Ну... здравствуй?

— Он в госпитале, — Итачи вошел в шатёр, сразу же отвечая на немой вопрос матери, поднявшей голову от бумаг. Пока они были в одном лагере, он пользовался своим положением и жил на порядок лучше остальных. Повисла тишина. Итачи упрямо чего-то ждал, а мама не менее упрямо молчала. — Итачи, — наконец вздохнула она, не выдержав его пристального взгляда. Её уставших глаз коснулась улыбка. — Что такое? — Ты волновалась за него. — Да. — Почему? Микото отложила бумаги, вытянула ноги и вздохнула, задумавшись. — Ревнуешь? — Ты не ответила. Они встретились взглядами, мама рассмеялась, тихо и немного глухо. — Он хороший человек. И он тебе помог. Итачи нахмурился. — Ты не скажешь? Мама покачала головой, мол «не сейчас». Итачи вдохнул, выдохнул, унимая вскипевшую ревность и какое-то огорчение. Снова посмотрел на внимательно наблюдающую за ним маму. Она беспокоилась за Тецуро не как мама воина, состоящего в отряде. И не как беспокоятся смутно знакомые за смутно знакомых. И либо за ним не бегали девчонки всех возрастов, либо этот человек маме нравился... как... как... — Я не собираюсь строить с ним отношения, — хмыкнула наконец мама, возвращаясь к бумагам. — Можешь быть спокоен. У Итачи дёрнулся глаз. По его лицу никто никогда не мог понять, о чем он думал. Кроме мамы. Зато теперь, когда чувство собственничества довольно урчало, взыграла совесть. Разве мама не заслуживает счастья? Мысленно отвесив себе подзатыльник, принялся раскладывать футон. *** Итачи уже спал, когда Микото закончила с бумагами. На часах было около трёх и лагерь наконец затих, окончательно заснув. Потушив светильник, Микото встала, чтобы самой начать укладываться, когда по опорной балке шатра постучали. Итачи встрепенулся, приподнялся. На его вопросительный взгляд и зажатый в руке кунай Микото ответила тяжёлым вздохом. — Всё в порядке. Сын кивнул, также молча завалившись обратно спать, а она вышла на улицу. Что ожидаемо, там уже никого не было, зато обнаружился встревоженный дежурный, уже открывший было рот, чтобы начать оправдываться. — Проверка готовности. Вольно, — прервала она его и дежурный, облегчённо выдохнув, почти бегом вернулся на пост. Сама Микото, максимально скрывшись от сенсоров и кого бы то ни было, отправив клона восстанавливать столь необходимый ей сон, сначала нырнула в тень деревьев, а потом, обойдя лагерь по дуге, запрыгнула за небольшой валун и коротко свистнула. Это место они ещё десять лет назад установили, как "тайное". Здесь Минато обменивался с Фугаку данными, что уже о многом говорило, так как эти двое на людях упорно придерживались тактики "на дух не переносим". В следующий миг на соседнем валуне объявился и сам Минато. Что удивительно, оригинал, а не клон, как ожидалось. Микото прищурилась, Намикадзе вскинул руки. — Дети в порядке, в Конохе Джирайя. По её взгляду поняв, что это так себе оправдание, он вздохнул. — Так было надо. — Они будут целы? — дрогнувшим голосом спросила Микото, мгновенно просчитав, что задумал старый друг. — Ты совсем... Минато... это же... — На подстраховке все, в ком я уверен. Ямато, Цунаде, Джирайя, Нагато. С ними всё будет в порядке. Микото глубоко вдохнула и выдохнула. — А я... — Должна подставиться, — Намикадзе был подавлен, но странно решителен. Микото посмотрела ему в глаза. — Насколько сильно? — Итачи должны призвать в Коноху для принятия титула главы. — И его попытаются убить по дороге, верно? — у Микото внутри всё перевернулось от осознания того, какая партия разыгрывалась в Конохе все это время. — Минато, скажи, сколько это длится? Взгляд Намикадзе стал совсем обреченным. — Я пытался решить другим способом... эти шакалы не понимают... — оправдываясь заговорил он. — Им не нужна процветающая Коноха под чужим руководством, они согласны на слабую деревню, но под их колпаком... — Сколько, Минато? — С того самого дня. Микото закрыла глаза. Восемь лет. Восемь лет Хирузен со старейшинами подтачивали кланы, по-одиночке уничтожая всех