Какое-то неправильное задание

Франкенштейну очень захотелось пришибить Тао при их следующей встрече. И заменить его кем-нибудь… более ответственным. Тем же Ик-Ханом, к примеру. А что, парень талантливый, быстро б освоился под чутким руководством, легко б, в силу возраста и пытливости ума, всему, чего еще не знает, обучился. И, что более важно, вряд ли бы столько болтал, много, и не по делу. Тушило порыв, что парень, к сожалению, пока несовершеннолетний (где основное – пока), немодифицированный (что тоже изменчиво, хотелось бы заметить), друг его Мастера, а Мастер против экспериментов (тоже поправимо, если Ик-Хан сам изъявит желание), то, что сам Франкенштейн не хотел бы портить собственным ученикам мирную жизнь, и, удивительно, но чувствовал к каждому из детей почти отцовскую любовь (насколько могла его гнилая душонка) и ответственность (невзирая на все те крошки в доме…). Посему пришибить Тао хотелось, но с заменой пока возникали проблемы. Посему, вместо того, чтобы сетовать на забывчивость своих сотрудников, ученый решил вернуться к делам насущным. И первым делом переступил по полу. «Здесь поможет только утиль» Затем, конечно, Франкенштейн скривился. Было на что. Очень тянуло сразу выбросить ботинки, но пока ученый держался в силу отсутствия замены. Кругом нужна была замена, кругом все желали для себя скорейшей смерти, какой отвратительный день. Над головой доносился устрашающий грохот. В высоту, примерно, трех этажей. Грохот и такой звук, словно кто-то, что-то разлил… И в этом звуке состояла та самая причина, почему Франкенштейн был слегка вне себя от злости. И от омерзения, совсем немного. За всю его долгую жизнь ученому не раз доводилось мараться во всяком… материале. В крови, во внутренностях при оказании помощи, и не всегда в условиях, соответствующих санитарным нормам, не всегда в перчатках и идеально чистом медицинском халате. Но ЭТО! Это было выше того, что он мог себе позволить, что мог себе представить. Канализация, заброшенная, прям над этой самой лабораторией, чтоб Лорд их всех разворотил! И никто не предупредил! И не дай Всесильный еще кому увидеть то, что в полете сюда видел Франкенштейн. Благо еще от «нырка» в это чудо спасла созданная им скорость, удар ощутили лишь подошвы (и копье, на что ученый даже позлорадствовал). Но теперь, вся эта масса, что на несколько мгновений мелькнула пред его глазами, вполне вероятно, ливанула… Во Франкенштейне сдала и панически икнула его внутренняя чистоплотность. Вслед за внутренней чистоплотностью панически икнул и сам Франкенштейн. Ученый молниеносно скрылся за спиной так удачно подставившегося в качестве спасительного столба, орущего незнакомца. Не знал, кто это, и не разглядывал, но уже пожелал тому удачи, всего хорошего в жизни, и даже мысленно извинился, потому что даже по мнению Франкенштейна, подобное было слишком. Что не помешало покрепче удержать незнакомца за плечи, чтоб тот не свалил. На месте его недавнего пребывания прозвучал «громых». По коридору заметалась каменная крошка и пыль. Обвал, образованный его же «снижением», завалил один из путей. Но, к счастью орущего незнакомца, содержал в себе не… то, на что Франкенштейн рассчитывал, а обычную горстку, размером с человека, булыг. Возможно, ТО осталось где-то в районе верхних этажей. На несчастье уже тех, кто мог бы там находиться. И уборщиков, если таковые здесь есть. В чем он, чем больше осматривался, тем больше сомневался. — Фух, — откомментировал Франкенштейн. — А-а! — продолжал орать незнакомец. Поразительный человек, что даже невзирая на забитый пыльной крошкой рот не снижал громкости. — Ну-ка заткнись, — вежливо попросил Франкенштейн. Незнакомец притих. Ученый невзначай заценил безвкусные, наверняка не первого года ношения, ботинки. Прикинул размеры. Тяжко задумался, но решил, лучше уж в таких терпеть, чем хлюпать чем-то склизким, оставшимся на подошве его ботинок. Незнакомец втянул голову в плечи с такой силой, что образовал макушкой и этими плечами чуть не прямую линию. Да и дернулся так, словно бы больше не обвала испугался, а его, Франкенштейна. Возникли смутные, но приятные подозрения. Ученый развернул пойманного за плечо. Незнакомец одеревенел, повернулся всем телом, как заржавевшая дверь. Подозрения не оправдались. Точнее оправдались, но не до конца. То есть лицо перед ним, безусловно, было, как и у туриста, противное, но не принадлежало самому туристу. — О, я тебя помню. Еще это лицо обладало незавидным фингалом, видимым даже на побелевшем от пыли лице. Франкенштейну бы, и не узнать свой почерк? — Ну точно же, так быстро оклемался? А ведь вроде сильно бил. — Бывший работник дорог предпринял попытку молчаливо свалить. В камни. Словно рассчитывал в них и закопаться. Франкенштейн цеплялся пальцами в плечо, как волк в кусок мяса, после недельной голодовки. — Может, на эксперименты тебя пустить? Изучение зловредности, и как