Ну... здравствуй?

— А я не советую вам искушать судьбу! — около-визгливый голос мальчонки за маской раздражает, но Орочимару, скрепя сердце, продолжает снисходительно улыбаться. Мадара. Ага, чёрт бы его побрал, этого Тоби. — Он выжил в Яку. — Иноичи не хотел его убивать, — раздался в ответ около-раздражённый хмык. Старику тоже не нравился посланник Мадары, но именно Тоби был его голосом, поэтому приходилось с ним считаться. — Разобрался с Ханзо. — Тот был стар. — Свирепый Глаз Фугаку? Помните, нет? Война, боль, разруха? — Тоби замахал руками. — Половина Конохи прозвищами обзавелась на войне, — хмыкнул старик. — Порвал барьер Йондайме. Вот этот аргумент заставил старика призадуматься и настроение у Орочимару медленно поползло вниз (оцените размер подлянки от Тоби, если настроение Орочимару всегда находилось между "убью, не думая" и "предварительно вскрою внутренности"). — Вы сомневаетес-с-сь в моих техниках? — Нет-нет-нет! — а в голосе отчетливое: «да кто ж вас знает, так что да!». В помещении повисла напряженная тишина. Вопреки всеобще-популярному мнению, идиотом Тоби не был и с ним приходилось считаться. Орочимару щурился, старик задумчиво жевал губу, а Тоби стоял скрестив руки. Барьер малыша-Минато действительно стоил того, чтобы отклонить кандидатуру последнего воскрешаемого, потому что это была древняя техника Узумаки, усовершенствованная Кушиной и Минато. Чтобы преодолеть его, нужно быть... Ну очень проблемной личностью. *** Минато искусно умел играть. И не потому, что это был дар от природы или потому, что ему нравилась политика. Просто так сложилось: жизнь научила. — Как ваше самочувствие? — он слегка сжал в приветственном рукопожатии сухую ладонь Хирузена, так же слегка кланяясь. — Спасибо, мой мальчик, неплохо, — Сарутоби ответил не менее теплым взглядом и улыбкой. Кланялся он, в виду возраста, не так низко, как положено. Они оба очень хорошо играли... Хирузен делал вид, что до сих пор не понял, кто подвинул его со всех постов и лишил власти. Минато подыгрывал ему, так же делая вид, что совершенно не в курсе, кто рассказал человеку в маске где и когда будут проходить роды Кушины. — Как Асума? Они располагаются в небольшом саду клана Сарутоби, им приносят доску с шоги и много-много чая. Минато берется его разливать, продолжая улыбаться одними уголками губ, хотя все лицевые мышцы на правой стороне сводит судорогой. В "тёплом" взгляде его глаз читается невысказанная угроза: «не стоит ничего предпринимать, если не хотите, чтобы он умер». Устроить на войне пару несчастных случаев очень, очень легко. И Хирузен отлично об этом знает. — Очень хорошо, вчера прислал письмо. Учиха хорошо себя проявили, особенно Шисуи и Итачи, хорошие ребята... — Хирузен прячет напряжение за первыми ходами в игре. — Вот только Шисуи... бедный мальчик. Так подставиться... Минато игнорирует укоризненный взгляд, отвечает на ход и задумчиво говорит. Ситуация с Шисуи, конечно, задела его куда больше, чем он показал, но не старику же об этом говорить. — Это война. А на войне случается всякое... гибнет клан Сенджу, отправляются в самые горячие точки члены клана Учиха, исчезает клан Хатаке и задвигаются на задворки кланы Хьюга и Абураме. Это война, а любая война — это политика в первую очередь. Да и во вторую тоже. Как человек, Минато рад, что за Шисуи мгновенно отомстили — паренёк ему нравился, к тому же входил в близкий круг. Но как Хокаге... теперь войну с Облаком придется решать на кунаях с Райкаге и закончиться это может либо кровной местью, либо завершением династии ужасающе быстрых гигантов. — Что будешь делать с Облаком? — допив первую пиалу чая, заговорил Хирузен. — Могу помочь? «Ты в тупике, Минато, признай.» — Не беспокойтесь, всё под