союзников Минато... по-крайней мере пытаясь. Восемь лет этот... этот... гений молчал. — Миссия в стране Волн, два года назад. Когда Итачи... — Он оказался им не по зубам, — грустно усмехнулся Минато. — Но в ловушку попался. — Пожар в госпитале. — Попытка заставить Цунаде покинуть Коноху. — Яд в пиале Хиаши во время чайной церемонии. — Попытка рассорить Хьюга и Абураме. В памяти всплывали всё новые и новые факты, детали, случаи. И Минато всё это брал на себя, только чудом сохраняя жизни всем близким. — Почему ты не убил их? — Я дал слово. Сенсей попросил меня оставить стариков в покое, чтобы они доживали свой век в мире и достатке, — устало ответил Минато, Микото в душе хмыкнула, узнав идеалиста-Джирайю. — Мне нужны их прямые действия, чтобы нарушить слово. — Ты... — Не говорил. Думал смогу развести всё до того, как это станет... таким. Они замолчали. Микото не пыталась спорить или оспаривать — все это уже было дело решенное. То, что Минато решил объясниться просто говорило, что пришло время для объяснений. Будь его воля, он бы продолжил молчать. — После этого... — Больше никогда. Клянусь. Микото кивнула, подошла и села рядом с ним, слегка сжимая его руку. Всё такую же сильную... Минато-оригинал покинул Коноху, значит за ним следит кто-то достаточно близкий, чтобы мигом донести кому надо, что за креслом Хокаге сидит клон. Вероятно, кто-то из АНБУ. Минато-клон развеется нескоро, значит действовать будут осторожно или ударят со спины. При первом варианте у Микото около трёх дней, чтобы подготовиться и подготовить Итачи, а во втором случае уже завтра нужно будет сыграть с Шинигами в прятки. Впрочем, второй вариант вряд ли возможен, потому что при уничтожении клона Минато мгновенно начнёт действовать и старейшины об этом знают. А Саске с Наруто выковырять из дома очень сложно. Вероятнее всего... — Суббота? — Микото отпустила руку Минато и та безвольно упала ему на колени. Он кивнул. День, когда дети, клон-Минато и Джирайя наверняка пойдут на полигон. Значит, где-то в полдень. Микото едва удержалась, чтобы не разозлиться. Саске, её Саске... Суббота в полдень. Саске такой же гений, что и Итачи, и Шисуи. Но он не был вынужден в четыре лишать людей жизни и видеть смерть. В его взгляде отсутствует сталь надрывности и равнодушия и для гения он слишком медленно развивается. Но Микото знает. Саске, возможно, даже сильнее Итачи и Шисуи. Просто у него нет надобности раскрывать такой потенциал. Просто... — Я уже пожертвовала старшим сыном, — против воли вырвалось, когда она снова подумала про Итачи. — У него же вся жизнь искалечена... война, война, война... Теперь Минато сжал её руку. Микото подумала, так, мельком, что ему, наверное, не до её истерик. Но... — Хотя бы Саске, хотя бы Наруто, Минато... разве мало мы потеряли? — Я знаю, — друг смотрел обреченно, и этот взгляд отрезвлял. — Но не могу. Либо сейчас это сделаем мы, либо потом это будут делать наши дети на наших могилах. Микото дернулась, но замерла. Ничего не решить... так надо. Всего лишь пожертвовать наивностью детских глаз ради их же спокойного будущего. — Что они планируют? — Не знаю, лишь предполагаю. Захват, закладки, шантаж, в возможном варианте развития смерть. — А-а-арг-х, — Микото закрыла лицо руками, чувствуя, как потекли по щекам слезы. Потерять Саске... потерять Итачи... — Все будет хорошо, — Минато слегка коснулся ее плеча, но она лишь жестом прервала его. — Не будем об этом... больше... пожалуйста... Воцарилась тишина. Микото, со всей свойственной себе быстротой вернула себе самообладание. Извиняющиеся улыбнувшись, она всем видом постаралась показать, что в порядке, на деле отложив страхи и волнения на момент, когда останется одна. — Давно хотела спросить... раз уж сегодня ночь откровений, — она чуть заметно улыбнулась, меняя тему. — Почему ты выгнал Орочимару? Минато выдохнул. Глубоко, протяжно... будто Микото спросила что-то, о чем он очень сильно не хотел рассказывать. — Он пытался вернуть Фугаку и Кушину.