она влияет на выживаемость и выносливость. — А может, не надо? Вот как вышло занятно. Не один, так другой получит заслуженную кару. После того, само собой, как проводит туда, куда Франкенштейну срочно нужно попасть. — Надо. К тому же, Франкенштейну в полете показалось, он кое-что ощутил. Такую, отдаленную, но такую знакомую ауру, совсем слабый отблеск. Мастер здесь, а значит, ученый хоть до камешка это место разнесет, но найдет. Обязан найти. В этом городе Джи всё чаще задумывался, насколько жизнь – несправедливая штука. Джи отчаянно помогал тем, кто постоянно его кидал, кто пытался надавить, сломить, кто угрожал. Джи предал всех, кто считал его другом. Кого, возможно, считал друзьями он сам. Джи три года затратил на то, чтобы доказать, он на что-то годен, он на что-то способен, достоин жить, достоин двигаться дальше. Три года доказывал свою преданность Организации, руководству, пусть и… не всегда получалось. Нарабатывал себе сколько-нибудь стоящее резюме, чтобы кто-то мог его хоть слегка охарактеризовать, запомнил. Джи потребовались пара часов, чтобы убедить местную молодежь в фальшивой истории про путешествующего туриста, самой банальной из возможных. Пары жестов доброй воли хватило, чтобы они навсегда посчитали его хорошим парнем. Потому что Джи и не пытались заподозрить во вранье, просто поверили в созданный им образ. За пару разговоров эти дети запросто научились выискивать его среди толпы. Джи три года жил в атмосфере недоверия и насмешек, не раз слышал, насколько его порывы выбраться выше бесперспективны. И всё равно боролся, бился, в ущерб себе, в ущерб другим. Не знал другой жизни. Джи за пару встреч узнал, что такое восхищение и истинно детское любопытство. Ненадолго, но очутился в совсем ином мире. С головой затонул в реальность, где не существовало никаких модифицированных и Союза, а про вампиров знали только, что они жуткие кровопийцы из средневековых легенд. За пару историй узнал, как можно провести свободное время. Что такое свободное время, и почему выбор: лечь и нормально залечить раны или полудохлым пойти посетить пару запланированных мест – не одно и то же. За одно нападение Джи перечеркнул и разрушил всё, чем с ним поделились за эти пару дней. За один час он разрушил в прах ту, другую жизнь, заставил познать суровую правду. Где, увы, не в твоей воле распоряжаться, какой будет дальнейшая жизнь. Где всем плевать на хотелки слабых, никому не нужных детей. Посетив десятки городов, запомнив и забыв десятки языков, сотни имен, выполнив множество заданий, лишь здесь Джи начал задумываться, насколько всё, что с ним происходило, на деле не имело смысла. Насколько были правы все, кто считали глупыми его попытки. Потому что никакие старания не позволяли добиться подобной, нормальной жизни. Джи пытался понять, действительно ли по глупости подсказал Рею про выход, или что-то пытался проверить, допустим, хватит ли пацану сил отсюда выйти. Не просто же так он пришел в себя? Смешно, но, возможно, так распорядилась судьба. Тишина обволакивала потолок и стены, забивала уши. Как водой. Будто бы Джи снова утянуло на дно. Не мог сказать, точно ли дышит, и может ли вообще дышать. Но прежде, Джи нужно было знать, готов ли пацан защищаться, будет ли биться за шанс вернуться в этот невероятный, чудаковатый мир. Переступит ли черту, лишит жизни другого ради своей? Потому что убийца очень уж сомневался, что если провалится сам, Рея оставят в покое. Ему ли не знать своего руководства. Скольких оно готово отправить на смерть, пока своего не добьется, пока не выкрадет пацана. Если Рея не остановит Джи, остановит кто-то другой и так жалеть не будет. Если Рей не справится с ним, нет смысла говорить про других. Тишина была и где-то внутри, поселилась в сердце. Тишина была предпосылкой чего-то неизбежного. Предвестником смерти. Сопровождалась незнакомым доселе смирением. Джи нужно было знать, что, если это неизбежно, ему придется не просто так умереть. Тишина сверкала слабым огоньком осознания, что так, вероятно, и должно быть. Являлась неким итогом его пути, результатом всех выборов, принятых решений… …… И эта тишина слишком долго длилась. Настолько, что убийца начал что-то подозревать. После того как, хотелось бы заметить, устал думать о возвышенном. … Джи понял, что вполне себе неплохо может дышать. Не услышал, не почувствовал, именно понял. Оттого, что его еще не ломало от недостатка кислорода, хотя ему ли не знать, как… Приоткрыл один глаз. Под ногами расстилался всё тот же серый пол. Сорвался прикрепленный к балкам торшер и разбился, подняв туман, засыпав камни осколками. Но сделал это как-то осторожно, беззвучно, как боялся испортить атмосферу, нарушить. Казалось, где-то подобную тишину он уже видел. Джи открыл и второй глаз. Посмотрел на Рея. Рей смотрел в ответ. … «Че за...?» Кулак упирался в чужую ладонь. На этом кулаке и чужой ладони держалась вся