За что умирают люди

Сарада всегда немного отличалась от других детей. Она не считала это странным, да и никто не замечал: девочка предпочитала держать свои мысли при себе. Она всего лишь замечала немного больше других. Всего лишь могла чуть легче повторить новую ката в Академии. Всего лишь истолковать белые пятна в книжках по истории немного иначе, чем другие. Из небольших мелочей строилась Сарада такой, какой была на самом деле. Все вокруг лишь пожимали плечами, повторяя раз за разом одно и то же: «Ты ведь Учиха». Как будто этим можно было объяснить абсолютно всё. «Учиха» для людей не было просто фамилией. И даже не было синонимом их улучшенного генома - додзюцу. Обезличенное обозначение маской налипало на лицо, требуя соответствовать давно мертвому «великому» клану. История его падения же не разглашалась. Единственное, что удалось выяснить юной наследнице, — лаконичное, пустое имя. Учиха Итачи. Её дядя. Такой же мёртвый, как и весь клан, вот только даты другие: он прожил ещё десять лет, когда другие уже лежали в земле. Кто он? Каким он был? Почему выжил? Отчего погиб? Был ли он похож на отца? А может, на него чем-то походила Сарада? Снимая очки, девочка подолгу всматривалась в отражение, ища там хотя бы часть ответов. Но её по-детски округлое лицо напоминало только маму со старой фотографии Команды 7. Казалось, от отца ей достались лишь фамильные цвета. Траурно-чёрные с самого рождения. Маленькая Учиха видела в этом своеобразную иронию: траур по тем, кто умер, едва ли подходил тому, что называли «новым временем». Ярким цветам неоновых вывесок куда больше соотвествовал такой же яркий Боруто. Яркий и примерно настолько же пустой. Сарада никогда не ощущала ярких эмоций: вместо яркой злости — смутное раздражение, вместо щемящей грусти — глухая тоска. Сама себе она казалась какой-то неправильной, но никто не замечал. Даже мама. Все так легко стали яркими и неоновыми, как вывески, и теперь Сарада точно знала, что такое «Учиха». Это клеймо, чёрным цветом выжигающее все прочие. Родившись Учихой, не сможешь жить так, как другие. И это будет нормально. От глупой, иррациональной обиды хотелось плакать — и девочка была слишком мала, чтобы сдержаться. Она не выбирала, кем ей родиться — кто-то сделал выбор за неё. Она не выбирала, кем ей быть — с самого начала это было решено. Именно поэтому Учиха, вытерев слёзы, каждый раз возвращалась к тренировкам. Любые техники, любые знания — они давались без особого труда, всего лишь требовали вдумчивости и практики. Как и ожидалось от Учихи, так? Собственное имя казалось тесной клеткой, состоящей из шести чёрных плит: стены, пол и потолок. Сарада задыхалась в этой «нормальной» западне. Отворачивалась, закрывала глаза, но всегда натыкалась на один лишь чёрный. Чёрный отражался в зеркале каждое утро — в её собственных глазах. И единственный цвет, который изредка его сменял, стал жгучий алый. Наследие мёртвого клана со стёртой из летописей историей. Шаринган. Сарада часто слышала, как отца называли «последним из проклятого клана» за её спиной. Единственное, в чём хотелось возразить — не последний. К сожалению. Разминаясь перед тренировкой, девочка снова и снова возвращалась к вымораживающей изнутри мысли: "Лучше бы отец был последним." Это не было неблагодарностью — скорее, непредвзятым расчетом. Своим детям она бы никогда не пожелала судьбы быть «такой, как и ожидалось от носящей имя Учиха». Камон на платье обжигал спину, оставляя свой оттиск на коже. Сарада просто понимала чуть больше, чем стоило бы. И вполне могла назвать это «проклятием». От клана осталось лишь выгоревшая земля, но на развалинах квартала сохранились изображения веера. О прошлом рассказывать теперь не принято. Особенно — о проклятом прошлом. Проклятый, проклятый, проклятый… От бросаемых на ветер слов шумело в ушах. Сарада всего лишь искала ответы, а получала только осточертевшее клеймо. «Когда папа вернется? Каким он был?» В ответ — уже надоевший щелчок по лбу. «Кто такой Учиха Итачи?» Мама тогда только вздрогнула и поспешила перевести тему. И больше никогда не использовала странный жест. Легко связать одно с другим, но и только. Какая польза от связи бессмысленного щелбана и мёртвого человека? Сарада старалась не активировать шаринган на людях. У неё не было объективных причин скрывать глаза своего клана, но непонятный стыд заставлял прятать красную радужку в бликах очков. Это не тот цвет, который уместен в «новое время». Красный, цвет крови, должен был остаться в прошедшей эре разрушений и войн. Там же, где и заклейменный огнём веер. Сараду почему-то начали раздражать яркие цвета. Яркие улицы, яркие люди, собственная яркая одежда. Изнутри жгла