Death's desire — Прежде чем я умру

Но стоило ей вспорхнуть, как пыльца осыпалась прахом. – «Бабочки плачут росой, а звёзды смеются над людьми» by KH

За окном чернело небо, в камине потрескивали догорающие поленья, старинные часы, привезённые, по словам Чона младшего, ещё прадедушкой Канхо из заморской страны, убаюкивали приглушённым «тик-так». Потянулась, с наслаждением осознавая, что не нужно торопиться, планировать и тонуть в заботах о завтра. Мои затяжные каникулы под названием «Контракт на три месяца» позволяли мне бессовестно лениться целыми днями и не париться о таких простых вещах как работа, квартплата и пропитание. Чон Чонсок, великий враг всего человечества и лично мой, великодушно обеспечивал меня самым необходимым, пока я находилась подле его сына и благоразумно «удерживала его от необдуманных поступков», коими являлись… – всегда терялась в догадках над этой фразой президента. Куранты прозвенели четверть двенадцатого. Мне не хотелось уходить. Канхо с Джуном ушли спать, поэтому в гостиной мы остались вдвоём с Чонгуком. Не считая кота и собаки. Последние придумали своеобразную игру, прячась за спинками и ножками кресел, диванов и прочей мебели. Драго поджидал за углом Хвана, который невозмутимо (с самой беспалевной и не догадывающейся ни о чём мордой) бродил по ковру, исподтишка бил его лапой по хвосту и затем радостно убегал. Вслед неслось недовольное ворчание мопса. Через минуту всё повторялось. Мы с Чоном притихли, спрятались за подушками на софе и со шпионским видом следили за питомцами. На лице у юноши то и дело проскальзывала улыбка, от волос пахло мятой. Рукава растянутого донельзя, но безмерно любимого им вязаного красно-чёрного свитера всё время норовили сползти, закрыв даже кончики пальцев. Парень неосознанно машинально поправлял их, но они тут же непослушно спускались с локтей к запястьям. Пара прядей из чёлки упала на его длинные ресницы, но он не замечал, увлечённый погоней черныша и Хвана. Белоснежная улыбка вновь озарила его лицо, вокруг глаз собрались крохотные морщинки, а под нижней губой проявилась едва заметная родинка, которая придавала ему особого шарма. Такой родной, такой домашний… мне действительно не хотелось уходить. Не хотелось оставаться одной. С великой тяжестью на сердце, но я признала, что без Чонгука под боком мои сны стали беспокойными. Я скучала по нему, по его порой несносному характеру, по размеренному дыханию, по распевкам в душе, по нашим спорам, по самодовольному хмыканью, когда он оказывался прав. По его всегда ясным и понимающим глазам, по взгляду, каким он смотрел на меня, если просыпался раньше, по его хриплому, почти неслышному «доброе утро». Драго приготовился к новой вылазке на хвост серого пса, Чон подался вперёд, чтобы получше рассмотреть, но задел рукой подушку. Та с оглушительным «плюх» упала, испугав котёнка до полусмерти. У него шерсть дыбом встала, ушки прижались к голове, и в следующий момент его лапы уже стучали на другом краю гостиной. Вслед за давшим дёру чернышом, нас покинул и Хван, с осуждением перед этим посмотрев на нас. Его коготки заскребли по плитке балкона, приоткрытая дверь на который пускала свежий ночной воздух в прогретую камином гостиную. В гневе скинула парня с софы, когда он потянулся, чтобы вернуть мягкую думку на место. – Что ты наделал? Всю конспирацию нам испортил! – я, полушутя-полузлясь, стукнула его поднятой подушкой. Чонгук охнул и во имя возмездия протянул ко мне руку, чтобы стащить с дивана. И как бы я не упиралась, победителем выходил всегда он, потому что, хоть мы и были почти одинакового роста и в одной весовой категории, всё же мышц натренированных