Костер на берегу реки

Солнце медленно поднималось над горизонтом, заставляя пылать алую траву Галлифрея. Листва трепетала на ветру, и те участки леса, куда попадал солнечный свет, как будто горели. Тьма ночи отступала, нехотя, но неотвратимо, отдавая власть над планетой новому дню. Постепенно освещенных участков становилось все больше, птицы щебетали и перелетали с ветки на ветку, а в траве под деревом спали дети, двое ничем не примечательных мальчишек. Таких, как они, десятки и сотни миллионов — растущих, познающих новое и боящихся самых темных дней. Солнечный свет подбирался к ним все ближе, вот захватил в плен ногу одного, через несколько мгновений осветил руки второго. Сейчас, в самый холодный момент утра, когда земля остыла и солнце еще не успело ее согреть, мальчишки прижимались друг к другу, слово старались найти хоть толику тепла и защиты. Ночь вдали от стен Академии выдалась темной и полной опасностей. Но свои многочисленные синяки и ушибы мальчишки получили вовсе не в лесах Галлифрея, а в коридорах и залах Академии. Когда свет упал на лицо Тэты Сигмы, тот поморщился, рассветное солнце явно доставляло ему неудобства. По привычке попытался закрыть лицо одеялом и с удивлением обнаружил, что этого самого одеяла сейчас вовсе нет, а через несколько мгновений, неудачно повернув руку, застонал от едва сдерживаемой боли. — Торвиг — отрыжка гаргантозавра! — имя недруга Тэта едва ли не прошипел: события предыдущего дня болью отозвались во всем его теле, когда он попробовал пошевелиться, да и ночь, проведенная на промерзлой земле, вовсе не способствовала хорошему заживлению ран. Распахнув глаза, он сразу зашипел и в следующее мгновение закрыл их снова, ведь солнце Галлифрея и не думало скрываться за тучами или неожиданно изменять положенный природой маршрут, поэтому все так же пылало над горизонтом. От движения под боком и не сдерживаемого, громкого шипения рядом заворочался второй мальчишка, тут же застонавший оттого, что все тело ломило. Но стон вскоре сменился рычанием, тело отозвалось болью даже на самое легкое движение — Кощею вчера досталось гораздо сильнее, чем Тэте Сигме. Тот в свою очередь дернулся и прикрыл друга от солнечного света, стремясь оградить его от собственной ошибки. — Доброе утро, Кощей! — скрывая за напускной веселостью собственную боль, Тэта внимательно следил за движениями друга, словно старался на глаз оценить его состояние. — Тэта! Меня словно всю ночь грызли пифийские землеройки, — Кощей попытался привстать, но тут же зажмурился, явно пережидая вспышку боли от неудачного движения. — А ты смеешь заявлять мне, что это утро «доброе»? — Хм, ну если уж пифийские... Пожалуй, да, тогда совершенно точно я совершил огромную ошибку, назвав его так! — Тэта нахмурился, словно задумался, как же иначе назвать это утро. Представление о мире у Кощея слабо соотносилось с природным оптимизмом Тэты. Через некоторое время маленький Повелитель времени улыбнулся и выдал фразу, от которой Кощей застонал, будто почувствовал очередной приступ боли. — Это утро просто замечательное, сегодня все будет по-другому, вот увидишь! — Тэта отвернулся, чтобы Кощей не увидел, что в его глазах плещется точно такая же боль от каждого движения. — Сегодня мы покажем этому, этому... Тэта явно не мог подобрать слов, в его душе боролись оптимизм, вера в лучшее, боль, а еще темная ярость, которая копилась где-то там, в глубине души, в тех самых дальних уголках, где каждый ребенок прячет мысли, которых страшится сам, но продолжает желать. Кощей усмехнулся и начал вставать, оперевшись о дерево. Вчерашнее избиение, хоть Кощей и предпочитал называть это дракой, не прошло бесследно, и заметив затруднение друга, Тэта пришел ему на помощь. — Отрыжка гаргантозавра, если я правильно уловил во сне твои мысли, — Кощей сжал руку в кулак, впившись в собственную кожу ногтями, словно в этой боли искал утешения и успокоения от состояния, в котором находилось его тело. — Хотя я бы назвал его