хрупкие

ю чон ен злится. чувствует, как ярость – неразбавленная, выжигающая все дотла, и такая ранящая своей остротой – скребётся внутри когтями, рвется наружу и... вырывается. у дан и взгляд полон ужаса. ю чон ену даже немного эгоистично радостно. она испугается. она выкинет из головы свои глупые думы о побеге. она больше никогда не…. ю чон ен отшатывается. мысли собственные обжигают не хуже чужого предательства. гнев ластится тигром, добычу заманивает, чтобы в следующее мгновение сомкнуть клыки на горле беззащитном. вопрос – кто жертвой окажется: он? она? их общее будущее, кажущееся сейчас лишь несбыточной мечтой? казалось, еще вчера они готовились к вступительным. еще вчера бан е рен сжимала дан и в объятиях, донельзя довольная, что ее взяли. ярость душит горечь, которую дан и каждой своей вымученной улыбкой в глотку заливает. что же ты со мной делаешь, а? она – не делает ничего. она – молчит. закрывается. сбегает. она всегда бежит куда-то, несётся сломя голову за горизонт. кто же за тобой гонится? – хочется крикнуть ю чон ену, – это опять бэк ю мин с ее дряным ртом? а потом он понимает, что сам. сам-сам-сам, все сам, своими собственными руками: нашел себе друга (друга ли?) и самолично ее спугнул. но сейчас, в эту самую секунду, винить себя как-то не получается. зато получается смотреть ледяными глазами в чужие, видеть, как трясутся чужие руки, держать клинок у чужой шеи... получается так легко и быстро все разрушить, молниеносно опустив лезвие гильотины. – ты когда-нибудь считала меня своим другом? дан и вскидывается голову. у нее в глазах – лишь ответный вопрос и уйма страха. ю чон ен сейчас – концентрированный гнев, не подходи, обожжешься. ю чон ен сейчас так хочет, чтобы дан и к нему подошла. но она остается на месте, застывает статуей безмолвной, не делает ни одного шага навстречу. и ю чон ен отходит назад.