*** Семь лет назад. Год после смерти Фугаку ***

— И что это? — Минато подвинул толстую папку сидящему напротив Орочимару. Тот лениво скользнул по ней взглядом, даже не открывая. — Стащенный из моей лаборатории журнал. Минато вздохнул. Это была, кажется, третья ночь подряд, когда он оставался в резиденции Хокаге не возвращаясь домой. — Мы же договаривались, — он потёр щёку, снова и снова вздрагивая от непривычности шрамов. — Я не лезу в твои дела, а ты не нарываешься на старейшин. Змей пожал плечами. Минато вернул папку себе. — Хорошо, что будем делать? Змей откинулся на спинку кресла, демонстративно запрокидывая голову и начиная сверлить взглядом потолок, будто нарочно пытаясь вывести его из себя. Но когда Минато уже собирался было зачитать около-гневную речь, вернулся в нормальную позу, посмотрев вдруг достаточно серьёзно. Так смотрят не на жертву будущих опытов (обычный взгляд Орочимару), а на возможного ассистента по будущим опытам, чего удостаивались очень и очень немногие. — Минато-ку-кун, что ты понял из этого? — губы Змея тронула легкая усмешка. — Работа над техникой Нидайме, улучшение Эдо-Тенсей, — Минато просто физически устал, чтобы вести разговор по своим условиям. — Описание прошедших опытов и перечисление жертв. Змей кивнул. — Я пытаюсь создать технику, которая будет способна выдергивать души из желудка Шинигами, ку-ку, — взгляд блеснул азартом, но мгновенно превратился в холодную сталь. Минато вздрогнул. — Да-а-ас, Минато-кун, ты всё верно понял. — Зачем? Орочимару пожал плечами, очевидно погружаясь в собственные мысли и рассуждая о том, говорить или не говорить. Минато это понял. — Мне нет надобности рассказывать это ни Хирузену, ни кому бы то ни было, — он тоже откинулся на спинку кресла. — Я не настолько... дурак. Орочимару хмыкнул. Достал откуда-то чистый лист, нарисовал круг. — Чистый мир, — сказал он. — Эдо Тенсей работает следующим образом... Орочимару начертил за пределами круга фигуру, смутно похожую на человека, а чуть дальше от неё ещё две, более мелкие, фигурки. — Допустим это Шинигами, ку, — над большим человечком появился соответствующий иероглиф, потом над одним маленьким обозначение "Призыватель", а над вторым маленьким "Жертва". — Чистому миру абсолютно плевать кто где находится, важно только число находящихся там. Можно только войти, но не выйти. А Эдо-Тенсей работает по схеме техники замещения. Минато кивнул. Змей продолжил. — Вот только в этом ритуале не обойтись без проводника, который укажет Призывателю на конкретную душу и заменит ту душу на жертвенную, которая останется в Чистом Мире уже навсегда, в качестве платы за ритуал. Этим проводником и является Шинигами. Призыватель был обведен в круг и связан "линиями" с жертвой и Шинигами, который уже был соединен линией с кругом. Орочимару смотрел Минато в глаза, рисуя не глядя. — А теперь немного отвлекусь, ку-ку-ку, — узкий зрачок змеиных глаз погружал в какую-то странную апатию. Минато всё слышал, всё понимал, но совершенно не хотел спорить. Орочимару разделил круг пополам и закрасил одну из сторон: — На светлую попадают хорошие мальчики и девочки, а на тёмную плохие. Потом, когда хорошие получают награду за хорошее поведение, а плохие наказание за плохое, души снова рождаются. Минато кивнул. Перерождение. — Тогда ты определенно живёшь в первый раз, — хмыкнул он, прикрывая глаза. Чёртов змей. Орочимару усмехнулся. — Возможно, ку-ку-ку, ты ведь вполне можешь быть моим перерождением, прошедшим аааа-дские муки, ку-ку-ку... — Мы с тобой в одном времени живем. — Шинигами