Парад Солнца

22 октября; 11:43 — Я больше не собираюсь с тобой об этом спорить. — Хорошо, но зелье… — И об этом. — Зл… — И об этом. — Мы ещё не обсудили… — И… Гермиона запустила оливкой Драко в голову, и тот остановился. — Грейнд… Она бросила ещё одну, ещё, затем каперс, виноградину. Драко попытался отбить ягоды в воздухе, и она рассмеялась. — Немудрено, что Гарри всегда первым ловил снитч. И как тебя сделали ловцом с такими рефлексами? Гермиона вскинула брови, но все ожидаемые грубые и раздражённые комментарии померкли в сравнении с бананом, угодившим ей в лоб. Открыв рот, она посмотрела на плод, упавший между кроссовок. — Не в лицо же! — Если у меня плохие рефлексы, то ты вообще труп. Гермиона ухмыльнулась и принялась очищать банан. — Ты рассчитываешь, что я поймаю виноградину, которую запустила мне в плечо, а сама… Драко перехватил брошенный в лицо кусочек банана, но времени торжествовать не осталось: жёлтая мякоть размазалась по пальцам. Гермиона захихикала и метнула очередной «снаряд»; четвёртый прилип к его волосам. — Отлично пойм… — Ты в своём уме? Эти… Прекрати. Грейнд… Если ты бросишь… — А, почти, Драко! Ты был так близок к цел… — он залез в сумку, и она увернулась от горсти каперсов. — А ещё фигово целишься! Ты же играл в квиддич, а книжный червь… — Ловец не участвует… Это был мой глаз! — Ага! — обрадовалась Гермиона, но забеспокоилась — Драко по-прежнему прижимал ладонь к лицу. — Тебе же не очень больно? Он согнулся, ругаясь, и она приблизилась с виноватым выражением лица. — Жжёт. Она наклонилась, тут же отпрыгнула, уворачиваясь от дёрнувшегося к ней Драко, раздавила у него на лбу банан и отступила. — Можно подумать, я на это купилась! Я провела со слизеринцем пять месяцев, двадцать четыре часа в сутки! Нахмурившись, он собрал с лица мякоть и запустил ею в обидчицу. Банан врезался в щёку, и Гермиона едва успела ответить Драко виноградом, как угодила под обстрел тремя оливками. — И кто сейчас…. Ты же специально метишь в глаза! — О, прости, пожалуйста, больно? Может, я сделаю тебе повязку. Отличная идея. Мы можем вернуться, взять небольшую вёсельную лодку, и ты окрестишь себя Капитан Рыбьи Кишки или Корсар Костлявая Нога. Я даже… — Чт… Какого хрена тут рыбьи… — Ай! Это был мой глаз! Я… Гермиона закашлялась, прижимая руку к горлу — что-то попало в глотку, и Драко рассмеялся. — Скажи мне, что… — Не сработало! И… Ой! Не подходи ближе! Ты не должен торопить события, Мал… Прекрати целиться в мой рот! — Раз уж он всегда открыт, я могу… Ай, чёрт! Я… — Я разучила кое-какие слизеринские трюки, а вот ты превращаешься в гриффиндорца! Ты… Драко замер, так и не вынув из сумки то, что собирался, и повернулся. Медленно наклонил голову и прищурился. — Что? — М-м-хм. Надо было купить тебе красную футболку. Может, золотые шорты и… Стоп. Остановись. Я же сказала не подходить ближе! Гермиона отпрыгнула на пару метров и развернулась, чтобы убежать, но успела сделать лишь шесть шагов, прежде чем была поймана за талию. Драко развернул её, оторвав от земли, и она завизжала. Гермиона попыталась вырваться, но он притянул её к себе и поднёс к лицу дольку апельсина. Она опять завопила и отвернулась — на щёку брызнул сок. — Так нечестно! Будет жечь, если… — Грейнджер, слизеринцы не играют честно, они играют, чтобы победить! Она вертелась в его руках, стараясь не дать едкому соку попасть на кожу рядом с бедными глазами. Он стиснул её покрепче и снова поднёс дольку — тогда Гермиона сделала единственную доступную ей вещь. Ещё она могла наступить ему на ногу и врезать по челюсти, но это было бы перебором — вот если бы он попал ей соком в глаза, тогда да. Она подобралась к его пальцам совсем близко, быстро наклонилась и впилась в апельсин зубами. Вскинув брови, она принялась жевать, высокомерно поглядывая а Драко. Но выражение его лица вовсе не соответствовало проигрышу, и Гермиона нахмурилась. — Что? — она с трудом удержалась, чтобы не поинтересоваться причинами его пристального внимания — уж не в превосходстве ли её интеллекта и быстроте реакции было дело? Рука на талии ослабила хватку, но не исчезла. Драко мотнул головой. — Ничего. Этот взгляд Гермиона знала; она опустила глаза — Драко предлагал ей остаток дольки. Покосившись на него, она опять перевела глаза на апельсин. Сердце ускорило свой ритм, хотя Драко едва касался её. Краснея, она подхватила дольку губами и ощутила вкус банана и винограда на его пальцах. Легонько коснувшись ладонью его запястья, она подняла голову и почувствовала, как он схватил её за футболку — и сжимал ткань в кулаке, пока она жевала. Гермиона встретилась с ним взглядом и при виде выражения его лица покраснела ещё сильнее. Проглотив апельсин, она облизнулась — Драко со стоном наклонил голову, и желудок сделал кульбит. Она встретила губы Драко на полпути, обняв его за шею и приподнявшись на цыпочки. У него был банановый вкус, и хотя ей было интересно почему, все мысли растерялись под напором его языка. Его губы были мягкими, нижняя оказалась полнее — Гермиона замечала это каждый раз. Когда несколько месяцев назад она впервые поймала себя на мысли о том, каково было бы целоваться с Драко Малфоем, у неё возникла ассоциация с жёсткими