Ну... здравствуй?

Микото сталкивается с ним, когда стремительно удирает уходит от "военных" советников. Видит Ками, они её достали. По возвращению она точно выговорит Минато за то, кого он поставил ей в напарники по руководству "точкой". Асума Сарутоби и Юки Шимура? Серьёзно? Вот чисто у Минато совсем ничего не шевельнулось, когда он раздавал назначения? Видимо, Намикадзе совсем забыл, почему Микото Учиха дружила с Кровавой Хабанеро Конохи. Она сталкивается с ним не потому, что он слишком внезапно появляется на пути или что-то ещё — она Учиха и случайные столкновения не про неё. Но то ли он слишком незаметный, то ли... её подсознание не посчитало его за что-то стоящее, чтобы предупреждать хозяйку о препятствии на пути, а увлечённая мыслями о расправе над Минато, она... После столкновения она сразу же делает два шага назад, только потом замечая, что блокнот Фугаку выпал, раскрывшись посередине, прямо между нею и случайным незнакомцем, который и не незнакомец вовсе. Сын с отрядом прибыли в Яку ещё вчера вечером. — Простите, — Тецуро наклоняется, поднимает блокнот и, мельком заглядывая в него, вздрагивает. Он смотрит на неё неверяще и как-то... испуганно, что ли. — Микото-химе... это вы написали? Она забирает у него из рук записи мужа, перевязывая и, убирая обратно за пазуху, игнорирует вопрос этого чунина точно так же, как и игнорирует собственное сердце, которое от странного испуга чуть не пробило грудную клетку. Нужно позаботиться о том, чтобы блокнот больше не выпадал. Она уже собирается уйти, когда этот... чунин хватает её за кисть, вслед за этим одергивая руку, будто обжёгшись. — Прошу, — говорит он, а Микото думает о том, что ладони у него необычно шершавые для сидящего в офисе человека. И какие-то слишком тёплые. И голос у него... завораживающий. — Прошу, скажите... это ведь вы написали? — Для чего вам? — на лице холодность маски, в душе разворачивающиеся трепет и страх. Записи мужа она никому не показывала, к тому же это было для неё что-то вроде маленькой слабости. Маленькая лазейка для тоски по мужу во время обычной жизни, потому что память требовала выхода. Она ведь даже не смогла толком провести траур, почтить его память. Слишком всё завертелось, закрутилось и нужно было бежать спасать свой мир от окончательного разрушения. Поэтому личный блокнот мужа она никому не показывала, не отдавала, хотя Минато, вытащивший из записей Фугаку большую часть того, что сейчас представляла современная Коноха, не раз спрашивал, есть ли ещё такие записи. Микото не знала этого странного шифра, написанного текучими, мягкими символами, так не похожими на родные иероглифы. Этот странный шифр, названный "англ", знали только Минато, Фугаку и Итачи. И не потому, что муж отказался её учить — она просто не считала это нужным. А зря. Поэтому сейчас она по непонятным причинам желала уйти как можно дальше, спрятать записи и не вспоминать, что кто-то кроме неё в курсе об этой маленькой слабости. Об этом маленьком напоминании о муже. Вот только Тецуро смотрит слишком отчаянно и сам лезет в свою сумку, висящую на плече. Он спокоен только внешне, а в глазах растерянность и надежда. Микото просто физически уйти не может. — Смотрите, — он вытаскивает плотный блокнот, не такой качественный, как у Фугаку, но... Микото аккуратно его берёт, раскрывая на первой странице, и... замирает. Плавные, ровные буквы. Чуть закругленные окончания, знакомые до боли, изящные и чуть наклоненные вправо. «Day 1...» Этого достаточно, чтобы враз потерять весь душевный покой и всё спокойствие. Микото сдерживает удивлённый вздох, сдерживает вопросы и просто продолжает смотреть в блокнот, на самом деле ничего не видя. У Итачи слишком мелкие буквы, на этом шифре он пишет бегло, быстро, мелко. У его букв нет маленьких хвостиков на окончаниях, наоборот, они обрываются резко, так и не начавшись. У Минато всё слишком смазано, слитно и едва различимо. Он пишет не отрывая ручки от бумаги, почти сплошным текстом. Это почерк Фугаку, или она не Учиха. Это почерк её