контролем. Я позабочусь о том, чтобы ваши дни проходили спокойно, Хирузен-сама. «Вы не в курсе всей ситуации. Сидите на месте и не высовывайтесь. Я не пущу вас в политику.» — Ты стал достойным Хокаге, — Сарутоби промокнул уголки глаз. — Я так горжусь, что Джирайя смог обучить такого умного и сильного шиноби, как ты. «Будь осторожнее. Пост Хокаге не вечен и не у меня одного есть дорогие люди.» — Какой учитель, такой и ученик, — лицо снова свело судорогой, Минато с трудом удержался, чтобы сохранить спокойное выражение. Вот неймется же Лису. «Не забывайте, кем является Джирайя.» — Тогда надеюсь, что и твой сын продолжит твое дело и станет достойным шиноби. «А как насчет Наруто?» — У него хорошие крёстные и учителя, — фигуры ходят, разговор идет. Главное правильно понять смысл слов собеседника. «Наруто крестник Микото и Джирайи. Хотите связаться с кланом Учиха?» Хирузен хмурится. Он не в том положении, чтобы играть с огнём. Титул главы клана Сарутоби перейдет не Асуме, как можно было бы подумать, а Конохомару — внуку Хирузена от изгнанного из клана Рю, младшего брата Асумы. Минато, пусть и не мог решать кто станет наследником, отлично дружил со старейшинами Сарутоби, которым изгнание Рю с супругой тоже не пришлось по душе: родители Конохамару были сильными шиноби и достойными АНБУ. А происшествие перед изгнанием было настолько спорным, что все отлично понимали: Хирузену не понравилась лояльность сына к Намикадзе. И всё равно упорно лезет в политику. Минато закрыл глаза на многое, в том числе и на собственную боль и гордость. Конохе не нужна гражданская война. Но у Хирузена совершенно отсутствуют понятия и честь. В беседку влетает сокол с посланием, Минато демонстративно сожалеет, но поднимается. — Дела, увы. — Навещай старика. Они расходятся, всё слишком просто и всё слишком запутанно. Минато развязывает послание, там неровным почерком Ямато выведено: «они ускорились». Что ж... он дал Хирузену и его шакалам шанс. Они не оценили. Минато убирает послание за пазуху, прикрывает глаза, а потом смотрит на небо. Теперь можно отомстить. *** — Эта техника не давала сбоев, — раздражённое шипение наполняло подземную залу густым эхом. Орочимару прошёлся взад-вперёд перед неподвижным трупом некогда достойного шиноби, покрытом вязью фуин, которые так и не впитались в тело, но почему-то вытянули душу. Странно всё это. Причём остальные послушными марионетками уже застыли вдоль стены. — Так почему же сейчас именно это и произошло? — второй голос глух и холоден, преисполнен яда, так что не сразу и понять, кто из них двоих на самом деле Змеиный Саннин. Орочимару едко скалится. — Ку-ку-ку, хороший вопрос-с, — он покачал головой, из-за чего тяжёлые серьги поймали отсветы от пламени свечи, бросив на пепельно-серое лицо отблеск ложно-живого тепла. Его собеседник был явно раздражён неожиданной заминкой, тогда как сам Змей выглядел скорее заинтересованным. Что ж... даже после своей смерти, этот человек продолжает его удивлять. — Фугаку-кун, ты и при жизни предпочитал задавать вопросы, а не отвечать на них, — Орочимару присел перед телом шиноби, задумчиво перечитывая фуин, тихо посмеиваясь. — Нельзя продолжать делать это и после смерти, ку-ку... — Ну? — нетерпеливо поторопил его старик. — Попробуем-с еще раз, — пожал плечами Орочимару, подзывая стоящего у стены помощника и раздавая указания. Следовало заново воссоздать все этапы подготовки, а это не быстро. — Может не стоит? — с сомнением уточнил невесть откуда взявшийся Тоби. *** Яку становится огневой точкой. Сюда стягиваются, считай, большая часть отрядов Облака, Листа и Камня. За последние сутки Фугаку сбился со счёта, сколько раз звучала сирена. Норико отбрасывает насквозь красные бинты, рвет