Этюд минорной скрипки

      Солнце порой напоминало клубок, который постоянно разматывался, разбрасывая свои нити — лучи — где только можно. Свет переплетался в волосах, оставляя частичку себя людям, путался в золотистой листве осени, с которой часто играл ветер, ласково щекоча одинокий старый клён. Зелёная лужайка уже не была столь насыщенного цвета, где негде отдавала желтизной: дождя давно не было, а солнце припекало ничуть не хуже лета.       Окно, в которое смотрела девушка, явно давно не мыли, а белые потёки краски, которой недавно окрашивали отшелушившиеся рамы, ещё больше портили прекрасный пейзаж.       Эти солнечные нити, которые едва касались её красивых длинных пальцев и плели узлы на её волосах, были единственным, что согревало в этих холодных стенах старого здания.       По её умиротворённому лицу нельзя было сказать, что сейчас вся нервная система девушки похожа на пылающий комок, что через несколько минут она предстанет перед людьми, которые решат её дальнейшую судьбу, и это медленно убивает её с каждой секундой всё больше и больше. Она аккуратно заправила выбившуюся из косички прядь за ухо, а её веки слегка дрогнули, обессилено прикрывшись.       Девушка начала ёрзать на старом стуле, пытаясь унять дрожь внутри себя, которая иногда перекрывала дыхание и скручивала желудок. Холодные серые стены музыкального училища нависали над ней, нещадно сдавливая виски, а раздавшийся голос её учителя оказался подобным грому в голове девушки:       — Анастасия! Твоя очередь.       Она поднялась со стула и глубоко вздохнула, одёрнув чёрную юбку, которая казалась ужасно неудобной из-за волнения — пояс слишком сильно впивался в талию. Девушка враз побелела в цвет своей шифоновой блузки, но деваться… Деваться было некуда.       Широко распахнув глаза, она сделала несколько неуверенных шагов, наступив на скрипучие доски, а потом, осознав, что сама же себя и задерживает, быстро направилась к полной женщине средних лет, которая её и позвала.       Марья Денисовна всегда внушала какую-то надежду в свою ученицу: её тёплая мягкая улыбка всегда успокаивала, а глубокие глаза никогда не смотрели осуждённо из-под дужек очков в форме прямоугольников. Несмотря на свою излишнюю полноту и колкие насмешки за её спиной по этому поводу, эта женщина всегда была очень доброй и понимающей. Поэтому, когда её тёплые пальцы коснулись плеча Анастасии, девушке вдруг стало намного спокойнее на душе, а от тихих слов «Как репетировали, ты умница!», у девушки и вовсе на лице появилось некое подобие улыбки. Правда, слегка нервной.       Женщина пропустила свою ученицу вперёд, и Анастасия нерешительно поднялась по ветхим трём ступенькам, прежде чем ступила на сцену, где возвышался огромный чёрный рояль. Она боялась посмотреть в зал: сегодня там собрались все учителя вместе с директором, чтоб выбрать лучших учеников, которых можно было отправить на конкурс. Сказать, что это было важно для девушки — вообще ничего не сказать, и именно поэтому её сердце сейчас ощущалось где-то в горле.       Всё дело было в том, что её мать всегда хотела от неё нечто большее её реальных возможностей, а ещё она очень любила ставить на своей дочери крест раньше времени, чего Анастасия никогда не делала для самой себя. Но иногда даже ей нужно было одобрение со стороны, принятие, которого она никогда не ощущала. И вот уже на протяжении последних двух лет, она всячески пыталась привлечь её внимание любыми способами, лучшие из которых были — добиться чего-то самой. Поэтому, даже сейчас она цеплялась за любую возможность, которую предоставляла жизнь.       Но выйдя на сцену, ей показалось, что и эта возможность рвётся подобно ниточке, потому что страшно стало так, что даже сердце, казалось, замерло. Анастасия подошла к роялю, на котором лежала красивая, покрытая лаком, когда-то сделанная на заказ скрипка. Возле рояля сидел молодой мужчина-концертмейстер, который сразу же приготовился играть.       