у него побольше было. Вот и в этот раз я оказалась на полу быстрее скорости мысли. Точнее не на полу. На нём. Ладони мои упёрлись в ковёр по обе стороны от черноволосой головы, левая коленка таранила его живот. Я смотрела на него сверху вниз, в его потешающиеся глаза, и тихо закипала. Идеальная поза для того, чтобы задушить одного вредного и вечно дерзко ухмыляющегося парня. Пальцы в шутку сомкнулись на его шее, я ощутила пульс под кожей, локтем уловила биение чужого сердца в груди. Сглотнула. У меня самой в ушах гулко стучала кровь. – Спешу тебя расстроить, так ты никого не задушишь, – Чон сдул чёлку с век, оскалился, обнажая белые клыки, – только силу зря потратишь. – Откуда ты знаешь? Вас в академии учили что ли, как душить? Мои запястья перехватили, тихо рассмеялись в ответ. – И не только. Нас ещё и захватам разным обучали, – выдохнул мне в лицо Чонгук, а в следующую секунду мир перевернулся, уже я оказалась зажата между полом и парнем, который лишил меня всякого движения. Теперь его пальцы скользили по моей шее, вырисовывали звёзды на щеке, пробирались к виску, отчего по всему телу побежали мурашки. В миг из озорного, его взгляд превратился в искушённый и затягивающий. К губам прилил жар, а лоб наоборот, покрылся испариной. Медленно выдохнула, с непонятным мне испугом и замешательством смотря в чёрные глаза напротив. Кажется, мозг просто завис, не понимая, что происходит. Ещё минуту назад мы смеялись из укрытия, потешались над игрой в догонялки Хвана и Драго, а сейчас я лежала на мягких ворсинках ковра, попавшая в ловушку из объятий сына президента. Парень с самым невозмутимым видом приблизился к моему лицу, кончиком носа почти коснувшись моей переносицы. Его тёплое дыхание защекотало висок – там, где только что дотрагивались его пальцы. – Попалась, – выдохнули мне в ухо. Чон, не отстраняясь, поменял захват и свободной рукой пробежался по моим волосам, сжал их несильно. Теперь я даже шею повернуть не могла. Задержала дыхание, стоило чужим губам коснуться мочки уха, затем надбровной дуги, впадинки у глаза, скулы… – Что ты..? Не успела я закончить вопрос, как парень отпрянул от меня и резко отвернулся. Звонкое «апчхи» разбило тишину гостиной. Я чуть в голос не заржала от комичности ситуации. И пока Чонгук не опомнился, незаметно откатилась в сторону под едва слышимую брань на «грёбаную аллергию». – Ты куда? – он всё же заметил моё отсутствие, когда я уже добралась до двери в коридор. – Чонгук, не хочу тебя пугать, но я кое-что вспомнила, – самым пугающим тоном, на который была способна, сказала я. – Что? – подавив очередной чих, с недовольством спросил он. – Там в холодильнике мороженое. Я поклялась его сегодня съесть. Если не съем, умру, – протараторила я и метнулась на кухню. В темноте по памяти схватила с сушилки столовую ложку и залезла в морозильник, чтобы вытащить на свет огромное ведёрко фисташкового пломбира. Не прошло и тридцати секунд, как я уже сидела в своей комнате на полу перед окном во всю стену, запихивала себе в рот до жути холодное мороженое, стремясь сбить жар со щёк. И безуспешно пыталась усмирить расшалившееся, бешено стучащее сердце. Вот он, тот самый опасный момент, которого я больше всего опасалась. Ни бомба, ни Лабиринты Забвения, ни огнестрельное оружие и вспышки камер папарацци – ни этого я всего страшилась. Смотреть в чёрные, завораживающие глаза, задерживать дыхание, не останавливать Чонгука и, напротив, с предвкушением ожидать его дальнейших действий. Желать прикоснуться, ощутить, впитать, раствориться в близости с другим человеком. Меня потряхивало от мыслей об этом. Впервые могла согласиться в чём-то с Чон