Фугаку и это слишком не похоже на самообман. Сердце рвется и бьется о грудную клетку со звуком разбивающегося стекла. — Микото-химе... — она смаргивает пелену перед глазами, надеясь, что чернота глаз скрыла невыплаканные слезы, и смотрит на Тецуро. Он встревоженно заглядывает ей в глаза, а выражение лица впечатывается в образ её мужа, который точно также смотрел на неё, когда она носила Саске под сердцем. — Нет, это написала не я, — голос не дрожит: она отлично научилась контролировать себя и свои эмоции. Ей даже удается продолжить диалог. Ей хочется спросить о многом, откуда знает этот шифр? Как смог повторить почерк её мужа точь в точь? Кто он? Но вместо этого она возвращает ему блокнот и говорит. — Вам лучше никому не показывать свои записи, Тецуро-сан. Вам ведь не нужны неприятности? — Я вас расстроил? — он не подобострастен, не раздражающ и даже не прилипчив. Вообще-то, даже тон у него выдержанно-спокойный. Но Микото улавливает и беспокойство и вину. — Микото-химе... — Не волнуйтесь, всё в порядке, — она встречается с ним взглядом. И даже сама себе не признается в том, что ищет в его глазах ответы на вопросы, которые априори не могут быть положительными. — Идите, вам стоит отдохнуть перед походом. В его глазах нет ответа на вопрос: «Кто ты?», потому что она и так знает, что это не её муж. Фугаку умер восемь лет назад. А в перерождение она не верит. В его глазах нет ответа на вопрос: «Почему у тебя почерк моего мужа?», потому что это может быть простым совпадением. Даже если каждый символ точь в точь такой же, как и у Фугаку, и даже если этот шифр знают всего трое. В конце концов они же тёзки. Она всё-таки уходит, хотя с каждым шагом дышать всё труднее и все-таки хочется разрыдаться, потому что Тецуро прошелся по старым шрамам, показав, что на деле никакие это не шрамы, а гниющие страшным образом раны. *** Фугаку сидит на каком-то валуне, наблюдая за жизнью лагеря и делая пометки в блокноте, разрабатывая стратегию действий, когда к нему подходит Итачи, протягивая рукоятью вперед вакидзаси — короткий фамильный клинок. Фугаку удивленно вскидывает брови. — Я видел ваше досье, вы довольно слабый шиноби. Тогда используйте другие способы становиться сильнее. Фугаку обхватил рукоять, чувствуя, как правильно клинок ложится в руку, и снова глянул подростку в глаза. — Почему решил сказать это? — уточнил он. — Вы очень умело уворачивались от атак, так не каждый может. У вас талант, тайчо, — Итачи смотрит слишком равнодушно для своих слов, но у Фугаку теплеет на душе. Он провернул рукоять, заставив солнце заплясать на лезвии. — Я вер-... — начал он, но Итачи, разворачиваясь, только помотал головой. — Это мой учебный. Не затрудняйтесь. В следующий миг Фугаку остался один. Для учебного, этот вакидзаси был слишком хорош, пусть и потрёпан. Часть рукоятки была стёрта, а мон клана Учиха был практически незаметен. На лезвии наблюдались пара зазубрин, но оно было очень остро. Впрочем, намёк от Итачи был понятен: займитесь тренировками, тайчо. — Вы ему понравились, Тецуро-сан, впервые вижу, чтобы он кому-то не из клана помогал, — от стены отлепился ещё один Учиха. Шисуи смотрел испытывающе и цепко. — Но мой вам совет, не принимайте это на свой счет и не надейтесь на большее. — Почему? — устало спросил Фугаку. Сегодня Учиха только и делают, что дают ему советы. — Вас зовут так же, как и его отца. А для него это сродни оскорблению, что слабый шиноби носит такое гордое имя, — Шисуи смерил его мягким взглядом, будто надеясь на понимание. А потом протянул ему два свитка. — И для всего нашего клана тоже. Фугаку тихо вздохнул. Учиха просто мастера на завуалированные оскорбления. Вот Шисуи вроде как и комплимент сделал, что Итачи проявил неслыханное доверие, а вроде как и опустил. Сама изящность. — Что это? — он кивнул на свитки. — Техники, совместимые с использованием клинка. — Я не могу принять, — Фугаку помотал головой, вставая. Он был выше Шисуи, но отчего-то впечатления были абсолютно противоположны. Учиха усмехнулся. — Мы не стоим