Death's desire — Прежде чем я умру

– Мне нужно развеяться, – это первое, что я услышала от Канджуна, когда мы снова с ним встретились под фонарным столбом в парке. Крупные снежные хлопья валили с небес на наши макушки и верхнюю одежду, дневной свет резал глаза. – Сири, – Ли кивнул мне и остановился рядом в нерешительности. Поморщился, прислонив тыльную сторону ладони к щеке. – Болит? Может, попросим, чтобы тебе залечили лицо? – я указала на карету скорой помощи, которая стояла на другом конце площади. В таких многолюдных местах во время праздников всегда дежурили медицинские работники. – Там должен быть маг с даром исцеления. А то шрам останется. – Говорят, шрамы украшают мужчину. – Ты и так краше некуда, куда уж ещё красивее, – рассмеялась я, но тут же подавила смешок, осадив себя. М-да, не время смеяться. – Не нужно. Само пройдёт. Весёлые искорки в глазах визави потухли, он помрачнел, ссутулился и опустил взгляд. – Не знаю, что тебя больше всего гложет, но могу сказать точно: это был несчастный случай. Почти. Несчастное стечение обстоятельств… – чтобы хоть как-то приободрить друга, похлопала его по плечу. Морозный воздух щипал нос и обжигал щёки, с каждым выдохом из наших ртов вырывалось густое облачко пара. Снег сверкал и блестел на всех поверхностях, я практически слепла от игры солнечных лучей в отражениях стёкол и зеркал проезжающих машин. – Твой вкус ни на каплю не изменился, – Канджун словно не слышал моих слов, уставившись на мои салатовые кроссовки. – Уж в чём в чём, но в этом я себе точно никогда не хочу изменять. Кажется, даже в загробной смерти найду салатовые тапочки и буду ходить в них по аду. – Чонгуку бы понравилась твоя шутка, – горько усмехнулся парень. – Пожалуйста, давай не будем о нём. – Но как ты осталась жива? – он вскинул голову, снова посмотрел на меня, сузил веки, изучая. Отошла на шаг, протянула руку и смахнула с фонарного столба несколько примёрзших снежинок. – Так вот получилось. Мне помогли избежать смерти. Считай, что мне просто повезло. – Тогда почему не вернулась? Почему не сорвала свои же собственные похороны? – Канджун ухватил меня за локоть, разворачивая к себе. – Чонгук после них три недели не выходил из комнаты. И не ел толком. Взмахнула несколько раз ресницами, чтобы загнать слёзы обратно. Сглотнула вязкую слюну, прежде чем спросить пропавшим голосом: – Что было потом? – А потом… потом однажды утром он вышел на завтрак и улыбнулся как ни в чём не бывало. Словно отрезал свои эмоции. Судорожно вздохнула. Не думала, что разговор о Чонгуке всколыхнёт со дна моей души столько страхов и мыслей. Я боялась услышать следующие слова, боялась узнать ещё хоть что-то, потому что понимала, что после узнанного не смогу жить, как прежде. – Сири, ты поступила жестоко с ним… – Знаю. Мне так жаль. «Ты даже не представляешь, что именно я стала причиной его смерти…» Тишина окутала нас, оглушила на контрасте с весельем вокруг. По площади гуляли семьи, носились дети наперегонки, уличные продавцы раздавали угощения, аниматоры в костюмах шумно проводили шоу, зрители громко хлопали, из колонок лилась заводная музыка. Канджун ещё несколько секунд смотрел на меня ничего не значащим взглядом, затем смахнул со столба оставшиеся снежинки, которые не успела стряхнуть я, и ступил на дорожку, ведущую вглубь парка, где было намного тише и спокойнее. – Как вы жили всё это время? – догнав его, спросила я, теряясь в мыслях и не зная толком, как продолжить разговор. – Многое изменилось после того, как Чонгук покинул Эйв. Дядя Чонсок бросил все дела и уехал в Рит. Дедушка вскоре тоже продал башню с пентхаусом и совсем перебрался в королевство, – охотно отозвался парень. – Без них скучно, – Джун уселся на скамью. Присоединилась к нему. Мы снова замолчали, наблюдая, как дети катались на ледянках с высокой горки. Зимние каникулы – самая беззаботная пора детства. Взглянула на Ли, его светлые ресницы блестели, а подбородок едва заметно дрожал. – Если тебе нужно выговориться, я выслушаю, – тихо произнесла я, пытаясь подавить комок, вставший в горле. Канджун сгорбился, поставил локти на колени, в ладонях спрятал своё лицо. Глухой горький смешок. – Я даже толком не знаю, плакать мне от горя или от радости, – парень повернул голову, посмотрел на меня снизу