***
Ему вот-вот должно исполниться семь лет. Он только приехал из Швейцарии вместе с матерью и с трудом изъяснялся на японском, хотя его прекрасно понимал. Семья Кибуцуджи устроила один из высоких приемов (он уже не помнит в честь чего), на которое съехалось большинство высшего общества Японии. Мать за руку подвела его к очередной группе гостей на этом нудном приеме. Молодая пара, как и она, пришла с детьми. И женщина использовала ребенка как предлог, чтобы завести разговор. Доума, предоставленный самому себе, осторожно взглянул на двух девочек, одетых в традиционные японские одежды с цветочным орнаментом. Они держались рядом друг с другом, умиротворенные и спокойные, уже привычные к таким собраниям людей. К нему первая обращается старшая из девочек, ведя за собой вторую. По виду, она старше его на два, может три года. Долговязая, пышущая здоровьем, девочка с овальным личиком, что обрамлено длинными, тяжелыми волосами. У неё огромные, доверчиво распахнутые миру, фиалковые глаз, излучающие доброту. —Меня зовут Канаэ Кочо, я старшая дочь семьи Кочо, — И немного повернувшись, представляет вторую девочку. — А вот, моя младшая сестра – Шинобу! Они похожи, как и полагается сестрам, и все же, сильно отличаются. Она ниже старшей сестры, и потому почти одного с ним роста. У неё бледная, болезненно белая кожа. Волосы собраны в строгий пучок, а глубокие фиолетовые глаза смотрят на него настороженным взглядом. Он узнает этот взгляд. В Японии все смотрят на него так. Он унаследовал внешность матери: светлая кожа, светло-рыжие волосы и огромные глаза оттенков радуги вследствие гетерохромии. Он выделяется среди чистокровных японцев своей чуждой, инородной красотой. Гайдзин*…***
В воскресенье его, разомлевшего и тающего, вытряхивают из постели, полной голых женщин и мужчин. «Это недостойное, отвратительное поведение для сына семьи Кибуцуджи! А значит, будешь соответственно наказан!». Доуме слишком хорошо, чтобы перечить дядюшке в свой законный выходной. В среду Музан вызвал его в кабинет для важного разговора и поставил перед сухим фактом. Впрочем, как и всегда. До этого момента Доума так и не нашел себе достойную кандидатуру, а значит Музан уже подобрал ему хорошую невесту. Хорошую, в понимании дяди, значит выгодную. Доума уже знает, что за этой девушкой будут стоять деньги, власть и сила этого мира, а может все вместе сразу. Долго ли он искал? Определенно. Воспользовался его проступком? Однозначно. Ожидал ли этого Доума? Вопрос в другом. Мужчина этому ничуть не удивился, вполне готовый к подобному повороту судьбы. Ему уже двадцать восемь и ему правда пора остепениться. Но он не ожидал, что Музан преподнесет брак как «наказание». Музан долго говорит о главном: выгоде этого союза для семьи Кибуцуджи. О подъеме стоимостей акции, укрепление внешнего рынка и долгожданной стабильности для концерна «Kibutsuji». Доума все это конечно и сам понимает. Ведь он и будет после заключения его же брака высчитывать и прогнозировать данные, смотреть за экономикой. Его пожелания здесь не будут учитываться. Он может лишь надеяться, что девушка будет вполне себе «ничего» лицом и телом, чтобы он без отвращения выполнил свой супружеский долг и не так остро чувствовал себя «использованным» этим браком. — Здесь – все о твоей будущей жене. Завтра вечером у вас будет первое свидание. Потрудись и прочитай! — Закончив свою речь, мужчина подает Доуме серую папку. Средней плотности, с не большим объемом информации. Он открывает её автоматически, пролистывает первую страницу, скользя взглядом по сухому тексту. «28 лет», «Вторая дочь в семье», «Закончила с отличием Токийский институт»… Стандартная, почти как в резюме поступающего на работу, информация. С неохотой, почти торжественным обречением, Доума цепляет край фотографии и тянет из-под бумаг. На него смотрит бледная миниатюрная девушка, с овальным личиком и невинными глазами. Волосы девушки собраны в пучок и лишь пара прядей обрамляют её лицо, а на пунцовых губах доброжелательная улыбка. Она одета в простое черное платье, подчеркивающие её белизну кожи и тонкость фигуры. Но снимок не может передать всю её хрупкую и живую красоту. — Ах, совершенно забыл сказать, — Добавляет Музан. — Вы с ней вроде хорошо дружили в детстве. Думаю, поладите снова. В горле у Доумы пересохло от эмоций, а пульс подскочил. Он не мог поверить своим глазам. Из всех возможных вариантов дядя выбрал её. Это было словно схватиться за золотой билет, когда знаешь, что не выиграешь. Выжить после конца света. Сыграть в русскую рулетку наоборот. С холодной фотокарточки на него смотрела девушка, обратившаяся когда-то для него недостижимой, прекрасной мечтой. Она - первый его друг и она же, его первая, (горькая, вымученная, выстраданная им) любовь. Кочо, черт бы её забрал, Шинобу.***
