Мой брат - король!

      — Проклятие — это вам не насморк! От него вылечиться нельзя! — говорил портрет. — Оно как клещ — присасывается, так что не вырвешь. Избавиться от него трудно, но возможно. Первый метод самый затратный — нужно уничтожить весь род проклинающего. Всех, даже внебрачных детей, сквибов и отсечённых, — он вещал уверенно, расхаживая из угла в угол холста. Размахивал руками, периодически ударяя ребром одной ладони по другой.       Артур покачал головой и произнёс:       — Этот метод нам точно не подходит. Лично я убивать никого не буду. Есть другие варианты?       Портрет поморщился. Он явно считал предложенный метод самым надёжным. Вот уж потомки-чистоплюи попались.       — Можно уплатить человеческую виру, попросив главу рода, что вас проклял, отозвать проклятие.       — Что значит человеческую виру? — спросил Артур хмуро.       Септим отмахнулся как от назойливой мошки.       — Отдадите кого-то из сыновей в род вашего врага и только. Лучше бы дочку, конечно, так оно вернее было бы. Но сына тоже можно.       — Зачем?!       — Как отдать?!       Удивились мы с Артуром практически синхронно.       — В рабство, конечно! — ответил портрет. — Если бы дочка была, та бы родила им волшебника, виру бы зачли, и девку вернули, а сына придётся насовсем отдать. Кровь за кровь, долг за долг.       Артур замолчал, а спустя пару минут выдал:       — Метод с душком. Натуральным предательством отдаёт, да ещё каким! Родного сына, как скот, отдать в уплату каких-то долгов?! А кто, кстати, нас проклял?       — Как?! Вы не знаете?! Малфои, конечно!       Мне эта информация не говорила ничего, а вот Артур окаменел.       — Разве у Малфоев не рождается только один ребёнок, и всегда мальчик? — спросил он напряженно.       — Чушь! Твой предок должен был жениться на их младшей дочери и не захотел брать в жены бесприданницу.       — Ты что-то путаешь, — перебил Септима Артур, — Малфои всегда были богаты. Сейчас это один из богатейших и влиятельнейших родов! И у них всегда рождаются только мальчики.       Портрет посмотрел на потомка как на душевнобольного. И начал обстоятельное пояснение:       — Основатель их рода, француз Арманд Малфуа, знатно тут пограбил с Вильгельмом. Поместье себе отхватил, но один из потомков настрогал уйму детишек, всем по чуть-чуть земли раздал, да приданое доченькам. Чутка тут, чутка там — и нет богатства. Тю-тю! — развёл портрет руками. — Уизли же были богаты, но не родовиты. Вот и решили породниться с Малфоями через их дочурку, немочь бледную, полусквибку. А наследничек возьми да и взбрыкни. Нашел себе симпатичную магглу, дочку богатенького папаши с таким приданым, на которое можно было маленький остров купить. Малфои об этом прознали и решили, что большего оскорбления быть не может, чем предпочесть им — чистокровным — практически животное — магглу. Потомка моего прокляли, его невесту свели с ума, а её папашу заставили все денежки переписать на ту самую обиженную дочурку Малфоевскую. И снова стали богатеями. Малфои всегда умели договориться с совестью и, несмотря на красивый девиз, обогащаться, обирая магглов, не считали постыдным.       — И сейчас не считают, — добавил мрачный как туча Артур. — Теперь понятно, почему маму из рода выгнали.       — А мать кем была до свадьбы? — поинтересовался портрет.       — Блэк.       Мужчина присвистнул.       — Интересно тасуется колода. Так что, пойдешь на поклон к Малфоям, потомок? Артур помотал головой. Сына он не отдаст никому и ни за что. Я поддержала: ни одно проклятие не стоит того, чтобы во избавление от него врагам детей отдавать.       — Тогда сложнее. У любого проклятия лазейка есть. У проклятий крови — тоже. На них не действуют никакие отрезания от рода, ритуалы очищения и прочее. Но, если очистится один кровный родственник, проклятие спадёт со всех. Можно кого-то из сыновей женить на Чистой волшебнице, их дети родятся без проклятия, и все носители той же крови тоже станут чистыми.       — Чистой? — переспросил Артур. Я же внимательно слушала.       — У неё в роду не должно быть волшебников и сквибов в ближайших трёх поколениях. От магглов рождённую. Её кровь чистая, новая, — пояснял портрет.       — Магглорожденную? — переспросил Артур ещё раз.       Портрет перекосило.       — Можно и так сказать. Только она точно должна быть Новой кровью. Чтобы ни дядей-тётей сквибов не было, ни бабушек-дедушек колдунов. От натуральных магглов должна быть девочка.       — Трудно, но выполнимо, — спустя несколько минут ответил Артур. — У меня есть знакомые среди обливиаторов, те частенько на выбросы выезжают. Можно попросить у них картотеку девочек из маггловских семей и тихонько проверить их родословную. Но такие волшебницы рождаются крайне редко.       — Примерно раз в столетие, — дополнил портрет, кисло улыбаясь.       Я же решилась и спросила:       — Это всё? Или ещё есть способы избавиться от этой пакости?       Портрет задумался.       — Не скажу, правда это, или вымысел, но я слышал об одном случае, когда волшебника прокляли жутким проклятием на крови, одним из необратимых. Но он смог его избежать. Вроде как сама Магия спасла. Он смог укрыться от Смерти, прожил долгую жизнь и умер в свой срок. Но никто не знает, как он смог к Ней обратиться, почему Она его услышала, и какие условия выставила для спасения. Знаю только, что тот волшебник от проклятия избавился, — портрет ненадолго замолчал, после чего добавил: — Ещё слышал, что если хорошенько изучить, как проклятие накладывается, и провести определённые ритуалы, его можно временно перебросить на другой объект.       Я поблагодарила портрет. Артур пребывал в задумчивости. Оставив его наверху наедине с предком, отправилась вниз, посмотреть, что осталось от гостиной.       Как я и думала, в гостиной творилось безобразие. Книгу продолжал рассматривать только Перси. Билл и Чарли бросались деревянным блюдом через обеденный стол. Проснувшиеся близнецы сбежали вниз, как были, в пижамах, и поедали ягодный пирог руками, сидя прямо на столешнице. Руки и лица обоих были измазаны сиреневой жижей. Я схватилась за сердце и впервые в этом теле закричала. Получилось очень громко и пронзительно:       — А ну, прекратить! Уильям, Чарльз, вы же так можете убить братьев! А вдруг блюдо кому-то из них по голове попадёт?! Или у вас братья лишние? Фред, Джордж, вы что, поросята?! С каких это пор вы едите руками?       Чарльз повернулся ко мне и ответил, вздёрнув нос:       — Что хочу, то и буду делать! И ты мне не запретишь!       Моё негодование было настолько сильным, что я повела себя совершенно не так, как действовала бы ранее, в своём мире. Я ухватила мальчишку за ухо и болезненно выкрутила. Остальные притихли, наблюдая за экзекуцией и боясь громко дышать.       — Чарльз, ты со мной! Билл, умой близнецов. Близнецы — три дня без сладкого. Перси, ты молодец, — я улыбнулась мальчику.       Рыжики тут же синхронно завыли на той противной ноте, которую умеют выдавать все безвинно наказанные дети. Точнее дети, считающие себя безвинно наказанными. Их крик ввинчивался в мозг. Но я была стойкой и поволокла Чарли за ухо вверх по лестнице, втолкнув в его спальню.       — Ты!.. — начал он.       — Я — Мэри Уизли, — отчеканила я, — и волею судьбы и твоей матери теперь — твоя мать. Хочешь ты того или нет. Я не хотела занимать место твоей мамы, не виновата в её смерти и не требую от тебя любви ко мне! Но я прошу уважения.       Чарльз покраснел, набрал воздуха в грудь, но я вытянула руку ладонью вперёд и продолжила:       — Я не закончила, имей терпение дослушать. Мы с твоим отцом доверили тебе эту тайну, дабы ты с братом мог помочь выполнить последнюю волю твоей мамы — позаботиться о её сыновьях. А что ты делаешь? Всячески вредишь? Выражаешь своё недовольство, словно ты девчонка трёхлетняя? Думаешь, твоим братьям будет легко без мамы? Перси, Фреду, Джорджу, маленькому Рону? Думаешь, твоему отцу будет легко самому вас содержать, работать, воспитывать вас, при этом ещё успевать готовить еду, зашивать ваши рваные вещи, стирать простыни? Или это будешь делать ты? Или Билл? Я должна оставить вас? Нарушить обещание, данное Молли, просто потому, что мальчику Чарли так захотелось? Из-за твоих капризов бросить твоего отца наедине с проблемами? Или сражаться с тобой? Думаешь, у Артура и у меня больше нет других забот?       Мальчик стушевался. Он был всё ещё зол, его щеки пламенели, а кулаки были сжаты. Но взгляд чуть потух, и я продолжала, не давая вставить ему и слова:       — Я знаю, тебе больно. Но твои капризы не вернут Молли.       Мальчик дёрнулся от материнского имени, словно его ударили. Но у меня не было времени его жалеть. Нужно было сказать, иначе он не поймёт.       — Твой отец и Билл тоже скорбят, и им тоже больно. Поговори с ними, поплачь, покричи. Зажги для матери свечу и поговори с Молли, поверь, она услышит. Заботься о братьях, учись, докажи, что ты достойный сын, найди свой путь!       Я выдохлась и кивнула мальчишке — пусть говорит, пускай выскажется.       Он вдохнул, несколько раз открывал и закрывал рот, затем воскликнул:       — Всё равно тебя ненавижу! Тебе никогда, никогда не стать как она!       Я кивнула. Это было правдой. После чего покинула комнату мальчика. Ему есть, о чём подумать, пусть остынет.       Я же покормила проснувшегося Рона, вытерпела очередной сеанс душераздирающего ора от колик и наконец уложила того спать. Прочитала вечернюю сказку близнецам, потом Перси. Покормила поздним ужином Артура и Билла, поняла, что сама с самого утра ничего не ела и ужасно голодна. Подчистила то, что осталось от пирога после близнецов. Перешила, воспользовавшись новой машинкой, восхищаясь скоростью шитья и аккуратностью стежков, старую рубашку Артура на Билла. Вышила на отвороте защитную руну. И отправилась спать, отключившись как только голова коснулась подушки. Несколько раз за ночь кормила сына.       А утром была разбужена перепуганным Билли — Чарльз пропал.