дерьмом, вот поверь мне, назовешь его так — и тебе полегчает! — Все-то ты знаешь, — Тэта улыбнулся и протянул другу руку, предлагая опереться на него и уже так дойти до Академии. Как бы ни был страшен Торвиг, наказания за прогул уроков пугали гораздо сильнее, чем новая порция побоев, ну не убьет же он их, верно? — Пойдем, я не хочу опоздать на занятия. Тэта взглянул на небо: где-то там, далеко-далеко, пылали звезды, маленькие, если смотреть на них с планеты, но такие огромные вблизи. Они манили, звали, приглашали изведать галактику, и наказание за пропуск уроков было для Тэты самым страшным, что только можно представить. Ведь взрослые, могущественные взрослые могли навсегда оставить его на Галлифрее. — Да, ты прав, нам нужно поторопиться, — Кощей верно уловил страхи своего лучшего друга и постарался выдавить из себя ободряющую улыбку. Подставив плечо, Тэта повел его в сторону далеких стен Академии. У них еще было время до начала занятий, но и путь предстоял неблизкий. Так далеко они никогда раньше не забредали.

* * *

Академия встретила мальчишек галдежом и шумом. Типичное учебное заведение, по рассказам старших мало чем отличающееся от множества других. Лишь учителя смотрели на это весьма неодобрительно — не пристало Повелителям времени носиться по коридорам, словно диким Шабоганам. Или, того хуже, вести себя, как существа за пределами Галлифрея. Тэту позабавил бы тот факт, что учителя на иных, далеких от созвездия Костерборуса планетах, думали про студентов точно так же. Но сейчас мальчишка мог это только предполагать, стремительно ища нужную им аудиторию. Двигались они непривычным маршрутом: желания встречаться с Торвигом перед занятиями не было ни у Тэты, ни у Кощея, который пусть и храбрился, но новой драки не хотел. Слишком сильно отдавались болью в ребрах неудачные движения. Напоминание о том, что далеко не всё на Галлифрее так уж культурно и цивилизованно, как пытаются рассказать им преподаватели. Не всё и не все. Прошмыгнув в аудиторию, мальчишки постарались найти себе место подальше от преподавателя. Ночь в лесу давала мало возможности подготовиться к сегодняшнему занятию, так что Кощей тут же упал на стол, который сейчас казался гораздо мягче лесной земли. — Разбуди, если усну, ладно? — он заразительно зевнул и прикрыл глаза. Опустившийся на соседний с Кощеем стул Тэта лишь улыбнулся. А после потер слипающиеся глаза, не удержавшись, зевнул и тихонько, едва слышно произнес: — Меня бы кто разбудил… Тэта вздохнул и начал выглядывать неприятеля среди входящих в аудиторию. Торвиг был парнем неприятным, но чертовски умным и оттого весьма опасным. Пусть у учителей не было любимчиков, но хитрых отличников... Хватало, и это заставляло полагаться только на себя. Сложно поверить, что тихий и спокойный на глазах у учителей Торвиг становится самым настоящим проклятьем, стоит им лишь на мгновение отвернуться, оставив его без присмотра. Выбранное место выгодно отличалось возможностью видеть обстановку в аудитории, поэтому, когда в нее зашел Торвиг, Тэта заметил его первым. Вздрогнув, Тэта постарался отвести взгляд: любой Повелитель времени может почувствовать направленное на него внимание, и выдавать себя раньше времени он не хотел. Слишком силен был страх перед их собственным проклятием. Сейчас, во время занятий, им нечего опасаться, но вот что делать после? Недруг был гораздо крепче, чем Кощей, что уж говорить про более хлипкого и маленького Тэту. Поэтому противостояния с ним всегда оказывались такими тяжелыми. Бросив взгляд на собственные дрожащие руки, он сжал зубы так сильно, словно старался съесть сам себя. На бледной коже отчетливо виднелись синяки — некоторые появились совсем недавно, другие были оставлены Торвигом в назидание относительно давно, поэтому сейчас кожа напоминала разноцветный калейдоскоп. Тэта глубоко вздохнул и сглотнул вставший в горле горький ком. Осознание собственной слабости било по нему слишком сильно — ведь это Кощей, дорогой сердцу друг, всегда