углами. Наверное, из-за представлений о его характере. Но жёсткость в поцелуях с ним проявлялась лишь тогда, когда они слишком грубо прижимались друг к другу, а острота, когда он прикусывал её губу. Поцелуи с ним были сродни исследованию другой стороны его личности или, может, большему раскрытию той, что уже была знакома Гермионе. Драко мог быть грубым, требовательным, но порой он становился деликатным и, скорее, дразнил её, нежели брал своё. Как бы там ни было, Драко захватывал Гермиону полностью. Он целовал её до тех пор, пока дыхание не перехватывало, сердце не начинало колотиться так, будто готовилось вырваться из грудной клетки, а мир за пределами его прикосновений не переставал существовать. Её мысли сужались до прикосновений к нему, его движений и звуков. Он разжигал внутри неё пожар, о котором раньше она не могла даже помыслить — и это пугало столь же сильно, сколь и радовало. Гермиона почти не сомневалась, что такими переживаниями Драко сводит её с ума. Наверняка он делал это специально, но если бы она могла остановиться, сделала бы это уже давно. Однако Гермиона сомневалась, что вообще была на такое способна. Признание Притягательности вышло из-под контроля, и в происходящем она винила своё стремление сломя голову бежать навстречу опасности. Бананы и апельсины; а затем его губы опустились к её шее, а рука скользнула ей на ягодицы — ладонь сжалась, когда он втянул в рот нежную кожу. Гермиона не отдавала себе отчёт в желании издать какой-нибудь звук, пока из глотки не вырвался стон, и зубы Драко не прикусили горло. Покраснев ещё гуще, она повернула и склонила голову. Драко дёрнулся, когда её губы нерешительно прильнули к напряжённой шее. Она прокладывала вверх дорожку из поцелуев, и он прижался открытым ртом к её плечу. Гермиона попыталась припомнить то, что читала о точках удовольствия, расположенных на шее, но затуманенный мозг отказывался ей помогать. Она чувствовала сквозь одежду жар дыхания Драко; её губы добрались до его челюсти, и он слегка напрягся. Она втянула в рот кожу, быстро выдохнула через нос и прикрыла веки, ловя губами вибрацию стона. Драко прижал её к себе, и, ощутив твёрдость его тела, Гермиона распахнула глаза. Ответом стала тянущая боль внизу живота, и она решила на время оторваться от его шеи. Пока Гермиона скользила губами по щеке Драко, его рука ползла по её боку вверх. Он повернул голову для поцелуя, но замер, услышав смешок, который Гермиона старалась сдержать. Иногда у неё появлялось непреодолимое желание смеяться — когда она сомневалась или чувствовала неловкость в незнакомой ситуации, но сейчас был не тот случай. Она нащупала губами на его щеке липкую банановую массу, и смех запузырился в груди, словно не понимал, что смеяться в эту минуту ей хотелось меньше всего. Драко отстранился, чтобы посмотреть на неё, и хихиканье вырвалось снова — на этот раз из-за абсурдности первого смешка. Встретившись взглядом с Драко, Гермиона облизала губы и покачала головой. — Прости, просто я… У тебя на щеке банан. — Интересно, как же он туда попал. Что? Она не знала людей, которые могли так говорить. Эта сиплая хрипотца, от которой узел в животе почему-то затягивался ещё сильнее. У неё слегка перехватило дыхание, и она задумалась о несправедливости существования подобных звуков. — Наверное, самооборона, — голос звучал глуше обычного, отрывисто и неуверенно, и ей пришлось откашляться. Дважды. — Конечно. Если самооборона подразумевает объявление войны и продолжение боевых действия, несмотря на попытки обще… — Не было никаких попыток общения! Было лишь нытье и боязливые жалобы. — Нытье? Боязливые жалобы? — Да, хочешь, чтобы я пояснила тебе значение этих слов? Или ты просто для себя повто… — виноградина врезалась ей в висок, и она открыла рот. — Нечестно! Ты… — Что? Кто-то начал ныть? Я… К сожалению, стоило ей залезть в сумку, как Драко отскочил. Пока он отступал, она вытащила горсть каперсов. — Грейнджер… — Ты стащил виноград из моей сумки? Мелкий хитрый… — Я бы не… — Вот как ты пытаешься обща… Драко дёрнулся вперёд, и Гермиона, отпрыгнув, замерла. Он прищурился, и его бровь медленно поползла вверх. — О чём ты думаешь? Никаких пиратских штучек, Капитан Рыб… Драко бросился к ней, стараясь дотянуться до ягод, и она, вскрикнув, бросилась бежать, швыряя в него через плечо каперсы. — Ну и кто теперь убегает? — Ды ты просто бесишься, что не можешь меня поймать. Это… Драко фыркнул; она услышала, как он подхватил сумку и припустил за ней следом. 25 октября; 13:18 Гермиона схватила Драко за руку раньше, чем тот открыл люк. — А что, если это что-то вроде… ящика Пандоры. — Пан… — он покачал головой, его рука замерла у деревянной створки. — Открыв его, ты впустишь в мир великое зло. Он смотрел на неё в течение трех секунд, затем перевёл взгляд на дверцу. — Вряд ли деревянная дверь на Липарских островах ведёт… — Что, если, открыв её, ты впустишь великое зло в наш мир? Там могут скрываться создания, подобные Биллу. Эти слова заставили Драко отдёрнуть руку и выпрямиться; нахмурившись, он посмотрел вниз. Гермионе было любопытно, что находилось под люком, но заглядывать туда нужды не было. Даже если на карте был изображён именно этот остров, все символы были связаны только с горой. Драко отступил, и она услышала, как он двинулся за ней следом. 