неясная, необоснованная обида на весь окружающий мир лишь потому, что Учихе раз за разом не удавалось отыскать в нём своё место. Неоново-яркое «новое время» отрицало красно-чёрный пережиток «старого». Вот так. Пережиток. Ошибка, принимаемая, как должное. Больше нет того, к чему мог бы стремиться член «проклятого клана», и Сарада мечтала об одном: разобраться в том, что выжгли, будто заразу. Узнать наконец, кто такой Учиха Итачи и что случилось с их кланом. С Её кланом. Стоил ли этот мир выжженных пятен на страницах истории? Руин, обнесенных забором, на месте квартала Учиха? Многих жизней, просто стёртых из памяти людей? Сарада искала несколько дней — кладбище в деревне шиноби было огромным, — но всё же нашла сектор её клана, заполненный старыми, неухоженными надгробиями. Здесь давно никого не было. Сарада не знала этих людей, но чувствовала ответственность. Пусть не за жизни, но хотя бы за покой после смерти. Поэтому приходила сюда, когда было свободное время: стирала пыль, убирала сорняки и паутину, пожухшую листву за многие годы. Маме говорила, что испачкалась на тренировке. Врать не было сложно, пусть это и было неправильно. Внутри крепла неосознанная уверенность: если скажет прямо, её не поймут. Ведь проклятый клан и должен быть выжжен. Девочка сжимала кулаки, кусала губы и вымещала злость на тренировках. Огненный шар она учила сама, украдкой, по скопированным шаринганом свиткам. Никто не ожидал подобного от десятилетки. И Учиха не считала нужным их переубеждать. Когда на деревню опустилась очередная осень, сменяя жаркое лето, всё повторилось по кругу. Землю укрыл новый слой опавшей листвы, и Сарада снова была на кладбище. Нужно было успеть прибраться до холодов. Обойдя все могилы не один раз, она так и не нашла имени дяди. Только вереницу незнакомцев с датами: все они умерли в один и тот же день многие годы назад. Как это случилось? Было ли страшно? Сражались ли шиноби-Учиха до последнего вздоха? И если да, то против кого? С чем они умирали — с гордостью или сожалениями? Где-то среди этих незнакомцев была её семья. Бабушка и дедушка, и, наверное, ещё много родственников, связь с которыми пришлось бы записывать в несколько строк. Иногда Сараде очень хотелось узнать лично каждого из них. Спросить о мечтах, о том, что было в прошлом. Девочка видела герб своего клана на вывеске Военной Полиции. Какими они были полицейскими? Верили ли они в свою работу? Любили ли Коноху? И кто, в итоге, такой Учиха Итачи? Однажды Сараду назвала его именем какая-то старушка. Ей, наверное, было больше сотни лет — много не только для шиноби, но и для обычного человека. Старушка с улыбкой звала её — Итачи — поесть данго в ресторанчике, которого уже давно не существовало. Лишь сравнив несколько старых карт, девочка отыскала примерное место. Неподалёку от мёртвого квартала. В очередной раз коротко срезая свои чёрные волосы — простым кунаем, смысл думать о красоте? — она усмехалась. Учиха находила смешным то, насколько её тянуло к местам, отмеченным Шинигами. Затёртая история не исчезла, упав чёрными прядями на плечи. Напротив, стала только тяжелее, скрытая за тайной-замком. Люди легко исчезают из чужой памяти. Стереотипы же впиваются корнями глубоко в сознание общества, подобно сорнякам. Интересно, похожа ли она на дядю? Сарада в последнее время обрезала свои мягкие волосы очень коротко, надевала тёмно-синюю футболку взамен малинового платья, перестала носить очки, и все говорили, как она похожа на отца. Каким человеком был дядя? Девочка больше не задавала вопросов матери, и это было для той нормально. Как будто если долго молчать тишина сама собой могла обратиться ответом. Прищурившись, девочка посмотрела на собирающиеся на небе тучи. Дело к дождю. Сарада скучала. По какой-то другой жизни, которой никогда не знала, но которую легко могла представить. По миру, в котором она не была бы лишней. В котором она могла бы быть своей. В конце концов, по отцу, которого никогда не было рядом. Выполнив свою обычную разминку, девочка активировала шаринган. По крупицам собирая наследие, принадлежащее ей по праву, Учиха находила в этом свою прелесть. Полученное своим трудом и ценится больше, чем отданное легко и просто. Они были многим похожи с Боруто и различались, как день и ночь. Или, будет точнее сказать, «прошлое и будущее»? Боруто — как беззаботное мирное будущее, и его глаза — как бескрайние, свободные небеса. Сарада же… Как прошлое, которому некуда теперь идти. Поэтому она тренировалась, как проклятая, хоть и не было даже вероятности войны. Поэтому искала ответы, которые уже ни на что не могли повлиять. Ведь, в сущности, кому какая разница, как сгинул проклятый клан?