Чонсоком. Он был прав, когда говорил, что жизнь, чувства и ощущения в реале намного сильнее и ярче, чем их подобие в виртуальном мире. Бабочки в солнечном сплетении, ураган эмоций, дрожь в пальцах, рябь в глазах от гулко стучащей крови в ушах под давлением гормонов. Настоящая химия между людьми – одно из величайших творений демиурга, его прекрасный замысел. Но мне не нужна была любовь, влюблённость или какое другое похожее чувство. Только не сейчас, когда я уже всё решила. Окончательно и бесповоротно. Меня пугало моё же собственное сердце, которое, обезумевшее, рвалось к этим странным и нелепым страданиям, называющимся любовью. Возможно, так и становятся мазохистами? Мне до одури нравились эти ощущения хождения по краю. Казалось, ещё чуть-чуть и внутри что-то треснет, я перестану быть прежней собой, сломленная или наоборот – сломавшая в себе с упорством и страстью возводимые моральные устои. Всегда презирала историю о Ромео и Джульетте. Полюбить сына врага, предать свою семью, а затем умереть – Джульетта жила порывами эмоций, желанием сердца, не прислушиваясь к голосу разума. И чем же всё закончилось? До безумия романтичная и печальная история об этих двух влюблённых приводила меня в ярость одним лишь своим существованием. Итог их любви, оборванные жизни – прекрасный образец идеи о том, что счастливых концовок у запретных и противоречивых отношений не бывает. Но с другой стороны… мне не давала покоя мысль о том, что они покинули мир с любовью в сердцах, любя бескорыстно и открыто. Они не успели разочароваться в друг друге, в «великой и способной на чудеса». Смерть забрала у них дыхание жизни, но подарила счастливый уход. Они умерли с любовью на устах, а не с сожалением, обидой или раздражением. Поэтому я даже отчасти была рада своему решению уйти из жизни так скоро. Убью президента, покончу с собой, вспоминая в последние минуты улыбку Чонгука, его взгляд. Напишу ему письмо-признание, но так и не вручу. Сожгу его перед концом. Уйду без страха и раскаяния, с нежными чувствами к нему, с влюблённостью, бегущей по крови. И попрошу у неба напоследок подарить Чону младшему возможность забыть меня, прожить долгую и достойную жизнь, не вспоминая. Я так и заснула на полу в обнимку с ведёрком мороженого, усыплённая собственными мыслями о будущем, с каждым ударом сердца приближающимся эпилогом. Мне снова приснился президент Чонсок. И вновь я смутно помнила, что он делал в моих снах, что говорил, но ощущения по пробуждению испугали. Проснулась с немым криком, потому что не могла кричать от удушья и жары. Взглянула на часы – лишь два часа ночи. Отмела отчаянную идею разбудить Канджуна и попросить его снова загипнотизировать меня, пожалела его. Взяла с кровати тяжёлое одеяло, пару подушек и вышла на балкон. Устроилась в плетёном кресле, прижав колени к груди, и закрыла глаза, слушая ветер, позволяя сознанию раствориться в нём. А на следующее утро Эрис, крохотный комочек под названием Жизнь, умерла. Канхо сказал, что, несмотря на всю нашу заботу и помощь, котёнок так и не смог выкарабкаться. От ринотрахеита умирает много бездомных кошек с ослабленным иммунитетом. Дня три я не выходила из своей комнаты, свалив заботу о черныше на Чонгука и Джуна. Прав был Дарым, я действительно пролила много слёз из-за Эри, проклиная людей, безжалостно выкинувших живых существ на улицу. Да, разные бывают ситуации, иногда просто нет возможности позаботиться о питомцах, но ведь можно же было найти другое решение, спасти их, а не оставлять в коробке, где в холодные ночи эти комочки жались друг к другу, пытаясь согреться, голодные, больные и брошенные на произвол жестокой