бросался в драку, стремясь дать отпор. Тэта же был иным, совсем иным, и это заставляло восхищенно видеть в друге силу, которая всегда поможет, и в то же время глотать слезы от собственной слабости. Пусть Кощей и называл стычки с Торвигом драками, Тэта отчетливо видел, что это избиение — сначала падал Кощей, потом... Он помотал головой, прогоняя непрошенные мысли. Нападки Торвига сейчас должны были остаться позади, хотя бы на эти несколько часов, ведь никто из учителей и не подумает давать поблажку ученику лишь на основании того, что один ребенок что-то не поделил с другим. Поэтому, едва раздался сигнал к началу урока, Тэта растолкал друга и принялся внимать мудрости тысячелетней истории Повелителей времени. Ведь сегодня была его любимая тема: начало путешествий в пространстве и времени. И вот они с Кощеем уже не в душной аудитории, а среди звезд, стоят на мостике того древнего корабля. С каждым словом учителя зыбкая фантазия становилась все ярче, насыщеннее, и пусть детское воображение подставляло вместо тесной рубки консоль управления музейной TARDIS, какая разница? Детали не имели значения, и глаза мальчишек горели восторгом, ведь перед ними открывались новые миры, иные цивилизации, такие непохожие на привычный уклад Галлифрея. — В те далекие времена появилось первое положение известного вам закона о Невмешательстве, — учитель говорил и говорил, но фантазии мальчишек были совсем другими. Руки Тэты и Кощея дрожали, ведь они не соглашались оставаться всего лишь наблюдателями. Стук сердца в груди отдавался эхом в висках, а в голове проносились истории о приключениях и завоеваниях. Каждому свое, но одинаково прекрасное и невозможное. Мешанина образов, красок, сражений и открытий... Тэта и Кощей весело переглянулись, понимая и чувствуя — сейчас они мечтают пусть о разном, но похожем настолько, что отличия становятся несущественными. Совсем скоро мечты воплотятся в реальность. Пройдет год, десяток, даже сотня лет, но когда-нибудь они взойдут на мостик собственного корабля или откроют двери TARDIS, а вместе с ними и тайны вселенной. Замечтавшийся Тэта так и не понял, когда закончился урок и начали расходиться ученики. Потерявшийся в пространстве и времени, хотя и лишь в своем воображении, он не заметил появившуюся опасность, и только низкий голос вырвал его из приятных грез. — А, вот вы где, прайдонские недоноски. Тэта вздрогнул, оскорбление слишком резко вернуло его в душную и, как оказалось, довольно маленькую аудиторию Академии. Кощей дернулся в сторону Торвига, опрокинув собственный стул, кулаки его были сжаты так, что костяшки побелели, а в глазах плескалась ярость. Но Тэта чувствовал где-то глубоко в разуме друга отголоски страха. — А ты резвый, Кощей. Неужели я вчера так плохо постарался, что у тебя еще есть силы? Торвиг чуть наклонил голову набок и улыбнулся, презрительно, вызывающе, по-змеиному растянув губы в легком подобии доброжелательности. И это лишь сильнее пугало — недруг знал цену своим словам и прекрасно понимал, что даже вдвоем мальчишки фракции Прайдон ему мало что смогут сделать. В следующую секунду он резко приблизился и нанес жесткий удар прямо в живот Кощею. Тот закашлялся и упал, и никто не пришел ему на помощь. Распахнув глаза, Тэта наблюдал, как Торвиг присел перед Кощеем на корточки, схватил того за волосы и приподнял голову, заглядывая в распахнутые глаза. А потом буквально зашипел ему в лицо: — Запомни, ничтожество: то, что вы выползли из ваших старокровных домов, не делает вас лучше, и если ты еще раз посмеешь дернуться в мою сторону с кулаками, я убью тебя. Убью так, что не поможет и десяток твоих регенераций! На некоторое время все трое замерли в тишине, потом Торвиг встал, бросил презрительный взгляд на дрожащего от страха Тэту, развернулся на пятках и пошел к выходу из аудитории. Лишь у самой двери он снова повернулся и пристально взглянул на Тэту, который, замерев, смотрел на обидчика с ужасом и спрятанной в глубине глаз яростью. — Не