вверх и продолжил: – Одно только понимаю: эти долгие годы, наконец, закончились. Скрестила руки на груди и откинулась на спинку скамьи. – Не вини себя в смерти отца. В его смерти нет твоей вины. И прости, если скажу это, но он был ещё тем подонком. Друг вздохнул, клуб пара вырвался из его рта. – Не мне его судить. Он не сразу стал таким, наверное. Там слишком запутанная история с моим дядей, тётей Уэмили и отцом. И с твоей мамой. – Что? – нахмурилась и села ровнее. Я никогда яро не интересовалась прошлым мамы, знала о нём лишь по скупым отрывкам из разговоров с Соын или папой. А если всё же на меня находило настроение «копнуть поглубже», собеседники ускользали от прямых ответов. – Я только слышала, что Чон Чонсок был влюблён в мою маму, больше ничего. Канджун убрал руки от лица, выпрямился и взглянул на меня с грустью и сочувствием. – Мы с Дарымом сразу поняли, чья ты дочь. Отец всегда, когда был в плохом расположении духа и напивался, вспоминал молодость. Да и дедушка тебя сразу узнал. Чонгук был не в курсе этой истории, дядя Чонсок ограждал его от этого знания. И нам запретил хоть как-то намекать об этом. – О чём? – сердце забилось чаще. Я одновременно желала и боялась разобраться в прошлом. – Твою маму ведь вроде Мия звали? Я кивнула. – И она ещё в саду работала ботаническом, который назван в честь имени императора Аратоса, да? – Да, – улыбнулась едва заметно. – Мама обожала растения, у неё была прекрасная магия. – И прекрасная внешность, судя по рассказам, – поддержал мою слабую улыбку Канджун. – По словам дедушки, мой дядя влюбился в неё с первого взгляда, потом они начали встречаться, дело даже зашло до разговоров о помолвке. Я в изумлении приподняла брови. Не знала… что бывший президент так сильно был увлечён моей мамой. – Но потом из империи приехала тётя Уэмили, она сбежала от семьи и скрывалась в Лоусе. Точно не знаю, – Джун постучал пальцами по лбу, – но вроде Мия и Уэмили встретились на какой-то вечеринке или частном приёме. Твоя мама занималась оформлением зала, украшала цветами, а тётя выступала с камерным оркестром, играла на виолончели. Они познакомились, потом подружились. А потом Уэмили увидела Чонсока, и женской дружбе пришёл конец. Покачала головой. Никогда бы не подумала, что наши с Чонгуком мамы когда-то были подругами. – Мой дядя был без ума от твоей мамы, Уэмили была без ума от Чонсока. – М-да уж, вечный пресловутый любовный треугольник. – Да, и у всех были характеры ещё те. Не знаю, чем бы всё это закончилось, как минимум бы очередной мировой войной, но вмешался мой отец. Он просто был одержим Уэмили, полюбил её безответно и был готов на всё, лишь бы она была счастлива. Мне жаль тебе говорить это, Сири, но именно из-за моего отца твоя мама и дядя Чонсок расстались. И не знаю, как насчёт Мии, но дядя всю жизнь потом страдал. – Как это случилось? Парень вздохнул и пожал плечами. – Без понятия. Могу догадываться только, что Уэмили попросила помощи моего отца, и он не смог отказать. Итог ты знаешь – дядя Чонсок женился на «Леди с пылающим сердцем», иногда в прямом смысле пылающим. У неё был очень непростой темперамент, мы с Дарымом часто слышали, как они скандалили с дядей, когда оставались погостить в их доме на каникулах. Снежинки редкими искрящимися хлопьями падали на мостовую, пока я, застыв, слушала Канджуна. Как же много я не знала о своей маме. Столько мыслей крутилось в голове. А что, если бы Уэмили не влюбилась в Чонсока? Что, если бы Ли Минсик не помог маме Чонгука и попытался добиться её любви? Наша жизнь, моя, Канджуна, Чонгука, изменилась бы полностью. – Мой отец многое сделал ради Уэмили. Он ненавидел Мию за то, что Уэмили из-за неё терзалась ревностью, и сделал всё, чтобы она исчезла из её жизни. Женился в первый раз на женщине, очень похожей на его первую безответную любовь, и даже вторую жену выбрал со схожим именем. Ты, наверное, не знаешь, но наша первая мама не погибла в аварии, как все считают, отец довёл её до нервного срыва, она оказалась в доме для неадекватных. Когда он женился во второй раз и появилась наша сестрёнка, всё вроде наладилось, у него стало намного меньше вспышек гнева. Но потом стало только хуже. Вторую маму мы с Дарымом тоже практически не видели, Эми, как поняла, что у неё за муж, решила