По небесному краю

      Когда-то давно, настолько давно, что она уже не знала наверняка, было ли это на самом деле или лишь в каком-то из позабытых снов, отец сидел с ней на крыльце и рассказывал о звёздах.       — Видишь какая красота, Стерми? — говорил он тихо и вкрадчиво. — Гляди! Не птица бакашик, не голова побеждённого чудовища символ Равентена, а небо! Было время, мы жили в ночи, видели только чёрное небо и глядя на звёзды верили, что это грешники. Души, проклятые лже-богинями на муку всезнания и бессилия…       Отец был умным человеком и многое знал. Носи он иное имя — без труда мог бы принять пост советника в Гатте. Но он был из Киратов, чей род осквернён братоубийством. Прочие почтенные советники и достойнейшие из воинов Чёрного Легиона плевали ему в след — ни славы, ни богатства Рэнуму было не добиться при всём желании. Что советники зарабатывали своими интригами, отец добывал кровью и потом: он бросался на передовую, ходил на охоту в Проклятые Земли, брался даже учить рабов — самое постыдное для равентенца занятие. Рэнум готов был на всё, чтобы она, его упрямая Стерми, последнее дитя Киратов, смогла вернуть честь проклятому роду… или хотя бы продолжить его и не дать угаснуть, чему все вокруг были б только рады.       — Мы глядели вверх и, боясь такой же участи, не задавали вопросов — сами себя обрекли на слепоту. Но однажды… — Отец замолчал многозначительно и ей улыбнулся. — Однажды мы увидели день, яркую небесную лазурь вместо наполненной болью пустоты, и ночь уже не могла напугать нас. Мы увидели свет солнца и поняли: богини врут нам. Они бросают на небо чёрный полог, — отец в шутку накинул Стермелисс на голову её дешёвую шаль, вызвав возмущённый визг, — но ткань ночи соткана плохо и через зазоры всё равно виден свет. Пусть мрак тебя больше не напугает. Знай: какая бы тьма вокруг не царила, где-то всегда светит солнце, расцвечивая небо в ярко-синий — цвет надежды. Цвет Равентена.       На следующий день Стермелисс попросила Меви, их единственную, старую, испещрённую морщинами, как мочёное яблоко, рабыню из Олдленса, расшить её синюю шаль звёздами. Та пришла в ужас. Меви причитала что-то о большом грехе, святотатстве и гневе своих богинь, обнимала её колени, но всё тщетно — Стермелисс была непреклонна. Вернувшийся через месяц отец, услышав эту историю от старухи, лишь посмеялся:       — Твоя шаль синяя. Разве видны звёзды на дневном небе, малышка? — спросил он, успокаивающе гладя её по голове. Глупая Меви так и не смогла нигде сыскать золотой нити, и Стермелисс злилась, не получив желаемого. Той маленькой девочке было невдомёк, что денег, оставленных рабыне отцом, на такую роскошь просто не хватило бы.       Она упрямо вывернулась из отцовских объятий.       — Посмотри: моя шаль не такая, как знамёна на замке Сарток! Они там яркие, как ты и говорил. А она — грязная и тёмная и даже без всяких просветов! Вот я их сама и сделаю!       Отец на это только кивнул и все отведённые для недолгого отдыха дни ходил по дому мрачный и задумчивый. Уже потом, через годы и годы, Стермелисс поняла, что Рэнум в словах ребёнка уловил совсем другой смысл. Он, заменяющий всё, что касалось равентенцев и Равентена гордым «мы», он, готовый отдать собственную жизнь за честь страны, вдруг отчётливо осознал, что это ничего не стоит. Что он ничего не стоит. Цвет Равентена — ярко синий, но его одежды из-за плохой краски и дешёвой ткани почти черны. Подобно далёким предкам, от которых лже-богини скрывали день, от Рэнума с его родовым проклятьем был скрыт настоящий Равентен.       Рэнум больше не вернулся, его убили люди олдленского короля.       У Стермелисс отобрали отчий дом и старую Меви, отобрали даже проклятое родовое имя и начали обучать ратному делу. И, о, она была хороша. Стермелисс пригодилось врождённое упорство. Она не позволяла себе отступать, не прекращала тренировок, пока не изучит в совершенстве связку, не опускала рук, пока дело не будет сделано.       И её заметили. Зачислили в Чёрный Легион, допустили в совет, разрешили носить чёрный и алый… Но Стермелисс носила синий. Теперь уже настоящий синий, расшитый самоцветами и золотыми нитями. Она выигрывала все битвы, где её назначали на командование, и совет прозвал её Небесной Девой, оказывая великую честь, ведь небо — истинный символ Равентена, со слов отца. Но Стермелисс подобной чести не желала и вернула себе имя проклятых прежде Киратов.       Стермелисс носила синий со дня смерти отца и до своей собственной смерти. Не во имя какой-то игры, не для одобрения простого народа: все её наряды шились из бархата, атласа и газа, золотые нити сменились на чистейшие бриллианты в изображениях звёзд… На вопросы, что значат для неё эти проклятые звёзды, она никогда не отвечала. Даже олдленскому королю на его обвинения в издевательстве над их верой Стермелисс подарила лишь загадочную улыбку.       Синий — цвет Равентена, синий — цвет надежды. Цвет неба… Но небо ничего не стоит без солнца и звёзд, надежда — лишь тень, что отбрасывает на наивных слепцов воля сильного.       Стермилисс не нравилось, когда её называли Небесной Девой, ведь она зажигала звёзды даже там, где им не было места.