Девушка подняла скрипку трясущимися руками, положила на плечо и зажала щекой, а потом, прикрыв глаза, коснулась смычком струн, и враз ощутила, как всё волнение покидает её тело, потому что уже ничего не изменить. Мелодия возникала из ниоткуда, потому что Анастасии казалось, она вообще не касается струн. Ноты, которые предстали картинкой в её голове, выливались в прекрасные звуки наяву: громче и тише, то ускоряясь, то замедляясь. Все звуки скрипки мелодично переплетались со звуками фортепиано.       В зале стояла тишина. Никто из сидящих там не посмел произнести ни слова, пока девушка стояла на сцене, а может быть, ей просто показалось. Учителя внимательно слушали, некоторые даже прикрыли глаза, наслаждаясь мягкой и нежной мелодией, звучащей в исполнении молодой милой девушки. Она отбивалась от стен и наполняла каждый уголок зала, оседала подобно росе, эхом проникала в коридор здания и дарила ощущение лёгкости.       Сыграв последний такт, девушка опустила скрипку, и взглянула на свою учительницу, которая сидела явно затаив дыхание, но когда словила на себе взгляд своей ученицы, едва ей кивнула и улыбнулась одними уголками губ. В тот момент девушка поняла, что беспокоилась зря, но её не отпустило даже сейчас — внутри она всё ещё ощущала ментальную дрожь.       Как только был сделан финальный поклон, а скрипка, которую девушка заберёт после окончания прослушивания, положена обратно на рояль, Анастасия вышла — чуть ли не выбежала — в коридор, и выдохнула полные лёгкие воздуха. На сегодня всё закончилось, теперь оставалось ждать только списков.       — Извини, — ей на плечо кто-то положил руку.       Девушка повернулась и уткнулась взглядом в ключицу парня. Подняв голову, она встретилась с ним взглядом: у него были красивые глубокие голубые глаза и мягкая добрая улыбка.       — Анастасия, кажется?       — Да.       — Ты очень красиво сыграла.       Девушка улыбнулась.       В пятницу утром, еле досиживая последние три минуты урока английского языка, Анастасии больше всего хотелось оказаться сейчас где-нибудь дома, устроившись под одеялом в компании книги, но никак не на лекции учителя с монотонным голосом. Удобно устроившись за спиной своего одноклассника, которого сегодня посетила чудесная мысль сесть перед ней, за которую она была благодарна всей душой, девушка пыталась хоть на секунду избавиться от мыслей о её будущем и о том, что скажет мама, если её дочь не примет участие в конкурсе.       Однако отвлечь её смогло только пришедшее сообщение, как раз когда прозвенел звонок на перемену. Быстро скинув учебники в сумку, девушка провела по дисплею телефона и открыла сообщение от Марьи Денисовны, которая просила её немедленно подняться в кабинет. Анастасия вышла и направилась вдоль длинного тёмного коридора, где ученики поспешно приступили к своим обычным делам: кто-то сплетничал, устроившись у окна, кто-то переписывал домашнее задание на подоконниках. Народники, как ни в чём не бывало, играли на аккордеонах, балалайках, баянах и бандурах, некоторые из класса девушки достали скрипки и судорожно начали репетировать.       Не успев пройти и пары метров, девушка со звонким голосом и ярко накрашенными алыми губами схватила её за предплечье и поравнялась с ней. Заправив прядь за ухо и, улыбнувшись, она громко прощебетала:       — Привет, Стася! Как твоё вчерашнее прослушивание?       — Доброе утро, Крис, — поздоровалась скрипачка и ощутила внутри себя радостный трепет от встречи с подругой, которую не видела уже около трёх дней. — Марья попросила подняться, со мной пойдёшь?       — Без проблем, — ответила Кристина и поспешила вслед за подругой.       Пока её сумка болталась в руке, а ноги едва успевали касаться ступенек, поднимаясь на второй этаж здания, где находился кабинет Марьи Денисовны — или просто Марьи, как всё называли её между собой, — Крис успела задать огромное количество вопросов своей подруге. Но она всегда была такой, сколько Стася её помнила — все два года её учёбы здесь, начиная от первого сентября, когда её лучшая подруга — на данный момент — случайно перепутала кабинет струнников и эстрадников, а девушка помогла ей найти нужный.       