с протянутой рукой долго, Тецуро-сан. Фугаку тепло улыбнулся юноше, качая головой. — Благодарю за ваше расположение, Учиха-сан, но и я не нищий, чтобы принимать подаяния. Морщинка на лбу Шисуи разгладилась, он тихо рассмеялся. В его глазах заплясали смешинки и сам он вмиг посветлел лицом. Убрав свитки, он кивнул. — Вы мне нравитесь, Тецуро-сан, постарайтесь не умереть на этой войне. Когда Шисуи исчез, Фугаку сел обратно, убирая клинок и массируя переносицу. Мысли о сегодняшних встречах одолевали его и заставляли болеть голову. Поэтому, услышав взрывы и звуки созыва бойцов, он был даже рад. *** Какаши раздражённо отдавал приказы, хотя он здесь вообще не за этим. Он здесь вообще в качестве подчинённого, а не руководства, и предположительно, то, что он сейчас делает, является самоуправством... если бы не тот факт, что тренировочные "полигоны" при Яку находились в некотором отдалении от самого лагеря. Шиноби Ивы и Кумо напали так неожиданно, что не будь Какаши — Какаши, то застали бы их врасплох. И в целом, пока отбиваться получалось, хотя потери были. На другом конце Яку раздался оглушительный взрыв, что аж земля затряслась, а Какаши вдруг понял, что часть шиноби двигаются как-то чересчур странно... ме-ха-ни-чес-ки. — Отступайте в Яку, — приземлился на плечо ворон Шисуи, и он раздражённо согнал птицу с плеча. — В Яку, — скомандовал он, и скрестил клинки с одним из нападающих, в следующий момент запутывая его в иллюзии и перерезая горло ему и ещё троим врагам с помощью запущенных до этого кунаев. Шиноби Конохи начали отступать, давая ему возможность развернуться для более разрушительных техник. Комбинируя огонь, воду, молнию и землю, он настолько быстро справился с нападающими, что даже удивился, когда врагов не осталось. Стряхнув с рук ошметки чужой плоти и брезгливо вытерев кровь с пальцев, он вернул клинок в ножны. Звуки битвы всё ещё слышались, так что стоило поторопиться. Если уж такие шиноби, как его напарники по команде, не смогли справиться быстро, значит там есть кто-то более значимый. Однако в следующий миг там, где он был всего мгновение назад, приземлился... — Тц, — сквозь зубы "выплюнул" Какаши. Джинчурики Восьмихвостого... если уж сюда даже Киллера притащили, значит явно не намерены прекращать войну. — Йо, теперь ты говно, Какаши, тебе так не повезло Йо, встретиться со мно-о-йо-й, — раздался бас Би, и он, закатив глаза, парировал следующую серию ударов. Тайдзюцу смешалось с кендзюцу, превращаясь в хаос случайных царапин и тесного взаимодействия. Вот уж с кем Какаши не желал мериться силами, так это с сильнейшим шиноби Облака. — Рэп ты читаешь всё также отвратительно, — насмешливо констатировал Какаши, когда, обменявшись первой серией ударов, они разошлись. У Какаши по щеке стекала кровь, а Киллер демонстративно перетягивал вынутыми откуда-то бинтами плечо. — Не спрашивал щенков, йо Иди-ка ты домой, йо, На ленточки порву, йо И будет хорошо, йо — И в чем логика? — задал риторический вопрос Какаши, прежде чем начался второй "раунд". Если бы Какаши спросили, с кем сражаться было легче, с Какузу или с Киллером Би, он бы ответил, что предпочёл бы, чтобы Какузу сам сражался с Би, а он бы просто постоял в стороночке. Потому что, как говорят всем известные Нара, «напряжно~». Совершенный джинчурики. Сражаться с таким противником неуютно, а поймать того в гендзюцу не выходит: слишком вёрткий засранец. Хотя про массивного Би с трудом можно сказать "вёрткий". Когда Киллер Би переходит на другой уровень, Какаши начинает выдыхаться. Он, конечно, гений Конохи, хладнокровный Шаринган Какаши, ученик самого Хокаге, обученный обладатель шарингана и так далее по списку, но чёрт побери, он заканчивает все свои бои в рекордные сроки и долгие сражения это совершенно не то, что ему нужно. Свалиться с чакроистощением, конечно, можно, точно также как снова перенапрячь глаза до кровавых слёз, но Коноха не в том положении, чтобы такой боец, как Какаши, отлёживался в госпитале. А вот Би чувствует себя очень комфортно, хотя и