Шесть влюблённых идиотов

      Юноша сидел за столом, хмуря брови. Серый и голубой глаза внимательно вчитывались в напечатанные строчки. На обложке золотистыми буквами выведено: «Аллюзия любви». Не то чтобы такое прельщало несколько отчуждённого Тодороки, но должен же он себя чем-то занять?       Спина затекла, и ему хотелось бы отодвинуться назад, но стул был чересчур громоздким, да и пространства для подобного манёвра практически не оставалось. Приходилось терпеть и невозмутимо изучать первую попавшуюся под руку литературу.       Дверь наконец-то открылась. На пороге стояла Момо. Девушка, как и всегда, была великолепна. Пушистый конский хвостик открывал превосходный вид на изящные линии идеального лица. Да как бы она ни причёсывалась, может ли Момо вообще быть некрасивой?! Если говорить о линиях и идеальности вообще, в глазах юноши именно Яойорозу Момо была олицетворением этих, и любых других, описывающих прекрасное, эпитетов. Выразительные глаза, тонкая шея… кажется, Шото немножечко забылся, раз из уголка рта вытянулась полосочка слюны. — Шото? — мягко спрашивает девушка. Она рада своему возлюбленному, вот только наблюдать его в своей комнате немного непривычно. — А ты тут… — Читаю, — коротко отвечает Тодороки, гулко сглатывая. Всё-таки он не привыкнет к ослепительной красоте своей девушки. Похоже, никогда. — Да? — мягко говорит Момо, перед тем как закрыть дверь. — Ты выбрал неожиданное место, — она приглядывается к обложке, по лицу расползается умилительная улыбка. — Да и произведение тоже. — Первое, что под руку попало, — честно отвечает Тодороки. И раз уж их отношения настолько прекрасны, что они никогда и ничего не держали в секрете и даже взяли за правило говорить обо всём и сразу (случай на летнем экзамене и прямолинейность Шото сыграли здесь не последнюю роль), юноша решает сообщить цель своего визита: — Я охранял. — И кто же нападает на мою комнату? — она мелодично смеётся, прикрываясь ладошкой.       Это смущает Шото. Хозяйка комнаты в этот момент проходит внутрь с только ей свойственной грацией. Лакированный клатч летит на занимающую почти всё свободное пространство кровать, сминая кремовое покрывало. Тодороки старается не думать о том, как именно можно использовать эту мебель. Не выходит. Шото смущается ещё сильнее. Но всё же он старается. Правда…       Надетая на Момо дизайнерская толстовка, оголяющая одно плечо, окончательно убивает его потуги. От разоблачения и статуса извращенца Шото спасают только природная невозмутимость и превосходный контроль над причудой. Почти спасают. Яойорозу очень проницательна, и она прекрасно видит едва заметные кристаллики льда на правой руке.       О том, что парня всё же раскусили, сообщает ещё один короткий смешок. — Так от кого же спас меня мой герой? — с ненавязчивой игривостью интересуется девушка. — Ни от кого, — монотонно отвечает Тодороки. — Никто так и не пролез. Наверное, угрозы сработали. — А планировал?       Кивок. — Мне стоит переживать? — так же шутливо говорит девушка, прежде чем потянуть за резинку, удерживающую густые волосы. Шелковистые чёрные пряди упали на плечи. Это заставило юношу потерять ещё несколько очков контроля… и, в принципе, на какое-то время забыть родную речь. — Нет, — Шото всё-таки находит, что ответить. С ней он искренен настолько, что, даже не подумав, сдаёт своих товарищей. — Никто так и не пришёл. Я тут долго сижу.       Тодороки пролез в комнату сразу же, как узнал план одноклассников. Ловкость рук и ледяная причуда. А само действие — предусмотрительность, и тут нет никакого мошенничества или скрытого умысла. Он и вправду, как благородный рыцарь, защищает свою прекрасную принцессу, а за спасенье он получит девичий платок или поцелуй, а может, даже… Он трясёт головой. Кажется, в своих мыслях Шото опять уходит немного не туда.       