Обо всём и без порядка

      Мэй сильно устала. Её мышцы ныли от напряжения, мысли путались, но она не сдавалась. Она не желала показывать свою слабость, потому что не была слабой. Бывшая майко, несмотря на лёгкую дрожь в руках, подняла катану и направила точно в грудь Кадзу.       Синоби был без оружия. Он сам был оружием. Мэй необходимо научиться пользоваться сталью: пока её колдовство было больше похоже на дешёвые фокусы, она не могла защитить себя. Кадзу решил, что всем будет спокойнее, если Мэй запомнит хотя бы, что катаной не рубят, а режут или колют.       — Если будет возможность бить со спины — бей. Если будет возможность убегать — убегай, — Кадзу был абсолютно спокоен.       Масамунэ расчищал кобылу, но внимательно слушал всё, что Кадзу объяснял Мэй. С чем-то он был согласен, от чего-то кровь кипела у него в жилах. Чтобы успокоиться, ронин прислушивался к быстрому ручью, нёсшему серебро своих вод где-то неподалёку. Масамунэ пытался представить его размер по звуку, представить, как вода огибает крупные камни и бьётся о них…       — Если упадёшь — кидай в лицо песок или землю.       — Не думал, что синоби настолько бесчестны, чтобы учить такому других, — Масамунэ Араи не выдержал и отложил жёсткую щётку в сторону, кобыла недовольно фыркнула.       — Тебя больше устроит мёртвая и честная Мэй? — не услышав ответа, Кадзу продолжил. — Может быть, тебе тоже хочется чему-то научить её?       — Мэй — нет, тебя — да.       Девушка легко уступила Масамунэ место напротив Кадзу, отдала ему катану. Сталь казалась продолжением руки Араи — так идеально рукоять лежала в его ладони, так легко лезвие описало пробный полукруг. Синоби бережно поднял своё оружие с земли. Его движения были угрожающе плавными и обманывающе медленными.       Мэй хотелось закричать на них, чтобы бросили оружие и прекратили препираться. Но промолчала. Один из первых уроков, который дал ей Кадзу, звучал примерно так: «Ты должна достигнуть равновесия. Равновесия разума и тела. Только так ты сможешь видеть противника целиком». Мэй не могла похвастаться, что усвоила этот урок полностью. Но ей показалось, что между Кадзу и Масамунэ должно установиться равновесие, и если они хотят устанавливать его так, то зачем им мешать?       Мэй едва не вскрикнула, когда Кадзу напал первый раз. Она прикрыла рот ладонями, медленно выдохнула и убрала руки. Бывшая майко могла ослепить огненными искрами Масамунэ или Кадзу, могла принять одну из сторон, но вместо этого она села на прохладную землю, чтобы точно никому не помочь.       Масамунэ нападал активными и предсказуемыми штрихами, Кадзу легко отражал их, переводил в сторону, меняя угол клинка, но медленно шёл назад. Прежде чем сделать шаг, он проверял дорогу позади себя левой ногой и только потом уверенно переносил вес. Если бы Мэй достаточно разбиралась в боевых искусствах, она бы поняла, что Кадзу просто играет с разозлившимся Масамунэ и ждёт, пока он устанет атаковать.       А если бы она разбиралась ещё лучше, то знала бы, что Масамунэ хочет обвести Кадзу, притвориться уставшим и неожиданно атаковать, когда тот решит, что победа уже за ним. Но Мэй держала катану первый раз в жизни, поэтому этот почти дружеский поединок вызывал в ней смешанные чувства стороннего обывателя. Она одновременно удивлялась, как Кадзу успевал парировать скользящие удары Масамунэ, и думала, откуда взять ткань на перевязки, если что-то пойдёт не так…       Араи надсёк кимоно на плече Кадзу, но ни одной капли крови не проступило. Синоби увернулся коротким движением, перекинул катану в левую руку обманным жестом и сразу же приставил к ней правую. Масамунэ нахмурился: он не хотел признаваться себе в том, что этот синоби — достойный противник. Ронин пытался предугадывать поведение оппонента, он анализировал движения Кадзу и заметил, что тот делает выпад перед ударом. А иногда пытается обойти его полукругом и резко нападает. Масамунэ перестал думать; ему нужно было не думать о движениях Кадзу, а знать их наперёд. Освободить голову посреди горячего боя было сложно, но, кажется, у него получилось.       Масамунэ перестал слышать звонкие удары стали о сталь, в его голове раздавался плеск ручья, огибающего камни. Долгие практики медитации помогали ему даже в сражениях, когда думать о чём-то постороннем было опасно.       Лицо Кадзу ничего не выражало, когда он обрушился на Масамунэ серией быстрых атак, которые тот едва успевал отражать и немного неловко пятился назад. У синоби была цель…       Масамунэ вступил ногой в тот самый ручей, чей перезвон слышал «только в своей голове» и споткнулся о мокрый камень. Падение было довольно неприятным, но ещё неприятнее было смотреть на Кадзу снизу вверх. От удара руки Масамунэ раскрылись, левой рукой он упёрся в слегка влажную землю и, не задумываясь, бросил ком в лицо синоби.       Воспользовавшись замешательством, Масамунэ быстро вскочил на ноги и принял стойку, но Кадзу прочищал глаза и не планировал продолжать бой. Синоби протянул раскрытую ладонь, призывая остановиться — в глазах резало от грязи.       — Ты же самурай! — Кадзу откашлялся, кажется, земля попала не только в глаза.       — Уже нет, — тихо сказал Масамунэ, возвращая катану в ножны.