выказывает раздражение из-за того, что несмотря на все затраченные усилия, упрямый Хатаке всё ещё жив. И, несмотря на то, что в целом поединок идёт на равных, Би, не прекращая атаковать, зачитывает: — Сдавайся, йо, тебе не победить Возможно даже будешь жив, Лишь проявив благоразумие, йо — Рифма это не про вас, Киллер-сан, — раздаётся насмешливый голос Шисуи и Какаши ему даже рад. Напарник помогает ему разорвать расстояние и взять короткую передышку. Шисуи слегка скашивает на него взгляд, по-доброму улыбаясь и толкая его в плечо. — Приказы не для тебя, да? Несмотря на то, что Шисуи безмерно его раздражает, вместе с ним сражение полностью меняет ход, а в какой-то момент и полностью его прекращает. Когда на поле боя профессиональный владелец шарингана, врагам остается только посочувствовать. — Я убью тебя, йо, Чего бы мне это не стоило, йо Твои глаза не помогают, Они тебя лишь унижают, — очевидно находясь в гендзюцу, продолжал зачитывать рифму Киллер, а потом принялся размахивать оружием, будто бы с кем-то сражаясь. Вот только чем больше это длилось, тем ближе его собственные атаки были к его телу, когда, очевидно из-за биджу почувствовав неладное, он вдруг резко трансформировался. В разные стороны полетели огромные щупальца, причём с такой скоростью, что Какаши еле успевал уворачиваться от них. — Берегись! — раздается вскрик и Какаши чувствует, как его кидает на землю. Слышен звук разрываемой плоти и чей-то истошный вопль боли. На лицо капает кровь. Эта же кровь стекает по щекам куда-то за шиворот. Какаши почти рефлекторно подхватывает упавшего на него напарника с дырой вместо груди. В памяти тут же всплывают тела Кушины-сан и Фугаку-сана. Шисуи бледен и не спешит развеиваться. Надежда, что это был клон, исчезает, тает вместе с блеском в глазах Учиха. — Шисуи! — слышится отчаянный полувскрик-полурык. В следующий миг жадные языки чёрного пламени пытаются облизать одежду Какаши, но он поднимается, чтобы тут же рвануть в сторону Яку. Чёрт побери. И плевать вдруг становится на то, что чёртов Киллер Би наверняка сдох: сначала пронзив сам себя в образе Восьмихвостого, а потом в чёрном пламени Итачи. Плевать, что теперь война между Листом и Облаком перейдет в стадию, после которой только полное уничтожение, и что Минато-сан велел тянуть максимально долго, чтобы успеть решить конфликт до того, как случится непоправимое. Плевать, потому что в который раз всё идет совершенно не по плану. Какаши ведь знал, что стоит держаться от совершенного джинчурики подальше, даже если тот полностью под контролем. И Шисуи... вот ведь придурок. Ещё живой, криво ухмыляющийся сквозь полный крови рот, не издавший ни единого звука и вообще вернувший взгляду полную осмысленность. Гений, черт бы его побрал. Какаши не может не смотреть на него, потому что боится, что в какой-то момент опустит взгляд, а Шисуи уже нет. Учиха крепко хватает его за ворот, вынуждая остановиться, и с неожиданной силой спрыгивает на землю, расплескивая кровь из дыры в груди, сплёвывая кровавые ошметки и крепко вставая на ноги. — Я не химе, чтоб меня на ручках таскать, — смотрит как-то твёрдо, хотя глаза мутные от боли. Какаши просто молчит. Просто потому что впервые видит, как человек с дырой вместо груди стоит на ногах и даже может говорить. А потом начинаются догонялки по кровавым следам, потому что вместо Шисуи опять его остаточные образы Шуншина. Это заставляет его успокоиться, потому что если Учиха жив сейчас, то будет жив и потом. И тем не менее всё ещё бьется в груди испуганная мысль о том, что с такой раной долго не живут. *** Фугаку чувствует себя героем какой-нибудь мыльной оперы из разряда "истории Джирайи-самы", потому что из одной битвы в другую — это не смешно. Вообще. А если ты неведомой силой случая оказываешься "в паре" с женщиной, которая как магнит тянет тебя к себе, то здесь точно нужно доставать истории Отшельника. Фугаку не самый сильный шиноби, но его умений вполне хватает, чтобы прикрывать Микото спину. Просто за счет роста. Она мастерски руководит