Death's desire — Прежде чем я умру

Счастье – как пыльца на крыльях бабочки. Такое же лёгкое и едва осязаемое. – «Бабочки плачут росой, а звёзды смеются над людьми» by KH

– Чонгук, – резко дёрнула парня за плечо, второй рукой указывая за окно. Юноша очнулся от мыслей, взглянул на улицу, тут же лёгкая улыбка скользнула по губам. – Остановитесь здесь, – попросил он водителя. Лихван, сидящий впереди на пассажирском сидении, тут же обернулся, нахмурившись. – Мы ненадолго, – заверил его Чон младший, уже захлопывая за мной дверцу машины. –Ну вот что им на месте всегда не сидится? – проворчал телохранитель, вылезая из авто. Радостно выдохнула, взирая на громадную голову клоуна, через рот которого проходили люди. Вход в парк развлечений меня с детства пугал, ещё когда мы с мамой по выходным устраивали день катаний на аттракционах. Чтобы попасть в мир детских мечтаний и забав, нужно было преодолеть трёхметровую пасть чудовища, по-другому эту физиономию клоуна-переростка не назовёшь. Самое страшное – миновать зубы, висевшие над головой, казалось, что вот-вот они сейчас расшатаются и упадут, подарив птичек со звёздочками и большую шишку, как в старых мультфильмах. Мама, зная мой страх, всегда говорила, что не стоит переживать по этому поводу, ведь у клоуна есть специальная команда, которая два раза в день чистит ему зубы, поэтому они у него здоровые и без кариеса, не упадут. Улыбнулась, с ностальгией взирая на одно из самых известных лиц столицы – визитку главного парка аттракционов. Ничто так не прогоняло печаль, тоску и хандру, как аромат карамельного попкорна и нотки горелого сахара, доносившиеся от тележки со сладкой ватой. – Пошлите, – я потащила парней в сторону касс. У Чонгука не оказалось с собой наличных, а кольцо с привязанным к нему банковским счётом он, такой растяпа, забыл, поэтому платить за нас пришлось бедному Лихвану, который не смог устоять под нашими умоляющими взглядами. – Только мы тут на два часа, не больше, – предупредил хранитель, поскорее желая сдать нас на руки президенту и пойти отдыхать. Мне было его немного жаль, он целый день с нами уже возился, начиная с того, что забрал нас из домика у моря, потом отвёз в лабораторию, где мне сняли бомбу, затем на музыкальный стадион, и вот теперь мы донимали его своими капризами с аттракционами. Но в то же время маленький эгоист во мне цвёл и благоухал, мою шею не сдавливала удавка, концерт любимой группы удался на славу – день сегодня прошёл прекрасно, поэтому вечер так скоро заканчивать не было желания. Тем более в летние ночи парки работали круглосуточно. Да, в столице умели и знали, как развлекаться. Мне как никогда хотелось ощутить свободу на кончиках пальцев, забыться в визге и скорости, ощущении адреналина и запоздалых мурашек по коже. – Я тут лет десять не был, – оглядывался Чонгук в поисках знакомых ориентиров. – Я тоже. Куда пойдём? Взглянула на Чона, он вдруг замер, ветер взъерошил тёмные волосы, от которых до сих пор пахло морским ветром и солью. Глаза юноши засияли от восторга. Мы остановились прямо перед вывеской с самым опасным аттракционом. Впереди раскинулась лента рельс, по которым с безумной скоростью носились вагонетки. От криков эйфории и визгов ужаса закладывало уши. – В прошлый раз я по росту не подходил, слишком мелкий был. Хотя всегда мечтал прокатиться, – усмехнулся спутник. – А ты? – меня одарили исступленным взглядом человека, решившегося на безумный поступок. – Я тоже была маленькая. Без дальнейших разговоров мы направились к высоким горкам, с каждым шагом неестественная радость поднималась из глубин души, заставляя бежать кровь скорее по венам. Разум ещё не до конца осознал, на что согласился, но по телу уже прошла дрожь беспокойства. В солнечном сплетении порхали бабочки, сердце трепетно билось, одновременно предвкушая и страшась. Кончики пальцев похолодели, я спрятала их подмышки, стараясь не показывать волнение. Отстояв небольшую очередь, мы с Чонгуком залезли в двухместную вагонетку, оставив Лихвана дожидаться нас на земле. Он не питал особого энтузиазма к нашей затее, поэтому было забавно и необычно видеть вечно улыбчивого и неунывающего телохранителя таким ворчливым. Операторы пристегнули нас, проговорили краткую инструкцию и пожелали хорошего пути. И если зону джунглей, пока наше двухместное судно, стучащее колёсами, разгонялось, я ещё сдерживала себя, то на виражах в пустыне завизжала, срывая голос на радость