устойчивость Джи. Ситуация казалась идиотской. Ошпаренно отдернул на себя руку. Посмотрел на отдернутую руку. Не мог поверить, что действительно сделал это вот так просто. Ничего в сравнении с прошлым разом, когда он и шага отступить был не в состоянии. Спасла сила воли? Или, пацан даже силу применять не стал? Но, совсем недавно Джи готов был поспорить на собственную голову, ощутил, как тот бил. Неслабо бил. С такой мощью, какая, казалось, может и расплющить. Другое дело, что последствий этого удара пока так и не ощутил. Требуется время? Вот-вот его расщепит на молекулы, развалит на мелкие кусочки, как в каком-нибудь низкобуджетом фильме про монстров или убийства? Да куда уж дальше ждать? Или, та специально прошла мимо. И последний вариант был самым болезненным. Джи отбил руку, что у парня вытянулась автоматически, вслед за его попыткой вырваться. Схватил Рея за воротник. Пацан на захват только моргнул, как избавлялся от застилающей глаза пелены. От нападения сел на тумбу. Нарочно промахнуться после того, как Джи так старательно доводил до бешенства? После того, как убийца создал для пацана самые подходящие условия? Чуть не лично предоставил шанс всё решить за раз, здесь и сейчас? Серьезно? Его, без того полудохлого, и не добить? Рей осознал куда сел. Провел по тумбе, посмотрел на слегка посеревшие пальцы… — Какого черта ты творишь? В этот раз Джи был ко всему готов. Вырубиться, сдохнуть, исчезнуть. Уверен был, что даже эта бесхребетная глыба среагирует на столь высокую угрозу. Не проверял, верил, что пацан хоть что-то начнет решать, после того, как его так отчаянно старались спасти. Но и в этот раз Рей решил просто... простоять. Джи принялся искать ответы в глазах, в движениях. Хоть слабый проблеск эмоций, так как сомневался, соизволит ли пацан что-нибудь сказать. Эмоции пестрили своей однозначностью, чем-то вроде: «Что же я тебе такого плохого сделал, чудовище?» Безумие, но показалось, Рей впервые находился на грани паники. У Джи между ухмылкой и оскалом скривились губы. Что это за гребаный провал! Каким образом убийцу подвели его самые отработанные способности? — Придурок, я тебя убить мог! Но главное, он даже не понимал, что именно сделал не так. Где и когда налажал. Где не доиграл. Если до этого мальчишка почти начал скалиться, то теперь и грамма не ощущал той прежней злобы! Рей снова начал коситься на каменную пыль, что знатно насыпало с потолка да стен от битвы, убийца потряс того за воротник. Парень зажмурился, как пытался привыкнуть к боли. Безнадежно выдохнул – догадался, пока не ответит на все вопросы Джи, не сможет решить никаких иных проблем. Перестал его игнорировать. – Но не убил. Рей высказался тихо, едва слышно, но этого хватило, чтоб в крах разбить все заготовленные аргументы. На такую бессмыслицу попросту невозможно ничего вразумительного сказать. То есть ладно Джи, сил не прикладывал, чтобы, даже если попадет там, ненароком, не сильно задеть. У Рея даже руку вон, не подогнуло, хотя он встретил удар кулаком, напрямик. Или почти напрямик, он без понятия, что там был за барьер. Но сам пацан не мог об этом знать! Никак! Из чего выходит, тот спокойно позволил на себя наброситься убийце, что грозил набить ему морду. Или Джи что-то не знает? Да плевать, даже если и так! Джи угрожал существованию Рея так же, как пацан угрожал его будущему! Почему до него так и не доходит? Пацан осторожно, без нажима, похлопал по ладони, сжимающей воротник. Попросил отпустить, не применяя силы, словно ждал, что Джи действительно вот так отпустит. ... Перестал хлопать. Пальцы легли на костяшки поверх бинтов. Убийца держал воротник, уверенный, что выкрутасы пацана не сработают, Рей ждал, уверенный в своей убедительности. ...... Рей знакомо переменился – начал раздражаться, хотя почти и не изменился лицом. Джи ждал, что тот дальше предпримет. Пацан издал, по сравнению с «хм», еще более задумчивое «гм». Сделал какой-то свой вывод, и, возмутительно, снова вернул прежнее безразличие. Джи ни хрена не понимал. А вот Кадис Этрама Ди Рейзел наоборот, наконец, до конца всё понял. Бессмысленно было ждать рассудительности от человека, что постоянно находится под давлением десятка различных обстоятельств. Что безнадежно запутался в собственных желаниях. Или, правильнее сказать, кто не до конца осознавал, чего именно желал? Кто нарочно сбивал собственные же мысли, как если бы знал, что его пытаются оценить. Путал сам себя. — Это пора прекращать. Подопечный пытался вывести Кадис Этрама Ди Рейзела на эмоции и, на самом деле, за всю свою долгую жизнь, Ноблесс и не полагал, что кто-то может до такого додуматься… И невозможно сказать, что казалось в ситуации более абсурдным, сам факт попытки, или то, что, на самом деле, это почти получилось? Не столько по вине самого подопечного, сколько из-за неопределенного состояния, что сопровождало Кадис Этрама Ди Рейзела с самого