группами в своём распоряжении, успевая самой посылать меткие кунаи и техники. Впрочем, от Фугаку не укрылся и тот факт, что на поле боя она чувствует себя неуверенно, хотя некоторые движения и абсолютно рефлекторны. — Тецуро-сан, прекратите, — резко говорит, обернувшись вполоборота и сверкает тёмным взглядом. Возраст, кажется, никак на ней не сказался: чёрные волосы, водопадом спускающиеся по спине, тяжёлые и, непременно, мягкие — Фугаку и отсюда видит, как на короткие мгновения шиноби отвлекаются, засматриваются на игру ветра с волосами этой женщины. Этих мгновений хватает, чтобы потерять руку, ногу или жизнь. Выделенные тёмным глаза кажутся ещё более тёмными и затягивающими, а стрелки делают взгляд более хищным. Микото-химе не похожа на молодых куноичи, что в центре боя, которые словно юркие змеи искушают что своих, что чужих. Микото-химе притягивает взгляды своей прямотой и жёсткостью. Фугаку, кажется, влюбляется. — Прекратить что? — сбить кунай, врезать от души какому-то ублюдку с жадной рожей, максимально пафосно выпрямиться и... тут же пригнуться, спасаясь от огненного шара над головой. Женщина в ответ не менее пафосно его игнорирует. — Итачи, Шисуи, — она подзывает двух пошедших вразнос представителей своего клана и, не принимая возражений, отсылает обоих в сторону полигонов. Фугаку видит, что делает она это волнуясь за своего сына. Они работают в команде и хотя Фугаку всё чувствует, как на язык рвутся техники неизвестные и куда более мощные чем те, что он использует сейчас, они справляются. Тем более, что в бой вступили Асума, окончательно разошелся Гай и Норико, а также начали оправдывать славу своего клана другие Учиха. — Мне не нужен телохранитель, — с достоинством говорит Микото-химе, когда он ловит её взгляд, снова и снова проваливаясь в эти чёрные омуты. Атака на Яку отбита и он, впервые находящийся посреди моря крови и тел, почему-то чувствует себя невероятно спокойно. — А друг? — спрашивает он, проглатывая схожее по звучанию "муж". Тупые подкаты он никогда не любил, а по отношению к Микото-химе вообще считал их неприемлимыми. Женщина удивлённо вскидывает брови, а потом принимается раздавать указы и Фугаку на время уступает. Саднящая тоска и боль, возникающие при виде Микото, Итачи и других коноховцев, сменяется тихой уверенностью. Откуда-то он знает, что она не отказалась. И это знание отчего-то одновременно вызывает что-то сродни ревности и удовольствия. *** Какаши прибывает в полевой госпиталь одновременно с Шисуи. Ирьёнин, встречающая раненных, смотрит на Учиха так, что у Какаши сердце удар пропускает. Уже просто по этому взгляду можно понять, что здесь и понятия не имеют, что делать с такими травмами. — Найдется койка и стакан лимонада? — шутит Шисуи, пытаясь куда-то облокотиться и, почему-то, полностью игнорируя Какаши. — Ш-шисуи-сан... Учиха тут же оказывается в центре внимания. Но Какаши не может отделаться от этого повисшего в воздухе чувства обречённости. Потом в поле зрения появляется Микото-сама с Тецуро-саном и Хатаке вспоминает про Итачи. — Какаши, что случилось? — женщина понимает его состояние с полу-взгляда, и страх за Итачи мгновенно въедается в спокойное выражение её глаз. — Шисуи, — только и говорит он, а голова уже идет кругом. Идиот, Ками, какой же идиот. Что Учиха, что он сам. Гениальные, мать их, шиноби. Вдвоём против совершенного джинчурики. Сначала Обито. Потом Рин. Какаши вспоминает, как вытолкнул его сначала Обито, а теперь вот Шисуи и, чёрт, как же ему не нравится их сравнивать. Хотя бы потому, что в голову сразу начинают лезть совершенно другие мысли. Какаши вспоминает похороны Рин. Её гроб закрыт, потому что высвобождение Санби слишком сильно сказалось на её внешности. Хатаке игнорирует вопросы Тецуро-сана и когда неожиданная мысль «а вдруг умер?» вдруг вонзается в сознание, подрывается и вбегает в шатёр, почти сразу же выхватывая взглядом скопление ирьёнинов. Он не сможет. Не сможет стоять на ещё одной могиле. Хватит... Хватит. Он оказывается рядом с Шисуи, упрямо