Минус на минус

— Брат Винтерус идёт без очереди! Почтенный Архан Турчи помахал рукой и нагнул лысую голову в знак приветствия. Бедный и неприхотливый лекарь недавно вылечил от глоточной болезни его сына и с тех пор стал желанным гостем. Поначалу шас даже угощал эрлийца вином, но тот сказал, что не пьёт, и брал лишь самое необходимое, да ещё конфеты для самых маленьких пациентов. — Странный он, — судачили посетители, когда за братом Винтерусом закрывалась дверь. — Поселился в глуши, чуть ли не бесплатно всех лечит. — Едой берёт! — Говорят, у него семья погибла в войну. — А я слышал, ещё раньше. — Портал не сработал. — Землетрясение... — Дай, Спящий ему здоровья... — И мозгов... — Не, мозгов не надо, кто ж ещё такой добрый будет? — И то верно. Из окна доносились обрывки разговора, но брат Винтерус и не думал возвращаться. Он не привык надолго оставлять свой дом, что давно уже был превращён в госпиталь. Узкая колея просёлочной дороги вела через пустырь, потом взбиралась на небольшой холм, где можно совсем ненадолго остановиться и передохнуть. Отсюда было видно дом, а за ним — поле, плавно переходящее в степь. Посреди метёлок ковыля ещё лежала огромная каменная глыба. Если очистить её от налипшей грязи, она покажется ледяной, но это не лёд, совсем не лёд. Останки асурской столицы были разбросаны по всей округе, хотя упала она далеко отсюда. Чудовищной силы взрыв разорвал её на тысячи кусков, и местная шасская детвора ещё долго собирала красивые стёклышки. А вот Винтерусу повезло меньше. Или больше? Даже сейчас, спустя несколько месяцев, он ещё не решил, как относиться к своей «находке» и предпочитал делать своё дело, не отвлекаясь на ненужные размышления. Инстинкт врача: так, по всей видимости, называлось помрачение, толкнувшее его на столь безрассудные действия. Сперва ветер принёс запах крови, потом он сам, сойдя с дороги, наткнулся на тело. Изломанное и обгоревшее, оно когда-то принадлежало девочке, младшему подростку, если по эрлийским меркам. Длинные снеговые волосы запутались среди степного разнотравья, по лицу уже ползали муравьи, половина руки явно была «съедена» неудачным, схлопнувшимся порталом, а полураскрытые глаза спокойно смотрели на солнце. Закрыть бы их, да идти себе дальше, но что-то остановило, заставило приблизиться и опуститься рядом на колени. Пальцы легко обхватили запястье, а мозг привычно принялся считать. Считать? Да, там было, что считать! Пульс едва прослушивался, но маленькая асура жила. Невозможно, невероятно, противоестественно, но это было так, и у пожилого лекаря заколотилось сердце. — Эх, малыш-малыш... Не рискуя тревожить, он сделал горизонтальный портал прямо в операционную. Ветер принёс запах степных трав, и брат Винтерус улыбнулся. Он ни разу не пожалел, что поселился здесь, совсем недалеко от линии фронта. Ему составили компанию лишь самые отчаянные существа, но риск себя оправдал. Чуда не произошло и война, как все и предполагали, вскоре завершилась победой навов... Жить бы да жить себе спокойно, но дома поселилась проблема — «глухонемая шасская сиротка» и невероятно живучее асурское дитя. Он собирал её по частям, складывал из кусочков, как мозаику, сам дивясь происходящему. Феноменальные способности к регенерации объясняли многое, но далеко не всё, а его мастерство тоже имело свои границы. Разумеется, подобное иногда случалось. Один из наставников брата Винтеруса даже проводил исследование и выяснил, что в чудовищных катастрофах зачастую выживают совершенно не приспособленные к этому существа: безумные, находящиеся в состоянии сильного опьянения, впавшие в детство старики и совсем маленькие дети. Что угодно, лишь бы сознание было изменено. И брат Винтерус свято верил, что ни в одну из категорий его подопечная не попадает. До того, как просканировал ей кровь и нашёл там следы интоксикации. — Да тебя любит Спящий, малыш, — сказал он тогда и глубоко вздохнул. Разгадка была найдена. Последние месяцы войны стали для обеих сторон непреходящим кошмаром, и асуры, до того ставившие жизнь «просветлённых» превыше всего, нередко травили своих детей, чтобы те не достались врагу живыми. Вот только маленькому найдёнышу взяло и повезло. То ли дозу неправильно рассчитали, то ли удивительный организм светлых способен приходить в себя и после этой дряни. Так или иначе, во время штурма она была без сознания, и кто-то это заметил, а потому — минус на минус дал плюс — выжила. И теперь встречала брата Винтеруса, увлечённо драя крыльцо. — Эх, проблема ты проблема... — тихо сказал он себе под нос и стал спускаться с холма. Заслышав его шаги, «глухонемая» подняла голову и неуверенно улыбнулась. Пальцы сжали тряпку, и на чисто вымытые доски закапало коричневой водой. Но странный лекарь опять не привёл толпу врагов, и девочка выдохнула. — Ну, здравствуй, чудо, — брат Винтерус поднялся по ступеням и жестами попросил убрать ведро и тряпку. Смысл мыть до конца дня? Всё равно натопчут. Маленькая асура не знала никаких языков, кроме родного, а скудных познаний эрлийца едва хватало для поддержания простого разговора, и потому общались они только после окончания приёма, а в остальное время «глухонемая шаса» читала по губам и общалась жестами. — Пришёл тут у нас кто-нибудь ещё? В сенях обнаружились двое шасов и один флям, и брат Винтерус, сказав дежурное «минуточку!», направился к умывальнику. Приём начался. За вторую половину дня пришло не так уж много народу, а причиной их горестей в основном была любовь к возлияниям и наплевательское отношение к технике безопасности. Многие пришли за компанию и увлечённо обсуждали в сенях последние события. До хрипоты спорили, сравнивая претендентов на должность местного комиссара, и доказывая, кто из них достоин стать боевым магом провинции. — Вот Нирга — мужик как мужик! — почтенная шасская матрона колыхнула внушительным бюстом. — Сказал и сделал! — Серьёзный мужчина, — тонко улыбнулся флям. — И блестящий стратег. — Вот и я говорю! — подхватила шаса. — Кто бы что не плёл, а ему нет равных! — Да-да, — загудела очередь. — Разве же найти ему равного? Но стоило не менее почтенному купцу стукнуть кулаком по хлипкой скамье, как все тут же замолчали. — Эх, и дура ты, Эльмира, и всегда дурой была. Зачем я только на тебе женился? — Он стукнул снова, пресекая все возражения. — Но это ладно, ты хотя бы не лезешь в комиссары. А твой драгоценный Нирга ни чужих, ни своих не жалел, а туда же... Звон битого стекла прервал пламенную речь — маленькая глухонемая шаса уронила кувшин и теперь в ужасе смотрела, как по затоптанному деревянному полу растекается лужа. — Совсем плохая, — вздохнула купчиха. — Бедное дитя, — покачал головой флям. Почтенный шас разглядывал стену. — Иди, иди, — брат