судьбы. Стоило только вспомнить это худое, едва ходящее, с нездоровыми глазками существо, как горло сводило спазмом, я не могла говорить, не могла связно думать. Всего лишь за сутки я привязалась к Эри, и боль от её потери была сильна. Я не позволяла Чонгуку сглаживать мои эмоции, мне хотелось со скорбью проводить Эрис в другой мир, в котором, я надеялась, её жизнь будет намного лучше. Похороны я пропустила, как потом рассказал Канхо, Чон сжёг сестру Драго, а пепел развеял по ветру. Я была благодарна парню за то, что он сделал то, что я не смогла. Не смогла попрощаться. Давно я не была так расстроена, избегала людей, запиралась в спальне, только изредка позволяя сердобольному дедушке Ли утащить меня на ужин. Но аппетита не было, кусок в горло не лез. Кошмары всё так же меня мучали. Несмотря на то, что Канджун каждый вечер использовал на мне свой гипноз. Всякий раз мне снился Чон Чонсок, его магия Забвения, поглощающая меня. Иногда это однообразие даже забавляло. Я закономерно ненавидела главу страны – мне закономерно он являлся во снах и улыбался вымораживающей улыбкой. Я научилась с иронией относиться к своему сходящему с ума бессознанью. Как говорила тётя, жившая по соседству, «если не можешь побороть страшные или неприятные вещи, засмей их до смерти». Да, хохотать над своим бессильем – порой единственное, что остаётся. Уже ближе к ночи третьего дня я всё же решила выйти из комнаты, захотелось подышать свежим воздухом, да и слёз больше не осталось. В камине привычно потрескивали дрова, Чонгук с книгой сидел перед пламенем, правой рукой трепал за ушами черныша. На удивление, за дни, пока я пребывала в своём мире из слёз и постоянных кошмаров, эти двое сблизились. Драго почти не отходил от парня, хвостиком следуя за ним повсюду. На мгновение мне стало завидно. Котёнок мог в любую минуту подбежать к Чону, попросить у него ласки, мог наслаждаться теплотой, нежностью и бескорыстно любить в ответ. «Эх, Сири, до чего ты дошла? Ревнуешь уже к коту…» Мне стало одновременно и смешно от своих мыслей, и одиноко до жути. – О, кое-кто соизволил выйти на свет в кои-то веки, – заметил моё появление юноша, на мгновение оторвавшись от чтения. Подошла к нему и уселась на пол, спиной прислоняясь к чужой спине. Плечи Чонгука напряглись, но он тут же расслабился, услышав мою просьбу: – Можно я просто послушаю твоё дыхание? Мне не ответили, молчаливо давая добро. Я так и сидела, слушая ход часов, треск в камине, шелест переворачиваемых страниц, смотрела на далёкие мигающие огоньки города внизу, ощущая спокойное и глубокое дыхание Чона. Время тянулось неспешно. Я наслаждалась штилем, который наступил рядом с сыном моего врага. Шторм из слёз и бури эмоций прошёл, и теперь так тихо, так безмятежно было на душе. – Если хочешь выговориться, я выслушаю тебя, – внезапно предложил Чонгук. Он отложил книгу и повернулся ко мне. Помотала головой, не хотелось портить момент разговорами. Попросила вместо этого: – Можно тебя обнять? Юноша сам ко мне потянулся, обхватил меня руками. Прижалась губами к вороту его рубашки, вдыхая аромат мятного шампуня. По моей спине скользила тёплая ладонь Чонгука. Парень начал тихо говорить: – Мне бы так хотелось хотя бы раз погладить тебя по голове, Сири, приговаривая, что всё будет хорошо, убаюкать твою боль в душе, спеть колыбельную твоим страхам и самокопаниям, но ты же мне никогда не позволишь этого сделать, – в его голосе звучала улыбка. – Можешь. – Что? – Погладить по голове, – едва слышно вымолвила я и зависла, не веря, что произнесла это. Сама того не заметив, я оказалась полулежащей на ковре, голова моя покоилась на коленях парня, который