, увлекшая его в сторону. Что бы это ни было, оно швырнуло его прямо в спину другого британского солдата, заставив того потерять равновесие ровно настолько, чтобы пират мог всадить лезвие ему между ребер. Инерция увлекла пехотинца вперед, но так как его цели на прежнем месте уже не было, он споткнулся и клинок, предназначенный Джеку, застрял в досках корпуса. Джек метнулся вправо и каким-то образом ухитрился вонзить свой меч в живот пехотинцу прежде, чем тот высвободил свое оружие. Потом подтянулась остальная команда и с ними Энн, и силы сторон отчасти сравнялись. В итоге их потери были не так уж велики, учитывая обстоятельства. Один человек из команды Флинта был убит, один потерял руку и один из людей Мади с раной в животе — не похоже было, чтобы он смог пережить эту ночь — Мне сказали, ты убил кого-то, — сообщила Энн после того, как все было кончено, и команда занялась мертвецами. — Которого из них? — Вон того, — ответил Джек, указывая на пехотинца, который в смерти почему-то выглядел даже более гороподобным. Он даже не обиделся на то, что она выглядела удивленной. — Я расскажу тебе позже, — пообещал он.