The Bounty

Наёмник вёз бродягу к атанцам. Тот ехал молча, позволив Мандалорцу уйти в свои мысли. А подумать ему было над чём. Например, он поймал себя на мысли, что возвращается. «Возвращается куда?» — задавал он себе вопрос. И ему хотелось ответить «домой». Но он был чужаком на Сальвадоре, равно как и чужаком у Атан, так о каком тогда доме идёт речь? Ответ на самом деле был прост: он возвращается к Ниам. Зорийка стала для него чем-то постоянным, откуда бы он не ехал, куда бы не шёл, он знал, что обратный путь всё равно приведёт к ней. И тут же он одёргивал себя, напоминая, что такой порядок вещей не вечен. Мандалорец сердился на себя за то, что он терял внутреннее равновесие. Точнее потерял уже несколько дней назад. Он вспомнил, как при последнем посещении анклава мандалорцев — своего «правильного» дома, — Оружейница будто почувствовала его внутренние терзания. Обращаясь к нему и ни к кому одновременно, она сказала, что открыв себя другому, Мандалорец перестанет существовать для клана, всё равно, что умрёт для него, но, возможно, сможет переродиться в новой роли. Дин Джарин спросил, что это значит, но Оружейница не стала ничего объяснять и просто продолжила свою монотонную работу над очередным доспехом. Вернуться в реальность его заставил хриплый голос Раста. — Меня заказала эта зорийская сучка? У кого ещё хватило бы здесь денег заплатить наёмнику, — сказал тот, глядя вдаль на маячивший впереди город. Мандалорец ничего не ответил: не в первый раз ему приходилось слушать своих пленников. За годы своей работы он научился и вида не подавать, что он их слышит. Перед ними показались низкие атанские дома, которые стали быстро приближаться. — Так она здесь решила переждать? — усмехнулся Раст. — Ну и в дело ты ввязался. Ничего смешного Мандалорец не заметил. Он остановил спидер недалеко от того же двухэтажного здания, где он договаривался с Кауме о задании. Неудивительно, что вокруг уже собралась кучка атанцев, с интересом поглядывающая на наёмника, ведущего перед собой хромающего главаря бродяг со скованными перед собой руками. Среди них Мандалорец заметил и нескольких зорийцев, которые, видимо, успели перебраться к Атан. Главные двери круглого здания открылись, и по ступеням спустился Кауме, странно внушительный в своих широких одеждах, освещённый особенным светом золотого предвечернего часа. За ним показалась Ниам, она осталась стоять в дверях, словно опасаясь того, что будет происходить. Несколько атанцев расступились, пропуская своего предводителя вперёд. Раст поднял глаза и, заметив того, кто идёт навстречу ему, переменился в лице. — Кауме? Дин Джарин же следил за другим, он видел, как, помедлив, Ниам вышла и, сжимая в руке его бластер и не сводя глаз с Раста, стала медленно спускаться по ступеням. Её губы слегка подрагивали, но в целом она была удивительно спокойна. Она подняла бластер, целясь в бродягу, но выстрел прозвучал с другой стороны, затем ещё один, и ещё. Раст упал у ног наёмника, оставив свой взгляд навсегда смотреть на небо. Вокруг стало необычайно тихо, и Ниам с удивлением повернула голову: из толпы атанцев выступили трое зорийцев и подошли к ней. — Это был наш долг, — сказал один из них, — за наши семьи. Дин Джарин понял, что благодарен этим троим. Он был рад, что они не дали Ниам убить безоружного, хоть она и имела на это все причины. Кауме явно был в замешательстве и смотрел то на тело бродяги, то на зорийцев. В конце концов его взгляд остановился на Ниам. Атанец молча требовал объяснений. Зорийка сделала шаг вперёд, закрывая собой своих соклановцев, и покачала головой. — Ты говорил, что у Зори и Атан общие враги, так же отмечено в соглашении. Мои люди только что помогли нам обоим, — с достоинством произнесла она, но Мандалорец смог заметить, что для Ниам происходящее стало такой же неожиданностью, как и для всех остальных. — Теперь смерти Арзора и остальных отмщены. Атанцы и зорийцы внимательно слушали, не пропуская ни единого слова. Кауме посмотрел на них. Он был в затруднительном положении, чужаки решили поступить по-своему, не советуясь с ним, но с другой стороны со словами Ниам о соглашении спорить было невозможно. — Мы благодарны тебе, Кауме, — подытожила Ниам. Мандалорец подумал, что она сейчас протянет атанцу руку, но Ниам поступила хитрее и обняла Кауме. Из толпы послышались одобрительные возгласы, и тому ничего не оставалось сделать, как обнять её в ответ. Самому наёмнику удалось обнять зорийку гораздо позже. Кауме дал указание своим подчинённым разобраться с телом, и направился обратно в здание, поманив Ниам и наёмника за собой. Ступив внутрь здания, Мандалорец почувствовал, как зорийка коснулась его руки и легко сжал её пальцы в ответ. Но тут они ступили в широкий коридор и Ниам отпустила его. Вскоре они оказались в том же зале, в котором обсуждали поимку Раста всего день назад. Единственное различие было в том, что пиал с огнём в этот раз не было. Кауме прошёл вглубь зала и вернулся с двумя бокалами. Один он передал Ниам, другой оставил себе. Казалось, он полностью вернул своё обычное полушутливое настроение, словно событий пятиминутной давности и вовсе не было. Возможно, он просто успел опробовать