осторожно, боясь причинить боль, расплёл мои волосы и сейчас нежно поглаживал их. – Но ведь просто слова «всё будет хорошо» тебя не утешат, да? – с печалью спросил он. Кивнула. До дрожи на губах хотелось рассказать ему всё. Поведать все те мысли, которые бередили душу, мешали спокойно жить. Но ломать психику Чонгуку я не собиралась. Мы так и лежали в полуобнимку перед камином, смотрели на пламя и наслаждались уютной тишиной, пока котёнок игрался с сотканными из магии огненными и воздушными мышками. И только уже на пороге наших спален юноша нарушил молчание. – Точно не хочешь поспать вместе? – Чонгук запустил пятерню в волосы, неловкость и робость сквозили в каждом его движении. – Я соскучился. – Боюсь, Драго этого не оценит. Он и так уже на нас косо смотрит, – попыталась отшутиться я. – Хорошо. Посплю сегодня с ним, – Чон нагнулся, чтобы поднять пытающегося забраться по его штанине чёрного котёнка. На тёмном небосводе рассыпались звёзды, за окном злел ветер, принося холодный воздух с севера. – Спасибо, – выдохнула тихо, проводя кончиками пальцев по макушке черныша. Чонгук улыбнулся, зная, что разъяснений от меня не добьётся – да и зачем, если и так всё понятно. – Всегда пожалуйста, Сири, – шепнул он в ответ, поглаживая кота за ушами. На миг наши руки соприкоснулись. – Я рад, что ты позволила мне скрасить твоё одиночество и облегчить тяжёлые мысли… Драго зевнул, устраиваясь поудобнее на ладонях юноши. Парень прижал его к груди, чтобы тот ненароком не свалился. Улыбнулась впервые за несколько дней. Присутствие Чонгука – словно волшебная таблетка, мне так легко на душе давно не было. После вечера с ним наедине все переживания, тревога и страх, печаль, злость и ненависть угасли. И дело было даже не в магии эмоций. Всепонимающие чёрные глаза и добрая улыбка подкупали своей искренностью. – Сири. Повернулась, так и не успев открыть дверь в комнату. Чон прошёлся по моему лицу изучающим взглядом, а затем сказал серьёзно: – Хоть я не могу читать мысли по твоему дыханию, я всегда буду рядом, если тебе захочется выдохнуть слова… Помни об этом, пожалуйста. И, не дожидаясь ответа, он скрылся в своей спальне. Неосознанно потянулась к светящемуся кольцу, которое он подарил мне на берегу моря в день, когда я попрощалась с бомбой. Магия в нём переливалась пламенем, согревая. «Спасибо, Чонгук. Реально спасибо за всё…» Я никогда не смогла бы рассказать о своих планах и целях, но при мысли о том, что у меня была такая возможность, мне становилось легче. Темнота и бесконечный коридор с решётками по бокам, под ногами и над головой. Прутья решёток пульсировали, словно живые, из металла вырастали шипы, вспарывая кожу в кровь. Я бежала по бесконечной тюрьме из своего кошмара под непрекращающийся мерный частый стук. От моих быстрых шагов пол дрожал, скрежетал, эхо подхватывало эти звуки, превращая их в постоянный раздражающий гул. Мне тяжело было дышать. И даже не от бега. Воздух, обычно приветливый, заигрывающий с магией в моих жилах, теперь давил, выбивал весь дух из груди. Но вот впереди неяркий отблеск света. Я ускорилась, изо всех сил желая вырваться на свободу… но оказалась в огромном зале, освещённом по кругу тусклыми светильниками. В центре стоял человек, тьма скрывала почти всё его лицо. У него усмешка на губах – не увидела, скорее ощутила её. Мужчина что-то говорил, сотканный весь из тени, плащ мглы укрывал его плечи. Так нам в школьных учебниках по истории описывали великих магов прошлого, устроивших не одну катастрофу мирового масштаба, каждый раз приводившую век людей к практически полному исчезновению. Маг подошёл ко мне, протянул кинжал с каменной рукоятью. – Что