Идолы падут

2021 год Как иронично. Натыкаюсь на письмо, в котором она рассказывает о произведении русского писателя эпохи реализма. Толстой и его "Анна Каренина" - что может лучше описать суть нашего конфликта и мой печальный финал. В конце Анна сошла с ума - свихнулся ли я? По-своему. Но не от любви. Я изначально был сумасшедшим. Меня родили таким. Моё сумасшествие - нищета. Родись я в других условиях, не будь я обречён на тяжёлую физическую работу и вечную борьбу - был бы я хронически несчастен? Или не так... Родись я глупым в этих же условиях, было бы мне так плохо? Не было бы. Я бы плавал, как рыбка, в этой воде - и мне было бы нормально. Но я, увы, родился способным. После того, как обнаружат моё тело, в газетах напишут, мол, он не подавал никаких признаков депрессии, у него было решительно всё, о чём может мечтать любой смертный. Да, на данном этапе у меня есть всё. А что у меня было в детстве? Что послужило фундаментом моей жизни? Горошина. А потом? Что в юности? Чем я занимался, пока сверстники развлекались, учились, влюблялись? Гнилая доска на горошине. Молодость? Карьерная лестница, на которой я, как мог, очернил свою совесть и душу. Рассыпающийся кирпич на гнилой доске, которая балансирует на горошине. А теперь я влепил на эту несуразную конструкцию великолепный особняк моей нынешней идеальной жизни. Долго выдержит горошина? Я изначально знал, что счастье невозможно. Была лишь одна потребность - самореализация. Я реализован. И она это знала. Она, пожалуй, была единственной, кто знал, как именно всё закончится. Она успокоит мою мать, приютит мою кошку, даже с Саске, возможно, поговорит обо мне. Но никому не расскажет, что же со мной происходило на самом деле. Это только между нами. Я знаю, она не осудит. Она поймёт. 2011 год Кем я стал, пока решал, кем стать? Я всматриваюсь в единственный глаз Какаши Хатаке и пытаюсь понять, кого увижу в великолепном зеркале с золотой рамой, которое стоит на вершине мира. Какой Итачи Учиха доберётся туда? Я совсем не тот, каким был в девятнадцать - уже не чист на руку, а что будет с этими же руками, когда я разбросаю их всех по тюрьмам, а сам заберусь на Олимп? Разве они будут чище? - "Мы решили провести с Какаши интервью, потому что нам показалось, будто он не просто жаждущий власти монополист..." - процитировал мужчина. Он удивительно хорош собой для его возраста. Даже отсутствие одного глаза совершенно не портило этого стильно одетого седовласого мужчину. С момента первой встречи было интересно, куда и при каких обстоятельствах делся глаз, но я понимал, что правды об этом мне никто не скажет. Какаши пришел аж спустя месяц после визита Орочимару и моего дня рождения - и этот промежуток явно о чём-то говорил. О том ли, что я хочу услышать - вопрос, на который мой гость невольно ответит в ходе разговора. - Наверное, статья получилась намного обширнее в плане объема - и вам пришлось вырезать несущественные фрагменты, такие как, к примеру "И мы оказались правы насчёт этого", - добродушно улыбаясь, закончил он. Странно, но уж он-то меня никогда не раздражал и с ним, кажется, даже можно работать. Интересно, знает ли он, какую большую ставку я сделал на его интеллект и наблюдательность? - Вы же знаете, у нас нет полного контроля над собственными работами. Решают выше. - Творчеству претят рамки, - свободно подытожил Какаши. Мы перекидываемся ещё парой фраз и он уходит, оставив меня полностью удовлетворённым встречей. Удочки я забросил - осталось только ждать, пока клюнет рыба, а точнее, начнётся рыбья бойня. Выхожу в офис и осматриваю свои владения. Как обычно - суетятся. Практиканты прекрасно вписались в общую картину - они на второй же день перестали выряжаться, будто пришли на собственную казнь и утонули в атмосфере всеобщей паники. Лишь Саске и Конан сохраняли, возможно, только внешнее, но всё же спокойствие. Я невольно наблюдал за четвёркой и заметил, что мой брат хоть и против собственной воли, но