Вороны под надзором

Он открывает глаза и сразу же щурится от слишком яркого света. Чуть привыкнув к освещению, снова открывает и осматривается. По обстановке можно было бы предположить, что он находится в больничной палате, но какой-то не совсем обычной, даже не класса люкс, а выше, если такие существуют. Пытается привстать, пошевелить рукой — не получается, чувствуется слабость и тело совершенно не слушается. — Хей, — голос звучит тихо и хрипло. Прокашлявшись, он делает вторую попытку позвать кого-то, на этот раз успешную, — Есть тут кто? Почти сразу же к нему заходит мужчина в белом халате. — Как Вы себя чувствуете? — Паршиво, наверно. — Голос звучит чуть уверенней, но как-то странно, будто чужой. Пару минут доктор молча осматривал его прежде, чем задать следующий вопрос: — Можете сказать, как вас зовут и что произошло? Он вдыхает, открывает рот, чтоб ответить, но только растерянно молчит. Понимает же, что ответ он должен знать. Почему такой простой вопрос вызывает затруднения? Он пытается вспомнить, привычно извлечь нужную информацию из памяти, но натыкается только на пустоту, мрачную и зыбкую. Это его очень пугает и он неуверенно отвечает: — Я… не знаю?.. * * * * * С каждым днём мужчина чувствовал себя всё лучше, но память так и не возвращалась. К этому моменту он знал только, что находится в Нью-Йорке, в доме человека, который его спас и сейчас контролирует процесс лечения. Но личной встречи пока избегал, ожидая улучшения состояния. И вот, наконец, к исходу недели, как он пришёл в себя, в его комнату зашёл не какой-то из врачей, как обычно, или женщина, которая убирала и приносила еду, но совершенно незнакомый мужчина. Достаточно странный на вид — сам бледный, но в чёрном костюме. Очень серьёзный, он сперва осмотрелся, положил на столик несколько чёрных папок, которые принёс с собой, и только потом сел рядом. Джон (он не помнил своего настоящего имени, поэтому временно использовал это) подумал, что его внешность и поведение могут настораживать и даже отпугивать других, но сам почувствовал скорее расположение к нему. Но размышления о причинах такого отношения пришлось отложить. — Что вы помните? — голос звучал мягко и спокойно, с еле уловимым акцентом. — Только последние дни. Остальное всё как в тумане. — Никаких воспоминаний? Прежде, чем ответить, мужчина ненадолго задумался: — Это похоже на запотевшее стекло. Просматриваются какие-то нечёткие, очень размытые очертания. Очень хочется вытереть стекло или разбить. Но что-то не даёт. Врачи говорят — это такой защитный механизм. Кстати, все называют меня Джоном, потому что надо же как-то, — он неопределённо пожимает плечами, — но я не чувствую никакого отклика. Не только на это имя, но и на многие другие. — Так, может, лучше и не вспоминать? Если воспоминания вернутся сами, то хорошо, а нет — начать всё с чистого листа? — он не уговаривал и не настаивал, просто спрашивал. Так интересуются, понравился ли фильм или книга. Вместо ответа «Джон» задаёт встречный вопрос: — А вы бы смогли так? — У меня такого выбора просто нет. — У меня тоже. Вы же общались с врачами? — Да, конечно. — Тогда знаете про не совсем типичные повреждения, не говоря уже про совсем свежий шрам на спине. Я просто не смогу жить спокойно, не зная, что со мной произошло. — Джон переводит взгляд на мужчину, сидящего в кресле, и удивленно спрашивает: — Чему вы улыбаетесь? — Рад, что не ошибся в тебе. — Так вы меня знаете? Почему тогда всё это время молчали? — Надеюсь, ты меня поймёшь правильно. Прежде всего, я опасался за твоё физическое состояние. Врачи сказали, что любая информация о прошлом может послужить толчком к воспоминаниям. И тогда это было опасно. — Не только из-за моего состояния, но также из-за тех обстоятельств, которые отправили меня на больничную койку? Вместо ответа он только снова улыбается, поэтому мужчина продолжает: — А потом чего ждал? — Хотел убедиться, что это необходимо. — Я хочу знать. — Чуть ли не впервые его голос звучит чётко и уверенно. — Именно этих слов я и ждал. Вот здесь, — он взял