Чонгуку. Песчаные барханы сменились водопадом, с которого мы почти под углом в восемьдесят градусов съехали вниз, затем дорога привела нас в крытый павильон, в котором из полной тьмы зажигались звёзды и выплывали планеты. Мы объехали почти всю территорию парка, чтобы вернуться к началу. Но перед финишем ждало последнее испытание – гора, на которую медленно, потихоньку взбиралась крохотная вагонетка. На самой высшей точке открытый вагончик завис на полминуты, позволяя насладиться видом ночного города. Захотелось вернуться в это самое место ещё раз, чтобы посмотреть отсюда на столицу уже в солнечном свете. Люди на парковой площади казались миниатюрными, от высоты дух захватывало, даже ветер, гуляющий свободно на просторе, был чище. Тележка с толчком тронулась, до побелевших костяшек сжала поручни, переглянулась с Чонгуком, желая лишь одного – чтобы спуск закончился как можно скорее. Сердце пропустило пару ударов, а то и вовсе остановилось от страха, я уже жалела, что согласилась пойти на этот аттракцион. Ну вот почему люди так горазды придумывать себе развлечения, вкусив которые, седые волосы – это наименьшее, чем ты можешь обделаться? А затем нас просто скинуло вниз. Это уже потом мы посмеёмся друг над другом, слушая охрипшие голоса, но тогда нам было до ужаса страшно. Мы на пару с Чонгуком завопили, словно нас заживо пожирал адский проклятый огонь. Вот честно, лучше умру, чем повторю эту поездку на бис. После таких эмоциональных горок мы решили больше не испытывать себя на аттракционах. Я первые пять минут вообще от скамейки не могла оторваться, ощущая, как потряхивает каждая мышца тела, напоенная адреналиновой кровью. Лихван стоял рядом и со смехом в глазах молчаливо потешался над нами. На его предложение отправиться домой мы ответили отказом. Нам было не до этого, хотелось спокойствия и уюта, а не взбучки от президента за то, что уже полдня мы шатались по самым людным местам страны, не заботясь о безопасности. Телохранитель увёл нас на аллею в дальней части парка. Вдоль дорожки бежали фонтаны, освещая путь. Ветерок приятно ласкал кожу и шелестел листьями деревьев, играл с цветами на клумбах, отчего тёплый воздух летней ночи смешался с медовым благоуханием распустившихся бутончиков левкои. Совсем рядом скрипели качели, негромко играла музыка из детских игрушечных автоматов. Мы выпросили у Лихвана мороженое и в тишине наслаждались им, ожидая, когда водитель президента подъедет к заднему входу в парк, чтобы забрать нас. Старшеклассники пускали мыльные пузыри, развлекая позднюю публику. Мне всегда нравились мыльные пузыри. Они красиво блестели на свету, танцуя с воздухом, мгновенно исчезали, зато сколько красоты и радости приносили в мир. Я бы хотела, чтобы моя жизнь была похожа на них… такая же скоротечная, но прекрасная. Улыбнулась печально, моя жизнь никому не принесёт радости, но никто и не вспомнит обо мне после – точно так же, как и об этом хрупком мыльном создании, что не долетел до моей руки. Я лопну, крохотные капли развеет ветер, от меня не останется и пылинки памяти. – О чём думаешь? – Чонгук подался ко мне, уловив диссонанс в моих эмоциях. – Красиво здесь. Мы с мамой часто раньше гуляли по аллее, но это было так давно… словно во сне, который давно приснился, но запомнился. Когда даже не знаешь, была ли это реальность или просто сон, отрывок воспоминания. Чон кивнул. – У меня тоже часто такое бывает. Иногда я не понимаю, были ли мои воспоминания в настоящем. Всё смешивается и путается со временем. – Так и должно быть. Такова жестокая реальность. Это предопределено, – проговорил Лихван, убежденный фаталист, до этого молча искавший звёзды на небе столицы. – Давай потом ещё раз сюда сходим? Чтобы не забыть об этом дне, – предложил Чонгук. Он улыбнулся, приободряя. – Хорошо, – усмехнулась, к удивлению, радуясь неожиданному предложению. – Но в следующий раз пусть мороженое будет не клубничное. Ненавижу клубнику. – Знаю, – ухмыльнулся сын президента. Ах так он специально взял его с этим вкусом? Хотел позлить? Я тут же сощурилась и в шутку попыталась наступить на ногу этого вреднюги. Ну куда уж мне? Чон предугадал намерение прежде, чем оно даже появилось в моей скорой на месть голове, отпрыгнул со смехом, чуть ли не показав мне язык. Как же хорошо он меня изучил… Но мысль о том, что враг знал меня до мелочей, не остановила взыгравшуюся кровь. Я сунула рожок с мороженым нашему хранителю, зачерпнула из фонтана