13:39 Гермиона бросила в сумку персик и откусила кусочек от второго, мыча от удовольствия. Драко потянулся к дереву за плодом, но замер, услышав, как она давится вторым куском. Гермиона выплюнула мякоть и удивлённо уставилась на свои ноги. Нервы будто бы зазвенели и застыли, а конечности свело так, словно их залили бетоном. Совершенно не элегантно сплюнув остатки персика, она пошевелила ногой и закричала. Гермионе казалось, будто она поднимает вес вдвое тяжелее собственного — она тащила и тянула эту тяжесть каждым мускулом, связкой, веной и нервом. Потянувшись к дереву, она задохнулась: вспомнила, как полунесла-полутащила Драко из того сада… Что-то ударило её под колени, заставляя ноги двигаться — она вскрикнула и взмыла в воздух. Рука Драко, оказавшаяся под спиной, напряглась — он приподнял Гермиону повыше, и она закусила губу от пронзившей конечности боли. — Опусти. Я могу бежать. Он ответил шипящим потоком ругательств и оскорблений и замер на месте. Гермиона чуть не рухнула вперёд и уже подумала, что Драко собирается её бросить, чтобы она бежала сама, но он лишь крепче сжал её и резко развернулся. — Твою ж мать. Гермиона поняла, что оно должно было быть там и Драко разглядел среди деревьев чёрную фигуру. Ему надо было поставить её на землю — Гермиона не хотела, чтобы её несли как какую-то неполноценную… Ну, наверное, в этот момент она такой и являлась, но… Зацепившись ногами за дерево, Гермиона вскрикнула, и Драко на выдохе попросил прощения. А, может, и нет. Она могла бы идти сама, но даже с поддержкой Драко они однозначно передвигались бы медленнее. Ей казалось, будто её ноги были охвачены огнём. Заскулив, Гермиона обхватила Драко за шею и немного подтянулась, стараясь уменьшить нагрузку на его руки. Прижавшись ухом к его уху, она стискивала зубы от вспышек боли, прошивающей ноги при каждом движении, и смотрела назад. Она оглядела землю, ветки, деревья, но не заметила ни сгорбленную фигуру, ни длинные руки. Она осознавала, что они двигались быстро, но крутила головой по сторонам, высматривая и выискивая. Снова ударившись ногами о дерево, она закричала и впилась ногтями в спину Драко; он повернулся, чтобы отодвинуться, но лишь задел ещё один ствол. Гермиона задохнулась, и слёзы навернулись ей на глаза; разум помутился от впечатления, будто ноги сжаты раскалёнными тисками, перетирающими кости в труху. Она ощущала, как жар другого рода завладевает телом, обволакивая мышцы и внутренности. Зрение слегка затуманилось, она несколько раз с трудом моргнула и почувствовала, как по шее потёк пот. Лихорадка… У Драко была лихорадка, и она думала, что он умрёт. — Я не думаю… что оно идёт. Помнишь… теория об ограниченной зоне. Драко не ответил, и Гермиона зажмурилась, спасаясь от пелены перед глазами и мучаясь головокружением, болью и жаром. Грудь Драко ходила ходуном — казалось, он находился на грани гипервентиляции, но нашёл в себе силы, чтобы выдохнуть что-то про слона и то, что руки у него вовсе не как у робота. Она обняла его за шею, пальцы скользнули по мокрым от пота волосам, и он замолчал. Не открывая глаз, Гермиона прижалась лбом к его плечу и старалась глубоко вдыхать прохладный воздух, чтобы облегчить организму борьбу с лихорадкой. Кожу покрыла плёнка пота, жар внутри нарастал. Теперь в любую секунду Гермиона могла начать дышать пламенем, взорваться или расплавиться. Драко выдохнул что-то о том, как Гермиона расплавит клинок, а она даже не смогла разозлиться и испугаться, что он прижимал кинжал лезвием к её спине. Она попыталась поднять голову, чтобы посмотреть назад — мир закрутился волчком, и по лицу заструился пот. Гермиона поняла, что Драко остановился, только потому, что боль в ногах уменьшилась. Она расслышала незнакомый звук, Драко что-то прохрипел ей в волосы, а затем она упала. Ладони скользнули по влажной ткани, и, приземлившись на ноги, она завопила. Гермиона тут же рухнула, ударившись спиной о землю, но это было ничто по сравнению с болью, которую она испытывала. Ей казалась, что кровь закипела, и она задохнётся от жара собственного тела; ноги болели больше всего. Гермиона увидела расплывчатую полоску света, заметила движение, услышала какой-то звук, а потом наступила темнота. Она решила, что на какой-то момент отрубилась, пока Драко не схватил её за плечи и не дёрнул, волоча по земле. — Чт… Гд… Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его тяжёлый выдох означал «заткнись». Гермиона не могла определить его местоположение в темноте — она была совершенно сбита с толку, потерявшись в мыслях и чувствах, но осознала тот момент, когда Драко взялся за пуговицу на её джинсах. Она издала булькающий звук возражения, на который он не обратил внимания, прошипев что-то про лихорадку и насквозь мокрую одежду. Она ощутила, как пальцы Драко пролезли под ткань на бёдрах, прихватив резинку нижнего белья, но он исправился, подцепив только пояс джинсов. Он дёргал и крутил штанины, а она даже не могла пошевелиться. Нутряной жар навалился на неё огненным монстром. Гермиона почувствовала, как Драко снимает кроссовки и стягивает джинсы к щиколоткам. Он схватился за подол футболки, и она приложила неимоверное усилие в попытке отодвинуться и оттолкнуть его руки. Драко пробормотал, что не смотрит, и Гермиона вспомнила, что вокруг было темно, краем сознания удивляясь своей забывчивости. Она не понимала, что двигается, пока не уткнулась лбом Драко в грудь, не уловила его пульс и не поняла, что её собственный был медленным. Слишком медленным. Драко стянул её футболку через голову — его ладонь казалось ледяной по сравнению с обжигающей кожей на спине. Гермиона попыталась что-то сказать, но жар стал сильнее, и она потеряла сознание. 