пробуждения. — Я устал с тобой ссориться. Кадис Этрама Ди Рейзел ощутил, как пальцы под бинтами подрагивают от злобы. Подопечный был на грани отчаянья. Но самое неожиданное, виной такому состоянию был Ноблесс. Подопечный не мог ослушаться приказа, но внутренне давно сдался, отказался сражаться. Подопечный пытался запугать, чтобы заставить на себя напасть, потому что решил, лучшее, что может сделать в этой ситуации – умереть. Не предавать, но и не держать Кадис Этрама Ди Рейзела на месте. Подопечный принял такое решение раньше, чем успел это осознать. Отрицал, до последнего боялся это понять. Но, как понял, принялся уперто отказываться хотя бы прислушаться к чужому мнению. Неплохая, на самом деле, черта, до последнего добиваться решения, какое считает правильным. Другое дело, что в этой «правильности» из правильного только название. И совсем другое, в ситуации, когда человека нужно в этом переубедить. Тем более когда убеждает Кадис Этрама Ди Рейзел. Ноблесс привык, что все понимали его без слов, почти так же, как всегда понимал он. В этом молчании чувствовался свой, потаенный комфорт. Но этому человеку вечно требовались дополнительные объяснения, нужна была четкость и однозначность, произнесенная вслух. Ему не всегда доставало для понимания действий. Если возникали сомнения, он вынуждал объяснить. Очень... сложные обстоятельства. Даже Франкенштейн бы назвал их безнадежными. Но Кадис Этрама Ди Рейзел не торопился сдаваться. Подопечный сжимал свободный кулак в желании ударить, но за столько возможностей, ни разу по настоящему не бил. Тот готов был слушать. А у Ноблесс был припасен козырь – весь тот богатый опыт, что он получил, наблюдая за другими. Кадис Этрама Ди Рейзел произнес пару слов – столкнулся со шквалом ответного злобного шипения. Так пару раз шипел Урокай на Франкенштейна, после словесной перепалки не в свою пользу. Когда уже не знал, что сказать, а в качестве аргументов оставались только не красящие благородных обзывательства. Тот пытался заглушить свои же слова, как в надежде, что так его меньше слышно. Первая попытка у Ноблесс не пошла. Зато заложил основу для разговора. Терпеливо дожидался, когда подопечный выскажет очередные необоснованные недовольства. Заставил себя не обращать внимания на пыль, какую чувствовал даже через брюки… Вспомнил те редкие разы, что заставал модифицированных и Франкенштейна в лаборатории, за разговором. Как с интересом слушал новый результат исследований – убеждался, с сожителями всё в порядке, как и всегда. Франкенштейн не всегда говорил прямо, любил задавать наводящие вопросы. Тао любил отгадывать. А вот М21 – не любил. Такео, с последнего посещения, так и не определился, но больше склонялся к М21. Как выдалась возможность, Кадис Этрама Ди Рейзел таким же образом направил мысли подопечного в нужное русло. Пока осторожно, чтобы не спугнуть. Услышал знакомую растерянность, видел отведенный взгляд. Речь собеседника сбилась, тот начал вставлять «издеваешься?», «думать умеешь?» через слово или два. Но хват на воротнике ослаб. Эта попытка выдалась определенно лучше предыдущей. Помнил тон, с каким Такео подбадривал напарников, если те так уставали от неудач, что готовы были всё бросить. Было даже не важно, какие слова поддержки тот произносил, этого тона обычно хватало, чтобы ребята продолжали стараться. В Джи этот тон вызвал очередную бурю. Снова сжался захват за воротник. Что ж, Кадис Этрама Ди Рейзел посчитал, это тоже результат. Подопечный довольно таки долго терпел, до последнего держал эмоции при себе. Сейчас сорвался. Отказался от пустых возмущений. Выразил именно то, что хотел за это время произнести не зная, что его уже давно услышали. Яростно и предельно искренне. Напомнило М21. Как тот, порой, тревожился по какому-то поводу, чаще всего после тяжёлого сражения, но до последнего отказывался говорить. Но также Ноблесс помнил, как после, когда из М21 удавалось вытянуть объяснения почти с боем, напарники и друзья начинали понимать ход его мыслей, дружески подшучивали, а порой и сами становились, в ответ откровенны. Регис К. Ландегре переставал на время язвить, а Сейра Дж. Роярд молча готовила что-нибудь из любимых блюд М21. Вместе со словами у подопечного кончился воздух. Тот прикашлянул, перестал грозить кулаком и отдаленно задумался, насколько сильно отхватил бы, выскажи такое кому-то из далеких знакомых. Ноблесс дал тому время на передышку. Посчитал, что не имеет права быть не откровенным. Выразил сожаления, чтобы показать, что не хотел обидеть. Столкнулся с усмешкой. Высказал понимание – жить в таких условиях было непросто. Усмешка стала ироничней. Но внутренне тому, в какой-то степени, полегчало. Кадис Этрама Ди Рейзел проявил сочувствие, не желал, но заставил того вспомнить что-то неприятное из прошлого. Но не вызвал никакой реакции ни жестами, ни словами. Возможно, тот чувствовал себя морально вымотанным