Винтерус выглянул из смотровой и показал девочке на кладовую, где стояли веник и совок. Насчёт тряпки она поняла и так. — А вы, будьте так добры, потише! Пациента прослушать невозможно. — Просим нас извинить, — чопорно ответствовал шас и снова повернулся к обществу. — Так вот, ваш дорогой Нирга в войну использовал мирных, как приманку. И это был эрлийский госпиталь, где лежали свои, такие же навы, как он. А кто тогда для него мы? Вы об этом подумали? Ты, — он повернулся к жене, — головой своей подумала? Нет. А лезешь. — Можно подумать, твой Равенга другой, — запальчиво возразила Эльмира. — Это он потише просто, а своих точно так же не считал. Говорят, чуть ли не опыты на них ставил. Может, он и за нас примется? — У всех свои недостатки, — дипломатично мурлыкнул флям, но его никто не слушал. — Может, — не стал спорить её супруг. — Всё может быть. Может, вылезут из норы асуры и устроят нам здесь Праздник Света. Если б я такое мог знать, то пошёл бы не в купцы, а в предсказатели. Но что с этим Ниргой мы кашу не сварим, я знаю без всякой магии. А с Равенгой ещё бабка надвое сказала. Если он таков, как ты говоришь, навы его очень быстро вынесут, потому что опыты на своих можно ставить только добровольно. — Так и Ниргу вынесут, если что, — раздалось из угла. — Скорее тебя вынесут. Вперёд ногами, за такие разговоры. — Я только теоретически... — Засунь свою теорию... Конец острой дискуссии положил звон старинных часов, возвещавший об окончании приёма. Уставший брат Винтерус прописал всем участникам успокоительных капель и, выпроводив их за дверь, устало опустился на скрипучий кухонный стул. И только тогда заметил, что всё вокруг просто сияет, а травяной чай уже настоялся. — Ты что же, будешь у меня вместо домашнего голема? — вопросил он, переходя на светлое «тюрлюрлю». — Я хочу сказать «спасибо», — маленькая асура уселась напротив и сложила руки на коленях. — И ещё раз попросить никому тебя не сдавать? — Да. — Послушай, — брат Винтерус потёр виски, — Ли...мэль? — Линэль. — Да, прости, всё время забываю, что там перед «эль». Послушай, Линэль, ну ты же умница. И живёшь у меня не первый день. Я спас тебя и выходил, я мог сдать тебя множество раз, но не сделал этого. Почему, как ты считаешь? «Заодно и мне расскажешь». — Ты добрый, — огорошила она предельно простым ответом. — И смелый. — И странный, — добавил брат Винтерус. — Спасибо на добром слове, но чего же ты тогда боишься? — Их, — асура помрачнела. Даже глаза светиться перестали. — Они умеют напугать, даже смелых. По спине эрлийца пробежал холодок. Память услужливо подсовывала то, что он долго и упорно пытался спрятать на задворках сознания. Едва придя на Землю, он взялся лечить раненых, но отчего-то не подумал, что это будут не только тёмные. Были пленные, которых требовалось «подлатать», были светлые, приползавшие к нему сами. Мужчины, женщины, дети, и то, что от них осталось. Безрукие, безногие, обгоревшие, с почти полностью содранной кожей или почти полностью утратившие разум, кричащие не своим голосом и молча изучающие какие-то иные миры. Одна женщина просила убить её дитя, молодой парень хотел оживить девушку с вырезанным сердцем, а маленький мальчик, оставшийся без глаз, спрашивал, светит ли солнце. Они были настоящими, они были страшными. Однажды мелькнув в его жизни, они исчезали, но эрлиец доподлинно знал, что это останется с ним навсегда. — Да, — кивнул он, возвращаясь в реальность, — они умеют напугать. Но пока этого не случилось, тебе самой бояться нечего. Он отпил чаю и снова оглядел кухню. На подоконнике лежал трактат о внутренних болезнях флямов, зачем-то принесённый сюда из библиотеки. Единственная книга на асурском. — Ты это читаешь? — ахнул эрлиец. Линэль наклонила голову. — Я соскучилась. — Спящий... Если б я знал, где живёт твоя родня! Кто-то же остался? Асура замерла. Она несколько раз порывалась что-то сказать, но что-то мешало. Тот случай, когда лгать не хочется, а правду говорить нельзя. — Я не собираюсь выведывать, где они живут, успокойся. Не нужны мне на старости лет такие тайны. Линэль облегчённо вздохнула. На её лице снова появилась прежняя доверчивая улыбка. — Нет, тайна — это что они живут, и ты её знаешь. А вот где они живут... — она опустила голову. — Этого не знаю я сама. — Где кто-то выжил случайно, выживут и специально, — заметил брат Винтерус. — Тоже мне — тайна. Эх, ты, котёнок... Маленькая асура хотела что-то ответить, но так и замерла с открытым ртом — прямо во дворе открылся тёмный портал. Брат Винтерус резко встал и прислонился к стене, чтобы унять лёгкое головокружение. Как всякий сапожник без сапог, он редко вспоминал о себе, и принимал лекарства, лишь когда Линэль оставляла их перед самым его носом. — Сиди здесь. Эрлиец вышел во двор через заднюю дверь. Так было короче: всего шесть шагов по коридору и четыре — по деревянному настилу на улице. Асура нечасто покидала дом и изучила его во всех подробностях. Она знала голос каждой доски, а потому едва не вскрикнула, когда нижняя ступень крыльца тревожно заскрипела под ногой брата Винтеруса. Первой мыслью было броситься в подпол, зарыться в кучу ветоши и лежать там, боясь лишний раз вдохнуть, но что-то удержало. Линэль подошла к окну и осторожно выглянула. Брат Винтерус стоял посреди двора и дрожащей рукой строил горизонтальный портал. Словно почувствовав взгляд, он посмотрел на асуру и кивнул в сторону колодца — «принеси воды». Обычно это означало вызвать домашнего голема, но девочка ещё с утра вытащила из него накопитель. Накрепко усвоив, что тёмные и их вассалы любят экономить, она старалась как можно реже тратить энергию и теперь сама побежала к колодцу. Тот почти зарос крапивой и лопухами, отчего выглядел ещё более зловещим, чем, когда Линэль впервые его увидела. Визжащий ворот, тяжёлое ведро, вечно холодная вода... Асура ни разу не пожаловалась, но это странное творение младших стало символом свалившихся на неё несчастий. Своеобразным эталоном дикости и неудобства, непредставимых в погибшей Империи. Горячая вода из крана, свет в любое время суток, полы с подогревом и артефакты дальней связи — всё это кануло во Тьму с гибелью последнего из Хрустальных Замков. — Помогите мне... — сил снова не хватило, и ведро полетело в холодную темноту. — Кто-нибудь, пожалуйста... Ц-ц-ц, ответила цикада. Ц-ц-ц-ц-ц! Линэль подняла голову. Дома в это время менялась стража последнего рубежа и, если выбраться через чердак на крышу, можно было увидеть целую драконью стаю. Теперь мир изменился и небо опустело. Лишь первые звёзды перемигивались в просветах облаков. Асура снова взялась за ворот. В дом она пришла, когда эрлиец уже взялся за дело. — А теперь — мыться и мне помогать! — раздалось