Death's desire — Прежде чем я умру

Так потянулись долгие и выматывающие дни в качестве видящего смерть. Кроме того, что Сокджин значился сыном одного из глав Вэйко, он также занимался особо сложными и щепетильными уголовными делами, огласка которых была крайне нежелательна. Следователи лишь частично могли опираться на мои показания, искать виновников, орудия убийства и доказательства должны были сами. Со мной они играли на опережение. Обычно я просто смотрела, как умер человек, говорила, было ли это убийство или просто несчастный случай, и подсказывала, какие зацепки и улики можно использовать, чего касался преступник и прочее. Иногда убийцы надевали маски, временами меняли личину с помощью магии и артефактов. И порой мне нужно было возвращаться в видения снова и снова, описывать ход событий по порядку, каждую мелочь, каждую деталь, жест. Ежедневно я видела мёртвых людей, ходила по комнатам мёртвых, городу мёртвых – в мире, где царили лишь страх, запустение, беспомощность и жестокость. И единственное, что мне нравилось во всём этом – раскрывать висяки, незакрытые дела двадцатилетней и более давности. Являть правду вселенной и докапываться до сути казалось мне спасительным, значимым занятием для моей потухшей души. Я с головой ушла в работу, изматывая себя жуткими картинками. И за день так сильно уставала, что вечером у меня не находилось сил думать. Лишь одно желание горело во мне в те дни – дожить до очередного выходного, который полностью можно провести в кровати. С тем состоянием, что свалил на мою голову Такеши, я могла ещё тысячу лет не работать и безбедно жить на широкую ногу. Но я не могла спокойно сидеть на месте. Да, я смертельно уставала, но усталость и зимнее отчаяние казались мне предпочтительнее угрюмой серости одиночества. За эту осень я потеряла трёх близких мне людей. Если Рис я знала не так хорошо, то что касалось остальных… Одного мне хотелось назвать любимым, второго – родственной душой. Но теперь они оба уже, наверное, отправились в следующее перерождение, в котором мне не было места. Одному я причинила слишком много боли, другой же отнял у меня часть души. И иногда жизнь казалась настолько беспросветной и мрачной, единственные мысли, которые только заставляли меня вставать с кровати по утрам, брать ложку с едой в руки и просто делать какие-то обычные повседневные вещи – это мысленные просьбы к себе же. «Дыши, Союн. Просто дыши. Вдох за вдохом проживай эту жизнь. Просто дыши…» – повторяла я как мантру в надежде, что когда-нибудь бессильная тоска и сводящие с ума чёрные эмоции пройдут. Так минул декабрь, первая неделя января. В выходные я позволяла себе подольше поваляться на кровати, смотрела на то, как медленно светлели зимние небеса за занавесками, на трещины, испещрившие штукатурку на потолке, слушала звуки просыпающегося дома. В такие дни мы вчетвером собирались на кухне за поздним завтраком, съедая за раз пачку кукурузных хлопьев. Взяла сок из холодильника, чтобы залить им свою порцию, громко хлопнула дверцей, чтобы она плотно закрылась. Старенький холодильный прибор привычно затарахтел. Раньше меня это урчание раздражало, но сегодня нагоняло ностальгию. Улыбнулась, вспоминая былые времена, когда маленькой девочкой пробовала готовить мороженое. Бывало, часами сидела на полу, заглядывая каждые пять минут в морозилку, чтобы проверить, не застыл ли десерт. Опустилась на стул напротив Хана. Парень замер с недонесённой до рта ложкой. – Что? – нахмурилась я. Уж слишком Ханниван изумлённо на меня смотрел. Териус сощурил глаза. – Странно… становишься визуально выше? Волосы немного другие, да и улыбка, разрез век… – телохранитель приподнял брови, отчего татуировки на его выбритых висках поплыли вверх. Поперхнулась. До него только сейчас дошло, что моя внешность меняется? Сидящая рядом Юрико бросила гневный взгляд на Хана, прежде чем похлопать меня по спине. – Не удивляйся так. Наш дорогой друг редко когда обращает внимание на внешнюю оболочку. В прошлый раз, когда я постригла волосы, Ханниван только спустя два месяца заметил это. Спрятала улыбку, поднеся кружку к губам. Судя по тону подруги, её сильно задела невнимательность хранителя. Короткая стрижка ей действительно шла, думаю, не догадавшись сделать комплимент, Териус