26 октября; 2:02 Гермиона, проморгавшись, открыла глаза и втянула в лёгкие воздух. Вокруг было темно, во рту ощущался мерзкий привкус и пахло потом. Тело было прохладным и липким, одеревеневшие ноги хоть и ломило, но прежняя боль исчезла. Гермиона совершенно не понимала, где она находится, но воспоминания постепенно начали возвращаться. Персик, фигура, бег, темнота, Драко, снимающий с неё одежду, её мысли о том, что она вот-вот умрёт. — Очнулась? — его голос звучал грубо и сухо. — Да, — прохрипела она. — Где… — Под люком. Снаружи сейчас темно. Гермиона услышала, как зашуршала его одежда и чпокнула пластиковая бутылка. Она дотронулась до тряпки, лежащей на лбу, и взяла бутылку с водой, которую Драко приложил к её руке. Ей пришлось удержаться, чтобы не осушить её целиком, она понимала, что у них наверняка осталось очень мало воды, как в тот раз, когда лихорадкой мучился он. Гермиона села, вспомнила, что осталась в одном нижнем белье, и, вглядываясь в темноту, покрылась румянцем. Наверняка Драко её видел — например, когда включал фонарь, чтобы отыскать воду и тряпки. Вероятно, ещё и прикасался. Гермиона помнила, как сама постоянно обтирала Драко, пока его лихорадило, так что он должен был нащупать… кое-что. Опустив руку, она поправила лифчик, даже в этих условиях чувствуя себя выставленной напоказ. В этом жесте не было особого смысла — прошлой ночью Драко видел и трогал достаточно, остальное было несложно домыслить. Ощутив прилив смущения, Гермиона не могла не задаваться вопросом: стал бы Драко целовать её с той же потребностью и напором, зная, какой она была. — Спасибо, — прошептала она. — Угу. — И за то, что нёс. Хотя я могла… — Не уверен, что мои руки когда-нибудь восстановятся полностью. Гермиона закатила глаза, глядя в его сторону. Она по голосу понимала, что Драко не мог сидеть дальше метра от неё. — Я же не виновата, что ты такой слабый. — Слабый? Когда бежишь милю и кого-то тащишь, то какой бы лёгкой ноша ни казалась поначалу, к концу она весит чуть ли не тонну. Стремясь занять руки, Гермиона собиралась схватиться на подол футболки, но нащупала голую кожу живота. — Не надо было. Он молчал. — Ну, спасибо. Ещё раз. Гермиона протянула руку, чтобы отдать бутылку с водой, и, дотронувшись до Драко, даже не разогнув локтя, поняла, как близко они сидели. — Допивай. У нас ещё есть две в запасе. Я почти уверен, что слышал шум воды, пока ты ела персик. Гермиона кивнула, забирая бутылку обратно. Ей тоже тогда показалось, что она слышала его в отдалении — может быть, в миле-двух. Как только край бутылки коснулся губ, она залпом допила воду. Она чувствовала жуткие жажду и голод. При мысли о рыбе у неё потекли слюнки, но сейчас она была бы рада даже каперсам. — Где моя сумка? — лучше бы Гермиона этого не спрашивала, потому что через три секунды пространство озарилось светом фонаря. Она скрючилась, прячась от Малфоя и уставившись на него широко распахнутыми глазами. Драко вскинул бровь, глубоко вздохнул и отвёл взгляд. Его бормотание подтвердило подозрения Гермионы, что он уже видел её в лифчике и трусах — дважды, что заставило её вспомнить о том эпизоде, когда они мылись, но… Что ж, сейчас ситуация была немного иной — она валялась с лихорадкой в отключке. Гермиона пыталась убедить себя, что теперь уже никакого значения не имеет тот факт, что он получил возможность изучить её в деталях. Он ведь даже мог что-то сделать специально! Но не успев разозлиться, Гермиона вспомнила о том, как вела себя сама, пока Драко был без сознания. По крайней мере, она не осталась совершенно голой. Как в купальнике, Гермиона, не такая уж большая важность. Но это было большой важностью, потому что её вроде как беспокоило, что почувствовал Драко при виде её тела. Гермиона нашла свою сумку за спиной и, повернувшись, схватила её, краем мозга задаваясь вопросом, смотрит ли на неё Драко. По-прежнему ли хотел смотреть. Он подождал, пока она разберётся с сумкой, протянул фрукты и выключил фонарь. Гермиона целую минуту блаженно жевала, ни на что не обращая внимания. — И всё это ради растения, — пробормотала она. — Всё это ради помощи людям. Гермиона подтянула колени к груди, проглотила каперс и задумалась, где же лежала её одежда. Она не представляла, сколько времени прошло, так что джинсы могли быть ещё мокрыми, но в сумке хранилась старая футболка. А ещё можно было воспользоваться простынёй. — Я должна тебе признаться, — Драко сидел очень тихо, и Гермиона, крутя в пальцах виноград, посмотрела в темноте на свою ладонь. — Я не могу злиться на тебя за то, что ты не рассказываешь