весьма успешно влился в мир, где жили Сакура и Ино. В работе он оказался даже лучше большинства моего старого штата, однозначно превосходил своих одногруппников и в принципе очень старался. Но у него хватало мозгов и на другое - девушки, бары, отдых. Он проводил много времени с Ино и Сакурой - со стороны казалось, будто Ино на него беспринципно вешается, а Сакура из-за застенчивости только тихонько пожирает глазами. Но, если присмотреться, можно понять, что они просто давно дружат, Саске для обеих - предмет старой несбывшейся любви и вряд ли они сами понимают, что у детских чувств вышел срок годности. На них было интересно смотреть: втроём они олицетворяли мир, в который мне никогда не попасть. Медленно прохожу между столами - меня, как обычно, просто не замечают, невольно поворачиваю в сторону рабочих мест практикантов и оказываюсь над четырьмя склоненными головами: все что-то вычитывают или пишут. Первой меня замечает Ино: - О, Итачи, здравствуйте! - энергично пропела она, обратив внимание коллег на меня. - Пришли искать новую помощницу? Удивлённо приподнимаю брови настигнувшему меня вопросу, а после - удивляюсь ещё сильнее, так как все четверо с интересом ожидают моего ответа. Ровно через секунду к столу Ино подходит Дейдара, садится на него и смотрит на меня с укором. - Анко вчера ногу сломала, - объясняет он. - Я тебе целый вечер звонил. - Она в порядке? - спрашиваю. - Месяца через два вернётся на работу, а пока что перед нами стоит нелёгкий выбор: кто из дорогих коллег сунет свою голову в петлю и заменит Анко. Только она выдерживала твой больной график. - Справлюсь. - Не справишься. У тебя и так по сто встреч в день и миллион проверок, а я напомню, что скоро, кстати говоря, выборы. Так что ты бы даже под чутким руководством Анко загнулся. Невольно признаю его правоту: мне нужен фильтр, коим раньше была моя помощница - она заботливо распределяла важность работы и сообщала, что, когда и с кем делать. - Вы уже тянули жребий? - мои сотрудники меня любят, но работать с моим графиком не станут ни за какие деньги. - Ты же знаешь, мы все друг друга очень любим и ценим. Поэтому выбирай из практикантов, нам их не жалко! Вероятнее всего, он уже переговорил с ними, посему позволяет себе так шутить в их же присутствии, а они даже смеются с этого. Понятно, что все ожидают моего незамедлительного ответа, а весь отдел ожидает, что помощником станет мой брат. Но мне действительно следует обдумать, кого мне совсем не жалко и с кем работать будет проще остальных. Ино слишком живая - будет раздражать; Конан мне решительно жалко - ей я убиваться не позволю; работа с Саске пройдёт гладко - но он будет нагнетать своим присутствием и без того стрессовую ситуацию, а мне пока дорого ментальное здоровье. Прости, Сакура. - Пусть попробует Сакура, мы живём в одном комплексе - буду её возить. Этого ответа не ожидала никто - даже Конан еле заметно приподняла брови, удивившись моему выбору. А вот Саске нахмурился - очевидно, считает эту территорию своей. Не претендую, но почему-то чувствую удовлетворение от его реакции. - Перебирайся в мой кабинет, тебе поставят стол, - разворачиваюсь, намереваясь уйти. - Прямо в твой кабинет? - удивляется Сакура. - Выборы, - объясняю я. - Советую с завтрашнего дня перевезти сюда предметы первой необходимости, теперь ты здесь живёшь. - И он не шутит, - многозначительно кивает Дейдара и я молча ухожу. Я бы сам себе колени раскрошил молотком, если бы Анко до этого первая не додумалась. Как только началась предвыборная агитация - атмосфера суеты превратилась в атмосферу самого трешового артхаусного фильма ужасов. Мой отдел - сборище невероятно образованных, эрудированных дикарей, которые в малейшей стрессовой ситуации готовы бить друг другу морды. Меня совсем не волнует уровень собственного изнурения - но вечный шум за стеклянной дверью выводит из себя. И в этом режиме мы работаем чуть больше недели. Сакура справляется намного