Зеркала Судьбы

Край неба снова тронули бледные лучи, расписывая чёрный бархат светлыми оттенками бирюзы и — совсем чуть-чуть — золота. Как было установлено ещё в первый раз, пройдёт пара часов, прежде чем краски выцветут и бледно-золотистый диск станет полностью виден, а небо приобретёт светлый, словно прозрачный, зеленовато-голубой цвет. И только вечером, когда молодое солнце коснётся краем полосы горизонта, однотонность сменится переливами расплавленного золота и едва заметной лаванды по низу. Заэль никогда не подозревал в себе талант к красочным описаниям, да и сейчас не спешил делиться маленьким личным открытием. И уж точно не собирался признаваться в том, что, зная о задумке Владыки, заранее выбрал башню с хорошим обзором во все стороны и следил за первым восходом от едва посветлевшего края неба до момента, как солнце зависло четко выделяющимся диском на фоне зеленоватой светлой бирюзы. Конечно, его бы никто и не осудил за это: как минимум вся Эспада, а как максимум большая часть обитателей пустыни вела себя схожим образом. Ну, не считая тех, кто испугался предшествующего этому мощного рокота, от которого, если уж честно, становилось не по себе. Ну а дальше Заэль решил вести за новым для Уэко Мундо явлением полноценное наблюдение хотя бы в первую неделю. В первый же день — теперь время можно было отследить и по движущемуся светилу — стало понятно, что солнце греет, но не сильно. Словно температура была специально подобрана для привыкших к холоду измерения пустых… Что-то подсказывало учёному, что не «словно», а нужно благодарить за это как составляющие измерения, так и их неугомонного Владыку. Недолгие наблюдения показали, что пустыня на солнце тускло сверкает, напоминая ледяную крошку… точнее, сам Ичиго сравнил это со снегом. Заэль вновь отметил, что не может заставить себя в мыслях именовать Владыку как положено, с уважительным суффиксом. Причём это касалось только имени-фамилии. Учёный в целом имел предположения, почему так, но… оно никак не мешало, так что делать что-то с этим он не собирался. Куда полезнее было подробно записать, как влияет зажжённое солнце на Пустыню, пустых и не совсем пустых. От скорости записывания в попытке успеть всё зафиксировать почерк испортился вконец, но Заэль давно на это рукой махнул — сам понимает написанное и ладно. От фиксирования на материальном носителе значений яркости, цветовой температуры и других, выводя по ходу дела интенсивность излучения, Гранца отвлёк тихий перезвон и лёгкое ощущение натяжения. Он перевёл взгляд на руку, без удивления отмечая, что из-под рукава вылезла цепь и теперь позвякивает звеньями, привлекая к себе внимание. Учёный со вздохом отложил планшет, напомнив себе, что время на изучение солнца у него не ограничено ничем, и провёл пальцами по тёплому металлу. Артефактная цепь из некрупных звеньев была преподнесена ему в качестве извинений за «недобровольное и безосновательное пребывание на нижних уровнях Дзигоку». Именно так звучал официальный текст, зачитанный посыльным от Эммы Дай-О. Однако учёный умел читать между строк и прекрасно понимал, что этот «подарочек» — способ откупиться от пострадавшего лица, за которым Владыка пришёл лично и, имея полное право прожигать себе путь с уничтожением всего вокруг, не стал этого делать. К слову, в этот раз демоны пришли крайне вежливо, чуть ли не с осторожным стуком перед открытием перехода. Пришли впятером — посыльный, его помощник и номинальная охрана. В первые минуты Заэля так и тянуло ядовито прокомментировать все эти расшаркивания. А потом ему поднесли открытый ларец, где свернулась кольцами знакомого вида цепь… только абсолютно чёрная. Пришлось вежливо отвечать, принимать «подарок» — будь он неладен!.. — и задавливать инстинктивное желание держаться подальше от тёмных звеньев. Фантомное ощущение проросших сквозь тело цепей потом преследовало ещё достаточно долго при каждом взгляде на почти такую же. Однако отказываться Заэль не стал. Знал, что мог, чувствовал обеспокоенный взгляд Ичиго, понимал, что от него не укрылась прошедшая от эмоций рябь по силе, но… Когда тебе предлагают артефакт из соседнего измерения с неизвестными свойствами и очень любопытной структурой… Гранц не простил бы себе, упусти он такой шанс. И пусть от ведущей себя, словно живая змейка, цепи было сложно не шарахаться в первое время, функционал её учёный оценил очень быстро. Как и личную привязку — большую часть времени артефакт обхватывал плечо в виде витого узора и практически не своевольничал. Цепь была крайне крепкой, устойчивой к самым разным воздействиям, могла менять длину и, что самое важное, фиксировать на месте противника. О, ненавидящий взгляд того капитана, пробитого насквозь и спелёнутого цепью, был для Гранца