как можно реже появляться дома, чтобы оградить Рин от влияния отца, – тяжело выдохнул Ли, смотря на свои раскрытые ладони. Канджун изливал душу, говорил и говорил без остановки. Моё сердце же ныло от боли, звучащей в голосе друга. Определённо, им с Дарымом пришлось всё это время несладко. Со смертью Тэхёна я думала, что начну новую жизнь, обрету свободу. Но прошлое следовало за мной по пятам. Чонгук, его семья, они все возникли снова, принося с собой тайны прошедшего. И я совсем не понимала, хотела бы я их раскрывать. Или пусть бы они горели в забвении, распыляемые ветром безвременья. Несколько раз завибрировал фон. Ли лишь на мгновение глянул на экран, а затем просто выключил гаджет и усмехнулся горько. – Премьер-министр Ким сейчас, наверное, плачет от счастья. Хочешь расскажу тайну, за которую тебя могут с лёгкостью убить? – зло повеселевший, он повернулся ко мне, приподнял бровь, с вызовом глядя на меня. – Хочу, – ни секунды не сомневаясь, ответила я, отзеркалив его мрачную улыбку. – Недавно отец нашёл на Ким Вонхэ компромат. Что-то про то, что Ким в юности убил свою сестру и её мужа, чтобы завладеть богатством. В общем, тёмную историю. Вонхэ взбесился, как же, наверное, тогда ненавидел моего отца. Премьер бы в первом туре выиграл, не появись в последний момент новости про его семью, – Канджун откинулся на спинку скамьи, поднял лицо к зимнему глубокому небу. – Ким Вонхэ от аристократов, мой отец от олигархов, парламент раскололся на части. Если дядя Чонсок хоть как-то всех объединял и примирял, то теперь в политических кругах раздрай и непонятица. Вонхэ угрожал отцу, сказал, что уничтожит его, и не только как оппонента. Между нашими семьями всегда был разлад. Особенно после того, как Дарым и Ахён решили пожениться, никто из старших не был рад этому возможному браку. Мачеха испугалась за жизнь Рин, когда узнала про покушения, хотела уехать в Рит к дедушке, отец не отпускал их… Мы с Дарымом пришли в разгар ссоры, а дальше ты знаешь… – друг устало прикрыл глаза рукой от слепящего солнца. – В итоге мы стали теми, кто довёл отца до смерти. Нет, Сири, ты неправа. Это я виноват в смерти отца. Это из-за меня он умер, – парень затрясся в беззвучных всхлипах, пытаясь подавить слёзы. – Это точно был не несчастный случай. Я использовал магию. Ладонью, обтянутой в перчатку, сжала его предплечье, чтобы он посмотрел на меня. – Это был Дарым, не ты. Канджун обжёг меня своим взглядом, столько в нём было горечи и вины. – Нет, первым был я. Когда увидел Рин, когда исчезли змеи, я внезапно осознал, что эти пытки никогда не закончатся, что мне каждый раз придётся подправлять память маме Эми, сестрёнке, а порой и подчинённым отца. Я так возненавидел его в тот момент. Пожелал смерти, и Дарым услышал мой приказ. Наверное, он до сих пор не понял, что с ним произошло, порой мой дар подчиняется даже не мыслям – эмоциям, – сокрушённо прошептал Ли, я едва смогла разобрать его слова. В солнечном сплетении стало резко холодно, когда я вспомнила, как замерцали магией глаза Джуна, с какой ненавистью и злобой он смотрел на Ли Минсика в видении. – Это твоя магия, не ты. Все мы когда-нибудь хотели смерти другому, – сглотнула горькую слюну, судорожно вдохнула ледяной воздух, кислорода не хватало. – Вини магию, не себя. Закусила губу, тоже теперь пытаясь подавить рвущийся наружу всхлип. Дар ветра, текущий в моих жилах, также забрал у меня близкого человека. А ведь я даже никогда по-настоящему не желала Чонгуку смерти. Но порой магия вырывается из-под контроля. Как цепной пёс, порвавший поводок и почуявший свободу. Этого не избежать. Какой бы прочной ни была цепь, время и ржавчина своё дело сделают. – Дарым… я волнуюсь за него, – шмыгнул замёрзшим носом Канджун. – Он больше меня был привязан к маме, переживал сильнее, когда она ушла из Эйва. Решил пойти по её стопам и взял такую же профессию, какой дышала и она. Что с ним будет, когда он полностью осознает, что стал убийцей отца? – по лицу парня текли слёзы, но он не обращал на них внимания, продолжая выливать из себя слова, что накопились. Похоже, в моём лице он нашёл единственного слушателя, которому можно довериться. – Дарым всегда был умным. Смекалистее меня, лучше во всём. Я восхищался им, восхищаюсь до сих пор. И боюсь, что