Розовые носки

Я часто ходила в школу пешком, но иногда меня подвозила мама. Когда я училась в шестом классе, в моем районе стали пропадать девочки моего возраста, мама тогда сильно волновалась и начала возить меня в школу и забирать оттуда каждый день, это длилось почти год, потом она мне купила газовый баллончик. Прошло уже очень много лет, но я все равно ношу его с собой. Когда я зашла в класс Трисс накинулась на меня и чуть не сбила с ног: - У вас что-то было? Вы только целовались или уже переспали? Он предложил тебе стать его девушкой? Я решила, что нужно срочно остановить этот поток бесконечных вопросов: -Трисс, мы ездили туда, чтобы исполнить заветное желание Джессики, помнишь? Это не медовый месяц. У нас ничего не было. Кое-что у нас конечно было, но я решила никому не говорить пока не разберусь в своих чувствах к Адаму. Прозвенел звонок и Трисс сказала: - На перемене ты расскажешь мне все. В подробностях. Я искренне не понимаю какие еще подробности ей нужны, когда мы говорили по телефону я рассказала ей каждую секунду прошлых выходных. *** Через несколько секунд после звонка с четвёртого урока мне позвонил Адам и попросил приехать. Его голос был таким сиплым и поникшим, что я даже не стала никого предупреждать, что уйду, чтобы не терять время. Я взяла такси и через пятнадцать минут стояла около главного входа в больницу и старалась натянуть на себя самую беспечную и жизнерадостную улыбку из своего арсенала. На улице пасмурно, вот-вот начнётся дождь, все небо уже заволокло тучами. Почему он попросил меня приехать? Почему он ничего не объяснил? Врачи говорили, что осталась неделя, а не три дня, это не может произойти так быстро. Когда мы были в Париже Джесс стало лучше, она правда хорошо себя чувствовала. Мы хоть и не говорили этого в слух, но мы все надеялись, что случится чудо. Я поднялась в палату и увидела ее. Ее бледная кожа, стала почти такой же как больничные стены, а губы были настолько синими, что почти не отличались от темно-синей шелковой пижамы, которую мы купили ей в одном магазинчике в Париже. Под уставшими и сонными глазами были желто-серые круги. А рядом сидел Адам, его лицо не выражал никаких эмоций, он не был огорчён или зол. Он просто ждал. Ждал когда сил у нее не останется даже на то, чтобы сжать его руку. Ждал когда ее глаза перестанут открываться. Ждал когда Джесс перестанет мучиться. Рак это ужасно, но еще ужаснее когда рак забирает таких светлых и добрых людей. Адам рассказывал, что с самого детства Джесс хотела помогать людям, и я уверена, что если бы не эта страшная болезнь, она бы спасла тысячи жизней. Я села на стул, который стоял рядом с Джесс и только сейчас она меня заметила, с каждой секунды сил у нее оставалось все меньше. Что мне сказать ей? С чего начать? Я же не могу спросить, как она себя чувствует, ведь ответ очевиден. Я посмотрела на Адама, он тоже взглянул на меня, Джесс положила правую руку на мою, а другую держал Адам. Никто не произнес ни слова, никто не хотел нарушать тишину. Мы просто сидели и смотрели друг на друга, пока Джесс не сказала: - Агата, ты не могла бы оставить меня с Адамом на пару минут, - каждое слово довалось ей с большим трудом, она очень тяжело дышала и после каждого движения на ее лице появлялась гримаса боли. Я едва заметно кивнула и вышла, мне это было нужно, я не хотела расплакаться перед ней. Когда люди умирают, они не хотят, чтобы их родные и друзья страдали. Нужно идти дальше. Скоро Джесс окажется в лучшем мире. Где нет ни боли, ни мучений, ни страданий. Сколько бы я не повторяла это у себя в голове, у меня не получалось остановить слезы. Когда сил плакать уже не осталось, я зашла в туалет и умылась, хотя это мало, чем помогло, выглядела я паршиво. Я подошла к палате Джесс и увидела Адама, который сидел около дверей, не смотря на меня, он сказал: - Она позвала тебя, хочет поговорить с тобой. Адам держался, из последних сил, но держался. Я снова села на стул, около кровати Джесс. - Ты хотела поговорить? - Агата, ты не должна быть хорошей для всех, - с каждым словом ее голос хрипел все сильнее, - делай, то что нужно в первую очередь тебе, а не другим. Взрослые забывают, что они тоже были детьми. Единственный человек, который будет с тобой всю жизнь это ты. Помни это. Любовь не вечна, если вы с Адамом не будете вместе, значит так и надо, но сейчас не оставляй его одного. После моей смерти он начнёт пить, это неизбежно, но когда придет время помоги ему, даже если он будет тебя отталкивать. У меня такое чувство, что я слушаю взрослую мудрую женщину, а не шестнадцатилетнего подростка. Она говорила спокойно, рассудительно и без лишнего романтизма. Все надеятся, что они всегда будут со своей второй половинкой, но в 99% случаев это не возможно. Вы влюбитесь еще не один раз и эта любовь будет также прекрасна, как и в первый раз. Да, я люблю Адама. Я полюбила его сразу, как увидела и просто не могла признаться себе в этом, но нормально, что эта любовь не взаимна. Нормально, если Вы не любите человека, который любит Вас. Никто никому ничего не должен. Я не смогла ничего ответить ей, лишь посмотрела через стеклянную дверь на Адама и показала ему, что он может зайти. Я не знаю сколько мы молча сидели в этой палате. Звук размеренно пикающего аппарата, к которому была подключена Джесс, очень успокаивал. Пока его звуки не начали сбиваться, а потом он начал громко пищать, Джесс крепко сажала наши с Адамом руки, а когда мы посмотрели на этот аппарат, то увидели прямую линию. Ее руки разжались и я взглянула на Адама. В ту секунду его разбитое сердце разбилось еща на миллионы маленьких осколков. Он смотрел на мёртвое тело последнего члена своей семьи и я заметила, как слезы потекли из его глаз. Он не кричал, не всхлипывал и не закрывал руками лицо, просто тихо плакал и выглядело это душераздирающе. В палату вошли врачи и попросили нас выйти, Адам нежно поцеловал Джесс в лоб и вышел в след за мной. Из палаты донеслось: -Время смерти - пять часов сорок три минуты.