заработал штрафные очки в свою копилку. – В тысяча двадцать третий раз прошу у тебя за это прощения. И, похоже, никогда не перестану это делать, – высокий мускулистый мужчина с ёжиком на макушке и золотыми тату на шее и ключицах сложил ладони в смиренном жесте, склонив голову перед Юки. Хотя в тёмных глазах горели смешливые огоньки. – Вот если бы у тебя появились новые татуировки, я бы сразу заметил и похвалил бы их. Девушка фыркнула, скрестив руки на груди, прищурилась, ничего не ответив и втихую замораживая лимонад в стакане Хана. Я до сих пор не понимала причину их раздора, в замешательстве переводя взгляд между друзьями. – «Он подарил ей на день рождения редкие подвески с бусинами-артефактами, которые нужно вплетать в косы, чтобы они подействовали», – пояснил Иреми. – Когда выбирал подарок в ювелирном магазине, я правда забыл, что она остригла волосы, – добавил Хан, пожав плечами и разведя руки в стороны. Я засмеялась. Да уж. Об умении Териуса не замечать очевидное скоро будут слагаться легенды. Иногда я завидовала его способности существовать в собственном мире. Ярый последователь эскапизма, он редко жил настоящим, пропадая в сериалах, книгах или манхвах. Я тоже недалеко от него ушла, но у парня получалось настолько гармонично лавировать между реальной и выдуманными кем-то вселенными, он одновременно был с нами, и в своих мыслях, за мгновение переключался между гранями живого и иллюзорного, что это вызывало восхищение. Вот и сейчас, задумавшись о чём-то, он закусил щёку, смотря на падающий снег за окном, потянулся к стакану, поднёс его ко рту, а в следующую секунду по тонким губам хранителя скользнула лёгкая усмешка, и листья руколы во фруктовом салате Юрико резко все зашевелились и полезли из тарелки на стол. Увлечённая замораживанием лимонада, Юки не сразу заметила, что от неё уползает еда. А вот когда увидела… – Ханниван! – раздалось на всю кухню. – Один – один, – невинно ухмыльнулся телохранитель, переворачивая стакан вверх ногами. Замороженная лимонная вода выскользнула из стеклянной тары и со стуком упала на столешницу. – Ах так, – премило улыбаясь, Юрико плавно накрыла ладонью бутерброды с маслом и малиновым вареньем на тарелке Хана. Пару ударов сердца – и вся влага из хлеба исчезла. Териус вскинул бровь, пожал плечами и взял своеобразный тост в руки, дескать, ничего страшного, мне так даже больше нравится. Но стоило ему откусить корочку от хлеба, как бутерброд осыпался иссохшей крошкой. – Два – один, – проворковала девушка, сдувая со светящихся синей магией пальцев невидимые пылинки. Ну всё, началось… Поставила незаметно воздушный щит на свою часть стола и на тарелки Иреми, который суетился у плиты. Ир как раз достал из духовки свой фирменный морковник с вишнёвой начинкой и мармеладными мишками, нарезал его на куски. Да, такие магические мини-битвы за столом были не редкостью в последнее время. Я также привносила лепту, устраивала небольшие торнадо в супах или напитках друзей, охлаждала или подогревала ингредиенты. Бывало, что всё вместе в одной миске. Одна макаронина могла покрыться инеем, вторая пылать с жару, а третья вообще улететь к потолку прямо с вилки. Но сегодня меня больше занимал пирог, чем шалости с едой. Поэтому благодарно кивнула, когда Иреми поставил передо мной морковный десерт и подлил в мою кружку кипяток. Зацепилась взглядом за своё отражение на поверхности дымящегося чая. Моя идеальная красота с каждым днём таяла. Тело возвращалось к прежнему обличью. Но меня это даже в некоторой степени радовало. Каждый раз, когда смотрелась в зеркало, узнавала знакомые черты, узнавала прошлую девочку, мечтающую стать нарративным дизайнером и всю жизнь провести в Виртуле. А временами я вглядывалась в девушку напротив и ощущала себя чужой. Я так свыклась с личиной Союн, что собственно лицо казалось давно забытым. Подняла взор на друзей, которые и не думали останавливаться или заключать перемирие. В ход пошло холодное оружие – вилки и ложки. Одного я не понимала. Почему эти трое увязались со мной в Юнику? Они искренне заботились обо мне, переживали о моём самочувствии и душевном состоянии. И старались не упоминать при мне Тэхёна, тем более обсуждать его смерть. И за это я была безгранично им признательна. Возможно, будь