Принц и лесная земляника. Часть 2

      Северус очень ждал сентября. Когда же наконец-то он сможет поехать в Хогвартс и — отдохнуть. Казалось бы, для этого предназначены летние каникулы, но он был поглощен работой, часть из которой была просто жизненно необходима, а другая просто поглощала и захватывала его. К первой категории несомненно можно было отнести занятия окклюменцией. Дважды в неделю в Принц-манор приходил господин весьма приятной, но непримечательной наружности — просто дедушка-одуванчик, и с каким-то невыговариваемым именем — профессор Иван Петрович Павлов. Причем он милостиво позволил называть его Иваном Петровичем, хотя Северус предпочел бы «профессор Павлов». — Что вы, голубчик, я уже давно не профессор, но кое-что могу. К тому же мы давно дружны с вашим дедом, хотя вам это может показаться странным — я знаю его с пеленок, — покачивая окладистой бородой и подправляя усы, говорил господин Павлов.       Северус страдал, но старательно выговаривал непривычное английскому языку «Иван Петрович». Профессор Павлов был личностью уникальной. Он умудрился прославиться и в мире магглов, получив Нобелевскую премию по медицине, и в мире магов, получив признание как грандмастер менталистики. Правда, сейчас он ушел в тень. И многие считали, что он действительно умер в 1936 году. Мало кто знал, что этот милый и приятный старичок и есть тот самый Павлов. Он, не без помощи Принцев, обосновался в Англии, хотя, конечно, его зазывали и в Германию, и в Швейцарию, но профессор не пожелал связываться ни с Гриндевальдом, ни с фашистами, и потому отправился в казавшуюся ему спокойной Англию. Тут он осел и вел чрезвычайно неприметный образ жизни, только слегка изменив имя на западный манер — Айвен Петерсон, и представлялся немцем, чтобы объяснить свой легкий акцент. Немецкий, впрочем, он знал прекрасно.       Северус просто поделился с дедом своими соображениями по поводу Темного Лорда. Старый Принц уже более полутора десятков лет не принимал участия в политической жизни страны, поэтому ничего не знал о новом радикальном лидере древних семей. Но ему тоже показалась очень странной и подозрительной эта массовая истерия, которая наблюдалась среди подростков-аристократов. Проворчав что-то ругательное про Гриндевальда, дед признал необходимость защиты разума. — Ко мне-то в голову не залезешь, но научить не смогу, даже не проси. Бабушка твоя хороша в легилименции, но потому сама закрывается плохо. Тут, знаешь, тяжеловато быть мастером в противоположных областях. Хотя есть и такие. Впрочем, есть у меня один старый, очень старый знакомый. Надеюсь, он не откажет.       И через несколько дней Северус действительно познакомился с мировым светилом. Профессор Павлов сказал, что выстроить защиту можно, конечно, и интуитивным способом, или по учебнику, но лучше все же понимать, что происходит в голове. Поэтому он завалил Северуса книгами по нейрофизиологии, да и просто по медицине. Несчастный подросток радовался только, что успел хорошенько погрузиться в маггловскую химию и биологию, иначе он рисковал бы погрязнуть навечно в этих трактатах, так и не поняв ни строчки. Впрочем, Иван Петрович был действительно мастером своего дела, он объяснял все настолько легко и доступно, что поняли бы и шестилетние дети. И дело шло быстро. Иван Петрович похвалил его за самостоятельные занятия, слегка подправил первый уровень защиты. — Сева, очень хорошо, — Иван Петрович даже не пытался называть его мистером Принцем, но, спросив разрешения, начал называть его для начала Северьяном, а после и Севой. Иногда, будучи очень им довольным, профессор звал ученика «Севушкой». Северус, который не любил сокращений и любого коверканья своего имени, мужественно терпел, понимая, что шанс учиться у грандмастера выпадает немногим. — Для вашего возраста — просто отличный результат: остановит любопытных или дилетантов, — продолжал профессор. — Впрочем, мастер сможет аккуратно взломать. Давайте-ка попробуем выработать у вас такую схему. Оставим ваш блок, тот, кто его взломает, будет считать, что дело сделано, но мы с вами сделаем тайничок — второй поток сознания, тщательно огражденный и замаскированный. А потом выработаем рефлекс, ведь поддерживать постоянно два потока — первый шаг к шизофрении. Как только кто-то применит к вам легилименцию, ваше сознание будет разделяться на два потока. И все, что вы сочтете нужным, будет прятаться в тайничок. Эта техника очень хороша для шпионов. Правда, следует иметь в виду, что в этот момент, если вас заставят принимать решение, ваш выбор будет в большей степени опираться на основной поток. Что поделаешь — рефлексы. Со временем вы научитесь этим управлять, но не сразу. А теперь давайте попробуем прочувствовать легилименцию.       