лучше, чем я рассчитывал. Но мы не говорим совершенно ни о чём, помимо работы. Утром, когда мы едем в офис - она продолжает спать на сидении рядом со мной. Поздней ночью, возвращаясь домой, мы оба настолько устали от вечных переговоров, что кажется, будто язык распухнет от любого сказанного слова. Мне её жаль - борется не в своей битве и от этого страдает: совсем осунулась, ужасно похудела и появились синяки под глазами. Не смотря на отсутствие полноценного общения, все же умудряюсь проникнуться к ней чисто человеческой симпатией. Сегодняшний день прошёлся по каждому моему рабочему и по мне - в частности. Орочимару наконец-то содрал с кандидатов всё, что мог, и теперь у нас был список тех, кого мы поддерживаем и тех, кого завуалировано чмырим. Теперь статьи об наших фаворитах (тех, кто дал больше), следовало растянуть и приукрасить, попутно непринуждённо растоптать предвыборные программы тех, кто не платил. Сейчас около полуночи, последний работник покинул нас чуть меньше двух часов назад и работником этим был Саске. Уходя, он позвал из моего кабинета Сакуру, сказал ей несколько фраз с сухим выражением лица и ушёл. Каюсь, я наблюдал за сценой прощания и никак не мог сделать вывод о том, встречаются они или нет. Впрочем, это любопытство умирает через секунду после рождения, потому что как только они расходятся - этот вопрос перестаёт меня интересовать. На часах почти полночь и я немыслимо устал. Сакура куда-то вышла двадцать минут назад и я сижу в кабинете, дожидаясь её, чтобы объявить, что мы плюём на всё и едем домой спать. Внезапно ощущаю дикое желание закурить. Хватаю сигарету из пачки, с самого утра нетронуто валявшейся на столе, и отправляюсь в курилку. Там нахожу Сакуру: между её изящных тонких пальцев погасшая на средине сигарета, сама она сидит на полу, прижав колени к груди и опустив на них голову; юбка чуть выше положенного - обнажила кружевной чулок, а туфли на невысоких каблуках валяются рядом с ней. Я бесшумно подхожу и сажусь на пол - как можно ближе и Сакура поднимает голову. Она не плакала - глаза совершенно сухие, только немного красные - из-за отсутствия достаточного количества сна. Она просто смертельно устала. Ловлю себя на мысли о том, что должен бы почувствовать злость и презрение - мне, да той же Конан, приходилось пахать на куда более страшных работах, изнуряя себя и физически, и морально, а она всего лишь целый день перебирала бумаги и переговаривалась с людьми. Но я этого не чувствую. Я смотрю на представительницу совершенно другой породы и ощущаю лишь нежность. Она просто девочка в персиковом шифоновом платье, которую я заметил напротив своего дома много лет назад. Счастливый ребёнок, с которым не случалось ничего страшнее выборов и завала на работе. И она вполне неплохо справляется, судя по тому, насколько сухие её зелёные глаза. Понимаю, что и с моей жизнью она бы справилась. Молюсь, чтобы она никогда не узнала такой жизни. Извлекаю из кармана зажигалку и поджигаю её сигарету, затем свою. Молча смотрим друг другу в глаза и курим. Я обхватываю её ледяную ладонь своей - Сакура не сопротивляется, даже отвечает на этот жест и мы проводим в этой позе несколько минут, пока оба не докуриваем свои сигареты. Я поднимаюсь с пола и помогаю ей подняться. Сакура наклоняется, чтобы обуться, но я её опережаю - беру одну туфлю, помогаю ей приподнять ногу, обхватив тонкую щиколотку рукой, надеваю обувь на её ногу и повторяю ту же процедуру ещё раз. Потом поднимаюсь и мы так же молча выходим из комнаты, я опережаю её - забегаю в кабинет, хватаю пиджак, телефон, сумку Сакуры и выхожу обратно в офис. - Едем домой? - устало спрашивает она. - Едем пить. Спустя час мы оба в хлам. Никто из нас целый день ничего не ел, оба измучены и уставшие - хватило по несколько глотков кальвадоса, чтобы напиться. - За кого бы голосовала? - спрашиваю я. В будний день этот бар всегда пуст, поэтому выбрал его. Здесь, как всегда, царит атмосфера