***
Похороны проходят в абсолютной тишине. Мадара стоит у каменной плиты и жмурит веки, пытаясь не позволить соленым каплям сорваться с глаз. Шиноби не должен плакать. Учиха — тем более. Внутри безразлично-пусто, впрочем так же, как и в могиле Обито: команда Минато не смогла сохранить тело, так и оставшееся гнить в той злосчастной пещере. Зато у Хатаке в левом глазу блестит знакомый красный отблеск шарингана и Мадара не хочет на это смотреть. На самом-то деле, он едва ли был знаком с Обито. И дело не столько в нем, сколько в клане. Одна большая семья, единый организм, и если ударить в сердце, то болеть будет все тело. Мадаре тринадцать. За спиной все так же гора трупов, и воевать больше не хочется. Совсем.***
Фугаку нервничает, ходит из стороны в сторону и заламывает пальцы на дрожащих руках. Мадара сверлит его недовольным взглядом и привычно сильно хмурится. Громкие крики и частые болезненные стоны, слышащиеся из-за плотно запахнутой двери одной из палат больницы Конохи, режут по ушам точно острые кунаи. — Это я виноват, — неожиданно замирает старший брат и ударяет по стене сжатым кулаком, оставляя в ней глубокую вмятину. — Знал, что у нее слабое здоровье, но настоял на втором ребенке. — Микото бы не согласилась, не будь уверена в хорошем исходе, — пытается успокоить его Мадара, быстро сокращая расстояние и крепко сжимая братское плечо. — И, пожалуйста, не круши стены, на нас и так косо смотрят. Людей в коридоре не то, чтобы слишком много, но те, кто есть, переглядываются и подозрительно щурятся в их сторону. Учихи, решившие рожать не в пределах родового поместья — дикое зрелище для местного населения, и Мадара их понимает. Микото рожает спустя час, а спустя еще двадцать минут Фугаку подзывает Мадару и с гордостью передает ему в руки маленький сверток. — Сын! — хвастается старший брат и довольно улыбается, глядя на обессиленную после долгих и тяжелых родов жену. — Саске — твой племянник, Мадара. Мадара вспоминает, что где-то точно слышал это имя, но отмахивается, видя, что малыш сонливо раскрывает свои глаза. Страшненький, мысленно отмечает мальчик и брезгливо морщится, когда распахиваются тонкие детские веки и во младенческом взгляде плещется слишком явное и нехарактерное для того, кто только что родился, недовольство. Будто не Мадара, а он только вчера вернулся с войны, потеряв товарищей и знакомых. — Думаю, мы с тобой точно не подружимся, Саске. Фугаку тихо шикает на вздумавшего ляпнуть грубость брата, а Микото слабо смеется, видя, как бережно и осторожно сжимает в руках ее сына Мадара. Спустя пару дней он зачем-то идет на выписку Микото с ребенком вместе с братом. Рядом плетется взбудораженный и обычно молчаливо-тихий Итачи. Мадара делает вид, что не знаком с этой семейкой, и пристальным взором осматривает территорию больницы, когда его взгляд привлекает стоящая на ступеньках пара. Высокий мужчина со странной прической и низкая стройная женщина со светлыми длинными волосами, аккуратно уложенными назад. На руках у мужчины лежит ребенок и быстро шевелит ручками. Хрупкое телосложение и неестественно розовые волосы, топорщащиеся в разные стороны, заставляют громко присвистнуть от удивления — еще ни у кого Мадара не видел такого цвета. Невольно сделав два шага вперед, чтобы рассмотреть поближе, мысленно подмечает, что пара — точно не шиноби. И почему-то внутренне радуется, надеясь, что ребенок с необычным цветом волос никогда не познает боль от потери товарища и не ощутит вкус крови вражеского шиноби на своих губах. В спину упирается ладошка Итачи, и Мадара отворачивается, мгновенно забывая о странном ребенке и необычайно громкой парочке-не-шиноби.***
