Виконтесса де Бражелон, или Воспитанница Атоса

Рауль делал свои первые шаги. И Беатрис радовалась этому так, словно бы исключительно она научила братика этому таланту. Правда, нельзя не признать, что она проводила столько времени с малышом, что некоторая ее заслуга в воспитании и обучении малыша была. Так что Люсиль справедливо хвалила воспитанницу, считая этот ее интерес и старания важными для будущей супруги и мамы. Девочка проводила с братиком все свободное время, играла с ним, расспрашивала кормилицу о том, как и откуда берется молоко, как правильно ухаживать за крохой и как скоро он всему будет учиться. Этот интерес отметил и Атос, посчитав тоже хорошим знаком: воспитанница все больше вникала в женские дела. Однако при этом она всем узнанным стремилась поделиться с графом, что порой заставляло его мысленно поражаться тому, чего он не знал о женщинах, но бывший мушкетер терпел, потому что это ее откровение попутно помогало «контролировать» влияние на Беатрис всего дамского. Пока девочка, по мнению Атоса, вовсе не портилась от этого, потому получала похвалы и от опекуна за свое старания и свои успехи. А вот сама Беатрис больше гордилась тем, что господин опекун все больше времени проводит с мадмуазель де Венсан. Ее опыт показал, что никакая другая дама не годилась на роль второй матушки. Разумеется, все разговоры между господином графом и гувернанткой касаются воспитания детей, то есть их, Беатрис и Рауля. И, конечно же, господин граф отрицает какой-либо интерес к Люсиль. Как и гувернантка еще в тот, первый вечер, долго объясняла Беатрис, что девушке ее положения просто неприлично ждать интереса от хозяина – о ней немедленно будут говорить, как о падшей женщине, и что гувернантка никогда не справится с ролью матушки и не сможет ее заменить. Но Беа из этого объяснения поняла мало, спорить, однако же, с Люсиль не стала, просто решила, что все равно добьется своего. Пусть не сейчас, пусть когда-нибудь после… Все это, как и вообще все, что с ней происходило, она и рассказывала порой лишь одному слушателю – Раулю. Вообще маленький братик был самым благодарным слушателем: он никогда с ней не спорил, а только подавал какие-нибудь игрушки Беатрис, которая вместе с ним строила башенки замка, рассказывая о том, что у них вот почти такой же, а еще обещая то, чему научит его, когда он подрастет. Рауль уже восторженно поглядывал на лошадок и тянулся к шпаге отца. Но потрогать ему давали только эфес и только из рук господина графа – чтобы малыш случайно не порезался. Поэтому если после кроха заходился плачем, что у него отобрали такую замечательную «игрушку», Беатрис ему на ухо шептала, что непременно сама даст ему шпагу и научит ею фехтовать. Ну, когда Рауль подрастет, конечно. И когда ей самой можно будет хоть иногда носить шпагу – пока в руки девочки оружие попадало только на уроке, после которого возвращалась на место. А это значило, что ей самой надо все лучше и лучше учиться. Поэтому, когда к ним в гости приехал господин лейтенант, счастью Беатрис не было предела. И каждое утро, пока д’Артаньян гостил в Бражелоне, он фехтовал с девочкой. - Жалко, что он так быстро уехал. Но господин лейтенант еще вернется, когда у него будет отпуск… Еще меня хвалили за другие уроки, - продолжала рассказывать братику Беа. – Мэтр даже признал, что я способная, хоть и родилась вот такой… Она тихо рассмеялась, припомнив, какую гримасу скорчил мэтр, признавая, что девочка и вправду знает математику («вот такой» в его устах звучало как «таким странным уродливым зверьком») и с ней можно продолжать заниматься не только потому, что господин опекун ему платит. Рауль поддержал ее тоже веселым смехом, хоть и не понимал, над чем хохочет старшая сестра. - А я сказала господину графу, что тогда надо платить мэтру поменьше, - подмигнула малышу