мне о причинах, когда я… Я не уверена, но… Я не думаю, что стану использовать растение. — Я знаю. Она удивлённо вздрогнула и уставилась туда, откуда доносился его голос. — Что ты хочешь этим сказать? — Было лишь вопросом времени, когда ты осознаешь, что может произойти, дай ты людям такую силу. На что они могут пойти, что натворить. Все твои разговоры о том, что время не ждёт. Ты хочешь помогать людям, но не станешь ради этого разрушать мир. Каким бы нелепым мне всё это ни казалось, но ты застряла между двумя разными видами спасения. Гермиона закусила губу, сжимая в пальцах оливку. — Это так опасно. Вряд ли его можно контролировать. Один плохой человек, единственная ошибка и… Она услышала, как Драко пошевелился, а потом тяжело выдохнул. — Мои причины тоже изменились. Гермиона широко раскрыла глаза и раздавила оливку пальцами. — Полностью? Ты… И зачем же оно тебе теперь? Удержаться от вопроса было нереально. Гермиона удивилась, что Драко вообще об этом обмолвился, и решила, что, вероятно, он продолжит разговор. Может, всё дело было в темноте и невозможности разглядеть лица, в том, что они вроде как затерялись в этом месте. Может, его подтолкнуло её собственное признание, и теперь они могли быть честны друг с другом. — Не знаю, — наконец проговорил он, словно ему было больно это признать. В его голосе слышалась какая-то вина, но вряд ли связанная с Гермионой. Сунув раздавленную оливку в рот, она вглядывалась в темноту словно в лицо Драко. Подумав, пожевала и глубоко и медленно вздохнула. — Тогда почему ты всё ещё здесь? Драко усмехнулся так, словно ничего смешного в вопросе не было, а сам он чувствовал горечь и что-то ещё. Как если бы машина сбила твою собаку, а кто-то отпустил шутку о переезде собаках. Или как если дорогой тебе человек покончил жизнь самоубийством, и месяц спустя кто-то выдаёт что-то типа: «Я застрелюсь, если не получу вовремя этот документ». Это совсем не смешно, ты злишься и не понимаешь, как такое вообще можно было настолько легко ляпнуть. — Уверен, что, когда найду, придумаю, что с ним сделать. — Запасной план на все случаи жизни? — Совершенно верно. — Не для того ты так далеко зашёл, чтобы теперь отступать. Пока у тебя есть Флоралис, найдётся сотня моментов для его использования. — Грейнджер, похоже, ты начинаешь лучше меня узнавать. Не уверен, что мне это нравится. Она улыбнулась. — Не уверена, что мне это не нравится, — призналась она, но, почувствовав себя глупо и неловко, тут же выпалила: — Мне надо пописать. Прямо сейчас. Десять минут назад я уже прошла критическую стадию, — наверное, это звучало ещё более странно, чем её недавнее идиотское признание, но оба её заявления были правдивы. — Здесь лежит труп. Гермиона подавилась каперсом, который был настолько невкусным, что повторять этот гастрономический опыт совершенно не хотелось. — Что? — Скелет. Возле двери. Драко включил фонарь, и Гермиона выдернула из сумки простынь. Проследив за его взглядом, она действительно увидела скелет. — На нём нет одежды. — Знаю. — Думаешь, это был… как Билл? — она вспомнила то голое существо из туннеля, а затем и свой собственный ужасающий опыт. — Они быстро умирают. Не могут продержаться без еды дольше двух-трёх дней. — Хорошо. Она кивнула, крепко затянула простынь и встала, согнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок. — Я иду… Ты тоже идёшь? — Я в течение десяти часов сидел тут взаперти со скелетом и находящейся при смерти девушкой. Мне нужно на свежий воздух. Находящейся при смерти. Интересно, испытывал ли он ту же безнадежность, что и она в тот раз? Или Драко знал, что, если он будет поддерживать холод, рано или поздно лихорадка отступит? Гермиона представила, как он паниковал над её горячим бессознательным телом, и покачала головой. Ещё год назад она бы и не подумала, что Драко на такое способен — заботиться о другом человеке, вынужденном полностью ему довериться. Даже после всего пережитого она задумывалась об этом. — Хорошо. Знаешь, наверное, мы вышли за границы территории, где та штука… — Если следовать твоей теории, и всё равно это лишь вероятность, — Драко поднял с земли кинжал и кивнул, чтобы Гермиона шла первой. — Я посижу, так что можешь потом поспать, — подхватив сумку, она осторожно переступила через кости. — Это хорошо. Моим рукам нужен целебный сон. Она лягнула его, но промахнулась. 27 октября; 7:38 — По-прежнему ничего не видно? Он покачал головой в ответ и засунул бинокль в сумку. — Думаю, стоит двигаться вдоль реки на восток как можно дальше, а потом мы снова проверим. — Грейнджер, поторопись с рыбой. Я блядски голоден. — Обязательно так много ругаться? Неужели есть причина добавлять… — Блядски. Мне нравится это слово. А ещё, так уж вышло, мне нравятся слова… — Я же не могу поторопить пламя. Ещё около минуты. — Не спали опять. — Хочешь готовить сам? — огрызнулась она. — Предпочёл бы держаться подальше и не ощущать ауру стервозности. — Так станет только хуже. 28 октября; 15:09 — Грейнджер? — Хм? — А что делают наши пингвины? — судя по голосу, Драко посетило какое-то откровение. — Она его душит, — хмыкнула Гермиона, обернулась и поняла, почему его голос звучал так странно. Драко вскинул бровь и она ответила сердитым взглядом. — Жестоко и беспощадно душит. Пока он не умрёт. Дохлый пингвин. А потом он… — Она некро… — Даже. Не. Произноси. Этого. 