властен над временем, ты не знал? — А ты откуда всё это знаешь? — Профессия обязывает, ку-ку... — И причем здесь это? — Минато устало махнул рукой. — Душа забывает прошлую жизнь, перерождается в новое тело, — теперь уже блеск в глазах Орочимару начинал пугать. — Исключение: души заточенные в желудок Шинигами, ку-к-ку-ку... Моя цель... достичь бессмертия, ку-ку... Минато вздохнул, посмотрев на Орочимару так устало, что тот, оскалившись, мерзко рассмеялся. — Что будем с этим делать? Это жертвы, люди, бесчеловечные эксперименты. Будешь оправдывать это благой целью? Орочимару пожал плечами. Один его взгляд говорил: «мои эксперименты — твоя жена и друг», и чёрт, Минато понимал, что для змея воскресить Фугаку с Кушиной — неотъемлемый пункт плана. — Как бессмертие связано с улучшенным Эдо Тенсей? — «и всем вышесказанным?», но этот вопрос Минато проглотил. Орочимару учёный, у него все везде связано, но если выносить это на слух, то легче сломать мозг. — Создание нового тела, ку-ку, не искаженного смертью, — Орочимару облизнулся, почти мечтательно закатив глаза. — Идеально подходящего одной единственной душе, которую можно достать откуда угодно. Минато скрипнул зубами. Он знал, почему змей рассказал ему все это, запутал словами и поделился "тайной". Орочимару знал, что проявив доверие... — Работай, — Минато был зол. На себя, на Орочимару, на Фугаку, который наверняка и направил змея именно по этому руслу. Минато был зол, что попался на столь явный крючок. — Попадёшься старейшинам еще раз... — Уйду из деревни, я понял, Минато-ку-кун. В следующий миг змея в кабинете уже не было.

*** Четыре года назад ***

— Мне не хватает материала. Хируз-зен, собака, не дает работать, — Орочимару вился и скалился, по его взъерошенному виду и осунувшемуся лицу было видно, что его выдернули в самый разгар "лабораторного запоя". — Ещё и это! На стол Минато приземлилась записка от некоего Мадары с предложением работать. — И ты хочеш-ш-шь, чтобы я взял-с-с команду? — Старейшины требуют натянуть твой поводок, — Минато и сам был недоволен. Он видел результаты работы Орочимару, и пусть его не устраивали методы, и пусть они максимально старались снизить количество жертв... шанс, призрачный, неосязаемый, маячил перед глазами. — Поэтому я и предлагаю тебе два варианта: свалить из Конохи или взять команду. Орочимару недовольно оскалился. — Ты предаёш-шь, Минато-ку-кун, — в голосе змея появилась угроза. Минато прищурился. — Предательство не по моей части, Орочимару. Казалось, лампочка в кабинете сейчас взорвётся от количества Ки в кабинете. — Дай мне полгода, к началу ос-сени я уберусь из деревни, — процедил Орочимару. — Тогда? — Минато поддался вперёд. — Я доведу дело, не бойс-с-ся, — Орочимару щёлкнул зубами, о чём-то напряженно раздумывая. — Но это не выйдет за этот кабинет... — Микото, — отрезал Минато. Ками, как он устал скрывать от подруги, что чёртов змей работает над реальным воскрешением её мужа. Воскрешением, не испорченным запахом Смерти и вечной угрозой запечатывания. — Никто. Никогда. Только полгода спустя. С громким скандалом выгнав Орочимару из Конохи. Минато понял. Змей не хотел, чтобы кто-либо знал о том, что он действительно хочет вернуть кого-то к жизни. *** Кто он? Видит Бог, этот вопрос надоел ему до чертиков. Почему? Да потому что когда в голове мешаются обрывки сразу двух жизней, как части разных пазлов, работать совершенно невозможно.

«— У-и-и-у, — тёмный мальчишка радостно бегает по тротуару с новой игрушкой: шикарной моделью самолета. Рядом бегает ещё кто-то... брат?»