Беатрис. – Потому что раз я математику знаю, то ему приходится со мной гораздо легче, чем с другой девочкой, которая бы не знала. Тогда ведь это будет гораздо справедливее, не так ли? Виконт вновь тихо засмеялся – просто глядя на веселую сестренку. Однако та уверенно закивала: - Вот и господин опекун развеселился и обещал подумать об этом. Представляю гримасу мэтра, когда ему это объявят… Замок был достроен, а потому Рауль задумал его разрушить – так и пытался раскидать игрушки по комнате. Ну это просто потому что ему так и не дают до сих пор кататься на лошадке, вот и приходится строить и ломать, собирать и вновь раскидывать. Беатрис, не зная, как ему помочь (не предлагать же ему свою «дочку», он же не будет играть с куклой, а новых игрушек так мало), уговорила Гримо отыскать ее старые детские санки. В них можно будет запрягать пони и вместе кататься по саду! Слуга обещал даже покрасить их – будут совсем как новенькие! Люсиль уже согласилась уговорить господина графа им разрешить такие катания… - И нам будет гораздо веселее, - пообещала братику Беат. – А когда вам можно будет держать шпагу, то мы такого натворим! Рауль счастливо закивал – конечно, натворят. - Но, скажу по секрету, господин опекун скоро женится на Люсиль, - продолжала свой рассказ Беа. – И это будет тоже очень-очень здорово, потому что у нас с вами наконец будет матушка… Замок наконец пал под ударами «великана», девочка со смехом помогла раскидать все кубики в разные стороны, а затем уселась на полу, ожидая, когда Рауль соберет все обратно – и можно будет построить уже что-то другое. Малыш, тихо кряхтя, таскал каждый «камень», а Беатрис внимательно следила за тем, как он ходит, чтобы вдруг не споткнулся, ведь пока получалось у него не очень хорошо. - Не нужна нам никакая маркиза, - вслух размышляла Беат. – Вот была одна тут, неделю назад, помните, я рассказывала? Рауль устало фыркнул, что было расценено девочкой за согласие. - Ну и что, что она наша соседка? А улыбалась она мне как? Злая она! И еще сделала замечание! «Отчего это у вас воспитанница принимает гостей вместе с вами!» Ах, вас забыли спросить, мадам! Малыш залепетал что-то неразборчивое, но Беа уже научилась разбирать эту «речь», поэтому только закивала в ответ: - Конечно, построим! И конюшню, и целую деревню! Рауль восторженно хлопнул в ладоши и, смешно переваливаясь и порой падая на попу, но после упрямо поднимаясь, отправился за еще одним «камнем» и фигуркой лошадки – подарком Беатрис на именины. Добравшись, он растерялся, не зная, как взять и то, и другое, потому что пока обеими руками мог удержать лишь что-то одно. И игрушка сестренки ему очень нравилась, но и построить хотелось поскорее, так что Рауль упрямо пытался взять в ручки сразу все. Беа улыбалась, но не мешала – а вдруг получится? - Нет, эту мадам маркизу мы больше приглашать не будем, - продолжала девочка о своем. – Я так и сказала господину графу… То есть она может тут бывать, но просто как соседка – не более. Беатрис задумчиво покрутила локон. - Та графиня тоже нам не подходит… А на баронессу господин опекун, наверное, не согласится. Ну и у нее бородавка на шее – что это за дворянка такая, если оставляет бородавку на виду? Катрин говорила, что такое можно свести… Рауль едва не упал, неся свои сокровища, поэтому девочка прервалась, вовремя подхватывая малыша. - Вот какой вы молодец! – похвалила она кроху. – Столько сразу принесли! Вы будете настоящим воином, как и ваш… отец. Я все думаю, Рауль, а смогу ли я называть господина опекуна отцом? Мальчик вновь что-то пролепетал. - Да, надо строить. Сначала сделаем ограду? – деловито уточнила Беатрис. И за строительством продолжила: - Мне кажется, что если бы у меня появилась вторая матушка, мне было бы проще так обратиться к господину графу. Вот вам проще, Рауль, вы сразу называете его