у меня с самого начала близкие люди в реале, я бы смогла легче пережить закрытие Виртула? Смерть мамы? Все те депрессивные мысли, преследующие меня с семи лет? Иногда я радовалась безмерно тому, что обрела новую «семью», а иногда стенала от бессилья, роптая на друзей. Особенно, когда мне не удавалось отбиться от вечно готовой к любому кипишу Юрико. Мы много гуляли по Лоусу, посетили кучу уютных кафешек, кинозалов и кондитерских. По вечерам смотрели второй сезон популярного сериала про богатых жильцов одного многоквартирного дома и оперное пение. Иреми под шефством Соын познавал кухню Юники, радуя нас каждый ужин новыми десертами. Хан наслаждался отпуском, по его словам, случившимся впервые за десять лет. Целыми днями зависал на стримах по видеоиграм и читал лайт-новеллы. А Юрико же… ох, непоседливая душа. С появлением девушки мой дом преобразился. Всё, к чему бы ни притрагивалась Юки, приобретало особую красоту – простую, но изящную. Словно в каждое занятие она вкладывала душу, и от этого всё вокруг окрашивалось её флёром. Я могла зайти в комнату и с точностью определить, чего касалась рука подруги. Юрико обожала поправлять и ставить вещи на место, создавая гармонию вокруг. И подруга не позволяла мне слишком сильно хандрить и впадать в уныние. Бывало, порой силком вытаскивала меня из тёмной спальни. Делала всё, лишь бы я не замыкалась в себе, чтобы испытывала эмоции. В этой своеобразной заботе она очень походила на Джина. Распалённые сражением, девушка с телохранителем случайно задели тарелку с пирогом. Ох, зря они покусились на морковный манник. Проследив, как кусочки оранжевого десерта упали на светлую напольную плитку, Ир молча сощурил глаза. Сглотнула. Да, устраивать друзьям небольшие подлянки с едой было весело, но вот когда начинал «колдовать» Иреми, аппетит сходил на нет. – Спасибо за завтрак, – пробормотала я, забросила грязную посуду в раковину и сбежала с кухни, стараясь не смотреть в миску с фруктовым салатом, из которой вместо долек хурмы, мандаринов и гранатовых косточек на свет полезли блестящие чёрные жуки. Краем глаза успела заметить, как что-то пошевелилось среди молока и хлопьев в чашке Хана. «Небо, пожалуйста, пусть на этот раз там были хотя бы змеи, а не червяки…» – взмолилась я, пытаясь подавить приступ тошноты и изжечь из памяти последние яркие воспоминания о еде. Мда, шутить с магами-иллюзионистами себе дороже. Оказавшись в коридоре, замерла в раздумьях. Чем заняться в драгоценный выходной? Посмотрела в сторону гостиной, прислушалась к шуму на кухне, поёжилась от холода, которым по утрам пропитывался весь дом. И зевнув, решила отправиться снова в кровать. Убить свободный от страшной работы день на сон – не самая скверная идея. Я уже отчаялась всякую ночь перебираться с места на место, ища, где бы нормально, завернувшись в тёплый спальник, поспать. Где бы я ни засыпала, кошмары всё равно настигали. Поэтому я предпочла давиться немыми слезами и покрываться холодным потом от ночных плохих дрём в собственной постели, с любимой подушкой и одеялом под боком. Каждый раз, когда после изматывающего дня я без сил падала на кровать, мечтая о беспросветном сне, когда вглядывалась во мрак своей спальни, стоило мне ослабить контроль над разумом, перестать фильтровать мысли, как перед глазами всплывали воспоминания о телах умерших. Жуткие зрелища, застывшие люди. Кажется, я понемногу сходила с ума. От этих ярких картинок было не сбежать, как бы я ни старалась. А если мне всё же удавалось провалиться в забытье, то подсознание любезно подкидывало исковерканные образы моих детских страхов, копилка которых пополнилась после смерти мамы. Мне было боязно оставаться одной, и в то же время я жаждала уединения. Хотелось вырезать из себя все эмоции, превратиться в бездушную машину, но вместе с тем сохранить глубоко внутри слабый огонёк веры в лучшее. Потеряв сначала Чонгука, а через несколько недель и Тэхёна, я во многом переосмыслила своё отношение к жизни и окружающим меня людям. Да, я до сих пор скорбела по Чону и Такеши. Мне до сих пор было даже сложно дышать без них. Но теперь я старалась прожить по-настоящему каждый момент с теми, с кем мне посчастливилось встретиться и остаться рядом. Юрико, Хан, Иреми, тётушка