— Госпожа Кочо уже ждет вас. Длинонногая хостес, с безупречной улыбкой и отточенными манерами, уже ждет его у входа в ресторан. И этому факту Доума ничуть не удивляется. Шинобу всегда была такой, сколько её знал. Уже с малых лет она отличалась организованностью и, особенно, пунктуальностью. Мужчина думал, о том, что возможно он выглядит немного нелепо своим поздним приходом, но увидев её, терпеливо сидящую к нему спиной за уютным столиком у окна, отбросил все свои мысли. Она ведь пришла на это свидание. Это ведь может что-то да значить? — Добрый день, Госпожа Кочо! Он протянул ей заранее приготовленный букет белых лилий. Шинобу вежливо улыбнулась ему. Она взяла букет и тут же передала его хостес с пожеланиями о том, чтобы цветы поставили в воду. Дружба детства уже давно превратилась в отдаленное знакомство. При случайных встречах на высоких приемах они ограничивались взаимным выдержанно вежливым приветствием и парочкой сухих вопросов на отстраненные темы. Этого хватало. Их жизненные пути разошлись давным-давно и увели молодых людей в противоположные стороны. А теперь, им предписано сойтись, когда они совсем чужие и незнакомые друг другу люди. Они заказали две чашки кофе и перекинулись парой дежурный фраз. Шинобу лениво потягивала напиток, блуждая взглядом на вид из окна. Доума молчаливо наблюдал за ней. Минимум украшений: пара колец на тонких пальчиках и ненавязчивая заколка бабочка в волосах. Минимальное количество косметики. Строгий деловой костюм тройка, подчеркивающий её хрупкую комплектацию. Доума сделал горький вывод о том, что это «свидание» она рассматривает только как вынужденную деловую встречу. И только ему одному было искренне и по-настоящему волнительно. От тягучих размышлений стало тоскливо и больно на душе. Шинобу оставалась сама собой. Он не мог вынести этого вынужденного молчания. — Есть ли у тебя, какие-либо пожелания насчет брачного договора? — С этим вопросом я буду разбираться со своим юристом. И предоставлю свою часть договора к концу этого месяца. Шинобу поправила рукава своей одежды, расправляя несуществующие складки. В задумчивости покусала нижнюю губу с нежно алым тинтом. Поправила волосы. Доума помнил эти движения: эти действия невольно выдавали в ней высшую точку нервозности. В детстве, после этого, она могла хорошенько дать по щам, выпуская клокотавший в ней гнев. — Как ты мог согласиться на это? — Не выдерживает Шинобу, бросаясь словами жестко и хлестко. С возрастом она все же смогла взять эмоции в руки. — Я не мог отказаться. Это мое «наказание» за мой проступок, — последнее предложение не стоило добавлять, но почему-то Доума хотел быть с ней искренним до конца. В знак былой дружбы между ними. — Неужели у тебя нет любимого человека? — Она склоняется к нему, пронзительно смотря в его глаза. — Неужели ты позволяешь своему дяде распоряжаться твоей судьбой? Снова? — Так же, как и ты… – Шепчет в ответ Доума. — Ты тоже могла бы отказаться. Ему не нравился этот разговор. Кочо едко бросалась на него обвинениями, будто он и только он виноват в её бедах. Но он был такой же жертвой обстоятельств. Устав от этого, он пресёк поток её слов, жестким взглядом. Он ведь изменился за эти годы и больше не был тем самым глупым простаком (что по уши безответно и беззаветно влюблен в неё). — Не будем начинать нашу жизнь с ссоры, Шинобу. Раз уж все уже случилось, нам стоит найти общий язык… Попробуем стать друзьями, для начала. Это избавит нас от многих проблем. Шинобу глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Мужчина уверен в Шинобу. Она умная девочка и обязательно прислушается к его словам, особенно, когда в них есть зерно рациональности. — Все это будет оговорено в брачном договоре, — Жестко чеканит Шинобу, так и не согласившись с его словами, чем заметно удивляет его. Она оставляет крупную купюру за кофе и всем своим отстраненным видом показывает, что это «свидание» закончено. — Я не хочу опоздать на работу, — заключает Шинобу и взяв в руки сумочку, покидает кафе. Официант едва успевает отдать уходящей девушке букет цветов. Она вынужденно берет его в руки и исчезает из поля его видимости. Мужчина откидывается в кресле и переводит взгляд на вид из окна. Впервые за двенадцать лет они так долго «говорили». Был ли он счастлив? Он не знал. А в прочем… Смелая, храбрая, сильная Шинобу Кочо будет его. И только одна мысль об этом приводила его в восторг. Она упрямится, дерзит и показывает свои зубки, но в конечном итоге из таких как она выходят самые покладистые и верные жены. Он растопит этот ледяной холод между ними. Был составлен и подписан брачный договор, а на её безымянном пальце заблестело обручальное кольцо с причудливо ограненным алмазом. Шинобу успокоилась и более-менее смирилась с произошедшим. Они встретились еще пару раз в ресторанах, посетили театр, и явились на последние светские раунды в сопровождении друг друга, на первом из которых и объявили о своей помолвке.***