Так они и занимались — выверяя, выщупывая, выстраивая. Очень помогали занятия с бабушкой — она действительно превосходно умела проникать в чужое сознание. Тут сказывалась фамильная особенность О’Ши — они отлично владели мыслеречью и проникнуть на поверхность чужого сознания не составляло труда. При этом Айрин Принц никогда не лезла глубоко, что очень ценил Северус: у каждого — свои тайны. Сначала она использовала вербальное «легилименс» и палочку, но, когда Северус научился ощущать чужое присутствие, задача постепенно усложнялась. Через какое-то время леди Принц могла без предупреждения среди обеда попытаться залезть к внуку в голову. И хоть наследный Принц, как теперь, подшучивая, звала его Берри, ужасно уставал, он бы ни за что не отменил эти занятия. Ведь всего через месяц они добились явного успеха. Профессор Павлов, подкручивая усы, приговаривал: — Ну, Севушка, ну молодец! Просто талант, талант! Уж не думал, что на старости лет встречу такого ученика.       Останавливаться на достигнутом и забрасывать занятия было нельзя: Северусу предстояла и еще одна встреча с Темным Лордом, да и Дамблдор проявлял к его голове неоднозначный интерес. Поэтому мотивация у ученика была самая высокая, вот и результаты не заставили себя ждать.       Но это было не единственное, чем занимался Северус. К разряду и жизненно необходимого, и захватывающего можно было отнести подготовку к эксперименту, порученному Темным Лордом. Кроме того, задача усложнялась тем, что ему надо было осуществить саботаж — под видом бурной деятельности затянуть изготовление зелья, а лучше и вовсе его провалить, но так, чтобы у Лорда не возникло и тени сомнения в старательности и усердии Северуса. Он проводил чрезвычайно сложные расчеты, настолько мудреные вещи ему считать еще не доводилось. Лорд Принц не мешал внуку самому постигать тонкости, но и консультации оказывал охотно. И Северус был вынужден признать, что, если с самим зельем он справился бы и сам, то с имитацией бурной деятельности — нет. Конечно, очень кстати пришлась и библиотека Принцев. Бабушка Айрин оказалась права — это было действительно великолепное собрание. У Северуса всякий раз блестели глаза, стоило ему попасть в библиотеку. И иногда эльфы, ничтоже сумняшеся, напоминали молодому хозяину о приеме пищи и необходимости поспать. Но чаще Берри вытягивала его в сад, со смехом говоря, что он скоро зарастет пылью, а то и вовсе превратится в книжного червя. Так уж вышло, что Северус практически поселился в Принц-маноре после введения в род, но первые три дня он исправно отправлялся ночевать к Фростам, ведь официально он гостил у них. В итоге дед за ужином сказал: — Ладно, Айрин, приглашай свою неуемную сестрицу с внучкой к нам, раз уж наш внук не может обойтись без ее общества. А то, боюсь, Северус никогда не очистится от каминной золы.       Старик ворчал, но когда миссис Фрост и Берри прибыли, то был покорен живым умом девочки. Он очень долго разговаривал с ней о чарах стазиса в зельеварении. Они обсудили статью, Берри показала ему черновик новой. Старый Принц определенно проникся междисциплинарным подходом и был готов слушать еще и еще рассказы Берри про то, как они с Северусом собирали травы, варили зелья, про его усовершенствования школьных зелий. Септимус Принц, хоть и не показывал виду, но был ужасно доволен. И сам лично дал ей доступ к библиотеке. Надо сказать, что такой чести обычно удостаивались только члены семьи. А Берри просто влюбилась в Принц-манор. Она была готова часами расхаживать по старому замку, разглядывать витражи и изучать завитушки на лестницах. Она каким-то образом умудрилась сдружиться с эльфийкой Спуни, которая с удовольствием показывала «мисс кузине молодого хозяина» тайные местечки и рассказывала много эльфийских историй. Но основной задачей Берри было заставить Северуса отдыхать, иначе этот трудоголик свалился бы с нервным истощением. Поэтому она периодически выдергивала своего чрезмерно увлекающегося братца то из книг по нейробиологии, то из старой дедовской лаборатории, которую два Принца пытались восстановить, и волокла в сад, где можно было просто побродить, отдохнуть и поболтать.