У Крис был прекрасный голос, она любила короткие юбки и посплетничать, но, не смотря на это, была прекрасным человеком, который всегда поддерживал Анастасию в трудную минуту, а в хорошее время — просто была рядом.       — Ты не сильно переживала вчера? Прости, что не смогла прийти поддержать, мама снова уехала, оставив меня одну с сестрёнкой, — пробормотала Крис с явным чувством сожаления в голосе, но Стасе и в голову бы ни пришло на неё за это обижаться. Мама её подруги одна воспитывала двух дочек, в которых души не чаяла, и для того, чтоб дать им что могла и больше, постоянно уезжала в командировки, пытаясь добиться повышения на работе.       — Не переживай, всё отлично, — Анастасия мягко улыбнулась и положила ладонь на руку своей подруги, показывая жестом, что крайне благодарна за её беспокойство.       К кабинету Марьи Денисовны пробраться можно было только сквозь толкания и повышение голоса на группу парней из класса третьего, которые заняли всё пространство возле кабинета. Всё же растолкав их, девушки пробрались к дверям и, нажав на ручку, Анастасия вошла внутрь, вдыхая такой знакомый затхлый аромат, пока Крис перебрасывалась фразами со своим знакомым.       Марья Денисовна склонилась над своим столом, перебирая ноты и постоянно поправлять съезжающие очки. Но как только в класс зашла Стася, она подняла на неё глаза, а лицо тронула улыбка. Девушка нерешительно остановилась в паре метров от стола, и только Крис, которая стала за подругой, смогла успокоить её нервное ожидание.       — Настенька, деточка, — учительница обогнула стол и всплеснула руками, — у меня для тебя отличные новости! Несмотря на то, что списки участников будут выставлены только в понедельник, директор уже оповестил меня и моих коллег о своём решении. Ты просто молодец вчера была, многие это отметили, так что и городское жюри тоже, наверняка, оценит.       До Анастасии начало доходить. Когда женщина договорила последние слова, девушка просто застыла, а потом, на радостях, бросилась к учительнице и обняла. Женщина явно этого не ожидала, поэтому ответила слегка смущенно.       Крис, наблюдавшая эту картину, тоже невольно улыбнулась и почувствовала гордость за свою подругу, пообещав себе, что обязательно придёт на её выступление. А пока прозвенел звонок, им пора было расходиться по кабинетам, поэтому она схватила Стасю за руку и вытащила в коридор.       Стася просто стала, не замечая никого вокруг, лишь хватаясь за Кристину, пытаясь поделиться с ней своим хорошим настроением, которое у той и так присутствовало. Кто-то случайно задел девушку плечом и извинился, но она не заметила — или не хотела обращать внимания, пытаясь не растерять отличный настрой после замечательной новости. Она обратила внимание только на глубокие голубые глаза обладателя красивого низкого голоса, который сказал «Привет» в её сторону и скрылся за поворотом.       Подвышенное настроение Анастасии оказалось испорчено только к вечеру пятницы. Её мамой.       — Подожди, в смысле она ничего не сказала? — спросила Крис в субботу утром по телефону.       — Просто кивнула, мол, молодец, и всё, — Анастасия слегка расстроилась, снова вспоминая никакую реакцию мамы на её новость.       — А сейчас ты куда идёшь? Я слышу шум машин.       — Решила прорепетировать в каком-нибудь открытом классе, потому что сегодня мама дома, и я ушла, чтоб не портить себе настроение, — сказала девушка, заходя в ворота музыкального училища.       — Ну, и правильно. Ладно, красотка, иди, трудись, а вечером я тебя жду у себя. Договорились? — подруга явно улыбнулась на той стороне провода.       — Конечно, — хотя на самом деле желание впасть в депрессию где-нибудь у окна, читая книгу, было намного больше, но она отдавала себе отчёт: если не изгнать хандру на ранней стадии — захлеснёт.       