одежду, тут же на месте перевязывая какому-то шиноби рану. В следующий миг её мощный удар разбивает голову какому-то "ударю-ка я со спины". Дальше Фугаку не смотрит: разлетающееся содержимое головы совсем не то, на что он хочет смотреть. Каким образом он сам ещё живой — чудо из чудес. Более того, он умудряется ещё и рычать на подчинённых. «— Чёрт, твои гендзюцу просто нечто! — хохочет девушка с мутными глазами Яманака. — Шиби! Сзади! — Не отвлекайся, — он сбивает шальной кунай, смотрит с легкой насмешкой.» У него болит голова, потому что каждый пропущенный удар: чьи-то слова и чей-то задорный смех. Чужой и незнакомый, потому что крестьян не берут на войну. У него болит голова и руки, потому что каждое движение обжигает чакроканалы. Он действует так, будто привык к большим расходам чакры и это раздражает. Он знает, что делает, когда встречается лицом к лицу с врагами. Знает, что делает, раздавая поручения. Поэтому собственное истощение — сюрприз неприятный. Будто бы сил должно быть больше. В разы больше. — Норико, прикрой! — он активно жестикулирует, когда видит, как загоняющий противников в хитроумную ловушку Даэн Нара остался с открытой спиной. Джинчурики отвлекается от своего поединка, кивает. В какой-то момент он явно превышает свой порог. И как назло встречается с джонином Камня. Обмен ударами, тело откуда-то знает, как нужно двигаться. Тайдзюцу медленно переходит в кендзюцу и вакидзаси Итачи блестит в свете заходящего солнца кровавостью заката. — Ты слабоват для Учиха, — противник бьёт кулаком по рукояти вакидзаси, выбивая ту из рук. — Украл? Фугаку не отвечает, а продолжает упорно сражаться, хотя видит Ками, он уже слишком... слишком устал. Образы перед глазами двоятся, накладываются друг на друга. Вот только падать нельзя... «— Свирепый глаз Фугаку, — снова мутность глаз Яманака, снова звонкость чужого голоса. — А что, звучит! Как посмотришь, аж в дрожь.» Фугаку спотыкается, цепляет за собой противника, они катятся по склону из тел, только каким-то чудом избегая шальных атак и техник. Чёрт бы побрал его маленький резерв и общую слабость. *** Солнце уже зашло, атака была отбита, в лагере воцарилась рабочая суета. Размещались на стоянках клановые бойцы, разбивался полукругом лагерь бесклановых. Яку шумел и горел огнями, напоминая Итачи события почти десятилетней давности, когда он видел это же поселение в таком же виде. — Есть новости? — мама выходит с собрания так же, как когда-то выходил отец. Чуть морщась, устало проводя рукой по волосам. — Как Шисуи? При имени брата по груди снова расползается боль. Слишком невыносимая, чтобы о ней говорить. Шисуи был дороже, чем просто брат. Это было продолжение его души. Шисуи понимал его с полу-вздоха, Итачи ещё даже не додумывал мысль, а брат уже знал, что он хочет сказать. Шисуи обнимал своим теплом, укутывая будто в тёплый плед, закрывая от боли, закрывая от реальности. Шисуи смеялся и смеяться хотелось самому. Итачи как сейчас помнит, как пойманный в гендзюцу Киллер Би вдруг обратился Восьмихвостым, расплескивая вокруг свои щупальца, протыкая сам себя. Вот только осьминоги продолжают дёргаться и после смерти. Итачи как сейчас помнит: уже мёртвый Киллер Би вдруг вытягивается резко и вот Шисуи нанизан на огромное щупальце, проткнувшее его насквозь. — Нет, нету, — он не дает матери себя обнять, подстраивается чуть слева, как положено охране. — И вряд ли будет. Шисуи уже как день должен быть в Аме. Шисуи уже как день "пульса нет". — Тецуро-сан другого мнения, — говорит мама и Итачи тихо фыркает. Чунин. Что он может знать о таких ранах? — Кстати, где он? И Итачи замирает. Обводит открывающийся лагерь взглядом, выискивая чакру тайчо. Которой нет. — Кажется на поле, — медленно говорит