Мягкая ладонь проходится по двуцветным прядям, и Шото расслабляется. Он буквально в шаге от того, чтобы заурчать, как приласканный кот, но всё же вовремя берёт себя в руки. В незаконных проникновениях он не участвовал (ладно, технически это было оно, но его цель благородна, сойдёмся на этом), но вот поздравить свою любимую всё же планировал тем же старым добрым свиданием. А потому… — Не хочешь провести время вместе? — Когда? — Через полтора часа, два максимум. — Дождавшись, пока Момо кивнёт, он продолжает: — И я спешу уведомить, что это свидание. — Х-хорошо, — щёки поалели, а она в смущении отвела глаза. И сколько ни пройдёт времени, скромняга Яойорозу к этому не привыкнет.       С небольшими заминками, из-за всё той же непомерно гигантской для одной девушки («И даже не смей об этом думать, Шото») кровати, Тодороки всё же удаётся выбраться из-за стола. Он обходит вокруг своей возлюбленной и уже наклоняется для прощального поцелуя в щёку, как дверь в комнату резко открывают.       На пороге в этот раз вместо прекрасной Яойорозу стоит раскрасневшаяся пыхтящая Урарака, и судя по виду девушки, ей хочется одновременно рыдать, смеяться и может быть, самую малость орать. Тодороки не понравилось бы происходящее, если бы милая Момо не стояла рядом. Хорошо, ему не понравилось. И как прикажете при Урараке целовать свою любимую?! — Момо-чан, помоги мне! — В отличие от Шото, Очако ничего здесь не смущает (она уже успела смутиться, и теперь ей ровным счётом всё равно). Девушка в секунду оказывается возле парочки и с силой вцепляется в руку Яойорозу — та даже немного вскрикивает. — Выручай! Срочно! — Очако-чан, давай ты сейчас успокоишься, — она виновато смотрит на своего парня, прежде чем вновь вернуть внимание своей однокласснице. Всё тем же невозмутимо-мягким голосом девушка продолжает: — Вот так, вдох-выдох, — Момо сопровождает свои действия жестами и дыхательной гимнастикой. Урарака невольно начинает за ней повторять. — Вот так, молодец. А теперь, что произошло?       Большие карие глаза Урараки выпроваживающе уставились на Тодороки. Парень тяжело вздохнул и в смеси непонимания и раздражения вышел из комнаты, напомнив о времени встречи. — И-и-изу… Деку-кун позвал меня на свидание! — выкрикивает девушка, как только захлопнулась дверь. — Это же хорошо, — мягко улыбается Яойорозу. — Да, только… — Очако уселась на кровать. — Только я ничего не понимаю в этом, и мне кажется, совсем не справлюсь, — уже смущённо говорит она. — И мне кажется, что я придумала, что это было приглашение на свидание. С другой стороны, просто погулять в такое время не зовут, но всё же. Мы ведь хорошие друзья, хороших друзей, наверное, зовут… — Это так мило, что ты перенимаешь его привычки, — Момо решила вмешаться в скатывающийся в бормотание монолог. — Я с радостью помогу тебе, только я всё ещё не понимаю, что именно ты от меня хочешь? — Совет? — она посмотрела на Яойорозу, всё ещё не понимающую сути столь взбалмошного визита, и поспешила пояснить: — Вы же встречаетесь с Тодороки-куном. У тебя есть опыт. — Да, — она смущённо почесала руку. — Вот только это наш с Шото опыт, понимаешь? То, что подходит нам, не всегда подойдёт кому-то другому. Очако-чан, — Момо села рядом с погрустневшей Ураракой. Она успокаивающе провела по спине одноклассницы. — Ну хорошо. Вот мой совет: надень что-то элегантное, но вместе с тем не вычурное. Используй лёгкий макияж — думаю, тебе хватит блеска. И будь собой. — Что-то это не похоже на советы, — вопреки словам Урарака улыбнулась. — У меня нет ни блеска, ни подходящего наряда, — начала словно невзначай Очако.       Яойорозу тихо рассмеялась. Она задрала рукав толстовки и вытянула вперёд руку. Из открытого участка кожи появился маленький тюбик. Момо передала его в руки заворожённо наблюдавшей за этим Урараке и мягко улыбнулась, стоило той рассыпаться в благодарностях.       