При неожиданной встрече Мадара рассматривает смутно знакомую ему женщину неприлично долго. Микото просит его сходить на рынок, за овощами для ясаи яки, и он, наконец найдя нужную палатку, замирает, подцепив пальцами собственный подбородок. Сначала женщина приветливо улыбается, спустя тридцать секунд молчания со стороны Учихи хмурится, а спустя еще минуту медленно закипает от злости, которая тут же испаряется и на место ей приходит удивление. Вздрогнув, она резко отворачивается от пристального взгляда паренька и смотрит вниз. — Сакура, папа снова тебя потерял? — голос женщины подрагивает. Мадара отмирает и любопытно пытается заглянуть за прилавок. Первым делом он отмечает розовую макушку, а затем испуганный взор больших зеленых глаз, направленный точно на него. — Мама, — ребенок тычет пальцем в его сторону, — это ежик? Мадара давится воздухом и шумно сглатывает вязкую слюну негодования. Как это только что его назвало? — Милая, — сурово поправляет мать ребенка, — это человек. Ежики маленькие и колючие. — Но он тоже колючий! — громко выкрикивает девочка и снова смотрит в его сторону. Мадара хочет сказать много чего обидного и злого. Например, ха, малявка, а у тебя вообще волосы розовые и лоб больше нормального. Хочет, но молчит, потому что ему семнадцать и вести себя так по-детски ему не пристало. Да и вообще-то ее волосы ему нравятся. Фыркает правда, больше не обращает внимания на девочку и, купив все, что надо, уходит. И спустя годы с тихой, как весенний шелест листвы под окрепшим ветром, улыбкой вспоминает неловкое «ежик» и ненормально-взрослый взгляд изумрудных глаз.***
Мадаре Учиха двадцать четыре, и он такой же высокомерный и самоуверенный, как и его фамилия. Он не ходит, а шествует. Не сражается, а танцует. И смотрит на людей с присущим ему снисхождением в меланитовых, угольно-черных, глазах. Мадара видит ее снова, когда цветет агатовая вишня, сыплясь на голову непослушными розовыми лепестками. Сакура забивается в нос и душит — мужчина грубо встряхивает волосами и скрипит зубами от досады. Прогулка по деревне выдается скучной, рядом плетется безразличный ко всему Итачи, и Мадара откровенно злится. — Как успехи твоего брата в академии? — зачем-то интересуется, в очередной раз брезгливо избавляясь от назойливых лепестков в волосах. — Он один из лучших, наравне с Хьюга и Нара, — спокойно отвечает Итачи. Мадара ненавидит наигранную ледяную прохладность старшего сына Фугаку. Ненавидит до скрежета в зубах, до слепящей боли в сжатых ладонях. — Я слышал, команды уже сформировали, — продолжает Мадара, не сбавляя шага. — Слышал, он в одной с джинчурики девятихвостого, а в сенсеях у него тот седовласый пес, присвоивший себе нашу клановую ценность. — Отец сам дал согласие. Это было последнее желание Обито и тебе пора бы принять это, как должное, дядя. — Принять, — бурчит и раздосадовано пинает валяющийся на пути камень. Тот с громким свистом летит вперед, а в следующую секунду раздается недовольное «ауч». Мадаре плевать вообще-то, но голову он зачем-то вскидывает вверх, чтобы через секунду утонуть в зеленых омутах когда-то знакомой ему девчонки. Стоящего рядом с ней Саске он замечает не сразу. Лишь когда тугой узел волнения гаснет в грудине, он обводит племянника удивленным взглядом. Расстояние сокращается стремительно, и мысленно Учиха ругает себя за подобную вольность. — Саске, ты что тут забыл? — спрашивает нагнавший его Итачи. Мадара на Саске совсем не смотрит. Все внимание отдается нескладной девичьей фигурке, плотно обтянутой красной тканью тонкого ципао. — Харуно Сакура, — представляется девчонка, неловко переминаясь с ноги на ногу. Мадара ухмыляется. Когда он видел ее в последний раз, она едва доставала собственной матери до колена. Сейчас же девочка выглядит внушительнее и серьезнее. Интересно, Саске сильно комплексует по поводу того, что она выше его на добрые два сантиметра, мысленно задается вопросом, не сводя со старой знакомой пристального взгляда. — Что вы тут делаете, Итачи? — хмурится Саске, даже несмотря в сторону дяди. Неуважительный