со стола одну из одинаковых на вид чёрных папок — и как только определил нужную? — содержится вся информация, которую мне удалось собрать. Мужчина взял папку, открыл, но прежде чем начать читать, вопросительно посмотрел на собеседника. Тот правильно понял этот взгляд: — Моё имя Алоиз Пендергаст. Мы с тобой знакомы примерно год. Остальное обсудим после того, как прочтёшь. Они оба надеялись, что это и послужит тем самым толчком к восстановлению памяти, хотя понимали, что шансы невелики. Мужчина внимательно читал, изредка хмурился, хмыкал, откладывал бумаги и задумчиво осматривал комнату, словно искал что-то, но никак не мог найти. Наконец, он дочитал, закрыл папку, но отдавать её не спешил. — Значит, меня зовут Патрик? — Да. Что-то вспомнил? — Пендергаст очень надеялся на утвердительный ответ, хотя понимал, что такой исход был маловероятен. — Не знаю. Это больше похоже на книгу, которую когда-то читал, но сейчас не помню всех деталей. Но, судя по всему, я ещё легко отделался. — Если сравнивать с другими жертвами, то безусловно. — А того, кто это делал, уже нашли? Здесь об этом мало сказано, только вскользь. — Да, дело уже решили. Но об этом поговорим, когда полностью восстановишься, сейчас не время. Патрик снова задумался и еле слышно пробормотал: — Время — это шторм, в котором мы все теряемся. — Что, прости? — Да так, всплыло откуда-то. Думаю, мне стоит вернуться туда. — Но зачем? — Вдруг это поможет мне вспомнить. — Ты мне лучше скажи, чем планируешь дальше заняться? — Тем же, чем и прежде. Но в полицию я не вернусь. Всегда сдержанный и спокойный, Пендергаст и сейчас не изменил себе, поэтому сложно было понять, порадовал его такой ответ или огорчил. — Ты и так уже достаточно из-за меня пострадал. Может, отдохнёшь немного, оправишься и всё же вернёшься на службу в полицию? Думаю, с этим проблем не будет. А там, учитывая заслуги… — Учитывая псевдо-заслуги и травмы, переведут на лёгкую работу и выпроводят на пенсию, как только возраст позволит. — Ворчливо перебил Патрик, но потом опомнился — агент был совершенно ни при чём — и уже чуть спокойнее продолжил. — Я ещё не до конца вспомнил, кто я, но такой жизни для себя точно не хочу. — Но я два раза уже подвергал твою жизнь опасности, в третий раз просто не имею никакого права. — Это были прямые приказы с очевидной опасностью? — Нет, не приказы, конечно. А что касается опасности… Патрик снова не даёт договорить, не совсем вежливо перебивая: — Без неё в ваших расследованиях никак? — Именно. — Я более чем уверен, что когда память восстановится, то не пожалею о сделанном выборе. Я в деле. — В каком деле? Тебе ещё восстанавливаться нужно. — В любом, мне кажется, я уже засиделся на месте. Физически-то почти здоров. Это и врач сегодня это сам сказал. — А память? — Она либо восстановится, либо нет. Так что в любом случае мне пора налаживать свою жизнь. — Что ж, в этом есть смысл. — Так когда выезжаем? — Поразительно. Даже потеряв память, ты всё равно сохранил свою личность. — Агент был рад, что даже такие трудности не сломили дух его друга. — Я подумаю над этим. — И ещё. Из этих записей я понял, что того, кто напал на меня, кто-то спугнул? Хотелось бы его отблагодарить, всё-таки жизнь спас. — Её. Пожалуй, вам стоит познакомиться. — Тогда тем более. — Знаешь что, думаю, ты тоже можешь оказать ей маленькую помощь. — Если это в моих силах, то с радостью. Хоть сейчас. — Нет, сейчас ещё рано. А вот через неделю, полагаю, достаточно восстановишься для одной достаточно долгой поездки. — А в чём заключается помощь? — Прежде всего нужно узнать, согласится ли она её принять. Хоть ей и всего восемнадцать, но характер тот ещё. Так что предлагаю все вопросы отложить на время. А пока восстанавливайся, набирайся сил и готовься к поездке. Через неделю. Но если она всё же согласится, это пойдёт и тебе на пользу. * * * * * Патрик не помнил свою жизнь, и часть того, что с ним уже произошло, узнал лишь по записям. Но сейчас он точно знал одно — в дальнейшем его жизнь не будет скучной. И это его полностью устраивало.