он, а мама останавливается. Итачи отмечает её чрезвычайную напряжённость и мимолетный испуг. — Проверишь? — она оборачивается, мягко улыбаясь, искусно что-то... скрывая? Итачи не менее искусно скрывает ревность. — Конечно. На поле Тецуро Фугаку, конечно, нет. По-крайней мере активной его чакры. Итачи медленно бредёт по почти убранному полю, хлюпая по крови и грязи. — Ласка-сан, — один из бывших сотоварищей АНБУ приземляется рядом, протягивая вакидзаси. — Это же ваш? Итачи принимает клинок, кивает, говорит короткое спасибо и так и замирает посреди поля. Почему-то верить в то, что и тайчо погиб отчаянно не хочется. Итачи просто устал. Он убирает клинок, продолжая поиски — кому как не ему знать о том, что во время боя теряются вещи и поважнее вакидзаси. А Тецуро может просто валяться где-нибудь с чакро-истощением. Ещё раз обводит поле взглядом, активировав шаринган. Где-то слабо мерцают "ядра" ещё живых шиноби. Итачи внимательно рассматривает каждую. И находит. Тайчо валяется в бессознанке под мертвым шиноби из Камня. Итачи переворачивает труп врага, вдруг понимая, что его убили ничем иным, а... протектором? Серьезно? Протектор Тецуро торчит из глотки джонина Камня, а его тканевые части для "повязки" удавкой затянуты вокруг шеи. — Вы полны сюрпризов, — Итачи поднимается, подает дежурным ирьёнинам сигнал. «Срочно. Важный. Вытащить любой ценой.» Почему? Может потому, что Итачи не любит быть обязанным? *** Просыпался, если можно так сказать, он тяжело. Было очень холодно и невероятно сухо во рту. Его трясло и выворачивало наизнанку, будто бы растягивало в длину и плющило под воздействием неведомой силы. Одновременно. Было настолько больно, что казалось, будто он снова касается загробного мира. Хотя почему будто? «— М-да, на Эдо Тенсей я не рассчитывал...» Голос звучал то ли извне, то наоборот где-то в самых тёмных закоулках его разума. Он бы закричал он невыносимой боли, разрывающей голову, но голоса не было. — Хм-м-м... любопытно, — чужой хриплый голос режет слух. Знакомый и незнакомый одновременно. Он рвано выдохнул и, дорвавшись до столь сладкого кислорода, задышал, делая глубокие и частые вдохи. Прогоняя ядовитую боль, но не в силах отделаться от жуткого холода и дурного ощущения разложения. Было... дерьмово. В голове все смешалось. Кто он? Пальцы касались чего-то жёсткого, деревянного, колючего. Тело болело, будто его хорошо приложили обо что-то. А ещё в этом самом теле было просто физически неудобно, будто он натянул одежду не своего размера. К тому же задубевшую на морозе. Кто-то пощёлкал у него возле уха и он, неожиданно отмахнувшись, кого-то то ли ударил, то ли отправил... в полёт? — Сила в норме... что по поводу с-с-зрения? — и в следующий миг что-то ярко засветило ему прямо в глаза. Он дёрнулся, открывая их. Везде царил полу-мрак, холодный и промозглый. Перед ним стояли двое: старик с неестественно прямой спиной, замотанный в бинты по самое нехочу, и парень в просторном балахоне и вырвиглазно оранжевой маске. А рядом стоял мужчина. Пепельно-серая кожа, длинные чёрные волосы и хищный взгляд с узким, змеиным, зрачком. О-р-о-ч-и-м-а-р-у. Откуда-то он его знал. Давно и хорошо. — Эх, шарингана нет, — этот змей почти разочарованно вздохнул, но когда стянутый в бинты старик потянул к нему руки, мгновенно оказался перед ним, по этим самым рукам "давая" с противоестественно звонким в этом месте звуком.. — Ку-ку-ку, не трогать. — Он под контролем? — вскинулся старик. — Сомневаетес-с-с? Тут эти двое совершенно синхронно посмотрели на Орочимару так... что пусть и выражений их лиц он не видел, было совершенно понятно, что взгляды у них скептические. — Придуши себя, — равнодушно отмахнулся Орочимару, продолжая стоять между ним и