«— Я выполнил, — он кланяется сердитому мужчине с седыми висками, и тот сдержанно кивает. Это отец. — Ты молодец, — сидящая рядом с отцом мать горделиво кивает ему, и по груди расползается радость.» Скрипнув зубами, крепче сжал кунай в руке, и с такой силой провел по точильному камню, что железо, жалобно скрипнув, отрезало от камня длинный "слайс". — Нам пришел заказ, — за дверью "встретились" трое. Он переглянулся с сидящим напротив "напарником". Их поместили в каморки, где друг напротив друга находились две скамьи. Сверху давили потолки, воздух поганили коптящие светильники, настроение: все окружающие и перемешавшаяся память. Напарником был Третий Казекаге. Молчаливый, с около-стёртой личностью, активно сбрасывающий контроль Орочимару. — На Микото и Итачи Учиха.

«— Итачи, — на руках маленький свёрток, который он боится уронить и потому едва-едва справляется с дрожащими руками. На лице против воли расползается улыбка, когда красный сморщенный комочек, сладко причмокнув, слегка дёрнулся.»

«Рядом с Итачи он чувствовал себя спокойней, и его, в отличие от Микото и остальных, проще всего было воспринимать. Иногда он, даже не задумываясь, начинал рассказывать не истории "оттуда", а истории из детства ранее незнакомого ребенка. Иногда насвистывал мелодии, которых доселе не знал. Но, что пугало его больше всего, рядом с Итачи он не чувствовал себя в этом мире чужим. Была какая-то потребность в постоянном присутствии мальчика рядом, словно он мог защитить его в этом мире...» Голова взорвалась новым приступом, он согнулся пополам. Воспоминания всегда обрывались резко, пропадая с концами, как бы он не пытался за них ухватиться, проследить ниточку и вытащить все остальное. Вспышка — боль — темнота и очередные провалы в памяти. Это сводит с ума. Сколько их, таких вспышек, уже было? Много. Он уверен, что очень много. Но чёрт, он не помнит даже той, что была уже только что. Знает теперь только то, что их — Микото с Итачи — знали люди из обоих воспоминаний. — Отправим Фугаку, — скрипучий голос раздражающего старика вызывает что-то около брезгливой ненависти. — Не стоит, — равнодушное и холодно-сдержанное. Это Орочимару. Единственный, чьё имя он знал с самого начала. — Я бы не стал так... рис-сковать. — Сомневаешься в своих печатях? — неприкрытая насмешка. — Не люблю ис-скушать судьбу, Данзо-сама, — слишком резко отрезал Орочимару. — А вот вы в последнее время, очень даже. Он снова провалился в серию вспышек, испытывая теперь уже осознанную ненависть: «Данзо — предатель.» *** Какаши сидел у окна, наблюдая как во дворе играют двое: мальчишка и девчонка лет шести, близнецы. Окихо — старший близнец, пошел в мать. Ястребиные глаза янтарного цвета смотрели уже по-взрослому сдержанно и мягко, а тёмно-фиолетовые волосы чуть-чуть не достигали плеч. Уже сейчас Окихо был выше многих своих ровесников и демонстрировал все задатки великолепного тактика и стратега... впрочем, с такими-то родителями и крёстным не удивительно. Нано — младшая, щеголяла красно-рыжей шевелюрой, шаловливым взглядом карих глаз и легкой, юркой фигуркой. Впрочем, именно Нано была виновницей всех разрушений в доме: стихия Лавы — не комар чихнул, а стихия Лавы в руках шебутной шестилетней девочки даже в малых масштабах... не самое веселое для дома. Впрочем, за детьми всегда приглядывал один из Шести Путей... — Я ниндзя Конохи! — Нано встала в пафосную позу, Какаши хмыкнул: точно у Наруто скопировала. — И я тебя победю! — Нет такого слова, — возразил ей старший близнец, вслед за этим с помощью вереницы оригами сбив сестру с ног. — И я победил. — Ни-и-сан! — Нано возмущенно вспыхнула. Какаши сполз с подоконника. На душе было паршиво. Минато-сенсей велел оставаться в Аме, а на миссию его не пускали — хватало Путей Нагато и его собственных шиноби. Шисуи в себя не приходил. Чем дольше было со дня травмы, тем меньше было шансов, что после операции друг придет в себя. Какаши