***

      В один из летних июльских вечеров Берри вытащила Северуса в заброшенную часть сада, где по ее просьбе Спуни расстелила плед и оставила корзинку с сэндвичами и чаем. Они сидели в зарослях травы рядом со старым тисом, и Берри перебирала собранные одичавшие цветы, пытаясь сплести из них венок. Северус лежал рядом и пытался писать сразу два письма. Солнечные блики плясали по разложенным листам, и Северус обвел один из них, пририсовав лапки и ушки. Получившийся солнечный зайчик принялся скакать по письму, а Северус щекотал пером ему пятки. Берри, улыбнувшись занятию брата — это она научила его ловить солнечных зайцев на бумаге — спросила: — Кому ты пишешь? — Одно маме, а вот это с зайцем — для Лили.       Берри кивнула. Раз в неделю, обычно по понедельникам, они возвращались камином в Фрост-хаус, откуда Северус порталом отправлялся домой к матери. Он скучал по ней, понимая, что они не так много времени проводят вместе, а еще пытался уговорить ее вернуться в род. Но мать упиралась. Она была рада узнать, что ее сын теперь настоящий Принц, но это означало также, что им надо сократить общение. Все же для членов рода общение с изгоями может иметь определенные последствия. Конечно, Северус был несовершеннолетним, и к тому же ее собственным сыном, что несколько смягчало обстоятельства, но все же. Эйлин четко знала, что ритуал возвращения заберет у нее последние крохи магии, и в лучшем случае она останется сквибом, но вероятность погибнуть не меньше. Но Северус старался как мог разговорить мать и вызнать подробности ее проклятия. Вот и сейчас в письме он описывал, как ему живется у деда, как они обустраивают лабораторию, в надежде, что это поможет ему уговорить мать. Но Эйлин твердо решила молчать. Не дай Мерлин, о Северусе узнает Вальбурга Блэк. Миссис Снейп была свято убеждена, что Вальбурга Блэк в своей неадекватности переплюнет любого. Это о чем же надо думать, чтобы, будучи беременной, проклинать Et relinquam, к тому же не зная наверняка, действительно ли платок принадлежит Эйлин? Это старое проклятие, которое издавна насылали обиженные жены на любовниц своих мужей. Действовало оно ужасно: проклятая отдавала свою магию, стоило какому-либо мужчине начать колдовать в ее присутствии, и в конце концов полностью лишалась сначала магии, а потом и жизни, либо была вынуждена жить в изоляции. Снять его могла только наложившая и по доброй воле. Кроме того, чтобы проклятие сработало правильно, во-первых, надо, чтобы между мужем и любовницей действительно была физическая близость, а во-вторых, требовалась вещь, принадлежавшая любовнице. Если хоть одно из этих условий не выполнялось, ведьма, насылающее проклятие, сама становилась жертвой: ведь у нее-то связь с мужем была и, если она творила волшебство не голой, то вещи тоже имелись. Вальбурга не могла этого не знать, но все же решила рискнуть, в том числе и жизнью своего нерожденного ребенка. Впрочем, Адара Блэк поступила еще хуже. Поэтому Эйлин молчала, а Северус пытался все узнать. Поэтому, несмотря на то, что он виделся с матерью раз в неделю, он писал ей еще и письма.       Что же касается письма для Лили, то он продолжил писать каждый день понемногу на длиннющем свитке. Он не вдавался в подробности своего обучения, но описывал, какие запыленные старинные реторты он отмывал сегодня от многолетней пыли в дедовской лаборатории, смешные повадки домовых эльфов, а прямо сейчас он писал про огромное тисовое дерево, под которым лежал. Отправив первое письмо, он получил очень короткий ответ, было видно, что Лили писала его впопыхах. В нем она хвасталась своими десятью «превосходно» по С.О.В. и просила пока не писать, она сама пришлет сову. И Северус, послушный ее просьбе, и догадываясь, что причиной послужило истеричное отношение Петуньи ко всему волшебному в целом и к совам в частности, дожидался совы от Лили. Но не писать ей он не мог. Потом через две недели он получил еще одну весточку от подруги. Сейчас она гостила у Мэри Макдональд. Но Лили никогда не умела писать длинные письма, поэтому она лишь коротко писала, что ей все очень нравится и она отлично проводит время. А Северус строчил ей длинные ответы и ждал возможности их отправить. Но сейчас Берри отвлекла его от очередного пассажа об использовании коры тиса в зельеварении. — И о чем ты пишешь своей Лили? — О тисе и его использовании. — Ты действительно считаешь, что это романтично — читать о ядах и инсектицидах? — Ну, кору тиса еще используют для бальзамирования… — Конечно, это гораздо лучше, — ехидно сказала Берри. — Почему бы тебе не написать про что-то, что ей понравится? — Она любит зельеварение! — Я бы не сказала. Она любит быть первой во всем. Вот скажи, только честно, добилась бы она успехов без тебя и твоих записей? — Что ты хочешь этим сказать? — Ничего. Кроме того, что людей, искренне влюбленных в зелья — крайне мало, а таких одержимых, как ты — единицы. И девушке интереснее будет читать про твои чувства к ней, чем про яды и бальзамирование трупов. — И про что же мне написать? — Ну хотя бы и про тис. Только сделай это красиво. Напиши про его мощь, древность, про то, что поколения твоих предков отдыхали в его тени. Ну и, конечно, про то, что ты хотел бы, чтобы и она его увидела. Ты ведь хочешь, чтобы она была рядом? Вот и дай ей знать об этом. Ну или про эти цветы, что мы нашли среди сорняков. Это очень аллегорично, что и запущенный сад может обладать своей красотой и тайной, стоит их лишь поискать.       Северус кивнул, а потом принялся что-то строчить в своем свитке. Про зелья он, конечно, оставил — как можно не любить зелья? К тому же, чтобы там ни думала Берри, Лили в них хороша. Но и то, о чем говорила сестра, звучало хорошо. Он и сам думал про это, но мысли были какие-то неоформленные, невнятные. А теперь Северус понял, что действительно хочет, чтобы Лили оказалась рядом с ним под этим деревом, в этом саду, в этом маноре. Но только хочет ли этого она?