горсть воды и брызнула в юношу. Тот почти увернулся, но вызов принял. Теперь Лихван стоял уже с тремя вафельными рожками в руках, наблюдая за нашей малышнёвой потасовкой. Я уже просто собиралась, наплевав на приличия, искупать макушку одного вредного парня в холодном фонтане, но он вдруг остановился, вскинул предупреждающе руку. – Ш-ш-ш, слышишь? Какой-то писк? Сердце ёкнуло, стоило увидеть картонную коробку сбоку от мусорного бака. С трудом разбиралась кривая, написанная корявыми буквами надпись «Пожалуйста, приютите котят». Мы кинулись к источнику писка, на дне захудалого убежища жались друг к другу крошечные пушистые тельца. Из живых осталось только двое. – Давайте возьмём их? – с мольбой воззрилась на Лихвана, который с сожалением рассматривал едва дышащие грязные комочки. – У меня аллергия на животных. Перебьёшься, – Чонгук был непреклонен. – Что? Мы тут их просто так оставим? Я не верила, что Чон младший настолько жесток. Разве мог человек бросить несчастных под открытым небом? – Твоя аллергия настолько опасна? Ты можешь умереть? – впилась взглядом в недовольного юношу, впервые в жизни жалея, что не в моих силах повлиять на его эмоции. Как бы мне сейчас пригодилась его магия. – Нет. Ну и чего же он тогда рисовался? Схватила коробку, села прямо в кусты, наплевав на колючки и букашек, и заявила: – Никуда не сдвинусь, пока мы не возьмём этих котят. Телохранитель подмигнул мне, улыбнувшись. Полностью на моей стороне. Осталось перетянуть Чонгука, который хмуро взирал на меня чёрными прищуренными глазами и тихо злился. – У Дарыма было предсказание. – И что? – вскинула бровь, ища логику. – Оно касалось тебя. Хён сказал, что ты будешь плакать из-за этих котят. Вроде в голосе Чона царила серьёзность, так почему же от его слов мне стало так смешно? И какое дело вообще ему до моих слёз? – Чонгу-у-ук-и, – протянула я просительно, – давай я пообещаю тебе, что не буду реветь? Тогда можно будет их взять? Парень вздохнул, всё ещё раздосадованный из-за моей просьбы. На миг проскочила безумная мысль сбежать от Чонов, не дождавшись завершения контракта. Я бы нашла котяткам приют в любом случае, прежде чем бы покинула мир. – Хорошо, – внезапно передумал он и забрал у меня коробку. Мне оставалось только надеяться, что он не выбросит найдёнышей по дороге, пока я отвлеклась. Решили повезти котят к Канхо, потому что у него было зоологическое образование. – Главное, Хвану их не показывать, – встретил нас на пороге Канджун. – Вы поужинайте сначала, а я отнесу их к дедушке… Ни о какой еде я думать не могла. Прожевав всухомятку два бутерброда, вскочила, оставив Чонгука одного в столовой. Дедушка Ли нашёлся в гостиной, кормил на пару с Джуном из пипетки серый дрожащий комочек. Второй выживший котёнок – черныш, сладко спал на спине, вытянув передние лапы вперёд. – Это мальчик, – кивнул пожилой мужчина на спящего. – А вот у этой малышки, похоже, ринотрахеит. Взглянула на девочку, которая почти не ела, заваливая головку на бок. Голубые глазки слиплись от гноя, она тяжело дышала и раз в пять минут заходилась кашлем, отчего у меня сердце разрывалось. Но памятуя об обещании, данному Чонгуку, который почти сразу же последовал за мной, я сдерживалась, не позволяла слезам взять верх. – Боюсь, магией тут не помочь, – покачал головой Канхо на предложение Чона младшего вызвать ветеринара с магией исцеления. – Она слишком ослаблена, любое вмешательство усугубит дело. Или выздоровеет сама, или… Мы надеялись на лучшее. Поручили сыну президента смотреть за чернышом, а сами выхаживали девочку. Только ближе к середине ночи мы со старшим Ли решились оставить больных несчастных меховых комков и хотя бы чуть-чуть поспать. Канджун согласился приглядеть за котятами, обустроился с комфортом в гостиной и внимательно следил за состоянием подопечных. – Наконец-то в тёплую мягкую постельку… – счастливо выдохнул Чон, стоило нам дойти до гостевого крыла, в котором мы обычно спали, когда останавливались в пентхаусе его дедушки. Замерла перед открытой дверью, вспомнив, что Канхо разрешил мне использовать другие гостевые покои. – С этого дня я буду спать отдельно. – Что? – до Чонгука не сразу дошло, но улыбка всё же исчезла с губ, стоило ему взглянуть на моё лицо. – Я хочу отдельную спальню. – Почему? – юноша нахмурился. – Не понимаешь? Все в президентских апартаментах и так уже считают нас настоящей парой… – А разве это не так? – вместо погасшей улыбки пришла