остался один на один со своими мыслями, раз за разом возвращаясь в прошлое. Возвращаясь к детству, когда ещё была жива мать. Её он помнил плохо: большие испуганные глаза и слабое здоровье были наиболее яркими воспоминаниями о ней. Она почти его не касалась, и руки, кажется, у неё всегда были очень холодными. Она вздрагивала, когда отец возвращался с миссий, но никогда не говорила о нем плохого... Отца Какаши любил. Сакумо был тем, кто всё ещё жил где-то глубоко в сердце, вызывая отчаянную злость и непонимание. Простить отцу слабость Какаши так и не смог. Возвращаясь к войне и команде. К светлой улыбке Рин и громкости Обито, в который раз убеждаясь, что напарник был каким-то неправильным Учиха. Он был слишком весёлым, слишком громким и безалаберным. Слишком... открытым. Обито говорил громкие вещи и верил в лучшее. Обито раздражал своей неправильностью. Обито... был первым другом. Неуверенным, задиристым, полным... придурком. Но другом. Потеряв его Какаши вдруг понял, насколько привязался к нему. К такому неправильному-правильному Обито с задорной улыбкой и светлой душой. И от того ещё больнее было думать о Шисуи. Слишком идеальный гений Учиха был похож на придурка-Обито, который среди своего клана считался белой вороной. У Шисуи был взгляд Обито и его улыбка, тоже какая-то наивно-простая и одновременно тоскливо-грустная. Одинокая. У Шисуи была мечта о мире без войны и в этом он так удивительно чётко пересекался с мечтой Обито о мире во всем мире. Шисуи говорил слова Обито, Шисуи вёл себя как Обито, Шисуи привязывал к себе, болезненно крепко, как Обито. И они оба прятались в воспоминаниях, утопая в них день за днём. И как бы Шисуи ни пытался спрятать, Какаши видел за его уверенностью и поступками призраки былых дней. Да, демоны Шисуи прятались лучше демонов Обито. Но Ками, как они были похожи. Одиночество, разъедающее своей весёлостью. Отчаянная влюблённость с раздражающей жертвенностью. И прошлое, крепкими канатами привязывающее их к воспоминаниям. Но... Они разные. Это Какаши понимал отлично. У Шисуи были Итачи и цель. Цель защитить Коноху любой ценой. Шисуи спокойно мог послать его, ограничившись двумя холодно-вежливыми фразами. Шисуи был гением и с ним можно было держаться на равных. Шисуи был... просто понятен. Наверное поэтому Какаши со временем перестал бояться потерять его. Что может случиться с одним из сильнейших обладателей проклятого додзюцу? Особенно с таким, как Шисуи? И вот теперь давно забытый страх потери с наслаждением топтался по всем ранам, с остервенением раскапывая все самые затаенные воспоминания. Смех Рин на одной из встреч. Улыбка отца за день перед смертью. Мягкое касание матери перед той миссией. Упрямый взгляд Обито, заваленного камнями. Трёпка от Кушины-сан и её успокаивающая уверенность в завтра. Пять могил, пять шрамов. И Какаши, сохраняя абсолютное хладнокровие и спокойствие, понимал, что ещё одной потери не выдержит. Просто пошлет всё к черту. «Ты только выживи, а дальше хоть луна на землю рухни», — Какаши снова вернулся к окну. Детей во дворе уже не было. И это хорошо — слышать радостный смех и улыбки сейчас было выше его сил. *** Третий Казекаге, облокотившись плечом на дерево, крутил на пальце кунай. Позади собирались в атаку на Яку силы Облака и Камня. Среди них был и Райкаге. План, разработанный Третьим и доработанный им самим был безупречен, и от того ещё отчаянней становилось на душе, потому что он понимал, что Яку если что и спасет, то только сильнейшие шиноби Конохи. Которых сейчас там нет. Да, там была большая часть всех отрядов, потому что война с Конохой сосредоточилась именно здесь. Но... — Эй вы, — Райкаге окликнул их, с подозрением обведя их взглядом. — Мальчишку ко мне живым. И без фокусов! Тут он ткнул в него пальцем, опасливо прищурившись. Это... раздражает. Они с Третьим одинаково кивают, потому что так велел Орочимару, и занимают свои позиции. На сердце неспокойно. На