даже больше, чем физически. Это Ноблесс тем более понимал, потому что утомился от объяснений и сам. Не хотел мучить больше ни его, ни себя. Не один раз видел, как, порой, ссорились Ик-Хан и Шинву. Они часто расходились в чем-то мнениями, даже в желании сходить куда-нибудь, а после друг на друга сердились. Но, что оставалось неизменным, после этого дети всегда мирились, а девушки предлагали альтернативы, пока все не оставались довольны. Поэтому и Ноблесс в очередной раз призвал к примирению. Но теперь исправил небольшую ошибку. Прежде всего извинился. За то, что слишком многого требовал, бросил, оставляя подопечного справляться с проблемами в одиночку. Рей перестал показывать, что сжатый воротник вызывает некоторый дискомфорт – убрал руку. Перестал даже просить, чтобы его отпустили. После всего сделанного, после всего сказанного, давал убийце волю действовать на свое усмотрение. А возможно, уже и так видел, насколько он ослаб, поэтому и не переживал. Джи и без того почти не держал. Больше делал вид – последняя надежда запугать, что обернулась очередным провалам. Он устал. — Надоел. Этот парень даже сейчас отказывался признавать, что всё то дружеское общение – всего-то часть одной большой игры. Той, что Джи начал, чтобы получить информацию, чтобы этого же пацана найти. Ни больше, ни меньше. Джи его отпустил. — Почему ты никак не прекратишь это? Умудрился на шаг отойти. И сейчас, была очередная постановка, только почему-то с новой ролью никак не мог смириться и сам Джи. Один шаг превратился в несколько, почти в бегство. После всего, что Джи пережил, это испытание было полным издевательством. Он почти завершил задание, но еще ни разу не чувствовал себя более отвратно. Рей некоторое время переждал – давал убийце отойти настолько, чтобы он чувствовал себя в безопасности. После – встал, плавно, но всё равно палевно быстро для столь медлительной личности. Постоял, видно, собирался духом. И, элегантно, насколько данное действие возможно, покосился на штаны. Джи ошибся, когда выбрал себе информаторов, позволил себе сбиться с намеченного пути. Он непозволительно долго здесь пробыл. Джи к этому месту привык. На секунду у Рея брезгливо дрогнули губы. Тот призвал на ладони знакомую энергию, поднес к штанинам. Остановился, посмотрел вверх, с чем-то смирился и решил стряхнуть грязь по-человечески. Не встреть он тогда Шинву, ничего бы этого не было. Если бы он помер еще год назад, за компанию, возможно, у местных было бы меньше проблем, возможно, кто-то из гражданских остался бы жив. Рей осмотрел результат своих трудов, с одной, с другой стороны. Сделал неутешительный вывод – самому не разглядеть. Джи ожидающий взгляд заметил не сразу, но и как заметил, среагировал довольно безразлично. Пацан развернулся, но через плечо продолжал за убийцей следить. Одним вниманием выражал просьбу подсказать, осталась ли грязь. Джи был занят. Рей вознегодовал, причем в это негодование вложил и обвинение. Продолжил попытки привести одежду в порядок, каким-то неведомым образом соединял в движениях грацию и неловкость. Похлопал по бокам. Убийца, наконец, более внимательно посмотрел на этот безнадежный случай. Чтобы выразить эмоционально всё, что о происходящем думает, чуть не закатил глаза. — Осталось на левой ноге, — подсказал, это маленькое недоразумение отвлекало Джи от новых душевных терзаний. Рей кивнул, более благосклонно. Послушно стряхивал с нужной стороны. — Чуть ниже. От того, что и после корректировки пацан продолжил стряхивать не там, где нужно, глаза Джи таки закатил. Тоже полуповернулся, показал-похлопал рядом с задней частью колена, на себе. Рей понял и добился желаемого. Штанина была чиста. Пацан принялся ждать оценки результата. Джи бездумно показал большой палец. Встретил благодарность. Нахмурился, жест спрятал. Рей развернулся, приподнял брови, промолчал, а после, показательно, начал хмуриться в ответ. Передразнивал, причем самым наглым образом, с самым серьезным хлебалом из возможных. Джи понял, что не контролирует губы. Опустил голову, попытался скрыть глупую ухмылку под ладонью, какой принялся потирать лоб. Должен был глаза отвести, но нет, следил. Происходящее не выглядело по-идиотски, оно было таким с самого начала. Пацан на слежку сощурился. Показательно принялся поднимать руку. — Твою мать, остановись. Джи понял, что если это продолжится, он уже не выдержит. — Всё, признаю, ты победил. Рей принял его полное поражение и великодушно сжалился. За дверью зажужжало, словно кто-то старательно, но неудачно настраивал технику. Донеслось роботизированное, переходящее на ультразвук «э-э». За ним неразборчивый кашель и не менее неразборчивые попытки узнать у пустоты, как это работает. — А, дай сюда! — роботизированное жужжание сменилось на нечто, более похожее на голос. А после на падение. Во что бы там ни говорили, эту вещь уронили, звук вдарил по ушам и точно разнесся