Девушка отключилась, засунула в карман джинсов телефон и поднялась по ступенькам к старому зданию, которое давно уже пора было отреставрировать, но все эти старые стены, окна с деревянными рамами и выскобленные карнизы придавали ему даже какое-то величие. Стася обернулась на предпоследней ступеньке, кинула взгляд на узкую тропинку, ведущую к воротам и клумбы, раскинувшиеся по обе стороны этой тропинки, которую нещадно обливало своим светом солнце. И от чего-то на душе вдруг отлегло, как будто на секунду она оказалась в другом мире: там, где не чувствует, что что-то кому-то должна, там, где она ощущает свободу во всём понимании.       Анастасия улыбнулась и открыла дверь училища, готовая к репетиции того, что собиралась представить на конкурсе. В училище было довольно пусто: разве что на втором этаже был открыт секретариат, и работало пару учителей, даже директора не было на месте.       Но по мере того, как она приближалась к классу, который постоянно был открыт, её уверенность в своих силах постепенно терялась, растворяясь в страхах и сомнениях. В этом кабинете, в основном, хранились стулья для торжественных мероприятий, на которые не хватало мест в актовом зале, и стояли книжные шкафы, которые не видели письменных изданий уже большое количество времени.       В классе стояло фортепиано — старое, расстроенное, хоть и вполне сносное для игры, но поскольку девушку оно не особо интересовало, она водрузила на него свой рюкзак с термосом, где заварила себе чай, и скрипку.       Она аккуратно открыла чехол и провела пальцами по инструменту, едва задевая струны. Переложив скрипку на крышку фортепиано, девушка достала ноты и установила их на импровизированном пюпитре из книг, найденных в кабинете. Слегка протерев волосы смычка кусочком канифоли, Анастасия взяла скрипку и установила её в нужном положении на плече.       Ей всегда казалось, что игра на инструменте полностью отражает настроение в данное время, но это не казалось — это так и было. Когда всё было прекрасно, птички за окном пели, а желание наслаждаться жизнью оказывалось сильнее всех остальных, то прекрасная музыка так и лилась, но сейчас… Она понимала, что если бы так она играла на прослушивании, то никогда бы в жизни её не отправили на конкурс.       С течением того, как грусть всё больше затапливала девушку, мелодия всё больше портилась, вызывая лишь нежелание продолжать репетицию. В таком отчаянии Анастасия и отложила скрипку, налила себе немного чая из термоса и, облокотившись на пианино, начала вглядываться в окно, как вдруг дверь открылась, и в класс зашёл парень и, прочистив горло, удивлённо сказал:       — Эм, прости, я не знал, что здесь кто-то будет.       — Да, ничего, я всё равно уже собиралась уходить, — девушка глянула в его сторону, и совершенно безразлично отметила, что это тот самый парень, который позавчера отметил её игру после прослушивания. — Здравствуй, — и она улыбнулась.       — Мгм, привет, — он смущённо — или ей показалось — прикрыл дверь и переступил с ноги на ногу. Он был милым и довольно высоким, с зачёсанной назад шевелюрой и мягкой улыбкой. — Настя, кажется?       Девушка слегка скривилась.       — Не люблю это сокращение. Для друзей — просто Стася, — и она, сделав два шага по направлению к нему, протянула руку, которую парень тут же пожал.       Это было слегка неловко.       — Никита.       — Очень приятно.       — Мне тоже. Ну, расскажи-ка мне, Стася, что ты здесь делаешь?       — Пришла прорепетировать. Дома… — она едва было, не сказала про мать, но решила воздержаться. — Просто не хотелось там быть. А ты? — она уселась на какой-то стул возле окна, подливая чай из термоса.       — А у меня просто пианино дома нет.       — Так ты пианист? Какой класс? Тоже на конкурс?       — Как много вопросов сразу, — он усмехнулся и сел напротив Стаси возле пианино, — но да, пианист, во втором классе. И да, тоже на конкурс.       Ответ явно удовлетворил девушку.       — Хочешь чая, пианист? — и она отсалютовала ему термосом.       Воскресное утро подарило девушке ужасную головную боль, желание прямо сейчас обратно отправиться в мир Морфея, а ещё непреодолимое ноющее ощущение того, что сегодня обязательно пойдёт что-то не так. В воздухе пахло приятной осенней свежестью, которая означала, что холода уже не за горами, но солнце всё ещё ярко светило. Птички пели свои последние трели, а простыни были довольно прохладными и приятно отдавали мятным ополаскивателем для белья.       