думай, что сегодня ты уйдешь просто так, Тэта. Мы встретимся вечером, и уж поверь мне, убегать бессмысленно. Сопротивление бесполезно, — Торвиг улыбнулся, словно вспомнил что-то смешное, и захлопнул за собой дверь. Этот громкий и резкий звук вырвал Тэту из ступора, и он тут же бросился к Кощею, который заходился в болезненном кашле. Помогая другу встать, Тэта проклинал себя за слабость и трусость, никогда еще он не чувствовал себя таким никчемным. Пусть Торвиг и раньше вымещал свою злость на одноклассниках, но последние дни превратились для них двоих в настоящий кошмар. Почти на каждой перемене Торвиг появлялся на горизонте, привнося в жизнь Тэты и Кощея унижение и боль. Кощей, поднявшись на ноги, оперся о подставленное плечо друга и некоторое время молчал, тяжело дыша и с ненавистью глядя на закрытую дверь. Мальчишки дрожали, вцепившись друг в друга, словно в поисках точки опоры. Из-за этого было непонятно, кто же дрожит сильнее. И если один трясся от страха, то другой был переполнен ненавистью. Некоторое время они стояли в тишине, пытаясь прийти в себя. Каждый прокручивал в голове слова Торвига про вечер. После воодушевления, что они испытали во время истории о покорении космоса, падение в этот кошмар сильно ударило по нервам. — Мы должны что-то сделать, Тэта! — Кощей старался совладать с собственными эмоциями, но в голосе нет-нет да и проскакивали дрожащие нотки. Сейчас он смотрел в лицо другу, и Тэта видел, как в глубине его глаз постепенно появляется решимость. — Мы либо должны дать отпор, либо… — Отпор? Какой, к пифиям, отпор? — Тэте решение Кощея совсем не понравилось. Все же он прекрасно видел, к чему привела попытка воспротивиться и дать бой. К увеличению боли. К страху и унижению. К синякам и дрожащим рукам, к парадоксу. — Чем больше мы пытаемся дать отпор, тем сильнее он бьет нас! — А что ты предлагаешь? Бежать? — предложение о побеге Кощей буквально выплюнул, его характер всегда требовал бороться до конца. — Невозможно убежать от всего, Тэта! Пойми и поверь, так будет лучше. С каждым произнесенным словом решимость Кощея превращалась в стальную уверенность, настолько яркую, что и Тэта на одно долгое мгновение поддался этому огню, сжал кулаки так сильно, что ногти больно впились в нежную кожу. А в следующую секунду вздрогнул от слов Кощея. — Мы… — Кощей сглотнул вставший в горле ком. — Мы должны остановить его раз и навсегда! Тэта распахнул глаза, словно стараясь увидеть на лице друга намек на то, что он все неправильно понял, неправильно осознал смысл, который тот вложил в собственное предложение. — Ты сошел с ума? Ты вообще понимаешь, что предлагаешь? — с каждым словом голос Тэты делался все громче. — Нас же... нас же запрут, бросят в казематы, а то и что похуже! — Я не предлагаю доводить до такого, — Кощей поморщился, все-таки не каждый день шебутной Тэта говорил так громко. — Если мы сможем застать его врасплох… Кощей ударил кулаком по столу, тут же сморщился от боли, потом упал на стул и стал барабанить пальцами по столешнице. Сейчас Тэта видел, что друг на грани. Тот сидел, прикрыв глаза и отбивал четыре удара, странные четыре удара — привычка, которая появилась после взгляда в сам Вихрь времени. — Кощей, просто... Пойми, может быть, лучше избежать… — Тэта посмотрел на свои руки, цветные от синяков, покрывающих бледную кожу. — Пару дней поживем в лесу, а там уже у Торвига пропадет интерес. Он не был уверен в собственных словах, но и согласиться с предложением Кощея не мог. То, что говорил Кощей, приводило оптимистичного, но довольно мягкого Тэту в самый настоящий ужас. Некоторое время они сидели в тишине, так и не заметив, что пропустили следующее занятие. Не такое важное, но тем не менее подобное случилось с ними впервые, и осознание этого очень сильно ударило по обоим. Не сам пропуск, но то, что с каждым утекающим сквозь пальцы мгновением они приближаются к моменту выбора. И если Кощей становился все мрачнее и вместе с тем все решительнее, то