по всему коридору. В последовавший подъем эту вещь ударили, предположительно, о стол, отчего оглушило вдвойне. Донесся двойной кашель и повторное «э-э». — А, да короче, нижние этажи! — Джи бегло осмотрелся, но не нашел и намека на скрытую камеру. Поэтому и представить не мог, о чем может пойти речь. Хотя… Заметил и у пацана бегающий по комнате взгляд. Кажется, тот пытался определить источник звука. Убийца дождался немого вопроса, показал на потолок. Рей уставился куда-то в трещины над головой. В поисках говорящего. — Небольшая познавательная информация, у нас тут дистанционная система блокировки навернулась. Да, блокировки дверей, как поправил меня дорогой товарищ. И, в общем, теперь это система открытия дверей. Сколько уже открыто – без понятия, но на камерах – минимум две. Рей понял, что доверять Джи нежелательно. Перестал всматриваться вверх и явно пожелал ему всего хорошего за обман, но пока что мысленно. Убийца принялся смотреть в сторону стены, но ухмылялся уже не скрываясь. Мелко, но отомстил. — С особой радостью оповещаю вас, Зубастик и Тучка уже в коридорах, проводят знакомство друг с дру… А, ну, теперь в коридорах только Тучка, знакомство не пошло. Но не спешите предаваться панике, Тучка медленная, к тому же поела, остальные пока не вышли, а наши высококвалифицированные специалисты уже работают над неожиданным глюком… Бля, ты инструкцию переверни. Своевременно последовало возмущенное: «Я не техник, в схемах не разбираюсь!» — Но пока советую эвакуироваться повыше, кто успеет. С остальными был рад работать вместе. Последовали жалобы, что техника бьется током. Предречение кое-чего очень нехорошего? — Гостям приношу искренние извинения от лица всей нашей организации за небольшие неприятности, а также сердечно заверяю, что уж дверь с мальчишкой точно не… Вполне возможно. — А, она тоже только что открылась. Потому что, чутье прям подсказывало, так серьезно навернуться даже столь старинная аппаратура, без вмешательства, не может. — Тао, помнишь, дети как-то рассказывали байки, что под нашим городом живут монстры? — терпеливо спросил М21, и как раз стряхнул ошметок… чего-то. Посмотрел на руки, на которых уже не было видно кожи. Потому что одна половина этой кожи была поджаристо черной, а другая – залитая кровью. — Так вот, нихера это не байки. Ты куда нас завел?! Хакер, которого, к сведению, одна из местных тварей недавно чуть не сожрала, невозмутимо лежал на не самом чистом полу – опирался на локти. И, невзирая на рычание со всех сторон, звуки ударов и звон цепей (на какие, хвала всевышним, этих тварей держали), продолжал тыкать в планшет. А уж к запахам, царящим у того под носом чуть не в буквальном смысле, кажется, и вовсе привык. Да, к тем самым смердящим стокам с подозрительной желтеющей дымкой, что пестрили по округе. Потому что нет бы пойти как нормальные люди, всё менее уважаемый Тао решил устроить им путешествие по местным лабиринтам заброшенных канализационных путей. — От маршрута не отклонялись, вроде. Но раз так просишь, перепроверю. Тао так свыкся со своим положением, что даже не предпринимал попыток выбраться из-под убитой, как раз недавно чуть не сожравшей хакера, туши. Убитой М21. Тот лишь прикрылся от новых кровавых брызг. Виной этих брызг был не М21. И сейчас, со слегка безумной полуулыбкой продолжал хреначить уже мертвую тварь лезвием косы, тоже не М21. От маршрута они точно не отклонились, более того, точно где-то рядом. Количество зубастых ртов в округе как бы намекало. Только, нет бы кто М21 изначально про подобные зубастые рты предупредил! Он то вперед попер, на разведку, а там эти чудища, каких еще хрен увидишь! В общем, спасибо быстрой реакции Мисс Сейры. Еще отдельное спасибо за эти вот все залившие оборотня кровавые брызги, потому что первую тварь кое-кто прям перед его лицом порубил… — Ты точно в порядке? — М21 зыркнул на Региса. Регис тревожно зыркал на напарницу. М21 уже закладывало уши, пусть обращен вопрос был и не к нему. Кто создал благородных настолько… настойчивыми! Мелкий успел задать этот вопрос пять раз за пять минут! Нарочно там отсчитывал секунды? — Всё замечательно, — в очередной раз, ласково повторила Мисс Сейра и так же ласково обезглавила новую зубастую жертву. …Хотя, в какой-то степени М21 понимал тревогу младшего Ландегре, и даже разделял. Тао сощурился на планшет и что-то приблизил. Нечто неизвестное булькнуло в загаженной жиже. — Нашел. Свободной рукой тот дернул провода. По поверхности жижи побежали золотистые змеи. Оттуда же вытянулся ящерский хвост, задымился и снова скрылся. — Оно уже мертво, Сейра, стой! Мелкий чуть не насильно остановил Главу Клана от необдуманных действий. И правильно, потому что в подобную… воду прыгать и М21 б не рискнул. Даже под страхом смерти. — Так вот, — продолжил хакер. С трудом, но достал из кармана конфету, развернул обертку. Съел конфету. И было очень интересно, где