мне нужно делать? – не своим голосом спросила я, дрожа от непонятной магии. – Ты сама знаешь… – шёпотом донеслось со всех сторон. Лезвие клинка манило, желало ощутить кровь – я словно читала его мысли. – Я не хочу! – выкрикнула в пустоту. – Только не сейчас. Пока ещё рано. Попятилась обратно к коридору. Там мне хоть и было больно, но не заставляли выбирать, принимать решение. Смех донёсся из темноты. – Ты думала, это для твоей смерти? – поинтересовался рокочущий голос, усмешка звучала в каждом слове. Сердце забилось обезумевшей птицей в клетке. Страх сковал мои мышцы, холодными иглами впивался в плоть, лениво пробирался по крови к груди. Я не могла отвернуться, закрыть глаза или издать звука. Открывала рот, но всё, что получалось – тихо выдыхать клубы тёплого воздуха. Чужая рука с кинжалом молниеносно поднялась, сделала короткий надрез на моём левом запястье, из которого полилась кровь. Так больно, что я закричала, но в ответ услышала лишь тишину. Алые капли стекали на пол, затуманивали зрение, они заполняли зал, превращались в кровавое море, которое поглощало меня. Я металась в темноте, пыталась выбраться, вдохнуть воздуха, но тьма и кровь сжимали, душили и медленно высасывали из меня надежду на спасение. С губ сорвался беззвучный вопль, прежде чем я потеряла сознание. Сон оборвался. Реальность обрушилась на меня, я часто задышала, глотая воздух. Постепенно начали возвращаться все чувства. Я услышала прерывистый шёпот Чонгука. – Не плачь, Сири… Прошу тебя, не плачь. С трудом открыла глаза, но слёзы мешали видеть. Чон прижимал меня к себе, баюкая, с едва уловимой нежностью гладил мои волосы. Его губы мягко коснулись моего лба, осторожно и очень ласково, будто он опасался любым движением причинить мне боль. Мы так и сидели на постели, сохраняя молчание, пока я совсем не отошла от кошмара. Понемногу дрожь в теле прошла, пальцы начали слушаться меня. Успокоенно выдохнула, смахнула последние слезинки со щёк и повернулась к парню, который до этого мягко окутывал меня своей магией, поглощая панику и страх. Благодарность поднялась во мне щемящей волной, стоило взглянуть на уставшего юношу с осунувшимся лицом. Сколько он сидел подле меня? Сколько времени прошло? Оглянулась, с удивлением замечая, что небо посветлело. Ветер уносил белые перья-облака на запад, предвещая солнце. – Я услышал, как ты кричала, – хриплым голосом сказал Чонгук, беря меня за руку. Его пальцы рисовали круги на ладони, даря умиротворение. Чёлка упала на его глаза, путалась в ресницах. Потянулась, чтобы убрать непослушные пряди с его лба, но моё запястье перехватили, рассматривая странный узор на нём. Из груди разом весь воздух выбило, я смотрела на тёмную линию поверх веточки едва заметных голубых вен и недоумевала. Чёрная неосязаемая нить впивалась в кожу, опоясывая своеобразным браслетом мою руку. Чон прищурился, а затем напрягся, сжал челюсти. – Что это? – с моих дрожащих губ сорвался вопрос. – Проклятье, – выдохнул он, словно ругался. – Что? Не пугай меня, – с несмелой улыбкой попросила я. От серьёзного вида парня становилось не по себе. На мгновение юноша прикрыл веки, между его бровями прорезалась складка. А в следующий миг в его взгляде можно было прочесть столько горечи... – Это проклятье, – на меня смотрели с сожалением чёрные глаза Чонгука. – Тебя прокляли, Сири. Голова закружилась, я сглотнула и почувствовала, как мир и спокойствие уходят от меня, разбиваются в хрупкую дымку. Кровь прилила к ушам, только теперь я поняла, что стук, который до этого преследовал каждую ночь в кошмарах, оказался биением моего собственного сердца.

× × Death’s desire × ×

ჯ Проклятье ჯ