сердце тревожно, потому что Итачи — тот самый мальчишка, которого требует Эй, — должен умереть не здесь. И сам факт того, что именно ему досталась эта миссия злит невероятно, потому что он не может вспомнить, но знает, что чёрт побери, обе жертвы были дороги тем двоим из его воспоминаний. — Это твоя семья, — перед тем, как они с Третьим разошлись, сказал тот. — Действительно их убьёшь? В мутных глазах почти стёртой личности виднеются остатки разума. Третий Казекаге невероятно силён, раз сохранил личность даже после стольких "стёрок" от Орочимару. — Тебе откуда знать? — он поправляет повязку на плече, стараясь игнорировать сшитые "полосы", в который раз напоминающие, что он всего лишь поднятый труп. — Сражался с тобой до того, как встретился с Сасори, — Третий кивнул и двинулся вперёд. «Они расходятся, опасно щурясь. Это слишком опасный противник и справиться с ним будет очень сложно. Тем не менее азарт гонит по венам жидкий огонь и он разворачивается в полную мощь. Песок и огонь сталкиваются, разрушая все на своем пути. Третий смотрит равнодушно-высокомерно. Он отвечает таким же взглядом. Звучат звуки приближающейся битвы. Железный песок и огонь играют друг с другом, пробуя противника на вкус. Кровавый туман и запах палённой плоти витают в воздухе, раззадоривая всё больше. — Ты достоин своего имени, Свирепый глаз Фугаку, — когда становится очевидно, что приближается Минато Намикадзе, Третий отступает. Больше его на войне никто не видел. Это был первый год Третьей Мировой.» Он держится за голову, ненавидя себя и свою память. Это кажется изощрённой пыткой от Орочимару, но змей ни при чем — ему нужна сильная марионетка, а не страдающая от головной боли. Звучит условный сигнал. Битва началась. Скрипнув зубами, ринулся вперёд, про себя принимая решение. Он сделает всё, чтобы сохранить Микото и Итачи Учиха жизнь. Его задача отлична от задачи всех остальных. Орочимару ясно дал понять, что в бой он ввязывается только после убийства Микото Учиха. Поэтому он скользит тенью, огибая поле боя. Наблюдая за смертями и справляясь с видениями. Это был не бой. Это была бойня. Кровь лилась рекой и он только сильнее сжимал кулаки, чувствуя разрастающуюся ярость. Печать змея давит на мозг, но не так сильно, как в убежище. Печать змея заставляет скользить вдоль поля, выискивая чакру Микото Учиха. Печать змея, ощутимая всем естеством, вдруг исчезает. Коротко выдохнув, он врывается в бой уже не опасаясь, что его личность сотрут. Почему-то он знает, что змей снял контроль. Он теперь может сражаться за Коноху, потому что знает, знает, что это будет правильно. Под подошвой скользко от крови, вокруг хаос из техник и тел. А перед глазами накладывается бесчисленное множество фрагментов из памяти. Совершенно другие поля сражений, совершенно другие шиноби. — Фугаку?! Он отправляет кого-то из Камня в полет, когда слышит этот отчаянный возглас. Обернувшись, встречается взглядом с женщиной.

«— Это Микото, она твоя невеста. Он смотрит как дерзкая куноичи изящно кланяется и не узнает девушку, что так крепко дружила с Кушиной Узумаки. — Фугаку Учиха, — он кланяется, встречается с ней взглядом и, кажется, пропадает.»

«Микото же напоминала ему мать. Тихая, немного грустная, но сильная, волевая и чуточку властная. Она была бездной, страшной и затягивающей в свои клешни. Слишком спокойная, от неё едва ощутимо тянуло смертью. Её опоясывали бинты, рана находилась рядом с сердцем, поэтому странный зеленый жилет был нараспашку. Тем не менее... что-то такое в ней все-таки было. Его мать, служившая по молодости в армии на востоке, тоже создавала такое ощущение. Женщина-загадка... женщина-смерть.»

«— Как вас зовут? — спрашивает Микото. А он засматривается на неё снова и снова проваливаясь в бесконечный омут тёмных глаз. Ему кажется, что они слишком хорошо знают друг друга, ему кажется, что она не должна задавать этих вопросов. — Тецуро Фугаку, госпожа...»

