Закулисье Т.К.

Uber мягко скользил по паутине малолюдных улиц 18 округа, где находился наш отель, взяв курс на юго-запад, в самое сердце Парижа. Тина самозабвенно рассматривала фасады пастельных домов, уютных кафешек и ресторанчиков, манящих своим теплом и ароматами даже через окна. Уголки ее губ то и дело содрогались от наслаждения, когда она улавливала новые прекрасные детали за окном, и огромные счастливые глаза тотчас же впивались в мои, с молчаливыми возгласами «Посмотри, ты только посмотри на это!». Я едва поспевал за направлениями ее взгляда, собирая эти эмоции, словно блестящий бисер. Позади нас, на высоком холме Монмартра виднелась белоликая Сакре-Кер, бессменный дозорный Парижа. Всегда очень любил это место. Нужно будет обязательно сходить туда, вдвоем. - Ты впервые в Париже, Кенгуруш? - Нет, но в этом районе была всего один раз и очень давно. Здесь…здесь как-то все слишком по-настоящему. – Ее глаза ярко блеснули, в унисон выглянувшему из-за облака застенчивому январскому солнцу. Я разделял ее ощущения. - Да, он пульсирует жизнью, без подделок и пафоса. Чистейшая энергетика. Может, поэтому сюда приезжали творить разного рода гении. - Гении… - Тина улыбнулась мне, и ее взгляд снова растворился в панораме за окном. – Возможно. Вскоре мы уже были во 2 округе. Здесь как-то раз я набрел на совершенно невероятную блинную, где я навсегда оставил свое сердце. Темно-синий козырек над входом, витиеватые белые буквы вывески, длинный перечень названий лакомств, старательно выведенных от руки мелом на черной гранитной доске у двери. Я взял Тину за руку и повел внутрь. С порога нас тотчас же, в духе самого радушного хозяина, ласково обняло тепло и завораживающие ароматы выпекающихся крепов. Мы сели за столик в глубине кафе и молча любовались огромными картинами с парижскими пейзажами в ретро стиле. Улыбчивый официант, абсолютно не владеющий английским, как и весь персонал здесь, оперативно доставил наш заказ. Мы оба были ужасно голодны, так как толком ничего не ели, кажись, со вчерашнего утра. - Что будем делать потом, - спросила Тина с нескрываемым энтузиазмом, жуя блинчик с бананом, утопающий под толстым слоем воздушного крема и шоколадной крошки. - Можем вернуться в номер, и ты расскажешь мне еще кое-что о созвездиях… - я хитро подмигнул ей, вырезая из полотна ее памяти те жаркие картинки с обменом рубашками. Ее красивые скулы тронул густой румянец, и я тут же почувствовал под столом болезненный пинок ногой. - Ты когда это прекратишь? – громко рассмеялся я в ответ на хулиганскую выходку. – Боюсь, мне придется наказать тебя за побои. – Пока Тина смеялась в ответ, хитро глядя на меня, я шмыгнул вилкой в ее тарелку, отбирая жирный кусок ее блюда и самодовольно поедая его под взглядом изумленных глазах. – Для начала… я отберу у тебя еду. Недолго думая, Тина потянулась рукой к моей тарелке, намереваясь мстить в ответ, но я успел перехватить ее. В порыве этой атаки кончики ее пальцев угодили в карамельно-сливочный топпинг на моем блюде. Поддавшись сиюминутному импульсу, я поднес их к губам и мягко прошелся по каждому, медленно сцеловывая сладость, словно нектар с цветочных лепестков. В голове стало ватно от этого спонтанного поступка. Тина смотрела на меня немного изумленно, приоткрыв рот то ли от неожиданности, то ли от наслаждения моментом, а затем, засмущавшись в край, пошла на попятную, аккуратно выскальзывая из моего хвата. - Что за неуместная эротика, Дан, - хихикнула она, пряча взгляд как красноречивое доказательство всего, что я в ней всколыхнул. – Тебе нужно успокоиться. В этот момент айфон Тины мягко завибрировал. Следом где-то в кармане пальто буркнул и мой гаджет. Пришло сообщение от авиакомпании, что наш рейс в Лондон запланирован на завтра, на 9 утра. Насытившаяся зима, наконец, выпустила город из своих жадных лап, и обещала снова предоставить небо в распоряжение людей. Мы с Тиной переглянулись. Я не увидел радости в ее глазах, скорее безликое удивление, к которому она пыталась подобрать краски. Внутри себя я чувствовал, как неумолимый