напиток до того, как принести его. — Мандо, вам сейчас не предлагаю, но это за вас, — он приподнял бокал и отпил из него. — Не думал, что вы управитесь так быстро. Буду знать, кому обращаться. С этими словами, он достал из складок своего одеяния мешочек и положил его перед наёмником. Мандалорец заглянул внутрь и прикинул, сколько заплатил атанец. — Технически вы привёли его всё-таки живым, поэтому там полная сумма, — добавил Кауме и повернулся к зорийке. — Что же, вот всё и закончилось? — Закончилось, — эхом отозвалась та, задумчиво качая в руке бокал. — Ты чем-то расстроена? — Кауме заглянул ей в лицо. — Я не могу вернуть тебе Арзора, но я организовал всё для поимки Раста. И теперь его больше нет. Атанец звучал так искренне, что если бы Мандалорец собственноручно не привёл бродягу, то точно бы поверил, что это сплошная заслуга Кауме. — Всё в порядке, — улыбнулась Ниам и подняла бокал, — за мир. И за Мандо, который нам очень помог. Она посмотрела на Дина Джарина, и он мог поклясться, что такой тоски в её глазах он ещё не видел. — Поддерживаю! За новый Сальвадор! - Кауме поднёс свой бокал, и по залу пронеслось мелодичное звучание. Атанец и зорийка осушили свои бокалы, и Ниам поднялась. — Благодарю, Кауме, и прошу меня извинить. Я бы хотела отдохнуть после последних событий. — Конечно-конечно, — засуетился Кауме, провожая гостей, — продолжим наши разговоры уже завтра. Понимаю, что тебе еще хочется попрощаться с другом. Вы же нас скоро покидаете, Мандо? Вопрос будто ударил Мандалорца в спину. Он на мгновение замер и нехотя ответил: — Да, скоро. Дин Джарин следовал за Ниам в отведённые Кауме апартаменты, где только вчера они были вместе. Вчера? Ему казалось, что это происходило давным-давно, в другой жизни. Зорийка толкнула дверь и вошла, не оборачиваясь на наёмника. Первым делом она подошла к столу, зажгла пиалу, затем направилась к балкону и распахнула двери, впустив внутрь свежий вечерний воздух. Ленты её пояса взметнулись от ворвавшегося в комнату ветерка. Она глубоко с наслаждением вдохнула и, наконец, повернулась к Мандалорцу. — Что же, вот всё и закончилось? — повторила она слова Кауме. Мандалорец не знал, что ответить. Не знал, как ответить хоть что-то. — Ты можешь остаться здесь. На Сальвадоре, — ни на что не надеясь, сказала Ниам. Но Дин Джарин только покачал головой. Он снял и отбросил в сторону перчатки, подошёл к ней ближе, взял её лицо в ладони и посмотрел ей в глаза. Как он хотел её увидеть вновь, эту женщину, изменившую что-то внутри него, и как бы он хотел никогда не встречать её. — Сними это, — с лёгким раздражением в голосе Ниам кивнула на его шлем, одновременно развязывая одну из лент на своём поясе. Дин Джарин подождал, пока она завязала глаз, снял шлем и поцеловал её. Нежность и тепло её губ будто вернули его домой, он не понимал, как жил до этого, как его день вообще перетекал в новый без того, чтобы почувствовать поцелуй этих губ, касание этих рук, обнимающих его за шею. И словно не было тяжёлого и опасного задания, он был снова полон сил и готов найти ещё с десяток таких Растов, если придётся. Мандалорец сел на кровать, притянул Ниам к себе и упёрся лбом ей в живот. Ему от чего-то было стыдно, и он не хотел смотреть даже в завязанные её глаза, опасаясь прочитать в них упрёк. Он чувствовал, как она опустила руки на его затылок, гладила его волосы, проговаривала его имя, и ему хотелось кричать от того, как это не похоже на всю его обычную жизнь. К которой он вот-вот вынужден будет вернуться. — Ты всегда можешь изменить свою судьбу, — тихо сказала Ниам. — И тогда, кто знает, возможно, мы бы взглянули друг на друга без масок, - она приподняла его подбородок, заставляя посмотреть на себя. - Я буду ждать тебя, Дин Джарин. Мандалорец шёл к своему кораблю. Поцелуи Ниам горели на его теле, и ему казалось, будто их там выжгло навечно, постоянное напоминание о другой реальности. Ему казалось, что он сам сознательно отбрасывает то, чего ему не хватало так долго, будто наказывая себя за что-то. А вдруг в словах зорийки есть хотя бы маленькая доля правды? Вдруг он на самом деле может изменить свою судьбу и вместо душных подземелий анклава, вернуться в нежные руки Ниам? «Глупости», — Дин Джарин одернул сам себя, напоминая, что он уже перешёл тот рубеж, когда можно было начинать сначала. Его домом был клан мандалорцев, его задания — везде и нигде. Но как же слова Оружейницы? Правда ли у него есть шанс переродиться и открыть для себя новый путь? Дин Джарин поднялся на борт «Лезвия бритвы» и удивился, каким пустым и чужим кажется ему корабль. Он оставил у входа винтовку, прошёл в кабину и сел в капитанское кресло. Несколько нажатий, и огни на приборной панели замигали, добавляя хоть каплю жизни в предрассветную тишину. Затем ожили двигатели, и корабль будто вышел из долгого сна. Но Мандалорец не торопился взлетать. Он пытался перестать думать о Ниам и о том ощущении дома, которое появлялось вместе с ней, но у него ничего не получалось. Он буквально чувствовал, как в нём борятся две его части, так кто же победит: почти забытый Дин Джарин или Мандо? Он зажмурился, пытаясь остановить круговорот мыслей, и принял решение.