полумрака, но у нашего стола настоящая темнота - мы уселись в самом углу, куда даже официанты порой забывают заглядывать. - Уж явно не за Дандзо... Он жуткий. - Клуб одноглазых президентов пополнится, если выиграет Какаши. - А вот мне он нравится. - Боюсь, что весь мир начнёт задаваться вопросом, все ли мужчины Японии выкалывают себе глаз? Или рождаются без него? Сакура хохочет и делает ещё один приличный глоток. - Или нет, предлагаю ввести правило: любой кандидат в президенты должен выколоть себе глаз, чтобы продемонстрировать серьёзность своих намерений, - торжественно заявляет она. Я давлюсь алкоголем от смеха и откидываюсь на спинку, окончательно расслабившись. - Мне не пойдёт инвалидность, помилуй, - вздыхаю я, улыбаясь. Сакура смотрит на меня, прищурившись и довольно ухмыляется. - Уж не собрались ли вы, босс, руководить страной? - Уж собрался, - просто отвечаю, изучая огромную люстру в центре зала. - Буду штамповать панегирики в вашу честь! - Уж извольте, - деловито заявляю я и мы снова хохочем. - Ты уж меня прости, Итачи, но этот твой кальвадос - дрянь, - сообщает Сакура и громко опускает пустой стакан на стеклянный стол. - Да я тебя уволю! - вскликиваю. - Журналисты - стражи истины! - А, ладно. Сама уволишься. Говорю это совершенно серьёзно и понимаю, что и она это понимает. А ещё понимаю, что Сакура сама прекрасно осознаёт ход вещей в нашем деле, но почему-то не принимает такой расклад. - Как ты справляешься? - Использую. Атмосфера веселья разрушена - я слишком устал, чтобы скрыть жёсткость моих слов и Сакура, очевидно, почувствовала себя неловко из-за моего тона. Она заметно помрачнела - граница, разделявшая меня и тех, о ком я пишу, стёрлась. - Зачем? - совершенно внезапный вопрос. - Пытаюсь догнать. - Кого? - Своего идола. Сакура замолкает и пристально на меня смотрит. Мы оба пьяны и я болтаю лишнее, но не могу избавиться от интереса, понимает ли она, что этот идол - не какой-то соперник, не живое существо. Он - это я на границе собственных возможностей, когда реализовано решительно всё, что можно было реализовать. - А ты здесь зачем? - спрашиваю я. - И я догоняю. - Постарайся не споткнуться, - совершенно искренне советую я ей. Она пристально смотрит мне в глаза и спустя несколько мгновений отвечает: - Я уже. Домой доезжаем на такси. С трудом из него выгружаемся и остаёмся стоять на месте, даже когда машина отъезжает от нас. Мы остановились прямо у дома, в котором находится квартира Сакуры, мой всего лишь в нескольких шагах. В воздухе почему-то повисла неловкость, но я не спешу уходить, так же, как и она. - Сними туфли, - просто говорю я, пока сам снимаю свою обувь. Асфальт, как обычно, ещё тёплый, на небе ни облачка и ветер нежный и приятный. Собираю волосы в высокий хвост и шепчу: - Завтра точно пойду стричься. - Да, волосы уже ниже ключиц, - подтверждает Сакура и улыбается, сбрасывая туфли. - Попробуй отрастить ещё длиннее, потом сделаешь верёвку и будешь душить всех, кто плохо работает. - Или сам повешусь, - пожимаю плечами я и смеюсь. До чего себя довели - шутим тупые шутки о тупых вещах. - Кстати, вы с Саске, кажется, близки? - наконец спрашиваю я. - Что-то в этом роде, - вздыхает Сакура. - А точнее? - А точнее, он всегда всех сторонился - а мы с Ино ему навязывались. В итоге мы привыкли к этому, да и он тоже. Теперь, кажется, он только с нами и общается - даже не по принуждению. - Вы довольно близки. - Относительно. Ты же его знаешь. - Нет, к сожалению. Не так хорошо, как ты. Сакура смотрит куда-то в сторону и, очевидно, краснеет. Она знает о специфике наших отношений - если не со слов Саске, то сама догадалась. - Когда-нибудь... - Придёт момент, когда все друг друга поймут, - заканчиваю я и вплотную подхожу к Сакуре, затем обнимаю её одной рукой и прижимаю её голову к своей груди. - Но такие моменты наступают только тогда, когда всё это уже не важно. Иди спать, Харуно. Завтра в десять на этом же месте. Я отстраняюсь и ухожу.