Компания семьи Кочо влилась в концерн «Kibutsuji». Все произошло так, как и хотел Музан: укрепление акций, взлет экономики, стабильность в этом шатком мире. А Доума предстояла первая брачная ночь. Он замер перед дверью их спальни – она уже была там. Конечно он волновался: в горле пересохло, в груди стучало сердце и на него накатывало щекочущее чувство возбуждения. На тихой семейной свадебной церемонии, уже_бывшая_Кочо вела себя исключительно спокойно и доброжелательно. От одного взгляда на неё в свадебном кимоно у него разливалось теплое чувство в груди, а обручальное кольцо приятно сжимало палец. Недостижимая для него Шинобу, стала его женой. Мог ли он подумать о том, что будет вести её под алтарь? Нет. Мог ли он мечтать о том, что наденет на её тонкий палец кольцо? Нет. Мог ли он знать о том, что целовать уже_свою_Шинобу будет так сладко? Да. Он вошел в комнату. Горел свет. Девушка уютно сидела в кресле, переодетая в шелковую сорочку. На столике перед ней стояла стояла корзинка с фруктами, открытая бутылка вина и бокал для него. Она в полной задумчивости поедала клубнику, в руке покачивая свой бокал с терпким алкоголем. На щеках горел алкогольный румянец. Распущенные волосы едва достигали плеч. Много ли ей надо, чтобы опьянеть? С её-то хрупкой комплектацией и этим терпким алкоголем – нет, совсем немного. Женщина взглянула на него. Остро и больно улыбнулась. — Выпей со мной этого гадкого пойла. Как в старые добрые времена. «Она безбожно пьяна!» Доума садиться в кресло, напротив. Наливает себе в бокал. Шинобу наклонившись к нему, протягивает свой бокал. Дзынь. — А за что мы пьем? — Мужчина смотрит как новоиспеченная жена выпивает алкоголь. Пара капель стекают по её подбородку и капают на груди. Он проглатывает ком вставший в горле: шелковая ткань почти не скрывает соблазнительных форм девушки, будоража его воображение. Тепло приливает к его паху и в штанах ему становится дискомфортно. Шинобу ему не отвечает. Он отбирает из её рук пустой бокал («ей богу, тебе уже хватит алкоголя!») и утянув за плечи, подводит к широкой кровати. В его руках она совсем маленькая и крошечная, почти как ребенок. В четырнадцать он перерос её и все продолжал расти, щелкнув по носу коротышку Шинобу, застрявшую, как оказалось позже, на всю жизнь в полтора метрах с ноготочком. В шестнадцать долговязый Доума занялся спортом, а в частности смешанными единоборствами. Его мышцы крепли и раздаваясь в ширину. И он превратился в рослого парня атлетического телосложения с холодной, завораживающей красотой. Кочо приложила все свои усилия для учебы. Она добилась определенных успехов, и закончила школу с золотой медалью, а после и элитный институт с красным дипломом. Но её рост так и не пересек рубеж ста пятидесяти одного сантиметра. Из крошечной девочки она превратилась в утонченную миниатюрную девушку, с плавными формами, нездоровой белизной кожи и огромными глазами на овальном личике обрамленные темными волосами. Она послушно ложится на холодные простыни. Мужчина целует её, а руки скользят ниже. Он мягко ласкает её, умело разжигая в этом крошечном теле возбуждение. Шинобу наконец-то тихо стонет, а его пальцы чувствуют долгожданную влагу. Она закрывает лицо предплечьем. Он мягко отводит её руку в сторону. У него больше нет сил сдерживаться. — Я хочу видеть твое лицо, Шинобу. Он проникает в неё осторожно одним толчком. Она выгибается под ним, хватаясь губами за воздух. Доума довольно стонет: в ней тесно, влажно и горячо. Но сделав пару толчков, осознает, что Шинобу не была девственницей. — Значит все же успела с кем-то покувыркаться, — Заключает Доума, вжимая её в постель. Шинобу вынуждено хватается за его плечи. Он этого ожидал (Ей двадцать восемь, как никак), и все же какой-то маленькой частью своей душонки надеялся, что именно он будет первым. Наивный. — Это… Не было оговорено в договоре. А значит, это не было важным, — выдыхает девушка. — Да, ты права. Важно лишь то, что теперь ты моя. Мужчина безжалостно и яростно движет бедрами, до тех пор, пока перед глазами не расплываются разноцветные круги от обрушившегося на него оргазма. Он лежит на ней, все еще в ней, а после, с трудом, откатывается в сторону. Из последних сил укрывает одеялом их. — Ты мне всегда нравилась, — Выдает Доума, прижимая хрупкое тело к себе. Но заметив, что девушка уже заснула, тихо смеется. Он зарывается в её волосы и сладко засыпает. Наверное, он попал в свой рай.***