30 октября; 18:59 Драко появился из-за деревьев, влажный после мытья и облачённый в плавательные шорты, и Гермиона отвлеклась от обустройства места для костра. Одна светлая прядь стояла торчком от самой линии роста волос; судя по небольшому порезу на гладкой челюсти, Драко, похоже, побрился. Он выглядел так, что хотелось сначала улыбнуться ему, а потом поцеловать, и Гермиона задумалась, а была ли у неё такая возможность? Могла ли она поцеловать его, когда ей этого хотелось? Она помнила теорию, выведенную в кухне на винограднике, — о том, чтобы вытравить это из организма. Сделать нормальным, чтобы больше не испытывать никакого притяжения. Наподобие того… того, что Драко говорил про птиц и про полеты, которые не делают их свободными. Что-то типа этого. Интересно, надо ли ей было дожидаться того момента, когда они не выдержат или пока ситуация не сложится так, что это просто случится? Сейчас же всё походило на умышленные действия. Скорее, даже на планирование. Принять решение, подойти и сделать, потому что ей этого захотелось. Гермиона постаралась принять беспечный вид, пока шла к тому месту, где Драко копался в сумке. Он тряс её, что-то в ней разыскивая, а эта маленькая прядь по-прежнему торчала у него на голове. Гермиона так и не определилась, собиралась ли она его целовать, ведь если уже сейчас она ощущала такую неловкость, от поцелуя станет только хуже. Гермиона немного нервничала и чувствовала себя неуклюже; может, она лишь пригладит эту прядь и спросит… о чём-нибудь. Гермиона не знала, могла ли она так поступить, достигли ли они того уровня отношений, когда она могла подойти к нему, поцеловать и вернуться к своим делам. Гермиона немного опасалась реакции Драко. Она не представляла, ответит ли он на поцелуй, одарит ли странным взглядом, или же та ночь в подвале совсем его отвратила. Не попробовав, она не могла этого выяснить, и именно страх заставил её решиться. Гермиона предпочитала не жить с чувством страха за грудной клеткой, если в ее силах было что-то сделать, чтобы от него избавиться. Она могла поцеловать Драко или отказаться от этой идеи, но предпочла бы первый вариант вместо того, чтобы мучиться сомнениями из-за страха. Гермиона коснулась его гладкой щеки пальцами; он лишь на несколько миллиметров повернул голову, и она прижалась губами к его рту. Драко вдохнул через нос, и она втянула его нижнюю губу раз, другой. Дрожа от неуверенности, она уже собиралась отстраниться, чтобы посмотреть на его лицо, как вдруг уловила ответное движение его губ. Два, четыре удара сердца — и половина теории отправилась в тартарары. То, что они не стали дожидаться эмоционального срыва, оказалось совсем неважным, ведь целовались они не менее отчаянно. Казалось, этот накал уже жил в них, поцелуй обнажил всю громаду эмоций и чувств, выявил причины её поступка и невозможности удержаться. Этот исполин рос, подстраивался под её нутро, и никакой роли не играли её попытки удержаться или прождать месяц или день — он не собирался никуда исчезать. Её сердце билось не менее сильно, живот все так же скручивало, а в голове по-прежнему не оставалось ничего, кроме базовых ощущений: мягкость его губ, его вкус, тепло, дыхание, касания языка. Гермиона услышала, как из руки Драко выпала сумка, выстиранная одежда отправилась следом, и вот он уже обнимал её. Она обхватила его за плечи, помогая прижать себя, и, почувствовав напор, резко выдохнула. Его ладонь проползла по её боку, нашла разрез в простыни и скользнула по рёбрам. Гермиона огладила его плечи, спину, нащупала шрам на лопатке. Драко провел языком по её зубам, щеке, языку. Гермиона уловила вкус мятной пасты, запах апельсинового шампуня и аромат мыльной чистоты. Его большой палец выписывал круги по коже и совершенно явно приближался к груди. Гермиона впилась ногтями ему в плечи, коснулась языком языка и прижалась спиной к дереву. Она даже не отдавала себе отчёт в том, что двигалась, но сейчас отчетливо ощущала кору. Наверняка, ударившись, она чересчур сильно прикусила Драко за губу, но он, видимо, этого не заметил, целуя её крепче и прижимаясь теснее. Кровь бежала по венам свирепым чудовищем; то, что Гермиона оказалась зажата между телом Драко и стволом, было, наверное, хорошо — слишком уж лёгкой стала голова. Его палец выписывал под грудью какие-то фигуры, и она краем мозга планировала возразить или отодвинуться, но стоило ему обхватить одно полушарие ладонью, застонала. Шок пронзил тело; нога Драко вклинилась между бёдрами, прижимаясь, толкаясь, и Гермиона откинула голову на дерево. Он тут же склонился к её плечу, прокладывая языком и губами дорожку к шее. Гермиону затрясло от переизбытка ощущений, и когда Драко прикусил кожу у основания шеи, её тело зажило собственной жизнью. Она толкнулась ему навстречу и потёрлась об него — сердце подпрыгнула от прозвучавших в унисон стонов. Драко обводил её сосок пальцем, и она ощутила у бедра красноречивую твердость. — Боже, — выдохнула она, тяжело дыша, и снова подалась навстречу Драко — его рука двигалась в такт