Пока девочки готовились к своим свиданиям, обсуждая все страхи и предвкушения, Тодороки усиленно подготавливал место романтического вечера для Яойорозу. В своём желании порадовать Момо Шото зашёл дальше всех остальных. В конце концов, вечер с его возлюбленной должен пройти идеально.       С приготовлениями Тодороки немного затянул, и он уже шёл назад к общежитию, как застал крайне странную картину. Недалеко от главного входа на земле лежали явно столкнувшиеся друг с другом Серо и Токоями. Причём если Ханту, у которого кружилась голова, пытался приподнять Оджиро, то Фумикаге просто развалился на спине, расставив руки в стороны, меланхолично наблюдая за окрашенными в оранжево-розовые тона облаками. На вопросы Шоджи о самочувствии он никак не реагировал. Рядом стояли Кода и Хагакуре. Девушка звонко хохотала. И в завершение этой дивной картины — сидящий на корточках и орущий во всю глотку Каминари. — Что здесь происходит? — И не то чтобы ему было интересно, но всё же, зная о вечерних планах горе-влюблённых по уши одноклассников, состав собравшейся тут команды немного интригует. — Пытаемся привести в чувство этих двоих, — ответил Оджиро, нервно размахивая хвостом. — А чего Токоями не шевелится? — продолжает уточнять информацию вошедший в режим любопытства Тодороки.       Молчаливо стоящий рядом Кода, как единственный ничем не занятый человек, краснея от смущения, шёпотом пересказывает то, что поведала им Тёмная тень. К концу по сути короткого рассказа он окончательно становится багряным. Тодороки кивает. На его лице, как и обычно, нет никаких эмоций. Подумаешь, новость.       Осталось уточнить последнюю головоломку пазла: — А почему орёт Каминари, если врезались в Серо? — А у него предсвиданческая паника, — говорит насмеявшаяся от души Хагакуре. — Просто свидание Киришимы прошло не очень удачно — хотя я ничего не видела, это уже со слов ребят, — так вот, наш Каминари вбил себе в голову, что раз провалился он и Токоями-кун, то ему совсем не выжить в этом неравном бою. Он вот так орёт с того самого момента, как мы выяснили, отчего этот бедняга в таком состоянии, — девушка показывает пальцем на даже не шелохнувшегося Фумикаге.       Тодороки так и не понял, где же облажался Токоями, а историю Киришимы он просто не знал. Но всё же, на всякий случай, коротко кивнул. — Джиро сожрёт его с потрохами, — самодовольно шутит наконец-таки поднявшийся Серо. — Без шансов, чувак.       Шатающийся из стороны в сторону и всё ещё держащийся за голову Каминари взвыл. — Да ладно вам, — попыталась пристыдить их Тору. — Вы слишком жестоки. Вы его что, так весь день подкалываете? — Только с момента, как нам пришла в голову идея с этими свиданиями, — продолжает острить Ханта. — Ну же, Каминари-кун, — девушка подгибает юбку, садясь рядом с Денки. — Собери волю в кулак. Учиться у Киришимы-куна было глупой идеей с самого начала. Это же Киришима! Он… ну он точно не самый догадливый. И вообще, если у кого и спрашивать совета, так это у Тодороки-куна! — весело заканчивает свою мысль Хагакуре.       Уже сделавший несколько шагов в сторону входа Шото замирает. Он так и чувствует затылком уставившиеся в его сторону шесть пар глаз. И он так и знал, что надо было валить раньше, а лучше вообще не сообщать о своём присутствии. Тодороки медленно разворачивается, подбирая слова для отказа. — Чувак, пожалуйста…       Внутренний голос Шото орёт. Нет, нет, нет, и ещё раз нет! Чёрт! Надо на законодательном уровне запретить Каминари смотреть щеночком. Эти грустные золотистые глаза ловко пробираются сквозь ледяную преграду души Тодороки. Денки выглядит настолько побитым жизнью и неразделённой (как сейчас кажется самому Каминари) любовью, что если Шото уйдёт сейчас, то больше никогда не сможет назвать себя героем. — Чёрт. Ладно. Но если испортите хоть что-то — сожгу.