из операционной. — Живее! Линэль чуть ведро не уронила. Что же там случилось, если он забыл про глухонемую шасу? Ладно, хоть чужих никого нет. Кроме нава, но тот должен быть без сознания. Ведь должен? Но давать волю страху было некогда. Оказавшись в операционной, асура потеряла счёт времени, с головой уйдя в процесс. Она подавала инструменты, держала свет и делала ещё много вроде бы мелочей, от которых зависит жизнь пациента... Врага. А тот лежал себе, как бревно, накачанный эрлийским обезболивающим, и даже не подозревал, кто стоит совсем рядом. Так близко, что можно протянуть руку и убить. Так близко... Брат Винтерус молча посмотрел на неё — «даже и не думай». Асура наклонила голову. На самом деле, она едва сдерживала дрожь. Больше всего на свете ей хотелось всё бросить и бежать, бежать как можно дальше от этой пропахшей кровью комнаты и от нава, который и сейчас наводил ужас одним своим присутствием. Но она не бежала. Молча и методично выполняла свои обязанности, стараясь думать только о них, но мысли раз за разом возвращались к тёмному. Очень странному тёмному, если подумать. «Многочисленные проникающие ранения» нанесли обсидианом и сделали это так умело, что Линэль чуть снова не подала голос. — Свои, — одними губами произнесла она. — Свои, наши! Надежда сверкнула Искрой Вечности и почти сразу погасла — такого не может быть. Не может так везти, чтобы сородичи, бесследно исчезнувшие несколько месяцев назад, вдруг объявились из ниоткуда. Да ещё и совсем рядом. С такими ранами прямая дорога в Уратайскую Обитель и, если нав пришёл сюда, значит, ему не хватило энергии на дальний переход. «Подоткни простынь. Нет, не так. Вот, теперь правильно». Асура давно уже понимала с полувзгляда, и брат Винтерус не тратил время на долгие объяснения. Не тратил и успокоительное, чему поначалу сильно удивлялся. — У нас дома жили беженцы, — пояснила Линэль после одной из первых операций. — И долечивались раненые, ведь в госпиталях уже не хватало места. Вы знаете, там... Эрлиец кивнул, не дожидаясь продолжения. А потом выпил капли, предназначенные ей, превысив дозу вдвое. Он знал. Нав застонал, но не очнулся. Брат Винтерус крякнул и тихо выругался — он давно уже не пользовал такое. Разве что младших — любопытных кладоискателей из вассальных семей, нарвавшихся на неисправный светлый артефакт. Иные умирали прямо на столе, и приходилось долго объяснять безутешной родне, что вовремя не леченая глупость порой оборачивается летальным исходом. Но чтоб нав, раненый обсидианом, да в мирное время... Такого на памяти асуры сюда не забредало. Задумавшись, девочка едва не подала ненужный инструмент, но вовремя опомнилась. Нельзя вызывать и тени недовольства, особенно когда рядом нав. И пока эрлиец не закончил, а операционная не была вымыта до блеска, она ни разу не позволила себе отвлечься. — Иди уже спать, — оглядев сияющую комнату, брат Винтерус перешёл на шёпот и приложил к лицу ладонь. — Только вымыться не забудь. У него самого ноги уже подкашивались. Дома говорили, что младшим тяжело даётся переселение на Землю, а сильные нагрузки им и вовсе противопоказаны... Но попробуй объяснить это старому лекарю! — И вот ещё что. Если завтра ты не активируешь голема, я посажу тебя в подпол. Вместе с навом, так вас и растак! Ты всё поняла? Асуру как ветром сдуло. Пробегая мимо горницы, где брат Винтерус устроил пациента, она зацепилась ногой за походную сумку тёмного и с грохотом растянулась на полу. Из глаз полетели искры, но девочка лишь закусила губу. Что родной язык может погубить, она уяснила, едва придя в себя в новом доме. И тем страннее был нав, вздумавший вновь подать голос. В неярких лучах летнего закато-рассвета было отчётливо видно, как он повернул голову и, глядя на Линэль мутным взглядом, выдал: — Ничего не нужно. Получилось невнятно, но не узнать этот язык асура не могла. Прекраснейшее наречие во Вселенной, чистейший столичный выговор... Сердце пропустило удар, ноги снова подкосились, но девочка держалась за дверной косяк. Медленно, как во сне, она подошла к кровати пациента. Из коридора доносились шаркающие шаги эрлийца. — Молчи, — прошептала она, хотя больной снова впал в забытье и уже не мог её слышать. — Ты только молчи. Не надо говорить. — А кому я уши надеру... Вот же несчастье полуночное! Брат Винтерус говорил на эрли, а значит, не подразумевал ответа. Но знал, что асура поймёт его интонации. Она и поняла. Поправив одеяло, она неслышно выскользнула из палаты и побежала в летний душ. В голове уже зрел план, но делиться им с эрлийцем она пока не хотела. А Эсгайрен спал. Так крепко, что почти слился с родной стихией. Теплые золотистые лучи несли его над землей, как ручей несет песчинку, но отчего-то не принимали, не растворяли в себе. Мысли блуждали странными дорогами, отказываясь складываться во что-то цельное и непротиворечивое. Он был окружен Светом, но не смешивался с ним, не мог этого сделать. И не хотел. Ощущал себя отдельным, инородным телом, которое, хоть и сосуществует с этой энергией, не является ее частью. У всего этого было какое-то объяснение, простое, краткое и емкое, но на ум оно отчего-то не приходило. Что-то отгораживало Эсгайрена от этого знания и этого слова. Он попробовал пошевелиться и открыл глаза, хотя знал, что все еще видит сон. Мириана стояла на широком мраморном подоконнике и прикрепляла к стене светящиеся звездочки. Раньше она бы воспользовалась арканом левитации, но сейчас энергии не хватало, и экономить приходилось на всем. На всем, кроме обороны и праздника Света. — Ты готов? — она повернула голову и оглядела Эсгайрена с головы до ног. — Или тебе все еще плохо? — Нет, — он потер виски и отметил, что комната больше не вращается перед глазами. — Наверное, мне слишком хорошо. — Ну уж! — она повесила последнюю звезду и легко спрыгнула на теплый деревянный пол. В процессе покорения вершин прическа растрепалась, и волосы Мирианы свисали по плечам. С левой стороны они были короче, потому что обгорели, но это ее ничуть не портило. — Все не можешь насмотреться на Замок? Это было правдой. Родившись в отдаленной провинции, Эсгайрен попал в Хрустальный Замок впервые в жизни, во время эвакуации обреченного убежища. Едва придя в себя после контузии, он весь день бродил под руку с Мирианой по светлым городским улочкам, что лестницами сбегали от императорского дворца к полю, где круглый год любили отдыхать драконы. Он глазел по сторонам как ребенок, дышал разреженным, перенасыщенным энергией воздухом и почти не вникал в рассказы и пояснения Мирианы, что знала здесь каждое мозаичное стеклышко. Ему достаточно было просто находиться здесь. Смотреть вокруг и слушать голос, а еще — быть рядом. Идти по узкой улице