ласкам губ. Услышав её голос, Драко вскинул голову для поцелуя, и она наклонилась, гладя его грудь. Ещё десять минут назад какая-то часть неё потребовала всё прекратить, но Гермионе было так хорошо. Она терялась в водовороте ощущений, кружилась в урагане, вызванном Малфоем, и даже не представляла, сможет ли это контролировать, не говоря уже о том, захочет ли. Она коснулась его сосков, и он настолько резко подался ей навстречу, что кора больно впилась в спину. Он потёрся о неё ногой, она откинулась на ствол, и их стоны слились в один. Лишь когда ладонь Драко, скользя по животу, начала опускаться, реальность волной захлестнула разум Гермионы. Захлебнувшись воздухом, она запрокинула голову и поймала его руку, когда та коснулась пупка. Они оба замерли; Драко, задыхаясь, прижался к её щеке, другой рукой чересчур сильно сжав бедро. О боже, это было совсем не то, что она планировала, когда собиралась подойти и поцеловать его. Она думала о каком-то кратком, ограниченном прикосновении, о проверке теории. В данную секунду её сердце наверняка разрывалось на части. И в этом — целиком и полностью — она собиралась обвинить Драко. Такая новость появилась бы во всех газетах. «Гермиона Грейнджер: Смерть от поцелуя» и строчкой ниже, «Нет! Это был не дементор!» Она бы... Ладно, успокойся. Истерические мысли, Гермиона, у тебя истерические мысли. Она отказывалась терять девственность у дерева. Гермиона не слишком за неё держалась и не испытывала к ней особой привязанности. Ей были не нужны свечи, розы, подарки и приглушённая музыка. Но она не могла позволить себе подумать о прошлом и вспомнить, как рассталась с невинностью у дерева. С другой стороны, Драко, похоже, совершенно не волновало, где именно ему предстояло потерять свою. Хотя ещё тридцать секунд назад саму Гермиону это тоже не особо заботило. Боже, да был ли он вообще девственником? Он слишком много знал о том, как заставить её полностью потерять контроль, просто прикоснувшись к груди и просунув ногу между бёдер. Но он же должен был быть им. Случайно проболтавшись, Драко выглядел не слишком довольным, ведь иначе он бы позволил Гермионе и дальше думать, что уже сотни раз занимался сексом. Возможно, он и был девственником, но уж точно не впервые имел дело с податливым женским телом. Отклонившись, Драко посмотрел на неё, и её лицо покрылось румянцем. Она всё ещё тесно прижималась к нему и ощущала бедром каменную твёрдость — совершенно точно растеряв всякое чувство приличия. Его губы горели ярче румянца на щеках, глаза были прикрыты. Насколько близко он был? Мог ли почувствовать ногой охвативший её жар, заметить, как у неё затряслись руки? Мог ли понять, что Гермиона узрела самое сексуальное лицо, которое ей только доводилось видеть, и это отнюдь не помогало в сложившейся ситуации. — Я... Дерево. Дерево. Дерево? Это всё, что у неё нашлось в качестве объяснения? Почему её подвел мозг? Неужели тело запросто заглушило всё то, что она когда-либо знала об интеллекте? Драко облизнул губы, изучая дерево над её головой. Он снова перевёл взгляд, и по маленькой морщинке на переносице Гермиона поняла, что он пребывает в сомнениях. Она отняла руку от его груди, и этот жест, видимо, послужил ему ответом. Она с трудом расслышала проклятие, которое Драко пробормотал себе под нос. Делая шаг назад, он потёрся о неё, и она невольно застонала, тут же гуще покраснев. Гермиона немедленно прочистила горло, но, судя по взгляду, Драко всё услышал. — Извини, я... — Слова, Гермиона, слова. Помнишь о них? — Всё в порядке. Она выпустила его кисть, и он убрал руку от её живота. В тишине она расслышала, как Драко сглотнул; отвернувшись, он открыл рот и отошёл. Он исчез за деревьями, и Гермиона с глубоким вздохом прижалась затылком к дереву. 31 октября; 7:05 Вернувшись вчера вечером, он с ней так и не заговорил. Сначала Гермиона испытывала дискомфорт и неловкость, но затем в ней начал разгораться гнев. Она злилась до тех пор, пока не устроилась на ночлег и не подумала, что тоже не попыталась поговорить с ним. Их поступки могли считаться нормальными. Когда она вернулась, наполнив бутылки водой, бинокль уже лежал на её сумке, а Драко что-то вырезал из палки. Это был обычный вечер, если не считать напряжения, так что злиться действительно не стоило. Просто Гермиона чувствовала себя уязвимой из-за вчерашнего интимного эпизода вкупе со степенью их близости. Очевидно, Драко не обнаружил особых изъянов в её теле ни в подвале, ни когда прижимал к дереву, но к подобным вещам Гермиона не привыкла. Она ощущала робость и незащищённость и не могла перестать думать о произошедшем. Если её мысли на винограднике были... графичными, она даже не бралась описать сон, приснившейся ей прошлой ночью. Драко проник даже в сны, а это уже официально означало, что у неё передозировка общения с блондином. Между ней и Драко не существовало ничего стабильного. Их жизнь напоминало постоянство потому, что он всегда был рядом, они круглосуточно держались вместе. Но если вчерашний эпизод начался с проверки, может ли Гермиона просто подойти и поцеловать его, когда ей этого захочется, то назвать такие отношения стабильными было затруднительно. Она не могла подобрать