жизненный поток, который отстал от нас двоих с момента приземления в Париже, снова уносит ее далеко от меня. Завтра в 9 утра мы сядем по своим креслам, а потом покинем борт в Лондоне уже порознь, надев свои защитные очки, закутавшись в пальто и заняв руки чемоданами, вместо ладоней друг друга. Наверняка даже не осмелившись обняться под взглядами встречающих нас людей… - Давай поедем в Орсе, - голос Тины резанул полотно моих мрачных мыслей, и я снова сфокусировался на ней. Она смешно дожевывала остатки блинчика, игриво захватывая языком шоколадные крошки в уголках губ, как довольный котенок. - А давай. Правда, не обещаю, что я смогу любоваться там кем-то, кроме тебя, - осторожно добавил я, предварительно убрав подальше ноги под столом в ожидании очередного пинка, но получил в ответ кроткий поцелуй в уголок губ от Тины, ловко перегнувшейся через стол и притягивающей меня к себе за ворот свитера. - Невыносимый! В Орсе мы провели остаток светового дня, блуждая за руку по его этажам, по многочисленным галереям, среди легендарных картин и скульптур. За все время между нами прозвучала скупая щепотка фраз, зато встречные взгляды то и дело вспыхивали звездами друг в друге, задевая за живое, будоража самые глубинные ощущения мыслями, которые полыхали в их глубине. В живописной красоте вокруг мне чудились черты и оттенки женщины, которую я вел за руку. Вот «Олимпия» кисти Мане смотрит на меня ее глазами, в миг, когда они полны густой тягучей грусти и отрешенности… А вот такое знакомое мне расположение двух пальцев на подбородке, но это всего лишь незнакомка из «Завтрака на траве»… Я видел этот сосредоточенно-легкомысленный жест в кафе всего час назад. А вот Венера Гогена, и у нее в точности такой же оттенок кожи и плавность линий тела… Между залами экспозиции, в тени безлюдных узких коридоров, я то и дело ловлю горячие губы Тины своими. От нее вкусно пахнет ванилью. Смущаемся каждый раз, как подростки, и приглушенно хохочем, не в силах контролировать это безумство. Держу ее руку в кармане своего свитера, когда мы в очередной раз выныриваем в ярко освещенную квадратную комнату, синхронно поджав губы, исцелованные до оттенков слишком откровенного алого. Очередной музейный смотритель зевает нам на встречу и равнодушно утыкается в строки газеты. И только Ван Гог смотрит понимающе с полотна автопортрета напротив, непреднамеренно став свидетелем одной из тайных сцен в коридоре. В его глазах не вижу больше тоскливой тревоги, которая при каждой встрече неприятно царапает мою душу. Сегодня они полны вдохновения. - Не нахожу «Ночь над Роной», - тихо шепчет мне Тина, обдавая теплым дыханием мочку уха, - я так люблю эту работу. Перевожу ей попавшееся на глаза объявление: «Ночь» уехала на выставку в Лондонский Тейт. Тина заметно расстроена. И снова Лондон... Город словно подглядывает за нами. - А знаешь, что Ван Гог вдохновился на эту работу именно в Лондоне? – спросила она, купаясь во внимании моего взгляда. Я хмыкнул. – Ему было 20, когда он впервые приехал туда. И как-то гуляя вдоль Темзы вечером, он влюбился в этот пейзаж и воссоздал его уже на берегу Роны. Сияние звезд и фонарей, и все это смешивается в одном. Просто космос… Я упивался тем, с каким наслаждением она рассказывает о картине. Казалось, внутренним взглядом она мягко скользит по знакомым мазкам на полотне гения, открывая мне самые сокровенные его полутона. - Зато сегодня у нас будет ночь над Сеной, - улыбнулся я, обнимая ее за плечо. Мы медленно шли к выходу. – Только сначала предлагаю что-то перекусить и завалиться в киношку отдохнуть. А то какое же это свидание без секса на галерке?! Я рассмеялся, когда она сильно хлопнула меня по спине рукой, которой до этого обнимала. - Что за неприкрытые домогательства, Дан! – злобно кокетничала Тина. - Ну, почему же. Они пока прикрыты одеждой. Мы смеялись, не отпуская друг друга от себя дальше расстояния вытянутой руки. - А на какой фильм мы пойдем? – поинтересовалась Тина уже на выходе из Орсе. - А разве это имеет какое-то значение? – улыбнулся я в ответ.