вдвоем, касаться ее руки и запоминать, запоминать, чтобы потом никогда больше не забыть. В тот день он получил еще одну контузию, но так и не вылечился. Вспоминая сейчас это время, он уже знал, что Мирианы не станет через четыре дня. Как и Хрустального замка, и всего того мира, в который он занырнул, как в искрящуюся на солнце ледяную воду. Не станет и самого Эсгайрена — молодого асура, беженца из отдаленной провинции, которому посчастливилось пожить среди такой красоты. Он погибнет, потому что... Потому что на смену ему вернется нав Вейга, что успешно испытал новый тип маскировки. Но правда ли успешно, если ему до сих пор снятся такие странные сны? Он встретился взглядом с Мирианой и улыбнулся. — Я очень по тебе соскучился. — Я так долго была наверху? — Или я — внизу. Она рассмеялась, и яркие холодные лучи зимнего солнца играли на ее волосах. Эта история не могла закончиться хорошо, но закончилась так, как нужно Нави. Когда Вейга сбросил свой маскарад, Мирианы рядом не было. Они разминулись, когда пал защитный купол, и нав так и не смог найти ее, хотя искал до самого конца. Сумел обойти весь гибнущий город, встретил там всех, кого можно и нельзя, но Мирианы не было. В глубине души он надеялся, что она погибла, еще глубже — что эвакуировалась, но судьба опять повернулась к нему своим любимым местом. Уже на следующий день он увидел платье Мирианы в одной из куч, в которые была свалена одежда приговоренных к смерти. Говорят, изнутри замерзают только мертвые, но Вейге показалось, будто злой морозец последнего месяца зимы вмиг добрался до каждой клеточки его тела. Правильнее было бы поесть и выпить чего погорячее, но он пошел к месту казни. По пути, как назло, наткнулся на Фельгу и Айренгу. Привалившись к куче из вещей, один пил крепкую шасскую настойку, другой грыз жареную ножку какой-то птицы. Помахав рукой, Вейга собрался уже идти восвояси, но Фельга остановил. — Настоятель Новой Обители исследует местное население, и у него кончились подопытные. Надо, говорит, три штуки новых. — А я тут причем? — Он просит покрасивее, — Фельга закатил глаза. — А как я могу, если мне все светлые на одно лицо? Вот и думаю, может, ты найдешь ему? Ну, как эксперт. Порадуй старого извращенца. — Может, у него научный интерес? — С этими эрлийцами все может быть, — Фельга развел руками, — но я пас. Вейга кивнул. Вот и уважительная причина появилась. Ранний закат уже уступал место долгой морозной ночи и действо шло полным ходом, но Вейга не вглядывался и не вслушивался, полностью сосредоточившись на поиске. Лишь один раз он перевел взгляд на помост, но Мирианы там не было. Значит, она либо мертва, либо где-то здесь, ждет своей очереди. Где-то здесь... Он всматривался в заиндевевшие лица, подскользнулся на луже замерзшей крови... Но все-таки нашел, узнал по сгоревшим с одного боку волосам. Мириана не плакала, только дрожала и пыталась обхватить себя связанными руками. Не от стыда, совершенству нечего стыдиться. От холода и страха. Вейга убил ее одним ударом и, не оглядываясь, пошел обратно. Почему-то хотелось верить, что перед смертью она его узнала. Потом, конечно, получил за самоуправство. — Ты чего с ней как? — спросил Фельга. Вейга пожал плечами. — А чего она как смотрела? — выдал он первое, что пришло на ум. Фельга покачал головой. — Ладно, Тьма с тобой. Где красотки-то? — Какие красотки? — Для ученого брата-акробата. Забыл, что ли? Вейга почувствовал, что сереет. Правда ведь, забыл. — Возьми любых трех и скажи, что ничего краше не нашлось. — Ясно все с тобой. Иди выспись, а то, как здесь закончим, сразу дальше пойдем. А тебе отдохнуть надо. — Вфем нафо, — с набитым ртом заметил Айренга. Вейга помахал рукой и пошел в палатку. Он проспал полтора суток, а когда проснулся, все уже почти закончилось. Память постепенно возвращалась, но радости это не приносило. Возможно, именно поэтому он четко вспомнил все, что было до конца войны, и лишь отдельные фрагменты — после. Он знал, куда шел и что должен был сделать, знал, что живет лишь ради этого. Еще он знал, что у Нави есть лишь один князь, и имя ему — заурд. Остальное заволокло туманом. А потом сон оборвался, потому что в окно кто-то постучал. Брат Винтерус тоже проснулся от стука в окно. Несколько секунд он лежал, прислушиваясь к тишине и от всей души надеясь, что все это сон, но стук повторился, и на сей раз — в дверь. Эрлиец спустил ноги и, не найдя тапочек на привычном месте, пошлепал открывать босиком. Последний час перед рассветом — самое собачье время, а значит следует поторопиться. По дороге он заглянул в кладовую, где свила гнездо Линэль, но асуры там отчего-то не оказалось, а кровать была аккуратно застелена. Встала ни свет, ни заря и опять что-нибудь моет, обреченно вздохнул брат Винтерус и пошел к двери. А та аж вздрогнула от очередного удара. — Иду, иду! Уже иду! Снесете дверь, будете новую ста... вить. — Эрлиец замер на крыльце, подслеповато вглядываясь в предутренние сумерки. Он был законопослушным подданным, но при виде двух вооруженных гарок все равно слегка оторопел. — Доброе утро. — Доброе, — кивнул один из них и покосился на хлипкую дверь. — Прошу простить за вторжение. Нам говорили, у тебя проблемы со слухом, а наше дело не терпит отлагательств. — Я весь внимание. Кому требуется помощь? В другой раз он бы тут же предложил войти, но сейчас беспокоился за Линэль. Вдруг она не успела спрятаться? Но незваным гостям предлагать и не требовалась. Легко и аккуратно они отодвинули эрлийца в сторону и прошли в темные сени. — Мы ищем одного... нашего собрата, — заговоривший окинул помещение быстрым взглядом, привычно отмечая все входы и выходы. Его спутник готовил какой-то аркан, вероятно — сканирования. — Он был ранен, и помощь ему очень даже требуется, а значит, с большой вероятностью может оказаться у вас. Брат Винтерус сглотнул. Когда-то давно, на родной далекой планете он сидел за партой и слушал о врачебной этике. А еще раньше мать объясняла ему, что предавать нехорошо. Вчерашний гость явно от кого-то убегал, и эти двое — самая подходящая кандидатура. С другой стороны, Спящий знает, чего они не поделили. Навь не воюет с Навью, а раз уж один темный поднял руку на другого, тому должна быть очень веская причина. А с третьей стороны... С третьей стороны, у него есть Линэль. Глухонемая шаса, чья нехитрая маскировка полетит под хвост дракону после первого сканирования. И его, брата Винтеруса, жизнь тоже туда полетит. Приведут их обоих в Уратай, а там... Память услужливо нарисовала картины, одним видом которых можно пытать. В груди нехорошо закололо, и эрлиец оперся о стену. — Может, тебе выпить воды? — первый нав подставил ему плечо. Второй вытащил из поясной сумки накопитель. — Нет! — брат