И, кажется, он влюбляется в неё уже четвёртый раз. *** Наруто приходит в себя достаточно быстро. Субботняя тренировка закончилась как-то не так, как он планировал. — Айя, — он чешет лоб, где-то наливается шишка и он пока не понял где. — Эй, чо происходит-то, а? Вокруг темно, но глаза быстро привыкают. У стены сидит, что-то делая, Саске. — Эй, теме... — Тц, — Учиха злобно зыркает, и возвращается к своему, несомненно важному, занятию. Наруто вскакивает и различает в темноте прутья... клетки? — Кто посмел, а? Эй, вы там! А ну выпустите меня! Что, слабо лоб в лоб? — он мгновенно оказался около прутьев, выискивая кого-то, кто ответственен за этот бедлам. — ЭЙ! — Добе, заткнись, — Саске раздраженно цыкает, и наконец поворачивается к нему. Наруто раздраженно топает. — Где мы, а? — Не знаю. — Почему мы тут? — Нас похитили. У Наруто дергается глаз. Ну, приплыли. — Эт как? — А ты вспоминай, — огрызается Саске и Наруто чешет в затылке. Тренировка, нападение, грохот, огонь, отец, крёстный, огонь, жабы, грохот. Вроде ничего необычного. А, точно, дым какой-то странный был. За дверью раздались голоса. — Точно хвост не привели? — говорит кто-то смутно знакомый, Наруто мигом встает в стойку, тянет носом воздух, будто по запаху сможет кого-то опознать. — Задолбал. Конечно нет. Следили всю дорогу. — Вы похитили сына Хокаге, это серьёзно. — Заткнись, кто нас здесь найдет? Да и Хокаге там был так, липовый. Пока до него дойдёт, мы уже успеем выполнить заказ. — Эй! А ну сюда иди! Чо ты там вякнул? — Наруто ударился о прутья раз, потом второй. — Да я и сам с вами справлюсь! За дверью раздался протяжный вздох. — Почему он в сознании? Вы всё сделали? — По инструкции. — Тогда почему?.. Дальше Наруто не слушал, а методично наносил прутьям хороший такой урон. Спасибо отцовским тренировкам, тело у него было хорошо тренированное. Семь... восемь... Железо гнётся, Наруто комом вываливается из клетки. — Я вам покажу! Следом из клетки выползает Саске, поправляя одежду. Дверь распахивается, на пороге замирают трое. — Кабуто-чан?! — орёт удивленный Наруто и помощник Цунаде-сан устало закатывает глаза. — Ты чего, а? Как ты мог-то? Его спутники, повинуясь жесту, ринулись на Наруто, но тот ловко увернувшись, встал в стойку. — Теневое клониро-... — первый сбил его на полу-слове, ударяя в живот и отбрасывая почти к самой стене. Второй сражался с Саске, который часть прута из клетки уже превратил в грозное оружие. Теперь Наруто понял, что там в углу он максимально тихо отпиливал чем-то часть клетки. Кабуто не вмешивался. А в следующий миг из соседней комнаты пахнуло жаром и на стенах заплясали огненные светлячки. Кабуто вздохнул и отошел куда-то в бок, растворившись в тени и буркнув что-то про косоруких придурков. В комнату заглянули две любопытные мордашки. — Нару-чан, Саске-кун, — помахала им ярко-рыжая девчушка, и Наруто, увлеченно бодающийся со своим противником широко ей улыбнулся. — Привет, Нано-чан! А что ты здесь делаешь? — Нас похитили, — протирая руки, в комнату заглянул Окихо. — Сверху ещё человек двадцать, заканчивайте. В этот момент Саске с Наруто синхронно приложили своих противников лбами и, выпрямившись, кивнули на слова Окихо. — Мда, не повезёт им, когда дядя Нагато-чан придёт, — Наруто наклонился, забирая у охранника подсумок с кунаями. — Интересно только, когда он придет, — хмыкнул Саске, обследуя соседние комнаты. Нано прикусила палец, слегка коснувшись черной бусинки под губой. — Ой, чакроприемник... Саске вздохнул. — Значит скоро.