этими двумя... А он вдруг почувствовал, как его собственные руки предают его, поднимаясь к шее, ледяной удавкой сжимаясь до тех пор, пока не раздался характерный хруст. Успела только мелькнуть шальная мысль «какого?» Голова на мгновение потяжелела, будто падая, и перед глазами потемнело, когда он будто наяву услышал "стрёкот": это что-то внутри него чинило эту поломку. В следующий миг голова "вскинулась" обратно, зрение вернулось. Собственные руки всё ещё лежат на шее и пусть он снова начал их чувствовать, страх, мерзкий и ползучий, расползался по грудной клетке: кто-то может его контролировать. Кто-то может приказать ему, убивать его близких. Близкие... а есть ли они у него вообще? — Допустим... — старик блеснул кровожадным взглядом исподлобья. — Ш-шаринган бы ему, — Орочимару вздохнул почти тоскливо, оборачиваясь к нему, а у него волосы дыбом бы встали от того, насколько азартно-научным был его взгляд. — Он же... — Он и так машина для массовых убийств, ус-с-покойся. А теперь отправь его к остальным и пошли. Дел невпроворот. Орочимару закатил глаза. А потом ему приказывают спать и он проваливается в бесконечно холодную темноту. Тело наливалось родной-непривычной силой и это было жутко. Воспоминания, неясные, тихие и ускользающие сквозь пальцы, накладывались друг на друга мешая думать. Мешая жить. И страх неизвестности сжимает его сердце одновременно с тоскливой жаждой узнать ответ на единственный вопрос: «кто я?». *** Нагато морщится, массируя переносицу. Контролировать одновременно все Шесть Путей, дождь-Тигра, и что-то ещё втолковывать Какаши было довольно сложно. Границу Аме сдерживают Четыре из его Путей, в допросной орудует Путь Человека, Яхико где-то в стране Травы разбирается с Ковчегом и Кровавой Тюрьмой, Конан на дипломатической миссии там же в стране Травы. Короче, у них ещё один медовый месяц. Ага, значит Путь Нараки с детьми... — Так стоп, — он вскидывает руки, когда в залу врывается посланник с донесением. Всё замирает. Нагато быстро пробегается по своему внутреннему списку "дел". Так, с отрядом Тумана Путь Зверя разобрался, остальные ещё возятся... это что там за гении у него на границе? Путь Нараки уложил этих сорванцов спать, сидит охраняет, молодец. О, Хатаке спит... а он и не заметил... стареет, что ли? Ну и дождь на границе ничего нового не засёк. — Да, теперь слушаю, — он обращается к посланнику. Из Конохи, это он ещё понял полчаса назад, когда тот пересек границу. — От Хокаге-сама, — шиноби протягивает ему свиток, низко кланяясь, что Нагато отмечает без особого удовольствия. — Спасибо. Из послания Хокаге выпадает открытка от Наруто: «Дядя Нагато-чан, Микото-чан запретила мне называть её мамой! Воскреси мне маму, ты же можешь!» Нагато вздыхает. Да он бы с удовольствием вытащил бы души Фугаку-сана и Кушины-сан ещё тогда, восемь лет назад, если бы они не были бы в Желудке Шинигами. И даже рискнув собственной жизнью (вон, до сих пор от благородной седины не избавился), не смог вернуть родственницу и человека, которому обязан жизнями друзей. «Привет негодник, снова перехватываешь отцовского курьера? У тебя же есть призыв! И с каких это пор ты ябедничаешь на Микото-сан? Кстати по поводу твоей мамы, кто бы что про меня не говорил, я не умею воскрешать мертвых, прости. Но может ты сможешь? Так что давай, вырастай и возвращай себе маму сам.» — Гамаден, — когда его собственный призыв сформировался, он обменялся с жабой приветственными кивками. — Опять? — почти страдальчески спросил тот. Нагато развел руками, а Гамаден, принимая ответ, пробурчал, прежде чем исчезнуть: — Нет чтобы Гаматацу позвать, у этого негодника совсем дел нету... — И я рад был тебя видеть, — Нагато вздохнул, разворачивая послание от Минато.