Винтерус показал в сторону горницы. — Там! От крика заболело еще сильнее. — Что там? — спросил темный. — Какое-то лекарство? — Нет, — эрлиец помотал головой, — там тот, кого вы ищете. Он попросил помощи, и я ее оказал. Сейчас он спит. Второй нав спрятал накопитель. — Твой труд будет оплачен. Все трое пошли в указанном направлении, но лекарь отстал. Он еще чувствовал себя дурно и не хотел смотреть, что эти двое сотворят с его пациентом. Хотя кого он обманывает? Эти двое оставят деньги и заберут третьего порталом, а ему, старому сентиментальному пердуну, попросту стыдно на это смотреть. Эрлиец снова привалился к стене и закрыл глаза. Перед внутренним взором плавали разноцветные круги. — Ну и где он? — донеслось из комнаты. — Его здесь нет. Брат Винтерус решил, что ослышался. Навы, конечно, существа живучие, но не до такой степени, чтоб сбегать от врача в подобном состоянии. И с мозгами у них обычно все хорошо. Не зная, что и думать, лекарь заглянул в дверной проем... И тут же усомнился в собственном рассудке. Кровать вчерашнего больного была по-прежнему занята, вот только вместо раненого нава там спал самый настоящий шас. Его живот размеренно колыхался под одеялом и говорил о, минимум, второй степени ожирения. О, Спящий, чуть не выдал брат Винтерус, но вовремя прикусил язык. Что бы это ни значило, разбираться надо, когда уйдут навы. А потому надо сделать строгое лицо и... — Не будите пациента! — шикнул он и кивком показал на дверь. — Там поговорим. А у самого даже сердце перестало болеть и просто ушло в пятки. С огнем играешь, почтенный брат, сказал внутренний голос. Но было уже поздно. — Выходит, он ушел, — лекарь развел руками и даже не сильно притворялся, выражая недоумение. — Что значит — ушел? — первый нав склонил голову набок. — Как он мог уйти? — Не имею ни малейшего понятия. Второй снова полез в сумку. — Ты не хуже нас знаешь, в каком он был состоянии. — Я хорошо делаю свою работу. Но иногда за нее не хотят платить и сбегают. — Навь не обкрадывает своих вассалов. — И не воюет с Навью. Темный встретился с ним взглядом и на несколько долгих секунд наступила тишина. Бояться сильнее брат Винтерус просто не умел, а потому выдержал этот взгляд. Ничего другого ему не оставалось. Молчание нарушил второй нав: — Фельга, я сканирую. Энергии у него с драконову слезу, а значит, он ушел на своих двоих. Если не тянуть, мы его зацепим. Далеко он точно не мог уйти. Фельга кивнул и провел рукой по глазам. — А ты непрост, почтенный брат. Старый лекарь положил руку на грудь. Сердце снова начало колоть тонкой иголкой. — Я войну вашу видел. Будь я простым — в могиле бы лежал. Страх никуда не делся, но уже перестал иметь смысл. Совсем скоро они найдут Линэль, и тогда бойся, не бойся... Надо попробовать ее убить, хоть как-нибудь изловчиться. Нельзя живому существу погибать такой смертью, а уж ребенку и подавно. О том, что неплохо бы и самому попытаться умереть, он подумал в последнюю очередь. Как они там с Линэлью решили? Он добрый и странный. Мысли неслись хороводом, но голова все равно ощущалась пустой. Все это напоминало какой-то сон, дикий бред, и выход тут лишь один — проснуться. — Здесь никого нет. — Второй гарка даже зачем-то огляделся. — Только мы и шас этот...переевший. — Значит, все-таки порталом, — Фельга задумчиво разглядывал рисунок, висевший на стене возле окна — затейливый иномирный орнамент. Одна пожилая фляма одарила лекаря на прощание. — Ты ничего не чувствовал, почтенный брат? Колебания фона? — Я спал, — честно ответил эрлиец, — у меня был трудный день. — Как и у нас, — фыркнул второй нав. — Ну, что, я запускаю поиск по генокоду? — Да, Айренга, начинай, — Фельга запустил руку в поясную сумку и достал бусину из непонятного металла. Затем протянул ее лекарю. — Здесь живет «птичка». Если наш быстроногий друг вновь объявится, пришли ее мне, почтенный брат. Этот нав... не вполне здоров, если можно так выразиться. Он представляет опасность и не принесет тебе ничего, кроме проблем. Которые вы и обеспечите, подумал эрлиец, но вслух не сказал. Ушли бы, и на том спасибо. И они ушли, исчезли в черном вихре, оставив лекаря наедине со своими тайнами. И с шасом. — И что все это значит? — просто спросил лекарь с порога комнаты. Сон пациента его совершенно не интересовал. Все это время Линэль лежала, почти не шевелясь. За последние несколько месяцев ее чувство опасности обострилось, как у мыши, что живет по соседству с крысами, а потому она рассчитала все правильно. Как только брат Винтерус отправился спать, асура честно пошла к летнему душу, но за кустами малины свернула к старой ларнайской яблоне. Там, под самыми корнями, был зарыт ее клад. Драконовы слезы — так назвал бы любой маг это убожество, но других сокровищ у Линэли не было. Поврежденная Дверь, ведущая в непонятном направлении, серьга с четвертью заряда «дыхания дракона», почти пустой накопитель... Все, что удавалось найти в полях за поселком или стащить у зазевавшихся кладоискателей, оказывалось здесь. Ценность у находок была небольшая, но когда у Линэли проявится магический дар, она сможет выкачать из них редкую ныне светлую энергию. Ждать было еще довольно долго, но девочка не отчаивалась. Кроме того, ее коллекция постепенно пополнялась, а однажды обогатилась и самым настоящим сокровищем. «Луч среди лучей» — так назывался маленький кулончик из горного хрусталя, и энергии в нем было на целых две активации. Однажды, в далекой прошлой жизни маленькая асура спросила отца, что делать, если им тоже придется убегать от навов, и она потеряется. По рассказам взрослых такое случалось сплошь и рядом, ведь родители шли на все, чтобы спасти детей и часто спасали их ценой собственной жизни. Так дети оставались одни и могли не дождаться спасения только потому, что еще не владели магией и были не силах спрятаться. Для них и придумали артефакт «умного» морока, получивший название «луч среди лучей». Хотя его действие длилось недолго, он не поддавался стандартному сканированию и сам выбирал, какую форму примет владелец, чтобы наилучшим образом слиться с окружающим пейзажем. Линэль дорожила этим артефактом и решила использовать только в самом крайнем случае... А случай тот взял и наступил. Некоторое время девочка сидела на земле и сжимала в руках светящуюся капельку. Вдруг она все-таки ошиблась? Тогда конец будет страшен. А если не ошиблась и перетрусит, тяжело придется ее сородичу. Ведь его обязательно будут искать и найдут, если она, Линэль, ничего не сделает. Как быть? Она никогда не просила Спящего, потому что это было не принято. — Совершенству не нужна помощь, — сказала однажды мать. — Но навы же побеждают? — робко произнесла девочка. Она и не думала спорить, просто