16 апреля, около десяти часов вечера.
«Моя смерть должна быть красивой…» – эта строчка в дневнике одиннадцатилетней девочки теперь на внутренней стороне век пылала во тьме.
Сколько себя помнила, никогда не боялась смерти. Ощущение хождения по краю, близость неизвестности и конца боли – меня всегда тянуло глотнуть из чаши Жнеца Смерти. В каком-то смысле это было моей мечтой – уйти красиво… и красивой. Я долго к этому готовилась, долго шла, и теперь понятно, что каждый мой шаг, поступок, каждое решение вели к этому моменту. В шкатулке, что ютилась в нижнем ящике комода в моей спальне, уже давно лежала ампула с ядом – быстрым и безболезненным.
Я хотела уйти на закате, сидя на скамье-качели в саду, смотря на небо, взглядом встречая зажигающиеся звёзды. Хотела в последние свои удары сердца вдыхать ароматы диких роз и ромашек, растущих сумбурно под ногами, слушать птиц в зарослях черёмухи и просто улыбаться – безумно счастливо и легко, не волнуясь о завтрашнем, не сожалея о прошлом. Я хотела, всю жизнь планировала на эти последние вздохи забыть обо всём мире, о долге и ответственности, о семье и друзьях, об искорёженной душе и сломанной в детстве психике. Я хотела забыться и почувствовать хотя бы раз в жизни, что жива. А потом уйти, ощутив саму жизнь без сожаления на языке.
А теперь же… усмехнулась, приходя в себя. Мне снился какой-то бред, будто меня похитили, затащили в мрачный подвал и раздевали для операции на органы… резко распахнула глаза, но картинка не изменилась, вокруг было темно и почти тихо. Звук клубной музыки и смех людей доносился будто из-за толщи очень прочного стекла.
Горло сдавливала широкая удавка, на руках и ногах какие-то металлические обручи, и кажется, я находилась в стоячем положении, так как пятки уже ныли от неподвижности и тяжести.
– Эй, меня кто-нибудь слышит? – крикнула для профилактики, но вопрос глухо стукнулся о стенку впереди, не прорвавшись наружу.
Вот так м-да…
– Ну не в гробу же я? – чтобы хоть как-то придать ситуации спокойную нотку, проговорила мысль вслух.
Попробовала подвигать правой ногой, но коленка была прикована, кожу щекотал бархат обивки.
– Это будет самой ненормальной шуткой за всю мою жизнь, – я засмеялась, этим нелепым действием желая прогнать зарождающийся страх.
Да, я хотела умереть, но в «мёртвом чемодане» планировала оказаться уже неживой. Сердце забилось быстрее, паника ещё пока не проявлялась, но дышать я уже стала скорее и сипло, через раз.
«Если так продолжится, то сколько я выдержку? На сколько хватит воздуха?»
Головой – единственной частью тела, которой могла шевелить, попробовала постучать по задней стенке. Но даже та часть разума, отвечающая за бессмысленную и необоснованную надежду, была категорично пессимистично настроена.
Прикрыла глаза, полностью расслабляясь. По идее должно было накрыть отчаяние, но безнадёга не приходила. Я всё равно собиралась умереть, так чем удушье от нехватки воздуха было хуже яда?
Вот только предсмертные муки меня немного пугали…
Иногда я проваливалась в бессознанье, теряла связь с реальностью, но раз за разом просыпалась в темноте, в тесном пространстве. Дышать становилось труднее. Хотелось пить и в туалет.
Тысячу раз уже прокляла себя за то, что решила-таки всё же сходить к стоматологу перед кончиной.
Вдруг неуловимо что-то изменилось. Наружный мир стал громче, щёлкнули невидимые затворки, передняя стена отъехала. Вокруг были люди, свет ламп оглушал зрение, но слух резала слишком громкая музыка и смешки зрителей.
– Кто это здесь у нас? – ко мне приблизился парень, от которого нестерпимо несло алкоголем. Шатаясь, он чуть не уткнулся носом мне в грудь. Только сейчас поняла, что я оказалась на обозрении подвыпивших веселящихся людей совершенно голая, лишь небольшая табличка прикрывала район заострившихся на холоде сосков. – Ой, глядите, тут что-то написано… «Ос-то-рож-но – бом-ба!» – прочитал тот по слогам, заставив разразиться остальных очередным приступом хохота.
Другой парень, уже повыше, с длинными светлыми волосами, вышел из толпы, прищурился, осматривая меня и пробегая взглядом по надписи:
– Смотри, Чон, – он повернулся к кому-то, кого мне было не увидеть, – а она неплоха.
– Не бомба, но за бомбочку сойдёт, – стало доноситься оценивающе со стороны веселящихся парней.
– Скорее за гранату. Такую после использования бросить будет не жалко.
– А мне больше мины нравятся…
Компания всё больше распалялась, вгоняя меня в краску и злость. Я бы предпочла никогда не слышать этих слов и выражений, хотелось сбежать, но я до сих пор не могла пошевелить даже пальцами.
– Здесь кнопка, – первый парень неуклюже стукнул по круглой пластинке рядом с моим правым плечом.
Оковы тут же расстегнулись, я полетела на пол, больно ударилась коленями, но быстро пересела и закрылась руками. Хотелось опустить веки и заткнуть уши, только бы не ощущать на себе эти пьяные взгляды, не слышать разговоры. Но я искала, лихорадочно водя глазами по окружению, путь, любой выход, просвет для побега.
Внезапно толпа расступилась, я оказалась в десяти метрах от невысокого помоста в центре зала. В креслах сидели уже другие люди, серьёзнее, трезвее, статусом и положением, похоже, выше. Кто-то потягивал виски, дымил сигарами, но все тоже с праздным любопытством разглядывали меня.
Подняла взор на человека, занимавшего центральное кресло, он подался чуть вперёд, чтобы получше рассмотреть меня. Ещё совсем юноша, светлая кожа, тонкие запястья, скрещенные под подбородком. Чёрные узкие глаза, волосы на оттенок светлее. Но когда я поймала его взгляд, душу прошибло током. Он смотрел на меня молча, изучающе, но от этого внимания хотелось сбежать.
И я поняла для себя отчётливо, что никогда не смогу забыть этих глаз.
Они прошибали, топили и обливали безразличием.
Они были такими ясными и запоминающимися.
До мурашек по коже.
× × Death’s desire × ×
ჯ До мурашек ჯ
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.