***

      Академия славилась не только своими учениками и подходом к взращиванию юного поколения героев, но и своими постройками и благоустройством пришкольной территории. Лес, две аллеи и множество маленьких закутков с растущими там декоративными деревьями, кустарниками, травами. Сейчас как раз начинался сезон цветения персиковых деревьев, и Тодороки посчитал, что один из тихих уголков с небольшой полянкой идеально подойдёт для свидания.       Под сенью из нежно-розовых лепестков персика уже лежал мягкий клетчатый плед. Рядом стояла плетёная корзинка, наполненная как стандартными для такого праздника сладостями*, так и тем, что любила именно Яойорозу. И, поскольку до захода солнца осталось совсем немного, на деревьях были развешены гирлянды. Они, словно виноградные гроздья, свисали с веток, переливались мягким неоновым светом и создавали атмосферу из сказок про крохотных фей — до умилительного сильная концентрация волшебства и сахара.       Глядя на такую красоту, Момо, кажется, забыла, как дышать.       Сказка, созданная Тодороки, была воплощена настолько искусно, что едва ли можно было заметить, как белые проводки аккуратно переплетались друг с другом и, огибая гладкую кору, волочились по земле в сторону леса. В душе Шото ухмылялся, представляя Каминари со штекером в зубах. Хоть какая-то польза от надоедливых свидетелей.       Тодороки подаёт руку своей возлюбленной, помогая ей уместиться на мягкой ткани. Девушка ласково улыбается и с ребяческим восторгом возвращается к созерцанию лепестков. — Прости, что так поздно и рассмотреть всю их красоту не получится, — раздалось над ухом.       Это было настолько близко, что Момо почувствовала горячее дыхание. Щёки, несмотря на идеальный макияж, залились лёгким розовым румянцем. — Как персик, — тихо выдохнул Шото, имея в виду то ли схожесть по цвету лица возлюбленной и каплевидных лепестков, то ли общую эстетику всего момента.       И этот комплимент смущал ещё сильнее. Девушка скрылась за ладонями. Сердце бешено стучало, и пальцы Шото на её запястьях, такие горячие с одной стороны и холодные с другой, разгоняли его ещё сильнее. Тодороки всматривался в почти чёрные глаза напротив с нежностью, которую редко можно было разглядеть на его лице. По большому счёту, в отсутствии рядом Яойорозу — практически никогда.       Они не были многословны: когда ты любишь, приятной будет даже тишина. Тодороки буквально закармливал возлюбленную вкусностями, не забыв про клубнику и хиси моти. Сам же парень уплетал так обожаемую им холодную собу. Момо даже посмеялась над тем, что ни одно их свидание, на котором они ели, ещё не обошлось без неё. — Сиродзакэ? — удивилась Момо, увидев в руках любимого бутылку слабоалкогольного сакэ. — Традиция, — коротко пояснил свой выбор Шото. — Когда ты вообще придумал всё это? — Пока ждал тебя в комнате, — честно отвечает он. — Ты успел провернуть всё это в такие короткие сроки? — восхищённо-удивлённо проговорила Момо. — Я очень старался, — буднично ответил Тодороки, но в глазах его сверкали лукавые огоньки. Он втянул подцепленную палочками лапшу с положенным для этого хлюпаньем и улыбнулся краешками губ.       Яойорозу рассмеялась. Громко. Ей почему-то вспомнилось, что то же оправдание использовал Шото, когда умудрился переделать стандартную комнату в общежитии в чисто японскую. И судя по всему, Тодороки сказал это специально. Он пошутил! До очаровательного прямолинейно.       Вновь воцарилась приятная тишина, разбавляемая шуршанием лепестков персика. Тодороки честно пытался соблюдать традиции и смотреть на деревья, но, судя по тому, что их взгляды то и дело пересекались, Яойорозу тоже было нелегко. Эстетика природы мало их интересовала. Ведь и Момо постоянно хотелось смотреть только на него.       