хотела понять. — Значит, не без его вмешательства, — последовал ответ. — Сами бы они не смогли. И после этого ты хочешь перед ним унижаться? Мать всегда знала, что ответить. Знала, как поступить. Что надеть. Она все знала, и Линэль искренне восхищалась ею... Но умирать пришла на руки к отцу. Теперь она осталась одна, и если кто и мог помочь в ее беде, так только Спящий. — Помоги мне, — девочка смотрела на небо сквозь ветви яблони, — пожалуйста. Я боюсь навов, боюсь умирать и не знаю, что делать. Помоги мне выбрать правильно, помоги, прошу тебя... По щекам потекли слезы, и она спрятала лицо в ладонях. Потом и вовсе легла на землю, обнимая ствол яблони. Тот был теплым и надежным и рос здесь с тех самых пор, когда еще все были живы, а значит, как будто соединял ее с добрыми временами. Она пролежала так, пока не начал заниматься рассвет. Выбор был сделан, но страх так никуда и не ушел. А время поджимало. Если за раненым придут, то сегодня, навы не откладывают серьезные надолго. Линэль надела кулон-артефакт и в последний раз оглядела свои нехитрые богатства. Завернула их в тряпицу. Подойдя к колодцу, снова посмотрела на небо. Золотистая полоса рассвета отразилась от крыши шасского трактира и как будто подмигнула. — Когда у нас было все, мы жалели для тебя самую малость. Теперь у меня осталось только это, и я отдаю тебе все. Тряпичный узелок исчез в темноте колодца. Уровень воды был небольшой, и всплеск раздался нескоро. Брат Винтерус говорил, там, внизу подземная река, а значит, ее воды быстро унесут скромное подношение. Линэль умылась и спрятала артефакт под одеждой. Теперь действительно все. Она успела вовремя. Темный вихрь портала закружился во дворе, спустя где-то четверть часа, и когда навы подошли к двери, Линэль уже знала, что будет делать. Забравшись на единственную занятую кровать, она прижалась к раненому и активировала артефакт. Так появился шас. С замиранием сердца асура ждала, чем же кончится дело. Она ужасно боялась, что старый лекарь сам захочет во всем разобраться. Но он не захотел, потому что и правда был добрым и смелым. И странным, если уж говорить честно. Гарки же окончательно развеяли все ее сомнения. Навь не воюет с Навью, это абсолютно точно. Когда родители рассказывали ей о темных, они начали как раз с этого — Навь всегда едина. Там все стоят один за одного, и невозможно сделать так, чтобы нав предал или убил своего собрата. У них все, как у светлых, только с другим знаком, не с плюсом, а с минусом. А значит, эти двое просто обманули доверчивого лекаря и на самом деле ищут асура под маскировкой. Спящий знает, как он сумел изменить свои внутренности и обмануть эрлийца, но в империи светлых были самые лучшие ученые и маги, а значит, все может быть. И как только брат Винтерус задал свой вопрос, девочка тут же деактивировала «луч», одновременно сорвав с себя и шасскую маскировку. Потом села и обернулась к раненому. Тот пришел в сознание и внимательно смотрел на Линэль своими черными навскими глазами. — А что все это значит? — спросил он, и от его голоса асура словно примерзла к постели. Все было кончено. Хороший аркан — «поводок», скажет любой ловчий экзотических животных. Поймал чудо чудесатое, произнес формулу, и оно уже связано с тобой невидимой нитью, которую не развяжешь и не порвешь. А если тварь вздумает дергаться, так поводок может стать и строгим. Разве что перед сном аркан следовало усилить, а так, хоть в огонь, хоть в воду. Экзотических животных Вейга не ловил, но готов был подписаться под каждым словом. С тех пор, как он покинул дом старого эрлийца, прошли сутки, да и там еще полдня пришлось валяться. Итого — полтора суток, и все это время асурская мелочь была у него на «поводке». Сбежать она пыталась только один раз, но пожалела об этом, и теперь вела себя, как птенец-импринт. В общем, не ребенок, а золото. Иди себе, да вспоминай недобрые деньки, а на добычу можно и не обращать внимания. Впрочем, Вейга не обольщался. Загнанные в угол светлые порой творили чудеса бессмысленного героизма, и примеры тому он видел не один раз. Он вообще видел многое, о чем с радостью согласился бы забыть, но, как на зло, помнил в мельчайших подробностях, тогда как недавние события были все еще окутаны туманом. Туман этот начинался с самого конца войны — вскоре после первого штурма последней крепости — и рассеивался уже после победы мятежников. А самым интересным было то, что Вейга осознал это как проблему, лишь проснувшись в доме эрлийца. Все это требовалось хорошо обдумать, разложить по полочкам, но поскольку дело было далеко не срочное, нав предпочел вернуться к насущным заботам. В великой мудрости своей заурд никогда не ограничивался единственным планом действий, а потому побеждал всех своих врагов. Не исключением стал и мятеж — этот подлый удар в спину от своих. Если бы заурд не был заурдом, он так и разрешил бы себя похоронить в только взятой Крепости, но мятежник Парга еще не знает, на кого поднял руку. Не знает, что у истинного князя остались верные предсказатели и аналитики, которые могли предупредить о возможной беде. Не знает, что истинный князь успел разослать свои Стрелы, и хотя бы одна из них обязательно достигнет цели. Вейга снова прикинул. По его расчетам, Железная Крепость появится на поверхности через четыре дня, и к этому моменту он вполне успевает оказаться на месте. Можно даже не очень торопиться, ведь все необходимое у него есть. Отправляя Стрелу в путь, Ярга предусмотрительно объяснил принцип перемещения Крепости, но о том, что она будет запечатана, конечно же, не знал. И Вейга, чтобы найти способ освободить заурда, долго беседовал по душам с бывшим учителем. В свое время тот объяснял, как работать со светлой энергией, и мог подсказать способ снять печати с Крепости, однако делиться знаниями не захотел. Он верил мятежникам и считал истинного князя предателем Нави, но Вейга умел спрашивать и узнал, что хотел, а потом отправил бывшего наставника во Тьму. На душе потом было пусто и холодно, как в пещере, но зато теперь он понимал, как спасти истинного князя. Во всяком случае, надеялся, что понял правильно, и с таким трудом составленный аркан не подведет. Дело оставалось за малым — раздобыть светлой энергии или кровь светлого. Первое казалось проще, но кладоискательство так и не стало Вейгиным коньком, а вот маленькая асура сама попала в руки. Теперь только уйти от «хвоста», и все будет хорошо. — Ай! — девчонка запнулась о какой-то камень и вытянулась на земле. — Не надо! Говорила она по-шасски, который, оказывается, уже более менее понимала. Как и навский, о чем весьма предусмотрительно «забыла» оповестить доброго лекаря. Зато так трогательно растерялась, когда узнала, что какой-то