Тэта, наоборот, не мог найти себе места. Был ли побег выходом? Был ли решением план Кощея? Шум, раздавшийся из коридора, стал спусковым крючком, который сорвал Кощея с места. Отголоски его эмоций, доносящиеся до Тэты через ментальную связь, совершенно точно нельзя было назвать приятными. Сжигающая ярость, отдающая в голову четырьмя ударами. Тэта бросился следом. — И все же, давай сегодня постараемся не встречаться с ним! — Тэта понимал, что даже если они столкнутся сегодня с Торвигом, даже если нападут вместе с Кощеем, им не хватит сил, чтобы выиграть. Кощей лишь огрызнулся в ответ, явно недовольный тем, что Тэта не принял его предложение. Они двигались сквозь толпу, толкаясь, ругаясь и совершенно наплевав на то, что о них могут подумать другие галлифрейцы. Тэта не мог понять, куда именно направляется Кощей, тот действовал слишком вызывающе, толкался и оскорблял, словно старался оставить след в душе каждого, по которому его можно было… — Так вот что ты задумал… Осознание вспыхнуло столь ярко, что Тэта не сдержался и выругался. Старшие ученики, услышав из уст мальчишки подобное выражение, неодобрительно покачали головами. Скажи подобное Кощей, и все бы пропустили высказывание мимо ушей, но Тэта... Сам того не понимая, Тэта сыграл на руку плану Кощея. Теперь уж точно все укажут Торвигу, куда именно они направились. Кощей бежал, оставляя после себя удивленных, злых, опешивших парней и девушек, подобно хлебным крошкам. По которым сейчас следовал Тэта — и по которым рано или поздно их найдет Торвиг. Лишь у самой реки Тэта смог догнать друга. Кощей стоял, прислонившись головой к дереву, и яростно бил по стволу кулаками. Удар, второй, третий, с рычанием, которое постепенно переходило в вой, он выплескивал накопившиеся за день эмоции. Тэта подошел к другу и мягко обнял его со спины, удержав, когда Кощей дернулся от прикосновений. — Давай сбежим, давай уйдем в лес, впереди выходные, никто о нас не вспомнит первые пару дней, а потом… Торвиг, может, забудет про нас совершенно, как думаешь? — Тэта шептал тихо-тихо, чтобы слышал только друг, словно в лесу был хоть кто-то кроме них. Но вокруг лишь молчал лес, да река шумела рядом и одновременно вдалеке. — Это не поможет, Тэт, совершенно не поможет, — Кощей покачал головой. — Даже если мы уйдем. Вечно бегать не получится, а потом, когда вернемся, все будет только хуже. — О, я смотрю, до вас все же дошло, что бежать бесполезно, — еще один голос, резкий и грубый, нарушил установившуюся на краткий миг тишину. Резко обернувшись, Тэта и Кощей увидели на берегу реки Торвига, который стоял, скрестив руки на груди, и насмешливо улыбался. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, а рукава закатаны — вроде всего пара деталей, но образ прилежного ученика изменился кардинально. Сейчас, вдали от взрослых, он мало походил на себя прежнего. Больше не было необходимости пускать пыль в глаза, и Тэта отчетливо понял: приведя Торвига сюда, они сами загнали себя в ловушку. — Побег, да еще и мысли об атаке... Вы, кажется, совершенно не понимаете, что все это вам не поможет, — с каждый словом в голосе его все отчетливее слышались нотки ярости. — Зря вы это затеяли, очень, очень зря. — Что тебе нужно от нас, ты… — Тэта первым подал голос, но так и не смог произнести оскорбление. Это, казалось, лишь сильнее раззадорило Торвига. Сплюнув, он сделал несколько шагов в их сторону, а после сорвался с места, словно собирался снести обоих, банально врезавшись. И если Тэта не стремился к активным действиям, то высвободившийся из объятий друга Кощей явно не был настроен на диалог. Вся ярость, копившаяся в нем с момента выхода из кабинета, сейчас требовала выхода. Расстояние между ними двумя быстро сокращалось, шаг, другой, еще один — и вот они врезаются друг в друга, явно желая причинить противнику как можно больше вреда, и если для более крупного Торвига столкновение прошло бесследно, то вот для Кощея… Тэта видел, что другу причиняет боль каждое