Нехотя поднявшись с кровати, Анастасия потянулась и направилась в ванную. В воздухе витал запах свежеиспечённых блинов — «Наверняка мама приготовила с раннего утра перед тем, как уйти», — подумала девушка. Но мама оказалась дома. Алевтина Павловна — так её звали — сидела на кухне и пила чай, смакуя вчерашним лимонным пирогом, явно наслаждаясь каждой секундой. Стася поздоровалась и, плеснув себе в чашку кипятку, заваривая чай из пакетика, села рядом с женщиной.       — Как у тебя дела в школе? — спросила женщина.       — Да всё хорошо, спасибо. Вчера ходила репетировать в училище произведение на конкурс.       — Почему не дома? — сухо спросила Алевтина Павловна.       — Решила тебе не мешать, да и всё равно с Кристиной встречались, — Стася завернула себе два блина с вишнями.       — Она мне не нравится. Я бы не хотела, чтоб ты с ней общалась.       — Мама! — девушка возмутилась. — Это не тебе решать!       — Как ты не понимаешь! Тебе надо сейчас об учёбе думать, а не о каких-то подружках.       — Мама! — девушка так резко поставила чашку на стол, что чай немного выплеснулся. — Я постоянно работаю в школе, у меня в аттестате нет ниже четвёрки, что тебе ещё от меня надо?       — Ах, ниже четвёрки нет? Тогда что это за двойка по информатике, за которую мне звонила Марья Денисовна?       — Это просто двойка, мама, — есть резко перехотелось, — а не вся жизнь. Спасибо, — она поднялась из-за стола и вышла из кухни, заперевшись в своей комнате. Быстро натянув джинсы и кофту, причесав волосы и собрав в рюкзак все необходимые вещи, Анастасия обулась и выскочила из квартиры, не услышав ни одного слова от мамы. От этого на душе стало как-то больно и неприятно, обида затапливала с головой, но слёз не было. Оно и к лучшему.       Крис жила в паре кварталов от неё в пятиэтажке, окна которой выходили на проезжую часть, а в дворике всё было зелёным и цветущим, солнце падало на детские карусели и искрилось на земле, придавая миру золотистости. Кто-то курил на балконе, дети бегали на площадке, люди проходили туда-сюда мимо дома. Крис выбежала почти сразу же: румяная, с растрёпанными двумя косичками, вся такая домашняя, что Насте захотелось обнять её и не отпускать. Хотя она отдавала себе отчёт, что ищет утешения.       Кристина обняла её первой, совсем тепло и уютно, как обнимают родных или давних друзей.       — На качели? — спросила она, мягко улыбаясь, на что подруга кивнула.       Если сравнивать качели с жизнью, что выходит крайне поэтически, по мнению Стаси, то получается, она постоянно на грани колеблется. Из стороны в сторону, туда-сюда. То к раю, то к аду качели склоняются, но ни до одного не долетают. Такой себе закон маятника: то в хорошее, то в плохое, совершенно не останавливаясь и не задерживаясь ни на секунду.       — Я знаю, что мы вчера с тобой виделись, но мне нужно с кем-то поговорить сейчас, я тебя не отвлекла? — спросила Анастасия тихим грустным голосом.       — Что ты! — воскликнула её подруга. — Ты никогда меня не отвлекаешь! Что случилось?       По сути ничего не случилось. Просто Стасю стал раздражать чрезмерный контроль со стороны мамы и отсутствие какого-либо права на личное мнение. Это обременяло с такой силой, что становилось до невозможности тесно — тесно из-за присутствия какого-то чужого в её действиях.       — Мы можем об этом не говорить? — она посмотрела на Кристину крайне грустными глазами, полными надежды.       — Конечно, — она улыбнулась и продолжила, раскачиваясь на качелях, — лучше расскажи, как твоя подготовка к конкурсу?       — Дело в том, что конкурс уже в среду, а я не могу собраться и нормально прорепетировать. Я постоянно сбиваюсь, потому что в мыслях постоянно возвращаюсь к маме, и…       — Так, стоп! В эту среду?       Анастасия кивнула.       — Ты завтра остаёшься после уроков репетировать в том старом классе или идёшь домой? — лицо Крис сделалось крайне обеспокоенным.       — Я лучше там останусь, мне там легче, — Стася улыбнулась.       — Да ладно, в школе тебе легче? Совсем какая-то отчаянная, — девушка враз повеселела, — хотя я всегда знала, что ты слегка странная.       — Ах, странная, — Анастасия соскочила с качели и засмеялась. — А кто до седьмого класса был уверен, что Северного полюса не существует?       — Ах, ты! Да как ты смеешь? — Крис следом спрыгнула и заключила подругу в объятия. — Не хочешь по мороженому?       Девушка кивнула с горящими глазами.       Уроки в понедельник тянулись, казалось, бесконечно долго. Часы тикали слишком громко, пылинки опускались на кофту слишком медленно, а батареи, которые включили из-за резко испортившейся погоды, грели чересчур. В окне плакало небо. Оно обернуло в своё серое пушистое одеяло весь видимый мир и укутало в свои объятия, будто бы приветствуя начало настоящей дождливой осени. Крупные капли падали из этой бездонной свинцовой пелены, разбиваясь об асфальт, смешиваясь с пылью, и навсегда исчезая под подошвами снующих туда-сюда людей. Холодный ветер стучал в окно, всё пытаясь проникнуть сквозь оконные рамы в тёплый кабинет и поселиться у каждого в душе.       Казалось, тепло упаковало свои вещи в большой саквояж, перебросило шарф через шею и, махнув рукой, ушло куда-то далеко-далеко, но обещало вернуться. А осень, пролетающая мимо с её холодами, решила, что она здесь непременно нужна. Она терпеливо прошлась по аллеям города, окрасила листья и прикоснулась своими ледяными руками к небу, словно, пытаясь успокоить его истерику, но у неё не получилось.       Анастасия глядела в окно, на стекающие по стеклу капельки, образовывающие дивные узоры, которые искрились, отбивая свет. Вся эта меланхолия дарила душе непонятное состояние ожидания — слегка нервного — непонятно чего. Именно оно заставляло скрежетать зубами при каждом слишком громком звуке, потому что невыносимо хотелось тишины.       Она её получила, едва переступив порог пустого класса, когда все ученики уже разбежались со школы, попав под ужасный ливень горьких слёз по ушедшему теплу, вперемешку с опасением очень долгой зимы, как будто природа вдруг перестала верить, что всё обойдётся.       В воздухе витал шлейф цитрусовых духов, до жути знакомых. Анастасия прикрыла глаза, как будто наяву, видела силуэт женщины ходившей по классу, цокающей своими шпильками по деревянным доскам, без конца дающей кому-то указания. Она так пыталась вспомнить, кто же это, но так и не смогла, как будто эту тайну в её голове кто-то застелил непроглядным туманом.       Анастасия включила запись этюда на телефоне в исполнении фортепиано, чтобы легче было подстроиться под мелодию, и как только скрипка оказалась уложена на плече, с пальцев девушки моментально сорвалась мелодия, окутывая всю комнату своими прекрасными звуками. Мягкий этюд с лаконичными переплетениями проигрышей проникал под кожу, перевязывал между собой артерии, наполняя их прекрасными звуками. Музыка всё звучала, перешёптываясь с ветром за окном и образовывая уже свой вихрь, который не угас даже, когда она закончилась.       Как только Анастасия сняла скрипку с плеча, из дверей послышались аплодисменты. Резко повернув голову, она увидела в дверях своего нового знакомого, который стоял, опираясь о дверной косяк, и медленно хлопал в ладоши.       — Мне очень понравилось! Почему-то я и не сомневался, что найду тебя здесь, — и он улыбнулся.       — Мгм… — она смутилась. — Привет!       Никита вальяжно зашёл в комнату и, прикрыв дверь, уселся на стул с таким видом, словно это был не обычный табурет из дерева, а королевский трон. Анастасию даже слегка напрягла такая самоуверенность в поведении, но потом он продолжил тихим мягким, слегка успокаивающим голосом, и она о ней забыла:       — Почему ты не дома?       — Я не хочу, там… В общем, просто не хочу.       — Что-то случилось?       — Это семейное, не важно, — она улыбнулась.       — Если у тебя есть желание поделиться, то я тебя внимательно выслушаю. Ты же должна знать, что незнакомцам легче открываться, правда, ведь?       — Мы с тобой знакомы. Так, маленькое уточнение, — девушка опустила глаза и начала рассматривать щель между досками на полу.       — Ты ничего обо мне не знаешь, кроме имени и того, что я пианист, участвующий с тобой в одном конкурсе. Знаешь, если следовать такой логике, то я знаком с Хичкоком и Тарантино. Они, правда, не музыканты, да и в конкурсе с нами не участвуют.       — Ха-ха, очень смешно, — язвительно ответила Стася, хотя тень улыбки на её лице всё же промелькнула.       — Так что случилось, Стася? — он сделал акцент на её имени, и после этого она уже не смогла ему не рассказать.       С раннего детства всё не складывалось, она это прекрасно помнила. Отец ушёл, когда ей было три: то ли не выдержал семейной жизни, то ли матери Стаси. Он иногда приходил и гулял с ней на детской площадке возле дома, потому что дальше его Алевтина Павловна не отпускала вместе с дочерью. Он дарил ей конфеты, а на день рождения как-то подарил большого плюшевого мишку, который до сих пор стоял у неё в комнате. А потом он уехал. Ей было шесть, но она прекрасно помнила, как он сказал ей перед тем, как уйти — теперь навсегда, — что переезжает в другой город, и они больше не увидятся.       Тогда мама слетела с катушек. Начала загонять себя работой настолько, что её не бывало дома даже по выходным, а как только у девочки начал проявляться музыкальный дар, отдала её в школу, но не принимала особого участия в её жизни. Не сказать, что Стасе там нравилось. Многие дети считали нормальным насмехаться над ней из-за отсутствия отца, а учителя постоянно требовали нечто, казалось, сверхъестественное, забывая, что существует ещё и общеобразовательная школа. Но даже такое отношение не отвернуло её от музыки, потому что в какой-то момент она поняла, что её тянет к скрипке, как ни к чему другому. Так и находится дело всей жизни — просто в какой-то момент понимаешь, что не можешь без этого жить.       А когда пришло время музыкального училища, то начала вмешиваться мама, заявив, что отдаст туда дочь при одном условии: она должна учиться на «Отлично». Вообще, в какой-то момент жизни Алевтина Павловна решила, что многое упускает в жизни дочери и пора взять её в ежовые рукавицы. Но теперь уже дочь отказывалась её принимать, и тогда начался сущий ад. Нельзя было прийти домой и избежать скандала, потому что они начинались абсолютно по любому поводу: Настя не расслышала вопрос, самостоятельная работа написана недостаточно хорошо, а ходить гулять раз в неделю — это «Слишком часто».       — И в один прекрасный день я поняла, что лучше жить по её правилам, чем терпеть ежедневные скандалы. И поэтому я сейчас здесь, в тишине, где никто не будет капать на мозги и говорить, что я играю «Недостаточно выразительно», и это не понравится никому.       — Почему ты живёшь жизнью своей мамы? — спросил парень, в глазах которого читался явный шок вперемешку с удивлением. Он ни на секунду не мог поверить, что у девочки с такими искренне-добрыми глазами в жизни происходят совсем не воодушевляющие вещи.       — Что ты имеешь в виду? — она подошла ближе и присела на стул возле фортепиано, повернувшись к парню вполоборота.       — Скажи мне, когда ты в последний раз наслаждалась тем, что делаешь, а не просто, потому что должна так делать? Когда ты в последний раз играла для себя?       — Я… Эм… — она попыталась вспомнить, но тщетно. — Я не помню.       — Тогда попробуй. Прямо сейчас. Прекрати думать о матери. Давай, сыграй, а я тебя послушаю.       Среда подступила незаметно. Она пробралась утром в душу Анастасии и решила напомнить о том, что сегодня крайне знаменательный день. Стася проспала десять часов. Спустив ноги с кровати, она долго сидела, склонив голову, и, как бывает после долгого сна, пыталась понять, почему на душе такое странное чувства беспокойства, и лишь потом она вспомнила. Благо, мамы уже не было дома, так что никто не смог испортить ей настроение с самого утра, однако на холодильнике висела записка: «Желаю удачи. Мама». Это слегка смутило девушку, потому что раньше ничего подобного никогда не было.       