вечная издевательская усмешка. Чон младший с вызовом смотрел на меня – проверял силу моего терпения? – Мы теперь не связаны бомбой, – деловито прошла в нашу общую прошлую спальню, забрала с кровати любимую подушку, повернулась, обнимая мягкую подругу на которой так приятно было спать, и со злодейской ухмылкой промолвила: – Теперь мне ничего не мешает придушить тебя во сне за все твои пакостные подколы и вредный характер. – Ты и раньше могла это сделать. – Могла. Но тогда бы активировалась проклятая бомба, полгорода бы отправилось в преисподнюю вместе с нами. Я уже почти вышла из комнаты, но мне преградили путь. – И всё же, я настаиваю, чтобы мы спали вместе, – с нажимом сказал Чон, глядя мне прямо в глаза. – А я настаиваю на обратном! Отойди. Стукнула парня в бок, но меня лишь сильнее прижали к косяку. – Не хочу. Если отпущу тебя, мне снова будут сниться кошмары. Фыркнула, пытаясь подавить чувство жалости и лёгкого умиления. Сейчас юноша казался таким невинным и уязвимым. Я бы поверила в эту правду, да только разум твердил одно и то же – держаться подальше от причины сбоев работы сердца. Глупый орган уже которые сутки заходился в предсмертном трепыхании, когда сын президента просто вот так смотрел на меня изучающе или стоял близко. Непозволительно близко. – Чонгук, я серьёзно. Дай пройти. Я… мне неуютно с тобой. Постаралась вызвать эмоции, прочитав которые, он бы смог отпустить меня. Первая же мысль о том, что станет с ним, когда он узнает о смерти отца, принесла боль. Всё перевернулось внутри, оборвалось, когда представленная картина возникла передо мной: потерянный и опустошённый Чонгук, который лишился не только матери, но и отца, творившего хоть и ужасные дела, но который был безмерно любим. Мой фиктивный жених действительно любил и уважал Чонсока, он бы никогда не простил мне его убийство. Сердце сжалось от осознания – гнев и обида заполнят младшего Чона. Он не сможет меня простить, не поймёт. Его ненависть и жажда мести станут мне наградой за преступление. Я хорошо узнала сына президента за последние недели, он не остановится ни перед чем, чтобы отомстить. И когда он только начнёт охоту, мне уже нужно быть далеко. Так далеко, чтобы даже боги не смогли отыскать меня. Чтобы даже провидение не помешало мне исполнить свою последнюю цель – обрести забвение в смерти. И мне не хотелось бы, чтобы Чонгук нашёл меня тогда. Чтобы совершил возмездие. Я не желала, чтобы руки единственного настоящего человека, который был мне не безразличен, окрасились кровью. Я должна была убить себя как можно быстрее, чтобы он не успел переступить черту, за которой только вечные пытки в пламени инферно. Воображение нарисовало исход, который ждал нас в конце пути. Я уже давно знала его, давно приняла и свыклась с грустной концовкой. Но почему же мне так больно? Выдохнула, возвращаясь в реальность. Чон пристально изучал мои эмоции. Он напрягся, между бровями пролегла складка. В его тёмных глазах блестела растерянность, словно он не понимал, откуда столько горечи и отчуждения обреталось во мне. – Я хочу побыть одна, – почти на грани шёпота, потому что сил сражаться с Чонгуком и своим сердцем уже не осталось. Во взгляде юноши промелькнуло разочарование и острое, режущее грани последних счастливых часов, уныние. Пальцы, что держали меня за плечо, дрогнули, но всё же не разражались окончательно. – Пожалуйста, – выжила я из последних сил и зажмурила глаза, лишь бы не расплакаться. Над головой тихо вздохнули, чужие руки соскользнули, напоследок запустив по коже мурашки. Повеяло холодом и загнанными в дальний угол эмоциями. – Иди. Я распахнула глаза прежде, чем он успел отвернуться. Заметила тень на его лице. Мне хотелось только одного – сбежать, поэтому выскочила за дверь и добралась до новой спальни за пару мгновений. Хотелось избавиться от самой себя. Мне было противно находиться с собой наедине. Было противно быть мной. Таким подавленным я не видела Чонгука уже очень давно, и от этого сердце ещё больше ныло, обвиняя меня во всех бедах и своей несчастной судьбе. Хотелось ускорить бег времени, приблизить час расплаты. Выполнить свою часть контракта и уйти, рассеяв с последним вздохом воспоминания о бомбе, президенте, его сыне, сомнениях и неправильных чувствах. Хотелось поторопить события, попросить время, Тот Самый Час наступить. И хотелось остановить. Остановить мою печальную историю, исход которой уже знала. Могла ли я её переиграть?