папой… Кроха разулыбался, услышав знакомое слово. - Папа! – уверенно повторил он. Большую часть его речи составляли короткие невразумительные слоги, которые мало кто мог понять (у Беатрис получалось разобрать многое), но обращение к господину графу он произносил четко и правильно. Еще пытался выговорить имя девочки, чему Беат очень радовалась и даже не переживала, что пока получается не так отчетливо и правильно. Зато Рауль хотел ее звать – это ли не привязанность? - Да, папа, - согласилась Беа. – Видите, наедине с вами у меня даже получается так, а с ним пока не могу… - И что же вам мешает, мадмуазель? – послышалось от дверей. Девочка обернулась. *** Ну конечно. Восклицание Рауля было таким громким еще и потому что он увидел появление отца. И пока кроха направлялся к господину графу, Беатрис заливалась краской, смущаясь своей откровенности. - А давайте… сошьем виконту мужской костюмчик? – предложила девочка. – Я сама могу вышить… - Ему еще рано носить такое… Атос прервался. Конечно, дети в этом возрасте не носили ничего, кроме «девических» нарядов – отчасти из-за суеверий, отчасти для удобства. Но ведь Беатрис было позволительно надевать костюм мальчика. Последнее время от этой практики отказывались: граф настаивал, чтобы девочка сидела в седле исключительно в амазонке и выглядела только так, как полагается девочке ее положения. Да и для фехтования он предлагал ей приходить в женском наряде, обосновывая это тем, что в дальнейшем она не сможет носить мужской костюм, поэтому ей лучше учиться драться именно в платье. Но все же если он сам, вопреки всем правилам и собственным убеждениям, позволил девочке надеть наряд мальчика, то отчего нельзя мальчику носить мужской наряд? Пусть он еще и очень мал. - Но если вы хотите потренироваться в шитье и вышивании, то я не буду против, - предложил Атос. Беатрис немедленно просияла. - Однако с Раулем вы говорили совсем о другом, - заметил граф, беря малыша на руки и вместе с ним устраиваясь в детской – тоже на полу, напротив воспитанницы, чтобы хорошо ее видеть. - Да… я рассказывала ему… о том, что вы совсем скоро женитесь на мадмуазель де Венсан, - отозвалась Беа. Она хорошо знала, что при этих словах господин опекун начинал хмуриться, часто прекращал с ней разговор. Видимо, потому и попыталась на этот раз заговорить о том же, ожидая той же реакции. Но Атос лишь чуть усмехнулся. - А вы поможете нам построить дом? – попыталась вновь перевести тему девочка. – Вы же пришли поиграть с нами? - Я пришел сообщить, что мы вскоре направляемся в Париж. - В Париж?! – опешила Беатрис. - Да, я думаю, что времени прошло достаточно не только для меня, но и его величество готов будет услышать подтверждение моих слов. Поэтому, я надеюсь, он все же подтвердит вас как главную наследницу. - А… мы все поедем? - Все, и я, и вы, и можем даже взять Рауля, если вы так к нему привязались и не хотите оставлять его в Бражелоне. - А вы разве хотите? Атос вновь только усмехнулся в ответ – Беатрис поймала его: он и вправду сильно привязался к сыну и не хотел оставлять его одного, так что в Париж он собирался брать Рауля не только ради Беат, но и ради себя самого. - И Люсиль тоже поедет с нами? - Разумеется, - не поддался на ее многозначительную улыбку граф, - кто же еще будет присматривать за вами? - Прошлый раз это делали вы. - А на этот раз вы направляетесь туда уже как мадмуазель де Бражелон, наследница этого титула и земель. Девочка кивнула, хотя до сих пор не понимала, что в ее жизни изменится – все-таки граф говорил, что по-прежнему делами будет заниматься он, до ее совершеннолетия точно. Да и женихи пока ее не одолевали (о том, что возможные будущие родственники уже настойчиво намекают о себе Атосу, Беа не знала). - А потом мы поедем в Ла Фер? – решила уточнить она. - Возможно, а почему вы спрашиваете? - Вы