движение, однако Кощей лишь поморщился и снова бросился в атаку. Бил он неумело, но столько злости было в его движениях, что Торвиг на мгновение опешил и пропустил пару ударов. Но стоило Кощею и Тэте приободриться, как обидчик засмеялся, а после, зарычав, принялся бить гораздо сильнее. Словно до этого просто игрался, как кошка с мышатами. Но теперь он вошел во вкус, и Тэта не мог понять, что стало этому причиной. Стоя в стороне от дерущихся, он не мог двинуться с места, страх сковал его тело, оставив лишь дрожь в руках да туман в голове. Действия Тэты и Кощея вовсе не стали спасением, как будто вовсе не существовало правильного варианта развития событий. Побег лишь сильнее раззадорил хищника в галиффрейском обличии, которым и был Торвиг, а сражение дало ему повод бить в полную силу, не унижая, но принимая противника как равного. И это стало ошибкой, главной ошибкой, за которую сейчас и расплачивался Кощей. Удары все сильнее сыпались на его худое тело — один по ребрам, еще два в живот, и все равно Кощей и не думал падать, кривясь от боли после каждого удара, но снова и снова бросаясь в атаку с упорством флабба. Постепенно дерущиеся все сильнее сдвигались в сторону реки. Движения Кощея постепенно замедлялись, неспокойная ночь и прошлые побои давали о себе знать, особенно сейчас, когда адреналин первого успеха начал пропадать. С каждым пройденным метром он пропускал все больше ударов. Вот он не смог увернуться от удара по лицу, и по губам и подбородку потекла кровь из разбитого носа. Разорвав дистанцию и вытерев лицо тыльной стороной ладони, Кощей сплюнул на камни красным и снова бросился в атаку. На мгновение сражение замерло у самой воды, они застыли, напряженно глядя друг на друга и переводя дыхание перед новым столкновением. Казалось, еще пара движений — и оба упадут в воду, но… Пока что страдал только Кощей, и хотя Торвиг тоже пропускал удары, Тэте чудилось, что они вообще не причиняют ему боли. И это пугало. Ведь одно дело драться с тем, кто, как и ты, чувствует каждое попадание, и совсем, совсем другое — видеть, как противник снова и снова лишь улыбается и смеется. Желание стереть эту улыбку с лица врага стало для Кощея вторым дыханием, и вложив в удар все силы, он резко выбросил кулак вперед. Сопротивления жесткого блока из рук на пути не оказалось. Брызнула кровь, и легкий хруст прозвучал в наступившей тишине подобно грому. Торвиг взревел, схватившись за нос, из которого хлестала кровь. Кощей не разбил противнику нос — сломал. Он с удивлением осознал, что его удар имел гораздо более серьезные последствия, чем можно было себе представить. Торвиг стоял, неверяще смотря на собственные руки, залитые кровью, которая все лилась из сломанного носа и не думала останавливаться. Как будто не мог осознать, что это происходит с ним. То ли он никогда не получал такого сильного отпора, то ли вид собственной крови поверг его в шок, Тэта не знал ответа на этот вопрос и не хотел знать. Кощей не мог сдержать улыбки. Его враг был самым обычным галлифрейцем, он тоже чувствовал боль. Это понимание лишь сильнее вскружило голову. Постаравшись успокоить дрожащие руки, он с криком бросился вперед, стремясь закрепить успех, но эйфория от первого по-настоящему серьезного удара оказалась ошибкой. — И это все, на что ты способен? — Торвиг резко вскинул голову, сейчас он не улыбался, нет, скалился, и залитая кровью нижняя часть лица напоминала морду раненого зверя. Словно древний гаргантозавр, Торвиг оскалил залитые кровью зубы, превращаясь в существо из кошмаров, и это существо, наплевав на собственную боль и так и не прекратившееся кровотечение, бросилось на Кощея. Столкнув того в воду, Торвиг придавил его, не позволяя встать, и бил с размаху снова и снова, как будто не замечая попыток выбраться из-под воды. А Кощей захлебывался, пытался ударить в ответ, пытался освободиться, но раз за разом оказывался прижатым к речным камням. Воздуха оставалось все меньше и меньше, удары становились