Да.

И от осознания этого становилось только хуже. Могла. Но никогда бы не сделала этого. Единственное качество, что всегда нравилось мне в себе – решимость. Сейчас же я ненавидела себя за него. Потому что знала, что не изменю обещания. Потому что никакое другое чувство не могло изгнать из сердца ненависть и горечь утраты. Потому что перед глазами до сих пор стояли улыбки друзей, семьи, моего Крайла и моей малышки Ди.

Потому что я поклялась.

И если не смогу отомстить, не найду покоя в следующей жизни. Да, пальцы мои окрасятся кровью, душа запятнается убийством, но быть иначе не может. Никуда не деться от последнего желания. Таков наш неправильный и несовершенный мир. Никуда не сбежать от клинка возмездия, остриём ли он тебе впивается в сердце, или тяжелит руку. Однажды появившись, желание будет тяготить вечно, даже если не воплотится в этом мире, достанет в следующем. Я понимала Дарыма, как никто другой. Его месть терзала и рвала его на части, не давая возможности встретиться с любимой.

Жестокое чувство. Жестокий мир.

Но больше всего меня угнетала мысль о том, что не одной мне это проклятое желание приносило боль. Я не могла видеть страдания юноши, который стал мне так близок. Сжала подушку от бессилья, сдерживая слёзы. Луна через приоткрытые шторы чертила белую дорожку по одеялу, светом ласкала кожу на руке. Я была рада ей, безмолвной свидетельнице моих душевных страданий. До абсурдного смешно, но с её присутствием мне было не так одиноко. Не так неуютно. Ведь впервые за несколько недель я оказалась одна. Никто не ворчал, не сопел под ухо и не ворочался, перетягивая тепло на себя. Уткнулась носом в перину, зажмурила до боли глаза и прошептала с горечью: – Прости меня, Чонгук.

× × Death’s desire × ×

ჯ Прости ჯ