Соын – они стали моей семьёй. Хотелось как можно больше видеть их улыбок, слышать от них тёплых и искренних слов, и дарить в ответ любовь, которой они меня наделяли, заботиться о них и оберегать. И всё же… никто не знал, что под моей подушкой лежала чёрная кожаная перчатка. Каждый вечер я ждала того момента, когда смогу прикоснуться к вещи, принадлежавшей наследнику благословенного рода, чтобы вновь увидеть Тэхёна, его беспредельно мягкую улыбку. Поначалу я горько плакала, когда уходила в видение, возвращаясь на балкон Стигмы, сердце щемило от знакомого пейзажа, открывающегося с высоты башни на столичный город и холмы. В зимнем дневном свете Джилиас был воистину прекрасен. Но со временем отчаяние и злость притупились, нежная печаль растекалась теплом по груди, а улыбка трогала губы, стоило мне увидеть сладко спящую себя, положившую голову на колени слегка недовольного Кима. Я завороженно глядела на снег, тихо падающий на землю, таящий на щёках и целующий прохладой ресницы. Наверное, я действительно медленно съезжала с катушек. Смотреть, как человек умирает, вместо сказки на ночь – это уже клиника. Но я так скучала по нему. По его согревающему огню, по улыбке, загадочному блеску магии в серебристо-васильковых глазах, по невероятно мудрым философским фразочкам спьяну. По ароматам цитруса и винограда. К которым примешался терпкий запах кофе. По всегда спокойному и тихому голосу воспитанника императора, его редкому смеху и мерцанию его любимых камней-артефактов на пальцах. И в какой-то момент я научилась самостоятельно выходить из видения, не дожидаясь, когда сердце Тэхёна остановится. Научилась не встречаться со смертью, касаясь предметов, пока сама этого не пожелаю. Тринадцатое января. Я по обычаю, как делала это всегда по утрам, выключила все пятнадцать будильников и поплелась сонная в ванную, чтобы умыться ледяной водой и почистить зубы. В коридоре было мрачно и холодно, я на цыпочках, стараясь не скрипеть старыми половицами, пробежала до белой двери, распахнула её и включила свет. Да так и замерла, встретившись в зеркале взглядом со своим отражением. Моя внешность полностью вернулась. В ответ на меня взирала прежняя я. Вот только глаза – радужки мерцали темнотой, переливались всеми оттенками чёрного. Цветом смерти. Усмехнулась, подходя ближе. Горечь и ирония. Бывший президент Чонсок был бы доволен, узнай, что «фиктивная» невеста его сына обрела власть над вторым даром. Теперь я типа элита. Никто бы не посмел сказать мне и слова в высшем обществе. Человек с двумя подчинёнными магиями – не слишком частое явление, чтобы можно было публично презирать его или недооценивать. Вот и наступил тот прекрасный момент, когда оба дара в моём теле наконец устаканились. Дар воздуха принял дар смерти, теперь они созвучно текли по моей крови. И когда я буду слишком эмоциональна, магия ветра больше не сорвётся и не устроит свою персональную магическую истерику. Выдохнула и подняла руку, подушечками пальцев заскользила по собственному, привычно-непривычному, отражению. Мои силы в итоге подчинились. И я не знала, чего мне хотелось сейчас больше: радоваться или плакать. Да, мой дар теперь полностью под моим контролем, можно больше не бояться, что меня вновь затянет в нежелательные видения при столкновении со случайными предметами. Я смогу абстрагироваться от умирающих, чтобы не жить их чувствами и эмоциями, чтобы не стареть душой и сердцем на глазах. И всё же… если бы не этот дар… если бы не эта жуткая магия, дарованная мне свыше, Чонгук бы не погиб. Если уход Тэхёна я могла оплакивать, могла скучать по наследнику благословенного рода и злиться на него за то, что не дал мне больше времени на поиски… То Чонгука я ни в чём винить не могла. И порой мне казалось, что я не заслуживала даже хранить память о нём в своём сердце, тосковать над нашими общими фотографиями и рыдать о минувшем прошлом в минуты острого отчаяния. Ведь именно из-за меня, из-за моих сил – магии ветра и магии смерти – Чон исчез из этого мира. Как могла я радоваться обретению контроля, зная, что эти «дары» оказались проклятьем, уничтожившим моего любимого? «Его душа, скорее всего, уже обрела новое рождение…» И лишь эта горькая мысль приносила мне слабое утешение.

× × Death’s desire × ×