Лицо Тодороки в свете мягких огней прекрасно. Ладно, быть может, оно прекрасно всегда. Стоит только подумать, что самый красивый парень класса сидит рядом с тобой, и уже хочется пищать от радости — но когда рядом с тобой сидит не просто обаятельная оболочка, а целая личность, такой родной тебе по духу человек… Момо кажется, что она вот-вот потеряет сознание из-за того, что забывает дышать.       Но Тодороки вовремя спасает ситуацию. Он смотрит задумчиво в сторону меньше минуты и с серьёзным лицом выдаёт: — Я вас люблю, потому что я по своей свободной воле связал себя обязательством любить вас и не хочу изменять своему слову; я вас люблю ради верности самому себе.**       Дослушать его с серьёзным лицом было испытанием. И дело тут вовсе не в ехидстве, желании подшутить или вредности самой Яойорозу. Просто Тодороки немногословен, краток, прямолинеен — в этом и есть его магия. Даже в том, что он пытался быть романтичным, есть что-то чарующее. Поэтому так важно не засмеяться. И так важно всё ему объяснить.  — Ты хотел быть романтичным, верно, Шото? — осторожно спрашивает Момо.       Кивок. — Но разве то, что ты уже для меня сделал, недостаточно романтично?       Тодороки пожал плечами. — Шото, мы ведь уже говорили об этом, — ласковый мелодичный голос. — Быть самими собой? — Тодороки сопровождает это мягкой улыбкой и лёгким прищуром глаз, стоит только Яойорозу в согласии кивнуть. — Прости, я хотел поразить тебя. — Ты и так это постоянно делаешь, — смущённо проговорила та, отвернувшись. — Момо, я ещё не подарил тебе всё, что планировал, — он подполз к ней на коленях, держа за спиной невесть откуда взявшийся свёрток праздничной бумаги.       Изящные пальцы ловко распутали ленту. Бумага с шуршанием упала на клетчатый плед. Восхищённый вздох. — Новая книга? — Подарочное издание. С картинками. — Как ты это делаешь?!       Полуулыбка-полуухмылка. И Тодороки никогда не признается, что, предвидя очередную ссору с отцом и блокировку карточек (это, как и испорченный торт, он ему ещё долго не простит), он закупился подарками для своей возлюбленной заранее. Оказывается, для праздников и дат, про которые ты случайно забыл, такая схема работает так же превосходно.       Девушка изучает подарок, проводя пальцами по строчкам, вслушиваясь в аромат свежих, ярко пахнущих типографской краской страниц. В этот момент Шото беззастенчиво водит по её рукам пальцами, наслаждаясь бархатистостью кожи. Момо увлечена подарком. Когда их взгляды пересекаются вновь, Тодороки с лёгкой хрипотцой от волнения произносит: — Ты так прекрасна, что я позвал бы тебя потанцевать, но я совершенно не подумал о музыке. — Это не проблема, — отводя глаза, отвечает девушка.       Только что созданная колонка передаётся в руки Тодороки. Он шарит в телефоне в поисках нужной композиции, и под My Way Фрэнка Синатры за руку вытягивает возлюбленную из сидячего положения. Они так близко — Момо слышит биение его сердца, дыхание опаляет шею. Одна рука на крепком плече, вторая осторожно сжимается горячей ладонью. Правая рука Тодороки на тонкой талии. Они кружатся медленно, но вместе с тем так идеально, не сговариваясь, угадывая следующий шаг.       Дерзкая ухмылка, которую крайне редко можно увидеть у Шото. Он резко наклоняется вперёд — они почти параллельно земле. Хватка на талии не даёт упасть. Момо утопает в этих гетерохромных глазах, совсем не замечая, как, топнув правой ногой, Тодороки создаёт ледяную стену, укрывая их от остального мира. Девушка зажмуривается, и слегка морозные после применения причуды губы накрывают её уста.       Сладкий-сладкий и слегка пьянящий от лёгкого сакэ поцелуй длится целую вечность. И ей не надо открывать глаза, чтобы понять, что Тодороки Шото в этот момент тоже искренне счастлив.