и когда хакер это достал, как ему не противно есть в такой обстановке. А в особенности интересовало, почему не делится. М21 надоело смотреть под ноги, поэтому он за шкирку вытащил напарника из-под туши. — Собственно, мы на месте. — Вход здесь, — оповестил Такео – одной рукой открывал крышку неприметного люка, другой закрывал нос. В данных обстоятельствах снайпер опять пострадал больше всех. Несколько раз в дороге тот зажимал рот и немногозначительно надувал щеки, столько же раз тот стремился развернуться и свалить на свежий воздух. М21 мог только представить, какие страдания Такео испытывает, каких сил стоит заставить себя остаться. Органы чувств у модифицированных обостряются, и нюх тоже. По крайней мере, у многих. А почему сам М21 был спокоен? Потому что ему этот нюх отшибло еще после встречи с громилой. Ну как, до сих пор пахло жареным, словно что-то внутри носа горело. Но М21 не жаловался и даже благодарил. «Запасной выход», «Замуровать» – гласили две первые надписи на внутренней стороне крышки люка и были зачеркнуты. «Кормушка №3» – гордо оповещала последняя. — Отлично. Трио синхронно опустили в проход головы, разведали обстановку, каждый со своей стороны, но не нашли ничего интересного – кругом пустые коридоры. Синхронно попытались вылезти обратно, за что заполучили по лишнему шишаку от столкновения головами, каждый. В последний путь ушла очередная конфета из кармана хакера. — Кто первый? М21 коварно посмотрел на заинтересовавшегося их находкой Региса. Еще не успел ничего предложить, но мелкий, прошаренный, уже почуял западло. Натренировался за столько времени. Мисс Сейра в это время рыбачила Косой Смерти. Оружие дрожало и, кажется, вырывалось. Потому что еще ни один Глава клана не доходил до того, чтобы опускать столь священное лезвие в… Мелкий заметил и поспешил прервать издевательства над предками. Трио негласно, без слов заключили, что первой пойдет именно Мисс Сейра. Не потому что ее не жалко – а ради ее же безопасности. Потому что там благородная не сможет натворить ничего подобного. Во всяком случае, они на это надеялись. Как в подтверждение догадок Джи, последним в вещатель прозвучал крик. К тому же, может, только показалось, но, разобрал знакомый почерк шоковой терапии. Прикинул, насколько это для него плохо. Посмотрел на время. «Не больше часа на поиски» Над головой прогремело. Взрыв? Брали сомнения, что случайный. Да и вряд ли впервые. Потому что гремели уже не первые этажи. «Сумасшедшие» Джи уж не знает, какие враги используют методы, но чтобы найти неизвестную даже убийцам организацию за такой короткий промежуток времени… нужно быть полным безумцем. Им точно нужен был информатор? Если эта толпа нашла комнату управления, то уже знает больше, чем Джи. — Видать, ты им так нужен, что они даже здесь тебя нашли. Почти нашли. Хотя Джи сомневался, что на это потребуется слишком уж много времени. Особенно, если Рей пойдет навстречу, а для этого предоставили пацану все условия. Пусть Рей выглядел спокойно, но словно бы светился изнутри, преисполненный благодарностью, и некоторой тревоги за своих. И если убийцу еще и брали какие-то сомнения, то теперь они развеялись окончательно. — Что дальше? Спросил, скорее, чтобы спросить. Будто сам не знал, чем это закончится. А он то еще винил, что Рей своих не ценит. Наплевал на все их жертвы. Та еще глупость. За них пацан переживал даже больше, чем за собственную жизнь. Как и они переживали, в ответ, готовые полудохлыми по городу бегать за Джи, лишь бы не утерять шанс этого пацана найти. Он просто понял не сразу, потому что считал подобное поведение на грани фантастики. Пацан впервые выражал столь яркое желание выбраться отсюда, остальным в помощь. Заметил заминку мальчишки. Мальчишка – что между выходом и ним стоит Джи. Тот растерялся, а после выразил невыносимую для убийцы тоску минимальными изменениями в лице. Рей снова попытался что-то сказать. — Всего на пару слов, — Джи остановил порыв поднятием руки. — Там тебя поджидают военные с автоматами, зубастые твари, и люди, такие же модифицированные, как и я. Их проигнорировать не получится. Сам установил лимит, и сам же не уложился. Конечно, в отличие от Рея, ему не хватало таланта вложить все свои мысли в несколько точных слов. — Уверен, что справишься? Над головой в очередной раз грохотнуло, очень рядом, очень громко, так, что задрожал потолок, в некоторых местах осыпалась каменная крошка. Думается, этому месту осталось недолго. Уловил от пацана упрек. Ну да, и в ком Джи сомневается? Самого убийцу просто, почему-то, всё это время жалели. Столько раз могли, но не убили. Даже та девчонка с косой. А ведь это помогло бы избежать столько недоразумений. Джи настолько жалко выглядел, что сочувствовали даже враги, настолько неубедительно играл, что даже Рей раскрыл. — Ха, и правда, о чем это я. Воспользоваться бы, продолжать выпрашивать милосердие