все слабее. Тэта с ужасом видел, что Кощей начинает захлебываться, а Торвиг с рычанием буквально сидел на нем и продолжал наносить удар за ударом. Сейчас уже полностью превратился в дикого зверя, утратившего галиффрейский облик. Как в его руке оказался острый и тяжелый камень, Тэта не запомнил. Память не сохранила и того, как он сам очутился прямо позади Торвига, лишь удар и кровь, очень много крови. Тэта все колотил и колотил камнем по голове начавшего заваливаться на бок Торвига. С остервенением и яростью. С осознанием того, что если он прекратит хоть на мгновение бить, то Кощей умрет, захлебнувшись водой или от кулаков обезумевшего Торвига — это уже не имело никакого значения. Не остановился он и тогда, когда тело под ним начало регенерировать. Тэта наносил удар за ударом, словно не понимая, что именно он сейчас делает. Кощей, выбравшийся на берег, жадно глотал воздух да заходился в жутком кашле из-за попавшей в легкие воды. Осознавал ли кто-то из мальчишек, что именно они натворили? Лишь когда золотое сияние регенерационной энергии прекратилось, Тэта отбросил окровавленный камень. Он не получил ни малейшего сопротивления от не успевшего осознать случившееся Торвига, и сейчас стеклянными глазами смотрел, как тело галиффрейца медленно, но верно погружается на дно. Убийство. Это страшное и далекое слово стало вдруг ярким и осязаемым, больно ударило Тэту под дых, и тот чуть сам не свалился в холодную воду реки. Лишь Кощей, успевший вовремя подхватить потерявшего сознание друга, смог спасти его участи Торвига. Вытащив Тэту на берег, Кощей упал рядом. Они оба были живы, но прошли по самой грани — кто знает, что сталось бы с ними, если бы Тэта не поборол свой страх и не спас его? Возможно, в иной реальности, в иной, более мрачной и жуткой вероятности там, на дне, лежал бы Кощей, а Тэта… Кто знает, что сделал бы Торвиг со свидетелем убийства? Солнце медленно двигалось к горизонту, а Кощей и Тэта все так же лежали на берегу реки. Некоторые камни еще были залиты кровью, иные уже давно омыла вода. Каждый из мальчишек думал о своем, адреналин и шок постепенно отступали, давая волю спрятанным глубоко внутри эмоциям. Страх от совершенного, самый настоящий ужас, постепенно охватывал обоих. Оба понимали: если их поймают, это будет концом жизни, концом их желанных путешествий. Их запрут, словно дикое зверье. На Галиффрее, с его упорядоченным и размеренным ритмом жизни, где каждый ребенок ценился на вес золота, убийство не прощалось. Драки да, взрослые смотрели на них сквозь пальцы, но убийство… Тэта поднял руки к глазам и сглотнул, рассматривая свои окровавленные ладони, не в силах поверить в то, что сделал. Целый каскад эмоций сейчас разрывал его на куски — боль от избиения, страх за друга, решимость, что так правильно. Река давно смыла кровь с камней, а Тэта так и не мог осознать, насколько жуткий поступок он совершил, но одновременно понимал, что так он предотвратил гораздо худший исход событий. — Я, я сделал это, мне и… — Тэта говорил с трудом, губы его пересохли и сейчас трескались от попыток сказать хоть слово. Сглотнув вязкую слюну, он уже хотел было продолжить, но Кощей его перебил: — Замолчи! Это моя вина, а не твоя, я начал драку с ним, мне и получать наказание. Ты спас меня, в конце концов! — Кощей взял Тэту за руку и осторожно сжал пальцы, словно давая понять, что все в порядке, что он решит все проблемы, но Тэта даже не улыбнулся. — Ты отправишься к звездам, Тэта, как мы мечтали… — Не думаю, что если бы мы сбежали, то исход был бы иным. — Тэта наклонил голову на бок и посмотрел на Кощея. Сейчас тот выглядел довольно жалко, но вместе с тем решительно. — Да и... Разве могу я полететь к звездам без тебя? Тэта замолчал, смотря на оранжевое небо Галиффрея. Где-то далеко, вне созвездия Кастерборус, кружились бесчисленные миры. Возможно, среди бесконечного множества планет найдется мир, где не будет существ, подобных Торвигу, но что-то в глубине души Тэты грустно качало