засранец, вертится на языке последнего. — Прогуливаемся, — опережает старшего сына Фугаку Мадара. — Погода нынче прекрасная. Вишня цветет — чем тебе не повод? Взгляд вновь непроизвольно стремится в сторону замершей и смущенной Сакуры. Мадара хмурится и злится, когда замечает в ее глазах слепое обожание. Тут долго думать не надо, кому именно оное предназначается. Смазливая мордашка Саске мало какую маленькую девочку оставит равнодушной, и Учиха, в принципе, плевать, но внутри все почему-то обиженно сопит. Потому что кто-то вроде его племянника не заслуживает подобного, и кому, как не Мадаре, знать это. Жалость скулит внутри — девчонка продолжает сжиматься от неловкости. Саске нарушает молчание, дергает Сакуру за руку как-то чересчур собственически, грубо, и чеканит: — Наруто нас, наверное, заждался. Давай поспешим. Итак потратили много времени, пока ты прихорашивалась. Неодобрительно покачав головой, Мадара уголками губ улыбается понурившей голову девчонке. Малец совсем зарвавшийся, зло думает Учиха, надо бы проучить. — Была рада познакомиться. Сакура густо краснеет, неловко поправляя выскользнувшую розовую прядь волос, отправляя ту за ухо выверенными движениями. Мадара не понимает, зачем, но вопрос срывается с губ прежде, чем он успевает его обдумать: — Тебе нравятся ежики? На него устремляется три пары ошеломленных глаз, и Мадаре впору гордиться собой, ведь редко увидишь столь удивленное выражение на лице у обычно хладнокровного Итачи. Хотя, скорее всего, он просто считает его сумасшедшим. — Ежики милые, — рот хрупкой девочки расплывается в улыбке. — Даже несмотря на их колючесть и отстраненность. Они чем-то похожи на одиноких людей. Колючки их защита и стена от невзгод внешнего мира… — Опять ты глупости говоришь, Сакура, — обрывает ее Саске, и Мадара клянется, что после завтрашней тренировки, придурок не сможет нормально ходить пару дней точно. — Пора бы перестать вести себя, как ребенок. — Прости, Саске-кун. Саске нарочито громко вздыхает. Мадара успокаивает зудящие кулаки и желание начать избиение глупого племянника прямо здесь. Сакура стыдливо опускает глаза. — Мы уходим, — оповещает их Саске, ухватившись ладонью за тонкое запястье Харуно. Мадара видит, что той больно, но ничего не говорит. Какое ему, впрочем, дело? Дети скрываются за первым поворотом. И дышать почему-то становится легче. Очередной вишневый лепесток опускается на широкое плечо. Мадара чувствует, как внутри все вновь закипает от неконтролируемой злости. — Мне тоже нравятся ежики. Спокойный, как шелест травы, голос Итачи заставляет тихо рыкнуть от досады. Ну и дурка.***
В четвертый раз он встречает Харуно уже в госпитале — у него несерьезная рана руки, и Мадара уверен, что идти и залечивать ее — пустая трата времени. Но, как капитан своего отряда, он должен быть уверен, что в важный момент сделает все идеально. Сакура заметно вытянулась за последние три года, прибавила в весе, а некогда угловатая фигура, уже начала приобретать чувственные женственные округлости. Мадара плавно проходится глазами по тонкой шее, задерживается на выступающих сквозь тонкую ткань ключицы и идет ниже, довольно отмечая, что ноги у сокомандницы его брата — одно сплошное эстетическое наслаждение для мужчины, вроде него. Первые несколько секунд ему кажется, что что-то в ее внешности не так. Он придирчиво разглядывает россыпь веснушек-созвездий на ее носу и щеках, считает, сбиваясь на семнадцати, и стремится вверх — волосы, все так же, розовые и блестящие в лучах утреннего солнца. Интересно, на ощупь они такие же мягкие, как и на вид, мысленно вопрошает Учиха. Завидев его, девчонка слабо улыбается и низко кланяется. — Мадара-сан, добрый день. Мужчина громко цокает. Он не любит долго размышлять на подобные темы. Дело в узкой талии? Или покатых девичьих плечах, кожей которых он мог спокойно любоваться, благодаря