в корыстных целях. Не обязательно даже что-то говорить, достаточно просто не выпускать. Загораживать выход зная, что ничего за это не будет. Не о пацане бы тревожиться, а о себе. Только Джи слишком долго наблюдал за местными, чтобы не подхватить от них дурной пример. И не только от них. Повторно прервал Рея качанием головы. Тот тоже, и так уже всё понимает. — На самом деле, просто хотел пожелать удачи. Ему стоило почаще прислушиваться к Лею или Малпе, если хотел, чтобы всё вышло иначе. Тут точно виноват сам. Парень предлагал, поэтому вот, Джи решил. Отошел в сторону, сначала неловко. — Постарайся никуда без надобности не заходить. Лестница там, — затем более твердо. Даже раны, видимо, от стресса и внутреннего шока, перестали так невыносимо ныть. Нашел в себе силы указать в нужную сторону, чтобы Рей хотя бы знал, куда идти. А ведь в иных обстоятельствах даже столь малую информацию и под пытками не рассказал. Тем более не раскрывал бы рта, когда его об этом и не просили. — Не помри. Не мог и не хотел держать пацана еще дольше. Смотреть на Рея стало почти физически больно, поэтому молча отвернулся. Следующие шаги сопроводил хруст деревянных крошек. Вот и повоевал, всё, что можно было разбить и раскидать, разбил и раскидал. Испортил всё, что только можно было испортить. Бездумно провел по столу ладонью – видать, и этим заразился. Стряхнул то, что от их побоища налетело. Присел примерно там, где недавно сидел Рей. По коже пробежал холодок, потому что даже через одежду ощутил, насколько ледяной под ним стол. Решил подумать, что теперь ему делать. Представлял, что будет, когда его найдут. Размышлял, стоит ли ему оказать прощальное сопротивление, или сразу помереть, тихо и совершенно бесполезно. Кадис Этрама Ди Рейзел всем существом ощущал присутствие сожителей, кого-то уже среди коридоров, кого-то еще у верхних этажей. Каждый отражался по своему, продвижение рябило аурой вдоль стен, подсказывало, куда идти, чтобы кого-то из них найти. У Ноблесс никогда не получалось ориентироваться на местности, зато легко удавалось найти нужное место по человеку, тем более на таком малом расстоянии, тем более когда эти люди ищут в ответ и буквально подают этим дополнительные сигналы, как огоньки на огромном, черном полотне. Призывают. Кадис Этрама Ди Рейзел не помнил, когда в последний раз его так тянуло вернуться, встретиться со всеми, кто переживал и переживает о нем до сих пор, чтобы сказать, что всё хорошо. Попросить не тратить больше сил, восстановить после битв организм, призвать вернуться домой. Кадис Этрама Ди Рейзел слышал еще один, совсем рядом, едва тлеющий огонек. Виновника, что нарочно довел до раздражения, несколько раз напал, и даже обозвал, вслух и мысленно. Кто совсем недавно прямо назвал его врагом. Видел, как опустошенно тот опустил голову на одну руку, как переводил взгляд на часы, а после оценивал, на что он, в таком состоянии, еще годен. И что на этот раз подопечный настроен на разговоры даже меньше, чем бывает сам Кадис Этрама Ди Рейзел. Похоже, подопечному нужно было время о чем-то подумать. И в этом отношении Ноблесс бы очень посоветовал тому задуматься над своим поведением. Он с благодарностью принимал пожелания оставаться невредимым, мысленно посылаемые остальными. Знал, что они, в случае опасности, помогут друг другу, что они сейчас вместе. Никто не чувствует себя брошенным. Поэтому, возможно, как предположил Кадис Этрама Ди Рейзел, эти дорогие его сердцу люди простят, если он задержится слегка больше положенного. Взамен Ноблесс планировал облегчить им работу. Возможно, там, на свежем воздухе, он будет чувствовать себя лучше, свяжется, наконец, с Франкенштейном. И уж точно сможет разобраться с теми людьми, что угрожают безопасности, его, и остальных. Джи слышал, как кто-то, так же, как и он недавно, смахивает со стола кучку навалившихся с потолка камней. У него было много вопросов, но убийца заставил, для начала, взять себя в руки. Не глядя знал, как кое-кто сел неподалеку, по слабому шевелению воздуха уловил, как тот снова сложил в ожидании, на коленях, руки. Не сводил глаз с часов. Стрелка скакала в безумном ритме, словно время вспомнило, что должно было идти быстрее и решило наверстать упущенное. Навсегда потерянные, вполне возможно, критически важные секунды. Собрался с духом. Рей сидел и о чем-то думал. Джи пересел поудобней, повернулся, подставил кулак под щеку. Ждал, когда на него соблаговолят обратить внимание. Нахмурил брови и хмурился тем сильнее, чем больше ждал. Поразился выдержке пацана. Сам убийца бы столько не продержался. Но таки заставил Рея слегка покоситься. — Ты дурак? И всё для того, чтобы спросить, глядя этому недоразумению прямо в глаза. Потому что Джи уже не знал, что с этим мальчишкой делать. Не школьник, а ходячий беспредел. Рей держался, как кремень, но в итоге, совсем миллиметражно, сощурился-прикрыл глаза в ответ.