игнорируя фразу медсестры «кажется.. пульса нет», цепляется за раскрытый жилет и всматривается в потускневший взгляд Учиха. — Не смей умирать, слышишь? — слова вырываются как-то слишком легко, но Какаши уже не боится показаться странным. Куда больше он боится брать вместо пяти букетов — шесть. — Выкарабкайся, чего бы тебе это ни стоило. Выкарабкайся... ... потому что я уже на всё согласен. И слишком резко для таких слов отпустив Шисуи (или его это заставили отпустить), рванул на выход. — Нужна Цуна-... — выпаливает он, когда Тецуро-сан вдруг хватает его за шкирку. — Во-первых, успокойся, — цедит тайчо и кидает кому-то свиток. — Во-вторых, бегом за восстанавливающими пилюлями, тебе предстоит чакрозатратный путь. И отвесив подзатыльник, вернул Какаши то душевное спокойствие, с которым он обычно двигался по жизни. Напоминая о том, что он, чёрт побери, Хатаке Шаринган Какаши, заместитель главы АНБУ НЕ и глава клана. Заставляя забыть о том, что... «пульса нет». *** Какаши отправляется в Амегакуре сразу же, как только получает на руки стазис-свиток с телом Шисуи. Майто Гай в это время уже изо всех сил мчит в Коноху за Цунаде. Фугаку почему-то знает, что если не поможет Цунаде, то помогут Нагато Узумаки и его ангелы. Теперь, когда вопрос с жизненно необходимыми действиями решён, он погружается в другие. К примеру, в решение вопроса с Киллером Би. Обугленное, трудноузнаваемое тело доставляют в лагерь спустя полчаса после окончания обороны. Фугаку сглатывает, потому что понимает, что теперь уже точно мирового решения с Облаком не получится. Второй вопрос, Итачи. Подростка он находит не сразу. Сначала приходится пройти по дороге, что вела в сторону горы. Почти сразу после госпиталя по обе стороны дороги располагались пустые площадки, очевидно для палаток. Они были расположены обособлено и он вдруг вспомнил, как стояла на страже этих "территорий" охрана. Первая, вторая, третья площадка и на четвёртой он видит Итачи. Учиха стоит возле какого-то камня, опустив голову и сжав кулаки. Не двигаясь и не издавая ни звука. — Итачи, — окликает он его и подросток вскидывает голову. Под глазами полосы засохшей крови. Взгляд пустой. И Фугаку, в два шага преодолев расстояние между ними, крепко обнимает Итачи. Ребёнок. Это всё ещё ребёнок. Тринадцать лет — шутка ли? И плевать, что выглядит он на все семнадцать, а взгляд у него может быть жёстче, чем у иных стариков. На объятие он не отвечает, но отчего-то вдруг рвано выдыхает и Фугаку кажется, что вообще впервые вдохнул с того момента, как пришёл сюда. — Он будет жив, — говорит Фугаку, игнорируя голос совести, говорящий ему "не обнадеживать" парня. — Это же Шисуи. — Не врите мне, Тецуро-сан, — усмехается вдруг Итачи, выпутываясь из объятий и делая два шага в сторону. — Я уже не ребенок. — Ты не должен нести этот груз один, — отвечает Фугаку, чувствуя странное отчаянье. — Шисуи выживет, Какаши отнесёт его в Амегакуре, а Майто приведет туда Цунаде. — С такими ранами не живут, — отрезает Итачи, его лицо каменеет и он сам будто окончательно замораживается изнутри. — Если мой отец не выжил, то Шисуи... Тут его голос дрогнул и он, взяв в себя руки, отворачивается. — Благодарю за беспокойство, тайчо. — Не держи всё в себе, — неожиданно твёрдо настаивает Фугаку, разворачивая мальчишку к себе. — Думаешь, если закроешься и спрячешь свою боль, то она исчезнет, а твои родные не станут за тебя беспокоиться? Нет. Ты только разрушишь себя и своё здоровье. — Вы мне не отец, — скинул его руки Итачи, и Фугаку удивился тому, насколько леденяще спокойно он это произнёс. — А я и не пытаюсь им быть, — эти слова черпали силу из какой-то странной решимости, смешанной с горькой отчаянностью. — Но смотреть как другие разрушают сами себя не намерен, особенно если это тринадцатилетний мальчишка, у которого ещё вся жизнь впереди, ясно? Итачи прикрыл глаза, очевидно не в силах справиться сам с собой, а когда открыл глаза снова, тайчо уже не было. Была лишь мама со слезами на глазах, стоящая совсем неподалеку.