нав просто выучил ее родной язык! Ну, положим, «просто» было непросто, но сложнейший язык Вселенной покорился ему, как величайшая империя Вселенной — его князю. Вейга знал, чем столичный говор отличается от ларнайского, понимал игру слов и каллиграфически рисовал иероглифы. Еще он походя исправлял у недоросли речевые ошибки, чем повергал ее в священный трепет. И ведь в этом они все: скорее вообразят маскировку внутренностей, чем поверят, что нав сможет выучить их падежи. Вейга ослабил «поводок». Он не мучил живых существ без необходимости. Асура же изо всех сил старалась, чтобы эта необходимость не наступала как можно дольше. Вот и сейчас она вскочила и пошла рядом, как примерная ученица. Послушная девочка. Наверное, маме-папе никогда не возражала. — У нас же будут дети, правда? — спросила Мириана, примеряя перед зеркалом сияющую диадему. День Владыки у них — праздник Света, и в этот день они сияют пуще обычного. — Конечно, будут, — сказал Эсгайрен, а Вейге на задворках сознания отчего-то захотелось выть. — У нас будет двое. Девочка, как ты, и мальчик, как я. Мириана вообще любила детей. В свободное время навещала тех, кого спасла из очередной горячей точки, и подолгу сидела с ними. Теперь с ней ходил и Эсгайрен. Читал книжки лежачим, бегал во дворе с относительно здоровыми. Если время выдавалось позднее, отвлекал разговорами от грустных мыслей и объяснял, почему ночь — это не страшно. За эти несколько дней он прожил целую жизнь. Чужую, странную, но временами жалел, что она закончилась. Виски опять заломило. В последнее время такое бывало необычно часто, но Вейга не придавал этому значения. Вот сделает дело, а там и к эрлийцам можно — «доктор, у меня аномалия». И то, если князь не пошлет свою Стрелу куда-нибудь еще. Чтобы отвлечься, Вейга снова перевел взгляд на асуру. Та шла, глядя в землю и изо всех сил пыталась не отстать. Нав пошел медленнее. — Что, уже не так тошно? — спросил он через некоторое время. Девочка вздрогнула и не ответила. А он вдруг понял, что до этого его никогда не боялись дети, даже светлые. Тогда он был под маскировкой, а теперь нет, но смотреть на перепуганную Линэль все равно было странно. — Переживаешь культурный шок? — снова заговорил он, на сей раз на ее языке. — Думала, мы все дикари? Да не бойся, не съем я тебя. — Я думала, вы жжете наши книги, — Линэль вжала голову в плечи, — а не читаете. — Мы и жгли, — усмехнулся Вейга, — но не те, о которых ты думала. Вам нравилось считать нас совсем дикими. Бродячей стаей с одной извилиной на всех и слепой верностью вожаку. Мы вас и не разочаровали. Даже книги жгли, чтоб не выходить из образа. Про любовь, стихи различные, приключения. Эх... Одну я так и не дочитал. Оставил без присмотра, вернулся — а ее уже и нет, спалили. Одну обложку оставили. — Обложку? — маленькая асура смотрела на него во все глаза. — Ну, да. В нее потом что-то умное засунули. Что-то о практике предсказаний в условиях дефицита времени. — И вы так нас и обманывали? — Поначалу — да. И так, и по-другому. А когда вы поняли, было уже поздно. Мы многому у вас научились. Линэль вздохнула и снова опустила голову. Вейга тоже молчал. Ему вспомнилось, как мастер Таванга только проверял новую маскировку. Тогда Вейга впервые узнал, что значит жить без генетической ненависти. Это было... странно. Необычно. Не нужно было тратить силы на контроль за эмоциями, зато приходилось напоминать себе, кто он такой, и что должен сделать. Тогда война уже шла к концу, но где-то в тылу, в глубине территорий, занятых Навью, еще оставались анклавы светлых — небольшие убежища, доставлявшие серьезные проблемы. Асуры всегда славились умением работать с формой и выдавать одно за другое, но достигли в этом совершенства именно тогда. Как ни старались разведка, предсказатели и аналитики, найти убежища не получалось. А светлые совершали вылазки. Повреждали коммуникации, препятствовали снабжению войск и так отравляли жизнь, что князь велел решить проблему любым способом. По словам Таванги, пришлось воспользоваться трофейной технологией. Мастер не сказал, какой именно, но выглядел при этом так, будто его заставляли делать нечто противоестественное, и он, скрепя сердце, согласился. Вражья премудрость помогла. Вейгу и подобных ему асуры принимали за своих, и убежища одно за другим были уничтожены. Сложности возникли только с последним. Светлые успели подать сигнал бедствия, и кого-то из них умудрились эвакуировать в Хрустальный Замок. Среди них оказался и Вейга. Он получил по голове, потерял сознание, и асура по имени Мириана его спасла. Вот ведь как оно бывает... Так прошло еще несколько часов, а к полудню показался город. Серые приземистые дома (еще навские временные постройки) не так уж сильно пострадали, чтобы их разрушать. Вынести все ценное, разрядить защиту — и, милости просим, дорогие переселенцы из Внешних Миров. Теперь здесь жили, в основном, шасы, а потому оставленные жилища быстро украсились цветастой росписью, шторами с бахромой и разномастными пристройками, которые Вейга называл курятниками. Здесь нав планировал пополнить запасы энергии, купить и активировать «пчелиный рой», а потом присоединиться к какому-нибудь купеческому каравану, чтобы спокойно и без неожиданностей добраться до места назначения. Что Фельга и Айренга пойдут по его следу, он не сомневался ни секунды, но даже если ему фатально не повезет, старые друзья не нападут на глазах множества вассалов. Навь же не воюет с Навью. Им придется ждать, а дальше... Он справлялся еще и не с таким, да и снятие печати требует одного аркана. И одной жертвы. Три дня спустя С тех пор в доме стало плохо. Брат Винтерус по-прежнему принимал больных, вел домашнее хозяйство и порой заходил в шасский трактир за тем и этим, но все словно бы сыпалось у него из рук. Он забывал элементарные вещи, не мог починить голема, а самое главное, не в силах был отвлечься от гадкого чувства вины. Ты же ничего не мог сделать, подвывал голос разума. Ничегошеньки. Никто не имеет права укрывать светлого, и надо не сетовать, а благодарить нава за то, что до сих пор жив и не в Уратае. В себе этот Вейга или не в себе, а жаловаться на него — Спящего гневить. Вот только не шел из памяти взгляд асуры — растерянный и подавленный, в котором уже не вспыхивали искорки надежды. За полсуток, проведенных на «поводке», она почти ничего не говорила. Сидела в углу комнаты и рассматривала трещинки на деревянном крашеном полу. Порой эрлиец замечал в ее глазах слезы, но девочка так и не заплакала. Ела и пила она, лишь когда Вейга говорил ей это делать. Сама не хотела и не просила. А на закате они ушли. Не спрашивая никаких разрешений, брат Винтерус обнял Линэль за плечи. — Прости меня, — тихо