Наспех перекусив и съев кусочек шоколада, девушка надела своё нарядное синие платье и красивые лаковые туфли, собрала волосы в высокий хвост. Едва переступив порог школы, она услышала запах духов Крис, а секундой позже подруга заключила её в объятия и, как обычно, начала тараторить.       — Марья тебя искала, они собираются все на втором этаже. Все директора из других школ уже на месте, так что они начинают через пятнадцать минут. Я буду сидеть в третьем ряду, если начнёшь волноваться, то смотри на меня, поняла?       — Поняла, но мне кажется, ты нервничаешь больше меня, — и девушка залилась искренним смехом.       Марья Денисовна хлопотала. Другим словом нельзя было назвать то, как она суетилась возле всех учеников вместе с ещё некоторыми учителями, постоянно переспрашивала, как она себя чувствует. А потом она увидела Никиту. Он стоял в стороне, очень нарядный: с уложенными волосами, в синем костюме и бабочке, — и непринуждённо болтал с какой-то девушкой. Она хотела было подойти, поздороваться, но словно какая-то сила остановила её, и Анастасия вновь впала в размышления о конкурсе и о том, как себя успокоить.       Их повели к актовому залу и велели ждать, но буквально через несколько минут вышел директор и сказал, что начинают с народников. Около часа она ходила туда-сюда по коридору, пытаясь игнорировать назойливых учеников, которые считали своим долгом её дёргать. За окном была всё такая же нелётная погода, так что коридоры тёмного помещения освещал только бледно-лимонный свет. Но погода никоим образом не оказывала влияние на настроение девушки, наоборот, она даже чувствовала некую возвышенность.       Никита её не заметил или сделал такой вид, пройдя мимо неё в метре и даже не поздоровавшись. Это её слегка задело, но потом она отбросила эти мысли. Он её мог просто не узнать, да и никто никому ничего не должен. Когда началось отделение скрипачей, перед Стасей выступили две незнакомые ей девушки — наверное, из других школ. Но как только назвали её имя, сердце пропустило пару ударов и вновь пошло работать с неизмеримой скоростью. Девушка только собиралась сделать шаг на сцену, как над её ухом прозвучал знакомый голос её нового знакомого:       — Стася, — он снова сделал акцент на её имени, — сыграй это произведение для себя.       И девушка поднялась по ступенькам.       На неё смотрела куча внимательных и бегающих туда-сюда глаз, словно изучали её, но потом она поставила скрипку, прикрыла глаза, и… Кто-то спешно взбежал на сцену, она хотела посмотреть, но решила не отвлекаться.       Игра пианино начинает медленно смешиваться со звуками скрипки. Она не открывает глаз, холодный ветерок пробегает по её спине. На улице идёт дождь, его капли неспешно текут по стеклу, вырисовывая различные узоры. Ещё несколько секунд и они стекут с гладкой поверхности, больно ударяюсь о землю, тем самым прекращая своё дальнейшее существование.       В голове звучат последние слова Никиты: «Сыграй это произведение для себя», и сразу же рисуется образ чего-то светлого и тёплого, совершенно такого, чего не было раньше. Этюд выходит слишком грустным, но пылкий жар селится где-то внутри. Стася впервые за долгое время ощущает себя именно в то время в том месте, чего не чувствовала уже очень давно. Желание замереть в моменте.       Она не замечает, как кусает губы и вслушивается в эту мелодию всё больше и больше, пытаясь заполнить ею не только комнату, но и саму себя. Не замечает, как музыка становится всё тише, а затем и вовсе утихает. Мелодия вышла слишком грустной и короткой, но именно такой, какой должна была быть.       Анастасия открывает глаза и смотрит в сторону рояля, где повернувшись вполоборота, сидит Никита, и она тут же ловит взглядом улыбку на его губах. В зале взрываются аплодисменты, почти все ученики поднимаются со своих мест. Стася находит взглядом Кристину, действительно находящуюся в третьем ряду, которая хлопает в ладоши чуть ли не громче всех остальных. Девушка улыбается.       И на душе становится хорошо-хорошо.       Победа над собой — лучшая победа в мире.