ведь хотели проверить, как там дела… Мне кажется, следить за двумя поместьями было бы гораздо проще, если бы у вас была супруга. Граф расхохотался от того, как она ловко и достаточно разумно подвела беседу вновь к этой теме. И ведь не возразишь: заниматься делами сразу в двух поместьях проще, когда есть на кого переложить часть обязанностей. - Там хороший управляющий, - напомнил Атос. - Никто не сравнится с хозяином… или хозяйкой. - Беатрис, давайте не будем об этом, вы старательно уводите меня от основной темы. Я слышал ваши последние слова, так что вы не сможете меня провести. Что вам мешает назвать меня отцом? Девочка молчала, неуверенно двигая кубики туда-сюда. - Я не настаиваю, чтобы вы так делали, - мягко произнес Атос. – Но я помню, как вы сказали, что уже видите во мне второго отца. Поверьте, я тронут вашим доверием и буду счастлив видеть себя… в этой роли. Если при этом вы не хотите так ко мне обращаться, то я приму это… - Я хочу! – прервала его Беатрис. И тут же вновь уткнулась взглядом в пол. - Тогда что вам мешает? – спросил граф. Ответить она не могла, строила что-то вновь вместе с Раулем, помогая ему и по-прежнему не поднимая взгляда. - Если вы боитесь так… предать память о вашем батюшке, - предположил Атос, - то вы ошибаетесь. Даю вам слово, Беатрис, что всегда буду чтить Бражелона и вместе с вами помнить, каким благородным человеком и прекрасным батюшкой он был. Поверьте, дитя, я знаю, о чем говорю, вы никогда не забудете отца. - Вы вправду так считаете? – на всякий случай уточнила девочка. - Клянусь вам! Я это знаю. - А почему же тогда я… сомневаюсь в себе? - Всем нам свойственны страхи и сомнения, но нельзя забыть того, кто является вашей частью. Она помялась. - Но… последнее время я думаю о нем все реже, - тихо призналась Беатрис. – Это ведь не значит, что я больше его не люблю? И мама… - Не значит, - поспешил успокоить ее Атос. – Хотите секрет? - О… вас? Граф серьезно кивнул. - Конечно, хочу! - Я тоже все реже думаю о родителях. Но когда мне очень плохо или очень хорошо, я непременно вспоминаю о них. Неважно, сколько у нас других родных и хороших друзей, но в самые важные для нас мгновения именно души наших родителей рядом с нами, радуются или переживают за нас. Беатрис ненадолго задумалась. Но да, выходит, что когда ей было более всего грустно или весело, она вспоминала родителей, думая о том, что вот будь они рядом, то непременно утешили бы или порадовались бы с нею… - Значит, я никогда их не забуду? – уточнила она. - Никогда! Моя милая Беатрис, вы – плоть от плоти и кровь от крови ваших матушки и отца, забыть их значит позабыть саму себя, а это невозможно. Беа вновь немного помолчала, затем спросила: - А вы? - Я? Разумеется, я тоже всегда буду помнить… - Нет, я не о том… - начала девочка и замялась. - Об общей крови? – не понял Атос. – Разумеется, в нас с вами тоже есть общая кровь, потому вы и вправду вправе считать меня вторым отцом. - Нет, - вновь прервала его Беатрис. Но теперь уже решилась задать вопрос: – А вы сможете назвать меня своей дочерью? - Простите? - Если я назову вас… папой, вы назовете меня своей дочерью, а не просто воспитанницей? – прошептала девочка. Граф мысленно обругал себя: ну как он показывает ей пример, если до сих пор не догадался показать то, как сильно любит ее, что ценит ее и действительно ныне считает ее своей дочерью?! - Я почту за честь, дитя… дочь моя, - произнес он. И протянул руку, приглашая к себе на колени, рядом с Раулем. Беатрис уговаривать было не надо, она немедленно шмыгнула к опекуну, прижимаясь как можно ближе. - Я так рада… спасибо, папа, - уже легко вырвалось у нее. Атос довольно улыбнулся. - Вот видите, Рауль, теперь у нас общий папа, - продолжила проказница. – Значит, скоро будет и общая мама. Граф сцепил зубы – ну нет, на это он не поддастся!