головой — словно он уже раньше был там, в этих бесчисленных мирах, не во сне, но в прошлой, далекой жизни, и видел всю боль, которую несут цивилизации друг другу. Помотав головой, Тэта вытер непрошенные слезы и вновь взглянул на Кощея. — Значит, либо вместе, либо никак? — они задали этот вопрос одновременно, прекрасно зная ответ. А раз ответ известен, то и дальнейшая их судьба уже была предрешена. Пошатываясь и морщась от боли, мальчишки встали, поддерживая друг друга. Ментальная связь становилась все сильнее, и сейчас они мало осознавали, какое тело принадлежит Кощею и кто из них Тэта, боль чувствовали одинаково, страх и опустошение разделяли на двоих. Наверное, именно это позволило им не сойти с ума. Вдвоем они добрели до воды, вглядываясь в прозрачную гладь, ища где-то там, на дне реки тело своей... кого? Жертвы? Можно ли так назвать галиффрейца, окончательно убитого в тот момент, когда сам он едва не стал убийцей? Перепрыгивая с камня на камень, они шли по течению реки, уходя все дальше от Академии и боясь, что тело Торвига уже слишком далеко. Мальчишки пытались представить себе, что именно они собираются сделать, но лишь одергивали себя, для рефлексии не было времени и сил. Солнце клонилось к закату, и они начинали волноваться все сильнее, искать тело в сумерках желания не было, поэтому они зашагали быстрее, едва не падая на скользких камнях. И вот, когда Кощей и Тэта уже отчаялись, им улыбнулась удача. В лучах закатного солнца они увидели, что тело Торвига прибило к камням. Это было самым настоящим чудом, ведь поднять его с глубины стало бы тем еще испытанием. Кощей, оказавшийся к телу гораздо ближе, прыгнул в воду и попытался вытащить Торвига на берег. И хотя это у него получалось и в одиночку, Тэта последовал за ним, словно они были единым целым. Вода отрезвила мысли и остудила эмоции, этот участок оказался гораздо холоднее. Поэтому Тэта и Кощей постарались поскорее покинуть реку, вытащив тело на берег у самого леса. Сил оставалось все меньше, но они упорно двигались к своей цели: сначала выложить камнями кострище вокруг уже остывшего тела, потом отправиться в лес, полный древесных землероек, чьи глаза они видели в темноте, но продолжали собирать хворост и упавшие ветки, размером напоминающие небольшие деревья. Все, что горит, все, что может стать пищей для пламени погребального костра. Тишина ночи никогда не была абсолютной, шорох листвы, шум ветра, стрекот трепетокрылок создавали жуткую атмосферу, ничуть не похожую на уют. Леса Галиффрея казались полными опасностей, особенно когда эмоции на пределе, и каждый резкий звук заставлял мальчишек замирать, но минуты бежали одна за другой, и Тэта с Кощеем снова принимались носить хворост к берегу реки. Тело Торвига уже скрылось за ветками — погребальный костер для несостоявшегося убийцы. Оставался последний шаг. Тэта и Кощей стояли перед костром, понимая, что обратно дороги не будет уже никогда. Достав спички из карманов — как и все у галиффрейцев, они были больше внутри, чем снаружи, — Тэта попытался поджечь костер. Руки его дрожали, а спички, хоть сухие, снова и снова отказывались гореть. — Стой! — Кощей подошел сзади и положил руки на плечи Тэте. Его тихий голос не то чтобы успокаивал, но дарил уверенность в собственных действиях. — Расслабься, вдохни и успокой руки, ночь только началась, у нас еще много часов впереди. Делай что должен, и будь что будет, а я рядом, всегда! Тэта вздохнул и резко ударил спичкой по коробку, высекая искры. Вспыхнуло пламя, спичка упала в глубину погребального костра. Первые огоньки заалели на ветках, быстро пожирая сухую древесину и тело Торвига. Искры взмыли вверх, в темное, полное светящихся точек небо, множество маленьких огоньков поднимались все выше, теряясь среди звезд. А на берегу реки, возле огромного костра стояли, держась за руки, двое мальчишек. Они не знали, что будет дальше, но были уверены: когда придет время, они отправятся туда, к далеким звездам, рука об руку.