сегодняшнее вконец его доломает. – Дарым сильный, он справится. Ли отрешённо покачал головой, застывшим взглядом буравя снег перед собой. – После смерти Ахён он очень сильно изменился. Мы с детства с ней дружили, были не разлей вода. Брат не простил себя за то, что не смог избежать такого исхода. Он обожал Ахён, иногда мне казалось, что его любовь больше походила на одержимость. И Ахён тоже без ума любила его в ответ. Это они были словно близнецы, – улыбнулся по-доброму Канджун, вспоминая. Но улыбка так же быстро растаяла, как и появилась на его губах. – Это он тогда её нашёл, под башней. И если бы не магия Чонгука, я бы не знаю, что бы брат сделал. Ты не видела его, Сири, он действительно обезумел. За мгновение из него ушла вся жизнь. Он… я не мог рядом с ним находиться, Чонгук всю неделю старался успокоить его с помощью своего дара. Дарыму и так плохо всё это время было, а ещё я… со своей магией. Сегодня годовщина смерти Ахё-ё-ён, – на имени голос парня сорвался, он замычал в закушенный кулак, закачался вперёд-назад, пытаясь найти выход чувствам. – Мои эмоции повлияли на его эмоции. Он бы и мухи не обидел… Я ничего не смогла сказать, слов не находилось. Просто приобняла друга, уткнулась лбом в его плечо и затряслась в беззвучном плаче, слёзы было не остановить. Так мы и сидели на морозе, двое сходящих с ума от мыслей и сожалений людей. Сколько мы так рыдали, держась друг за друга? Час? Два? Замёрзли как цуцики, зуб на зуб не попадал. Чтобы согреться, решили зайти в магазин. Пока шли, я слушала звук наших шагов, под подошвой весело хрустел снег. Вокруг праздновали Эйвуле. Посреди площади, там, где расчистили сугробы, расцвела яблоня – маг земли постарался. Под ветвями бегали дети, жгли бенгальские огни. Терпкий запах пороха в морозном воздухе смешался с тонким ароматом снежно-розовых соцветий. – Будешь? – Ли остановился у холодильной витрины. – Мороженое в минус двадцать? Джун посмотрел на меня с вызывающей улыбкой: – А почему бы и нет? Пожала плечами и кивнула. – Тебе черешневое, малиновое или клубничное? – парень деловито копался среди пачек эскимо. Скривилась, зубы заломило. – Ты чего? – Ненавижу черешню, – прошептала едва слышно. Но всё же взяла именно его. Мороженое с черешней. Некоторые вещи я теперь, похоже, буду любить и ненавидеть одинаково. На короткое время наступил покой. Та лёгкость, что бывает после долгого плача и излияния души. Я старалась дышать тише, чтобы не нарушать идиллию, повисшую между нами. Мы вышли на улицу, под сень елей. Запах хвои приятно щекотал обоняние. – Сири, спасибо, что провела сегодняшний день со мной, – Канджун подарил мне виноватую улыбку. – И спасибо, что не выдала Дарыма. И меня. Кивнула. Слова были излишни. За эту ложь Вэйко мне было не стыдно. Мы тепло попрощались. Пообещали встретиться, когда всё закончится, когда боль остынет, а суета настоящего обесцветит кошмары прошлого. И всё же пока ни мне, ни Канджуну, не хотелось улыбаться, думая о будущем. – Надеюсь, мы ещё свидимся, – друг в последний раз приобнял меня, отошёл на шаг. – Больше не теряйся. – Хорошо, – выдохнула вместе с согласием целое облачко пара. Холодало, близился вечер, со смеркающегося неба валили густые снежные хлопья. – Хорошо, – повторил Джун, подмигнул привычно на прощание и растворился в белой пелене. Я тоже не стала задерживаться, поспешила домой, где меня ждали. Хан определённо сейчас засел в гостиной перед визором, Иреми решал, что приготовить на ужин, Юрико, наверное, уткнулась в рабочий планшет, она всегда знала, чем заняться, не сидела без дела. Я зашла в гостиную как раз в тот момент, когда по визору шли новости. Вечерняя пресс-конференция, на которой секретарь Сиреневого Дома объявлял о смерти Ли Минсика. И о делах, за которые он отвечал. И даже с первого взгляда казалось, что бывшего министра обороны, завуалированно, но обвиняли во многих грехах рода человеческого, сваливали на него все косяки правительства, которые можно было свалить. Ким Вонхэ сделал всё, чтобы очернить соперника. Не прямо, конечно, косвенно, через марионеток и посредников. Но сути это не меняло. Жизнь продолжалась. Политическая гонка шла в самом разгаре. И первый день после Эйвуле в этом противостоянии закончился на печальной ноте.

× × Death’s desire × ×