произнес он в самое ухо. — Прости. Асура молча взяла его руку в свою, несильно сжала. Так и простились. Дом как-то сразу потерял свой уют, а вечера стали невыносимы. Книга о внутренних болезнях флямов нашла упокоение на чердаке, таблетки от сердца постоянно рассыпались. А еще тяжело стало спать. Эрлиец ворочался почти до рассвета, а проснувшись, чувствовал себя избитым. Она еще послужит истинному князю, сказал тот нав. Ее кровь подавит мятеж. Что он имел в виду? Куда потащил асуру? О каком мятеже шла речь и зачем князю кровь светлого ребенка? Старый лекарь прикидывал и так, и этак, и в итоге согласился с Фельгой — пришлый нав повредился рассудком. Должно быть, какие-то вассалы и впрямь подняли мятеж, а Вейга наводил порядок, получил по голове... Все это было очень странно, но брат Винтерус пока не видел иного объяснения. Должно быть, Фельга и Айренга знали больше. Даже наверняка знали. Если им помочь, они, возможно, смогут найти Вейгу быстрее и, может быть, до того, как он сотворит что-то страшное с Линэлью. Но тогда эти двое заберут ее с собой, и в Уратае ей будет всяко не лучше. Или лучше? Если поторговаться и поставить им условие... От одной этой мысли сердце начинало сбоить, но брат Винтерус уже принял решение. Лучше так, чем тихо гнить в собственном доме. С этими мыслями эрлиец достал бусину и отправил «птичку». Навы явились, когда прием уже закончился, а красно-золотые лучи закатного солнца заглянули в дом. Разговор не заладился с самого начала. — Где он? — сходу спросил Фельга. Его кудрявая шевелюра была взъерошена, а в волосах запутались сухие травинки. Его напарник выглядел чуть лучше, но все равно казалось, будто гарки только что вылезли из стога сена. — Он спал там, — хмуро пояснил Айренга, — в сарае на сеновале. Мы искали его по генокоду и вот...нашли. — Сочувствую, — лекарь вежливо кивнул. — Так где он? — повторил Фельга. — Не имею ни малейшего понятия. — Но тебе есть, что сказать. Не так ли, почтенный брат? — Фельга и не думал повышать голос, но возражать ему хотелось все меньше и меньше. Эрлиец снрва кивнул. — Верно. А еще у меня есть, о чем спросить. Этот ваш Вейга, он кто? — В каком смысле? — Айренга прислонился к письменному столу, а потом и сел на него. — Он странный и говорит по-асурски, как асур. Фельга приложил к лицу ладонь. — Вы с ним еще и по-асурски поговорить успели? Интересно, о чем? — Он бредил, пока лежал без сознания. Обычно в таком состоянии говорят на родном языке. — Верно. Это все странности? — Нет. — Я говорил, что он не в себе. — А я, как врач, хочу понять клиническую картину. Ни разу с таким не сталкивался. Фельга сделал шаг вперед. — А я хочу его найти. И если ты не можешь в этом помочь, нам лучше сразу попрощаться. Спрашиваю в последний раз: где он? — Не знаю, — у брата Винтеруса пересохло во рту, — но у меня есть способ узнать. Генетический материал. Айренга захохотал. — Ты, может, на солнышке перегрелся, а, почтенный брат? — Фельга склонил голову к плечу. — У нас тот материал давно есть, да ты, видать, забыл об этом. — И толку от него никакого, потому что у Вейги точно «пчелиный рой», — Айренга распустил ремешок «конского хвоста» и вытаскивал из волос сено. — Вейга ушел не один, — ответил эрлиец. — У меня есть генетический материал его спутницы. Но я отдам его при одном условии: вы не причините ей вреда. — О-о, это меняет дело, — Айренга присвистнул. — И что же она натворила? Ну, раз ты ставишь такие условия. — И кто она вообще? — Фельга заглянул в мутноватое зеркало и тихо выругался. — Этого я не скажу, пока мы не сотворим заклятие обещания, — чопорно ответствовал брат Винтерус. Айренга присвистнул еще раз. Фельга поморщился. — Активируем Иглу, — сказал он, — мне это надоело. — Подождите! — Ну? — Дайте мне завершить свои дела. — Ты что, серьезно, почтенный брат? — Фельга приложил руку к лицу. — Абсолютно. — Ну что ж, тогда... — Асура, — вдруг произнес Айренга. — Речь идет о светлой, ведь так? Брат Винтерус похолодел. Фельга скривился, как от зубной боли. — Думаешь, опять? — обратился он к напарнику. — Уверен. Из-за кого еще такие драмы? Из-за малолетней шасской любовницы? — О, Спящий... Эрлиец сел на скрипящий стул. В голове было пусто до звона. А еще он просто устал бояться. — Да, все так и есть, — тихо сказал он. — Это асура, маленькая, ее зовут Линэль. — Очаровательно, — Айренга снова собирал волосы в хвост. — Но слушай, как же мы по всему этому соскучились, а? — Не говори, — вздохнул Фельга. — И каждый раз, как первый. — Соскучились... по асурам? — осторожно спросил лекарь. — В какой-то степени. — Видишь ли, почтенный брат, — Айренга слез со стола начал прохаживаться по комнате, — среди наших вассалов всегда хватало сердобольных. В основном это женщины преклонных лет, но бывает всякое. Эти личности постоянно собирают всяких котят, щенят, грифонят, драконят... В общем, все, что выглядит мило и, по их мнению, нуждается в помощи. А с приходом на Землю они стали подбирать светлых. Ну а что? Волосики беленькие, глазки большие, история трагичная... Как тут не пригреть? Не скажу, что такое случалось часто. Война уже, считай, закончилась, но отдельные недобитки иногда всплывали в глубоком тылу и, как правило, у таких вот тетушек. — И что хочешь с этим, то и делай, — Фельга смотрел в окно, и в его взгляде была тоска. — Мы уж и казнили, и внушения делали, и денег за головы предлагали... — Айренга махнул рукой. — Бесполезно. Одного накажешь, другой вылезет. «Я герой, я спас». И ни один, ни один же не подумает о том, что делать дальше! Взять хоть тебя, почтенный брат. Ты же взрослый образованный эрлиец. Врач. Ты же понимал, что асура — это не карликовый грифончик. Вот вырастет она, что будешь с ней делать? Замуж отдашь? — Ничего, — брат Винтерус опустил глаза. — Ваш брат по разуму, сказал, она еще послужит истинному князю, так что ничего не буду. Так лучше? Навы переглянулись. — А что, вам истинный князь ничего такого не говорил? Мятеж подавили своими силами? Без помощи ребенка? Он уже не следил за речью. Какая теперь разница? Но темные не оценили его геройства. Казалось, они вообще не услышали издевки. — Он прямо так и сказал? — тихо спросил Айренга. — «Послужит истинному князю»? «Поможет подавить мятеж»? — Как-то так, — пожал плечами эрлиец. — А теперь давайте свою Иглу. — Погоди, почтенный брат, — Фельга покачал головой. — Мы не убиваем вассалов направо и налево, если можем договориться. И не едим асурских девочек на завтрак. Давай лучше так: ты отдаешь генетический материал по-хорошему, а мы убьем ее быстро. — И возьмете меня с собой, — твердо произнес эрлиец. — Зачем?! — хором отозвались навы. — Чтобы ей не было страшно. И, ради Спящего, объясните, сколько у нас князей?