коротким рукавам красного топа? Нет. Поразительная догадка настигает неожиданно — Сакура задумчиво хмурится, видя его пристальный взгляд. Голова склоняется на бок, выдавая ее недоумение и любопытство. — Волосы, — хрипло шепчет Мадара. — Сменила прическу? На лице Харуно читается смущение, а в изумрудных глазах проскальзывает огонек возмущения и слабого подозрения. — Я давно избавилась от длинных волос, если вы об этом, — поясняет, все так же недоверчиво заглядывая ему в глаза. — Мешаются. Мадара помнит, что Саске как-то поделился с Итачи, что ему нравятся девушки с длинными и ухоженными волосами. Внутри все довольно рокочет, видя едва достающие до ключиц тонкие пряди. — Тебе к лицу. Харуно улыбается, и Мадара с трудом подавляет порыв раствориться в этом мгновении.***
Следующие встречи Мадара подстраивает нарочно. Наблюдения за молодым медиком (он начинает воспринимать ее всерьез, когда будучи шестнадцатилетней и хрупкой на вид, она с легкостью спасает троих из его отряда, буквально вырывая тех из ласковых лап смерти) доставляют удовольствие, от которого на сердце непривычно тепло и солнечно. Долго думать не в его правилах — Сакура привносит в его жизнь спокойствие одним своим присутствием, и, если поначалу это раздражает, то потом Мадара сам, как верный пес, ходит за ней по пятам, ловя глазами любые новые и неожиданные действия с ее стороны. Как она закусывает губу, когда думает. Как злится, медленно закипая от ярости. Как крушит стены и ломает землю в лучших стилях пьянчужки Сенджу. От Сакуры кровь ускоряет свой темп, обращается кипятком, вызывая тугой комок желания внизу живота. В первый раз Мадара все списывает на желание обладать. Попробовать кожу девчонки на вкус, услышать, как она стонет и извивается под ним от наслаждения, выкрикивая его имя. Он мужчина и ему впору хотеть красивое женское тело. Это нормально. В сотый же — мечтает приходить домой и видеть только ее лицо. Сидеть с ней рядом, обнимать и разговаривать. Мечтает попробовать коснуться рукой ее волос, пропустить пряди сквозь пальцы и целовать мягкие и податливые губы. Останавливает лишь то, что Сакура еще слишком молода и неопытна. Мадара не хочет ее пугать своей настойчивостью. В конце концов, никто не запрещает ему терпеливо ждать своего часа.***
Когда Сакуре семнадцать, мир сотрясает очередная война. Мадара старается держаться максимально близко, старается оберегать по мере возможностей, пусть и ценой собственного здоровья. Сакура давно пустила в него свои корни, оплела легкие, сердце, повисла на ребрах прочными ветками. Без Сакуры мир пустой и серый — он едва различает цвета. Он отчаянно продолжает стараться. Выворачивает себя наизнанку, но каждый раз спасает, и хмурится, видя, как потресканными губами она шепчет какое-то там по счету «спасибо». Глаза — не живые. Улыбка — надломленная. Кажется, она даже не понимает, кто стоит перед ней. Смотрит сквозь. Мадара боится, что девчонка — сломается. Треснет и рассыплется обломками былой беспечности. Но вопреки его мыслям, Сакура крепко сжимает кулаки, позволяет гримасе самоуверенности оплести ее лицо, низко кланяется и идет дальше. Бесконечный круг, где он спасает ее, а она — спасает остальных. Война оставляет после себя только боль. Шрамы. Скорбящие лица. Мадара запахивает свои чувства прочными металлическими дверями. Он дает ей время, чтобы восстановиться. Он лишает растущую внутри сакуру света и тепла, замораживает, и заботливо, неумело, поет колыбельную, позволяя дереву уйти в спячку.***
Ему тридцать один. Сакура стоит напротив и смотрит испуганно, устало, недоуменно. Хмурит брови и закусывает нижнюю губу. — Как насчет того, чтобы сходить со мной на свидание? Вишня взрывается нежно-розовым всполохом фейерверков внутри. Мадара считает до трех и позволяет хрупкому древу зацвести с еще большей силой. Улыбка касается губ. Время наконец пришло.