Дорога в бессознательное

Если бы Ибрагим составлял рейтинг худших дней своей жизни, то этот день непременно бы возглавил список. Проснувшись с чудовищной головной болью, за завтраком он вынужден был слушать жалобы Хатитдже о том, как её в очередной раз достала Хюррем своими выходками. «Да вы меня обе достали! Правильно умные люди говорят: все беды от женщин»,- думал Ибрагим тщательно пережёвывая куски отлично прожаренной хамсы. Паргали мысленно поблагодарил Аллаха за то, что сегодня не понедельник. В принципе, турки не ставили в приоритет, какие дни у них лёгкие, а какие не очень. А для Ибрагима тяжёлые были все дни. Но понедельник он почему-то всё равно не любил. Ибрагим спешил во дворец. Паша знал, что там его ничего хорошего не ждёт. Сегодня Сулейман лично проводил диван. На повестке дня намечался разбор полётов по поводу переговоров с Францией. Ибрагим предчувствовал,что Сулейман будет недоволен тем, что переговоры затянулись, и не ошибся. На диване Кануни был особенно красноречив. Султан битый час рассуждал о том, что надо бы ускорить всё это дело, иначе османы пойдут в наступление. Придётся организовывать военную кампанию, если не удастся договориться «полюбовно». И множество нареканий, конечно же, досталось великому визирю Ибрагиму. Паргали терпеливо выслушивал все претензии к себе от Сулеймана. «Как плохо, что твой лучший друг ещё и твой начальник», - грустно думал Ибрагим, глядя на отчаянно жестикулирующего султана, - Даже,если я буду идеальным, всё равно найдёт к чему придраться». У паши был проверенный метод, который помогал ему не сходить с ума от обилия критики в свой адрес. Он представлял своих обидчиков в непотребном виде. Вот и сейчас Паргали представил Великолепного Кануни в подштанниках и сильно прикусил язык, чтобы не засмеяться. На душе сразу стало гораздо легче, и Ибрагим бодро отрапортовал, что все поручения Сулеймана будут выполнены в самое ближайшее время. Лицо султана просветлело, и паша с облегчением подумал, что хоть сегодня султан обошёлся без чтения лекций в стиле Муххиби тет-а-тет, которые предвещают гарантированный вынос мозга их слушателям. Собрание пашей потихоньку стало расходиться, и Ибрагим неторопливо пошёл в свой кабинет, где до глубокого вечера провозился с бумагами. «Надо бы с Матракчи в трактир сходить, на танцовщиц новых посмотреть», - озарила светлая мысль Ибрагима. Широкими шагами мужчина направился к выходу, и у двери столкнулся с Хюррем. «Всё, вечер безнадёжно испорчен. Сейчас эта фурия будет бросаться пафосными фразами о моей судьбе в качестве визиря, намекать, как неистово она меня ненавидит, хотя втайне восхищается», - вертелось в голове Паргали. Он преувеличенно вежливо поздоровался и готов был выйти, как вдруг услышал, что Хасеки громко произнесла его имя. От негодования он закрыл глаза, но обернулся и подошёл к ней. - Ибрагим, ты знаешь, что выбранный тобой путь тёмный, ведёт в ад, но всё равно следуешь ему.Ты слишком умён, чтобы быть таким глупцом. - Не волнуйся, Хюррем. Если и пойду по этому пути, то и тебя обязательно возьму с собой. Вместе как-то веселее. - съязвил Ибрагим и расхохотался. Паргали всегда нравилось наблюдать за реакцией Хюррем во время их «тёплых» бесед. Вот и сейчас она полностью оправдала его ожидания. Хасеки не нашла, что ответить, и обиженно поджала губы. Ибрагим с торжественным видом вышел из дворца и пританцовывающей походкой отправился в увеселительное заведение. В трактире он, к удивлению для себя, был чересчур молчалив. Отпивая мелкими глотками крепкое вино в бокале, он задумчиво разглядывал симпатичных танцовщиц и тяжело вздыхал. «Эх,Хатитдже, за что я тебе такой достался»,- в очередной раз сокрушался про себя Ибрагим и мысленно просил у благоверной прощения. Матракчи понял, что его захмелевший друг явно не в настроении, и весь вечер травил байки, стараясь его развеселить. Но через какое-то время Ибрагим, сославшись на усталость, встал из-за стола с разбитым видом и пошёл домой. Вернувшись в свой дворец, он скинул слугам свой роскошный кафтан, отороченный собольим мехом, который, как ему казалось, сковал его похлеще стальных оков темницы, и шатаясь, пошёл в спальню.Буркнув огорошенной Хатитдже, что у него был непростой день, Ибрагим упал на кровать и с наслаждением растянулся на ней в полный рост.Тело ломило, а глаза, словно налились тяжёлым свинцом, и он, немного поворочавшись, сразу же погрузился в чарующее забытье.