название тому, кем они стали друг для друга — и даже ​​не знала, было ли это в принципе возможно, — но совершенно потеряла от Драко голову. Она чувствовала себя лучше, зная, что Драко тоже был девственником. Ей было легче осознавать, что чем ближе они подходили к... этому, тем меньше он знал сам. Гермиона не собиралась становиться зарубкой на столбике его кровати — если это случится, то она станет первой, и такая абсурдная мысль вызывала смех. Что бы ни случилось после того, как они покинут острова, Драко никогда не сможет использовать это против неё. Гермиона сомневалась, что он сумеет её поразить — она ​​знала статистику, и данные по мужчинам, которые не испытывали этого впервые, выглядели не слишком радужно. Так что если она даст маху и книжные познания подведут, как бывало всякий раз, когда губы Драко оказывались в непосредственной близости, то не выставит себя полной дурой. Происходящее с ними было неизбежно, и Гермиона слишком легко в этом растворялась. Но она не знала, хотела ли зайти с Драко настолько далеко. Она понятия не имела, чем закончится вся эта история и станет ли он по-прежнему с ней разговаривать, когда они отсюда выберутся. И пусть часть неё не нуждалась в свечах, Гермиона всегда думала, что потеряет девственность с тем, в кого будет безумно влюблена и с кем будет состоять в настоящих отношениях. Например с Роном — после того, как она начала принимать противозачаточные средства, и до того, как всё стало плохо. Гермиона не имела ни малейшего представления, что произойдёт у них с Драко, но всё время обдумывала варианты, предпочитая быть готовой ко всему. Она просто не знала, могла ли она к такому подготовиться. Вчерашний день застал её врасплох, в противном случае она могла бы сдерживаться немного дольше. Всё это сбивало с толку и сводило с ума, и в своей головной боли и постоянном прокручивании воспоминаний Гермиона винила только Драко. — Хочешь немного? — задавая вопрос, на ответ она не рассчитывала и на него не смотрела. Драко хмыкнул; ей хватило времени задуматься, действительно ли он злился на то, что она остановилась, и рассердиться от этих мыслей, как он ответил: — А что это? Если ты сделала то инжирно-каперсово-виноградное дерьмо… — Груши и бананы. Вообще-то, это последний банан. Они не находили хороших плодов уже больше недели. На островах было не очень холодно, но изнуряющая жара, мучившая летом, прекратилась. Плоды на растениях и деревьях заканчивались или портились, и если бы они пробыли здесь гораздо дольше, им пришлось бы перейти исключительно на кроличье мясо. Гермиона предпочла бы каперсы. — Конечно. 1 ноября; 15:32 Драко спрыгнул с дерева, и Гермиона протянула ему сумку. — Ну? Посмотрев вниз, он забрал сумку и запихнул внутрь бинокль. — Это он. Гермиона на время забыла, что эта новость означала стремительное движение навстречу возможной гибели, и закружилась от счастья. Они добрались. По прошествии всех этих месяцев они, наконец, почти нашли растение; ещё чуть-чуть — и она может больше никогда не вспоминать об этих островах или их убийственной магии. Гермиона перестала подпрыгивать, но сумасшедшая улыбка держалась достаточно долго, и её заметил Драко, стоящий со стоическим видом. Он усмехнулся, фыркнул и пошёл следом за Гермионой на запад. 3 ноября; 16:35 При виде Гарри и Рона сердце Гермионы скакнуло и затем рухнуло в живот — она разглядела кровь, покрывающую их кожу. Они ползли, а к ним с победоносным криком приближался Билл. Гермиона уже была на полпути к своим мальчишкам, когда мимо пронёсся Драко — она схватила его за футболку и дёрнула назад. Ткань треснула, он упал, но стремительно вскочил на ноги. — Нет, Драко, это уловка! — Гермиона вцепилась в него, и он протащил её пару шагов. — Рону пришлось выбросить ту рубашку год назад, разорвав… — Кто? Что? — выпалил Драко, останавливаясь, и Гермиона забежала перед ним. Его лицо было бледным — наверняка таким же, как у неё самой; она упёрлась ладонями ему в грудь, заставляя отступить на шаг. — Гарри и Рон. Это… — его глаза метнулись поверх её головы. — Ты же, наверное, их не видишь, да? Вряд ли бы ты бросился к ним, чтобы... Я не знаю, что там, но могу гарантировать, это ловушка. Рон наконец-то выбросил ту рубашку, и я вижу нечто иное, нежели ты. Это ненастоящее. Он смотрел вперёд ещё секунду, затем резко отвернулся, словно не мог выносить даже вида этого зрелища. Гермиона понимала, каково это, и не желала снова оглядываться на созданный магией кошмар. Реальны видения или нет, но созерцания Гарри и Рона в таком состоянии хватило для того, чтобы сердце заныло. Гермиона всё же обернулась убедиться, что это было не настоящее существо, как тогда, когда Билл превратился в Драко. Ребята застыли в той же позе, будто ползли, и совсем не двигались. Что бы это ни было, но магия хотела, чтобы они подошли поближе, и не могла приблизить иллюзию. Гермиона побрела вслед за уходящим Драко, потирая скрученный тошнотой живот. Страх и адреналин постепенно исчезли, и она сказала себе: теперь им требовалось быть намного осторожнее. Магия каким-то образом проникла им в головы, и доверять чему-либо вокруг было небезопасно — если это место вообще хоть когда-либо было таковым.