лучшей наградой. Конечно, будь времени побольше и противник менее опасный изворотливостью и живучестью, можно было бы и «поиграть» подольше, демонстрируя искреннюю и жгучую благодарность за крайне растянутую в субъективном восприятии и полную незабываемых ощущений смерть. Но пришлось смирить свою тёмную сторону и ограничиться минимумом. Само собой, удовлетворения от того, что этот гений — стоило быть честным, прошлое поражение здорово прочистило мозги и заставило признать уровень врага — попался в его ловушку и намертво увяз, не имея ни малейшей возможности выбраться, приятно грело. В этот раз ресурексион не потребовался, а банкай капитан призвать попросту не успел. Конечно, немного жаль было отравлять драгоценную воду Источника кем-то… чем-то таким, но более надёжный, действенный и скрытный способ найти было практически невозможно. Хорошо хоть получилось сделать подземный канал с выводом воды в пещерке подальше от дворца. В этом случае учёный был рад, что у их Владыки такие непринуждённые отношения с измерением… Материей, в частности. Цепь на руке вытянулась немного сильнее, окольцевав запястье в несколько оборотов, и нависла кончиком над записями, глухо стукнув по одной из строк. Заэль пригляделся к указанному месту и усмехнулся: артефакт оказался полуразумным и за непродолжительное время нахватался многого от учёного. Тыкать носом в нестыковки, к примеру. — Да-да, я в курсе, что такая температура поверхности при имеющихся условиях невозможна, но это пока лишь теория, — фыркнул и, дождавшись, пока цепочка вновь прошуршит под рукавом и спрячется в рисунке на коже, вернулся к наблюдениям. Ещё ведь предстояло вывести, как смена дня и ночи влияет на разных пустых. Вот, к примеру, есть те, чья дикая, звериная часть теоретически должна предпочитать ночную активность. Раньше это проверить было практически невозможно — искусственное освещение от купола Лас Ночас не могло дать достоверных результатов, а вечная темнота исключала подобные исследования снаружи полностью. Теперь же появилась отличная возможность увидеть на практике, а не строить теории. К тому же, раз появилось солнце, есть лес, то и другая растительность может появиться, верно? Целый новый пласт для изучения… Это всё было крайне интересно. Интригующе. Завораживающе… И обязательно, просто жизненно необходимо было записать все-все изменения. А потом передать Дане, чтобы оформила более читаемо и поместила в Библиотеку. Что-то внутри грело от осознания, что его работа будет не чисто потаканием его исследовательскому энтузиазму, а останется значимым вкладом на долгое время и скорее всего просуществует гораздо дольше самого Гранца. Почему-то сейчас именно это и виделось настоящим бессмертием. А всё былое стремление к идеалу вызывало только грустную усмешку. Ведь и Маюри был неправ — нет необходимости мучить себя, изворачиваться и загонять в рамки, чтобы специально никогда не достичь идеала. Он и без того недостижим. И сколько бы ты ни стремился к идеалу, как бы ни приближался к нему, никогда не достигнешь. Даже если кажется, что вот-вот ухватишь, что остался один шаг… стоит оглянуться, да даже просто моргнуть и понимаешь — впереди снова целая пропасть. Осознание было болезненным. Принять это оказалось очень сложно, признать собственную неправоту, изменить собственное отношение, буквально отказаться от наработок, от устоявшихся убеждений — ещё сложнее. Противное ощущение выбитой из-под ног опоры продлилось… не так уж долго, если честно. Огромная гора задач навалилась гораздо раньше, чем Заэль успел решить, как ему заново отстроить систему, на которую он будет опираться. А дальше всё сложилось как-то само. Прибор замигал, оповещая, что закончил свою работу, и Гранц переключился на полученные данные. Что-то он излишне отклонился от рабочего настроя. Не иначе как рассвет подействовал… Учёный закончил с полученными данными, выставил в настройках прибора новый цикл и, бросив ещё один взгляд на постепенно выползающее из-за горизонта солнце, стал спускаться вниз из башни. Он сам не заметил появившуюся на лице лёгкую, искреннюю улыбку, а рядом никого не было, чтобы указать на отступление от обычно сдержанного образа. Что же… впереди ждало ещё очень много дел, много перемен и непростых времён, решений. Но сейчас безмолвно растекался по небу рассвет, заставляя постепенно исцеляющиеся души с непонятным им самим трепетом замирать и вглядываться в непривычные краски. Ранее застывшее на грани гибели измерение вновь неощутимо для его обитателей качнулось и уверенно встало на надёжную основу, раздувая в себе жизнь заново. И солнце всходило, неумолимо показывая — настало новое время и теперь уже точно ничего не будет как раньше. Только новый рассвет и новый виток жизни.