***
Дверь открылась от пинка и ударилась ручкой о стену. Петрович подскочил на стуле. — Белдо, твою же за ногу! — не оборачиваясь заорал он, — У тебя есть совесть? У меня чуть сердце не встало! — Я, когда тебя вижу, у меня такое же бывает, — усмехнулся парень, стягивая с шеи тяжелый серый шарф, — но не с сердцем. Петрович дернул бровями и с каменным лицом повернулся к своим гостям. — Так вот и живём. — констатировал он, подпирая висок пальцем. Гай расхохотался. Молодой человек, будто только заметив, что они тут не одни, прищурился и подошел ближе, остановившись за спиной Петровича. — Доброго утречка! — поздоровался он, придавая своим словам какой-то украинский акцент, и посмотрел на Петровича, — А чего это мы тут за собрание устроили, а? — А это по твою душу! — ответил Петрович, пытаясь привычно игнорировать Мишины пальцы, бессовестно ощупывающие его плечи, воротник и уши. Михаил хмыкнул, отпустил шею Петровича, и нарочито культурно уселся на стул рядом.Часть 2
7 июля 2020 г. в 04:35
Миша совершенно не боялся смерти. Более того, иногда ему казалось, что он её даже желает. Миша осознанно шел на самые рисковые задания, бросался под пули, хамил там, где следовало промолчать, но молчал там, где от голоса зависела его жизнь. Он нашел нишу, где риск казался хоть сколько-нибудь оправданным, и перестал себя сдерживать. Коллеги им восхищались, начальники берегли, словно он был чем-то драгоценным, закрывали глаза на его причуды и позволяли жить в его собственном ритме. Лишь бы он не отказался броситься на амбразуру в очередной раз.
Пуповина, накрепко обвившая шею новорожденного Миши, наверное, положила начало его тесным и странным отношениям со Смертью. Он был именно тем ребенком, который срывается с тарзанки на камни, проваливается в люки, выпадает из окон, уворачивается от машины за какую-то долю секунды до столкновения. Десятки кирпичей разбились прямо возле его ног, свалившись с крыши, Десятки хулиганов посчитали его достойной и легкой добычей для своих злодеяний, сотни грубиянов считали, что его мнение можно не спрашивать, и бежали по своим делам, наступая на его ноги и толкая локтями. Это было, в прочем, не удивительно, Миша не отличался высоким ростом, большой физической силой, и в целом был похож скорее на мальчика или миниатюрную девушку с грубоватыми чертами, чем на молодого мужчину. Его это вполне устраивало. Он не заморачивался над своим гардеробом, речью и жестами, заливисто смеялся, прижимал руки к груди или касался ими лица, носил смешные яркие носки, шейные платки, брился раз в месяц, но не ради того чтобы отрастить густую шикарную щетину, а потому что волосы на лице росли из рук вон плохо.
В коллективе Белдо чувствовал себя неуютно: все разговоры казались ему скучными и пошлыми: одни говорили, что бабы — дуры, другие — что стервы, но все всё равно продолжали с ними спать, и на предложения Миши спать друг с другом почему-то злились и обижались.
— А тебе с женщиной повезло? — спросил как-то Петрович.
— Главное, чтобы мне с мужчиной повезло, — легкомысленно ответил Белдо и замер, переводя взгляд на огромные кулачища мужчины. Но Петрович, казавшийся самым дремучим из всех, почему-то просто пожал плечами.
— Ну да, значит, пусть с мужчиной, — согласился он, и продолжил есть макароны с мясом из пластмассового контейнера, который положила ему жена.
Простой жест, казалось бы, и совершенно обычная фраза, о которой сам Петрович мог даже не задумываться, но когда Морду впервые напал на их офисный комплекс, обрушив одно из служебных зданий, почему-то именно она заставила Мишу броситься под осыпающиеся балки и там раскидывать тяжелые камни тонкими руками, сдирая кожу с пальцев и коленей в поисках Петровича. Миша совершенно не боялся ни демона, ни смерти, но Петровича дома ждала жена и четверо детей, и это придавало сил. Петрович отыскался где-то под столом, заваленным камнями, без сознания, весь в пыли и побелке, но живой, с парой ссадин и гематом на плечах и ноге, и Миша тащил его наружу, взвалив увесистого Петровича на свою костистую спину, не чувствуя тяжести чужого тела, потому что отныне Петрович им не являлся.